С тобой и без тебя...

     Мишка сидел на берегу, обхватив колени обеими руками и положив на них голову. Только изредка он оживлялся, поворачивал голову, брал очередной камень и снова бросал в зеркальную гладь, считая соприкосновения камня с водой. С каждым разом, количество их увеличивалось, и Мишка был доволен. Хотя причина уединения была абсолютно другой. Он завтра уезжал из родной деревни в большой город Ленинград. Сердце его трепетало при мысли, что завтра он начнёт новую жизнь, непохожую на эту и какая она будет он себе и представить не мог, но хотелось чего-то нового, большого и не изведанного. Мишка в очередной раз наклонил голову, чтобы взять камень, но не найдя подходящего, встал, отряхнул свои шаровары, которые сшила ему мать, и пошёл вдоль берега. Река Луга была достаточно широкой и спокойной в этих местах, и чем-то напоминала характер самого Мишки. От природы он был спокойным, рассудительным и добрым, вернее стеснительным. Например, он очень стеснялся своего высокого роста и худощавого телосложения, высокий лоб, густая шевелюра темно-русых волос и этот умный взгляд зеленых глаз. Он выделялся среди деревенских
ребятишек, поэтому ему часто доставалось от них, но он стойко отстаивал свои позиции, даже будучи битым.
Шёл 1930год. Страна набирала темпы индустриализации, строила новые города, возводила мосты, в деревню пришёл новый метод хозяйствования – колхоз. Только колесо времени, которое строило и ломало человеческие судьбы, продолжало крутиться без остановки, поднимая на вершины одних и опуская вниз, в кромешный ад других.
Гражданская война внесла свои коррективы, деля общество на красных и белых и не зависимо на чьей стороне была бы победа, побежденных всегда ждала кара победителя. В этот раз победа была за красными. Рабоче-крестьянская гвардия, окрылённая политическими лозунгами лидеров, расчищала себе дорогу в коммунистический рай, убирая и громя всё на своём пути. Лилась кровь, брат против брата, отец против сына. Несколько губительных лет опустошили и измотали страну. И вот наконец всё стихло. Мужики стали возвращаться в свои дома, надо было поднимать страну из разрухи, растить детей, сеять и убирать хлеб. Возвращались все оставшиеся в живых, раненые душой и телом, красные и белые.
Отец Мишки, Григорий Галактионов, возвратился домой поздней осенью двадцать третьего года. Последние восемь месяцев он скитался с оставшимися частями белогвардейской армии генерала Краснова, пока красные не разгромили их части. Он с кучкой солдат и офицеров, раненый, скрывался в какой-то деревне, подхватил тиф. Его и оставили умирать там, но хозяйка, старая бабка, выходила:
-Молодой ещё, хлопец, умирать-то. Ты должон жить, деток своих вырастить, небось жинка ещё молода.
Вот бабка Фрося и выходила его. Когда менялась власть в селе, приходили то красные, то белые, она его своим внуком называла, тем самым спасая от расстрела. Всё то время, что Григорий находился у бабки Фроси, принимая её лекарственные настои  из трав, он думал о жизни, о том, что сколько народу полегло, а с какой целью и для чего? Он пришёл к выводу, что надо возвращаться домой, к мирной жизни. От идей, как красных, так и белых его уже тошнило, но принимать новую власть придётся, только бы всё обошлось. Он медленно поправлялся, и вот пришла осень. Григорий немного окреп, ходил по двору, помогал бабке Фросе по хозяйству, в основном колоть дрова, да приносить воду. И вот, наконец, пришёл день, когда он собрался уходить.
-Ну что, сынок, пора тебе, наверное, дома и не ждут? Спросила бабка Фрося.
-Не знаю, - Григорий поёжился и стал одевать холщёвую рубаху, что дала ему хозяйка.
-А, до дому-то тебе далече?
-Далеко, моя деревня Пондилово – это на реке Луга, отсюда, наверное, с сотню вёрст будет. Попутно, может, кто будет брать, да пешком.
-Да, я тебе немного сухарей подсушила, да вот давече, на медне, за отваром  ко мне приходили, так вот сальца кусок принесли. Я тебе его тоже положила, да водицы наговорённой налила, чтобы хворь-то в дороге не приключилась.
-Спасибо, баба Фрося. Григорий поклонился ей в пояс.
Бабка Фрося подошла ближе к нему и перекрестила, одной рукой взяла за шею, наклонила его голову к своим губам, чмокнув в лоб.
-Ну а теперь с Богом, иди. Вот возьми иконку и носи её всегда с собой, она тебя защитит в нужную минуту.
Григорий взял икону и положил в верхний карман зипуна, который ему дала бабка Фрося вместе с холщёвой рубахой и шароварами, оставшимися от деда, который вот уже лет семь, как помер. Затем он забросил на плечо небольшой мешок с провизией и вышел из хаты, направляясь к дороге.
