Глебовы

Глава 1

1939 год… Ивано-Франковск (бывший Станислав) сначала заняли немцы, нарушив Договор о ненападении между Германией и Польшей. А потом туда вступили силы РККА. Москва объясняла свои действия развалом польского государства и необходимостью защитить преобладавшее в этих областях украинское и белорусское население. Красная Армия, дойдя до линии Керзона, восточной границы Польши,  заняла территории Западной Украины и Западной Белоруссии, входившие по Рижскому мирному договору в состав Польши. Эта операция неофициально называлась «четвёртым разделом Польши».

В середине сентября Глебовых вместе с матерью депортировали  из  Польши  в  Россию. Зосе едва исполнилось одиннадцать лет, а сестре Кире – восемь. Направили их в село Бузовлево (Троицкое) Лопатинского района Пензенской области.
Позже события этих дней так описывала в выпускном сочинении Зося: «В начале учебного года наш класс поехал на электричке за город, в рощу. Там играли, рвали цветы для гербария. Вдруг раздался жуткий гул летящих самолётов. Началась бомбёжка. Все в панике побежали кто куда. Я оказалась в яме. Меня ранило осколком в ногу, от боли потеряла сознание. Очнулась в медпункте. Всё в городе горело. Потом мы с мамой и Кирой прятались на чердаке дома нашего хозяина. Папа и старшая сестра Рита в этот день не вернулись домой. Они уже никогда не вернулись. Мама всё время тихо плакала, украдкой от нас вытирая слёзы. Вскоре появились солдаты и много, много танков. Мама сказала, что это  немцы. Сначала они расстреливали евреев, потом – польских офицеров. Через три недели в город пришли русские солдаты. Пригнали эшелон с товарными вагонами, и началась эвакуация. Люди метались, кричали, искали друг друга. Богатые отказывались уезжать, а бедные быстро оформляли документы и садились в эшелон. Уже в вагоне нам сказали, что мы едем в Россию.
Так мы попали в Бузовлево. Здесь нас встретили хорошо: с музыкой и цветами. Поселили в большой дом на двух  хозяев. Он отапливался голландкой, мы все спали на печке. Мама работала в селе на спиртзаводе мойщицей. Спасибо русским!».
В школу сестёр Глебовых возил на санях завхоз – за восемь километров от Бузовлево, в посёлок «Центральный». Поначалу учёба девочкам давалась с большим трудом, особенно русский язык. Но постепенно, благодаря их трудолюбию и тяге к знаниям, всё  наладилось.
Почти сразу к их семье прибился одинокий полуглухой Эльяс. За длинную бороду и тихий нрав прозвали его  в  селе  «Угрюмый  бородач». Работал он  плотником на ферме. А  также  подряжался  кому крышу починить, кому погреб выкопать или огород убрать. За работу ему платили продуктами и деньгами. Спустя год у немолодой четы родился мальчик, назвали его Михей.
В это же время Германия развязала войну с Россией. Здоровых мужчин призывали на фронт. Только старики и такие, как Эльяс, оставались в деревне. Нередко приходилось искать работу в соседних деревнях. Однажды он не возвращался три дня. Ульяна не знала, где он подрабатывает. Его привезли домой  в  телеге полуживым: ударила копытом норовистая лошадь. Через сутки, не приходя в сознание, Эльяс умер.

События последних лет подорвали здоровье Ульяны. А вскоре она осталась и без работы. Закрыли завод. Чтобы как-то прокормить семью, вынуждена была за гроши наняться прачкой к соседям, где из семи малолетних детей младшему исполнилось только три месяца.
Зося, окончив школу, уехала в Пензу, где поступила учиться на токаря в железнодорожное училище. Стараясь поддержать родных, она отсылала им часть стипендии. После окончания учёбы её направили на предприятие оборонно-промышленного комплекса на станцию Кинель Куйбышевской области, где изготавливали снаряды для фронта. Вскоре следом за ней в Пензу уехала и Кира. Окончив курсы штукатуров-маляров, начала работать на одной из строек города.
Сёстры жили, как и вся страна, в ритме военного времени. Иногда вырывались в село, чтобы наведать больную  мать.  Та  чувствовала себя всё хуже и хуже. И девушки вынуждены были определить малолетнего брата в детдом.
По окончании войны, пройдя профподготовку на фабричном заводском отделении, устроились ткачихами на Сурскую суконную фабрику. Жили на съёмной квартире, куда потом привезли больную мать.

Глава 2

Наверное, каждого из нас ведёт судьба по пути, намеченному свыше. А мы, совершая вольные и невольные ошибки, зачастую усложняем его.
За Зосей начал ухаживать парень, встречавшийся с её напарницей Олесей. Та, затаив обиду, стала искать повод отомстить сопернице. И такой повод вскоре представился.
Зося, отработав смену, как делали многие работницы, решилась на кражу – сунула в свою сумку моток пряжи. Олеся заметила это и внутренне возликовала: «Ага-а, голубушка, попалась! Я тебе покажу, как уводить чужих парней…». Ревность её нашла выход  –  она  «настучала» вахтёрам. При обыске на проходной Зосю задержали.

Суд приговорил виновную к семи годам лишения свободы. От нового горя Ульяна слегла. Но изменить что-то было невозможно. На решение суда повлияло и прошлое семьи Глебовых – приехали из буржуазной Польши. В суть депортации никто не хотел вникать. К тому же ходила молва о  том,  что польские власти жестоко расправились со ста двадцатью тысячами военнопленных Красной Армии в годы гражданской войны. Послевоенные годы ужесточились различными Указами Правительства. Многих арестовывали без особых доказательств. Приговор по 58 статье был крайне суровым.
Зосю этапом отправили в Иркутский Ангарский ИТЛ (исправительно-трудовой лагерь), где находились политические и осуждённые за мелкие хищения. Там отбыла она около двух лет. Затем заключённых разделили по статьям. По этапу она была отправлена в Карлаг – в один из крупнейших Карагандинских исправительно-трудовых лагерей, подчинявшийся Главному Управлению ЛАГерей (ГУЛАГу) НКВД СССР. Среди заключённых лагеря были многие известные люди.
Впоследствии Александр Солженицын писал о Караганде так: «Едва ли не главной столицей ссыльной  стороны была Караганда.  …У  въезда в этот голодный тогда город, близ клопяного барака-вокзала, куда не подходили близко трамваи (чтоб не провалиться в выкопанные под землёй штреки), стоял при трамвайном круге вполне символический кирпичный дом, стена которого была подпёрта деревянными искосами, дабы не рухнула. В центре Нового города насечено было камнем по каменной стене: «Уголь – это хлеб» (для промышленности). И правда, чёрный печёный хлеб каждый день продавался здесь в магазинах – и  в этом  была льготность  городской ссылки. И работа чёрная, и не только чёрная, всегда  была  здесь. А в остальном продуктовые  магазины  были  пустоваты. Базарные прилавки – неприступны, с умонепостижимыми  ценами. Если не три  четверти города, то две трети жило тогда без паспортов и отмечались в комендатурах; на улице меня то и дело окликали и узнавали бывшие зэки, особенно экибастузские…».
В новом лагере, в 33 км от Караганды, куда прибыла Зося, находились и женская, и мужская колонии. Лагерь был отгорожен  от посёлка Долинка высоким забором с колючей проволокой. Зону охраняли часовые, дежурившие на четырёх сторожевых вышках. За воротами лагеря на территории Административного центра находились: столовая, прачечная, ларёк с товарами первой необходимости, клуб, администрация и мастерские, где работали мужчины.
Женская половина включала в себя медпункт, десять бараков и пятнадцать юрт. За лагерем располагались поля, орошаемые арыками, где всё лето текла вода. Там женщины работали в тёплое время года, а зимой выполняли работы на зоне.
Вскоре Зосю отметили как работящую, с весёлым нравом, и через некоторое время назначили бригадиром. В её обязанности входило не только распределение работ, но и получение продуктов и делёжка их между товарками. Двадцать пять молодых девушек составили особую бригаду. На каждую из них полагалось пятьсот граммов хлеба в день. Зося в качестве бригадирки нравилась работницам и устраивала начальство.
Подошёл праздник Октябрьской революции. В лагерь приехали артисты. Наряду с выступлением профессионалов силами заключённых был проведён концерт. Художники занимались оформительскими работами. Известно, что в Карлаге даже ставили балет. Всё это делалось, в основном, на высоком профессиональном уровне.
 Лагерный художник Вячеслав Никитин читал «Паспорт» Маяковского, пел популярные песни под свой аккомпанемент на гитаре. Про него ходили разные слухи: за что был осуждён, никто толком не знал. Поговаривали, что якобы взял на себя вину товарища. В лагере он выпускал стенгазету, рисовал портреты, лозунги. По территории ходил свободно. Иногда заглядывал и в женскую зону.
На концерте Вячеслав, поймав восхищённый взгляд Зоси, уже не сводил с неё влюблённых глаз. А после подошёл и  представился, и с этого времени не оставлял девушку без внимания. Научил играть на гитаре, показал свои художественные работы – картины, которые хранил в «мастерской», небольшом скособоченном сарайчике неподалёку от центрального поста охраны. Начальство выделило ему эту территорию в качестве поощрения за положительные трудовые результаты. Эта пара незаметно сблизилась. Когда Вячеслав слышал сальные реплики друзей-балагуров в сторону своей подруги, то резко пресекал их.
А через некоторое время Зося стала всячески избегать встреч с ним. Молодой человек был в недоумении. А когда заметил её округлившийся живот, явился к ней в юрту, взял за руку и повёл к директору лагеря. После этого Зосю перевели в барак, дали более лёгкую работу. Она стала принимать почту, сортировать письма, отвечать на телефонные звонки.
В начале весны у неё родилась дочь, в это время в роддоме началась дизентерия. Роженицу держали в больнице целый месяц, потом молодая мама возвратилась на зону, а девочка осталась там. На кормление водили четыре раза в день – до четырёх месяцев. Затем вместе с ребёнком перевели в отдельный барак на шесть мам. Кормящие женщины ни в чём не нуждались, потому что были на особом пайке.
Через год, в апреле 1953 года, после смерти Сталина, собрали всех мам в клубе и объявили об амнистии.
Вячеслав, грустно улыбаясь, провожал свою подругу и годовалую дочь на свободу…

Глава 3

Зося с маленькой Анфисой вернулась в Сурск.
Кира продолжала работать на суконной фабрике. В это время ткали ленинградское полотно. Мать всё болела, ей требовался постоянный уход. Пришлось нанять в помощницы соседскую девочку. Когда Кира была на работе, та готовила, следила за порядком в доме, давала лекарства больной.
После приезда Зоси с внучкой Ульяна прожила недолго. Казалось, она берегла последние силы ради этой встречи. А дождавшись, с лёгким сердцем ушла в мир иной.
Похоронив мать, Кира уехала по комсомольской путёвке в Челябинск. Она оказалась в числе временно направленных на ликвидацию последствий аварии на производственном объединении «Маяк». Комсомольцы проводили защитные мероприятия и реабилитацию радиоактивно загрязнённых территорий вдоль реки Теча.
Зося осталась в Сурске, где устроилась уборщицей в круглосуточные ясли, туда определила и свою малышку. Она ждала Вячеслава. Верила, что тот приедет за ними, как обещал. Но прошло уже два года, а он не объявлялся.
Неизвестность подтолкнула женщину к решительным действиям. Определив Анфису в детдом, она едет в Карагандинскую область на летние посевные работы с целью хоть что-то узнать о дальнейшей судьбе отца ребёнка.
Устроилась помощницей комбайнёра в совхоз, расположенный недалеко от лагеря. Ей удалось выяснить, что Вячеслав освободился через год после неё и уехал к себе  на родину, в Иркутск. Зося не могла понять, почему Вячеслав не захотел увидеть её и дочь. Ведь она оставила ему свой адрес…
После окончания вербовки вернулась домой. Но одиночество снова гнало её туда, куда глаза глядели. Забрав Анфису из детдома, уехала в Челябинск к сестре. Следом за ней явился шестнадцатилетний Михей. Разные судьбы свели близких людей в одно место.
Сёстры организовали музыкальный дуэт «Глебовы» и начали давать концерты. Уроки игры на гитаре, данные Вячеславом Никитиным, не прошли бесследно для Зоси. Девушек вскоре заметили, стали приглашать на различные мероприятия. Казалось бы, жизнь начала налаживаться.

Приближалась очередная годовщина Октябрьской революции. День накануне праздника не был похож на другие. В атмосфере чувствовалась особая торжественность.
Пятого ноября светило яркое солнце, щебетали птицы. Словно бабье лето вернулось.
Кира, как и прежде, работала маляром на стройке. Была активной комсомолкой. Её любили за неунывающий нрав, за отзывчивость и умение находить выход из сложных ситуаций.
Красили балконы в только что отстроенном доме. Объект готовили к сдаче в эксплуатацию шестого ноября. Кира поднялась на четвёртый этаж пятиэтажного дома, вышла на рабочее место. Покрасив боковые стены, принялась за оконную раму. Отстранилась, чтобы полюбоваться проделанной работой, прижалась к ограждению балкона. Оно оказалось незакреплённым, и девушка рухнула на железнодорожные рельсы…
Сбежались рабочие. Прораб, подбежав к Кире, побледнел, изумлённо воскликнул:
– Это же наша Кирочка Глебова! Смотрите, ребята, а часы-то тикают!..
Вызвали «скорую». По пути в больницу девушка скончалась. Зосе сообщили о трагической смерти сестры только вечером.
За день до того Кира рассказала ей сон:
– Что-то должно произойти. Мне приснилось, что я вышла красить балкон, и у меня закружилась голова. Всё поплыло передо мной. Почему-то мне так тревожно!
И тут же, сменив тему, сообщила:
– Я поговорила с нашим прорабом насчёт Михея, чтобы его взяли учеником сварщика. Он обещал помочь.
Хоронили Киру из Красного уголка. Много народу собралось, преимущественно молодёжь. Зося ни на минуту не отходила от гроба. Сестра лежала как живая, и только в уголках губ запеклась кровь. Никому не верилось в случившееся.
– Обломилась веточка, а ведь могла бы дать побеги…– услышала заплаканная Зося за спиной скорбный шёпот прораба. – Только вчера просила меня за Михея, а сегодня её хороним. Нелепо всё…
Зося громко зарыдала. Михей молча стоял у изголовья сестры, и только двигающиеся желваки выдавали его чувства…

ЭПИЛОГ

После освобождения Зоси прошло шестнадцать лет. Однажды Анфису с урока вызвали в кабинет директора школы. У стола спиной к двери сидел широкоплечий седой мужчина.
Как только открылась дверь, он повернулся, внимательно посмотрел на девушку. Они встретились взглядами. Тот встал и представился:
– Меня зовут Вячеслав Никитин. Ты когда-нибудь слышала от матери это имя?
Анфиса побледнела. Ноги сделались ватными. Она вцепилась в спинку стула. Мужчина рукой вытер пот со лба.
Директор деликатно вышел из кабинета.
– Дочка, Анфисушка, какая ты красивая! Вижу, знала обо мне. Вот приехал забрать тебя с мамой.
– Забрать?! – воскликнула ошеломлённая Анфиса.– А где ты был всё это время?!
– Не суди строго, дочка. И так жизнь меня поломала. Без ветра и трава не колышется. Я недавно похоронил жену, остался с двухмесячной дочкой и с сыном. Они – твои сестра и брат.
Анфиса неожиданно для себя заплакала. Слёзы вызвали спазм в горле. Она закашлялась. Отец опустился перед ней на колени, взял её руки и прижал их к своим обветренным губам. Плечи его вздрагивали. Он тоже плакал. Рука девушки невольно потянулась к его голове, ощутила непослушные жёсткие кудри. В это время в кабинет влетела запыхавшаяся Зося. Вячеслав поднялся, сделал шаг в её сторону…

Через год Глебовы праздновали новоселье в новом микрорайоне Иркутска. Зося усыновила детей Вячеслава, а он – Анфису. Закончив бумажные дела, стали строить новые отношения в сводной семье.
Вячеслав любил смотреть на то, как Зося, укладывая спать малышку, напевала ей колыбельную песню на польском языке, которую сама слышала от матери в детстве:

Гды малым детским былым, ах добжи было ми,
От матки млечко пилэм, от злэго не зналниц,
А в недели понядялок мамтя колысечко стеле,
И нянчуть она спевае: «Лю-лю-лю, лю-лю-лю…».

В полтора года маленькую дочку окрестили. Её крёстной стала Анфиса. После проведённого ритуала Вячеслав сказал Зосе:
– У меня никогда не было настоящего друга. Как-то несуразно сложилась моя жизнь. Только сейчас я понял, что Вы с Анфисой для меня значите! Ты мне и друг, и жена, а теперь и мать моих детей.
–  Слава, – поддержала разговор Зося, – а я всё время думаю, если бы в тот злополучный день меня не сдала Олеся вахтёрам, вряд ли, мы встретились...