Сколько дней добирался, он сбился со счету, ночевал, где придется, но в основном добрые люди пускали, спал на соломе в сараях или в стогах сена в поле. Иногда кто-нибудь да довозил на повозке. Наконец дошёл. Жена встретила молча, только слезы катились по щекам, четверо ребятишек облипили со всех сторон, папка пришёл с войны. Он стоял перед женой по середине небольшой хатёнки, весь израненый, после тифа, волосы седые, а ему ещё и сорока- то нет. Таким и приняла его Зинаида. На следующий день он пошёл к местным властям в сельсовет, в избу, над которой развивался красный флаг. Местной властью оказался Семён, бывший батрак. Григорий знал его хорошо. Поздоровались,
 он не многословно, но сказал правду. Семён сдержано выслушал его:
-Ну чтож, время было смутное, разобраться было сложно, я не судья тебе, Григорий, если на тебе какого греха тяжкого нет, то живи спокойно, - произнёс Семён, закуривая – ты вот что, не глагольствуй никому, да и домочадцам не говори, а время, оно всё спишет, много таких заблудших. Пока Семён говорил, Григорий всё это время держался правой рукой за левую сторону, сердчишко пошаливало, да и иконка бабки Фроси была возле сердца. Он утром помолился ей и взял её с собой. Что помогло, толи бабкина икона, толи так тому и быть, но расстались они с Семёном дружески, пожав друг другу руки и пожелав всего доброго. Домой Григорий вернулся в приподнятом настроении. Сразу взялся за опустевший двор, ребятишки помогали, бегая вокруг отца, стараясь ему угодить, жена впервые улыбнулась, смотря на весь этот семейный базар. Одного только бабка Фрося не сказала, что жить-то Григорию осталось совсем мало, хотя и знала. Прожил Григорий ещё три года в любви, да в согласии и помер весной перед самой пасхой, оставив жене шестерых ребятишек, двое последних дочь и сын, были мал-мала меньше. Вот так и закончил свой жизненный путьГригорий Галактионов, так и не познав до конца истину бытия земного, только и успел он понять, что жизнь коротка и в ней надо успеть сделать главное.
О том, что отец был белогвардейцем, Мишка узнал, совсем случайно и даже не дома. Как-то возвращались они с другом с речки, где удили рыбу и завязался у них спор, где служили их отцы. Мишка был уверен, что его отец воевал в Красной армии. Но Санька, его товарищ, вдруг резкоего оттолкнул в сторону и сказал:
-А твой батька – белогвардеец! На что Мишка, дал ему в ухо. Тогда разозлившись, Санька крикнул:
-Это правда, я сам слышал, когда отец говорил мамке, а когда он увидел, что я все слышал, запретил мне говорить это кому-нибудь. Вот я и молчал, и если бы не наш с тобой спор, то я бы и никогда тебе не сказал.
Мишка стоял ошарашенный услышенным, незная что делать, толи продолжать мутузить Саньку, толи бежать домой и всё узнать у матери, потому что к тому времени, отец уже умер. Решил пока Саньку не трогать и спросить всё у матери, и если это всё неправда, вот тогда-то и отмутузить товарища за враньё. Сэтой мыслью, Мишка ринулся домой. Мать стояла у печки и варила кашу из тыквы и пшена, разбавляя её молоком. Забежав, Мишка с порога сразу громко спросил:
-Мама, наш отец белогвардеец?
Зинаида повернула голову на голос сына, её строгий взгляд остановил его, когда он хотел продолжить, и Мишка замолчал, насупившись.
-Сначала разуйся и помоги мне снять чугунок с кашей, а потом и поговорим. Мишка все сделал, как сказала мать, а она, наложив младшим детям каши по тарелкам, повернулась к Мишки:
-Ну, а теперь пошли, закончим наш разговор. Они вышли во двор.
-Да, отец твой служил в белой армии, но это не говорит о том, что он плохой человек, просто время сложное и непонятное было, да и сейчас много чего непонятного. Смотри, сколько горя принесла это война, а после неё, что все стали жить богато и счастливо? Отец ваш был честным и справедливым и вас любил, и меня не обижал, добрая ему память. Да и тебя он больше других детей любил, ведь ты один в один, он. А батьку ругать или поминать плохо грех.
-Мама, дак, как я должен отвечать, если опять будут говорить?
-Да, никак, ты лучше, сынок, отойди в сторону и промолчи, в лучшем случае сделай то, что ты сделал с Санькой, защищая свою честь и честь отца, но сделай это молча. И вообще ты забудь эту правду, она может навредить нашей семье, а нас защитить некому. Ты понял? Мишка мотнул головой в знак согласия. Мать погладила сына по голове:
-Ну иди и помни, что от тебя теперь зависит наше спокойствие. Мать повернулась и пошла в избу, а Мишка поплёлся к калитке, где бросил рыбацкие снасти и рыбу в садке. Тогда ему было всего двенадцать, а сейчас уже шестнадцать и вся жизнь ещё впереди.
Мишка наклонился ближе к земле, нашёл гладкий камушек и вновь бросил его в тихую гладь реки. –Раз, два, три… Ого, почти десять раз проскакал – это победа! Мишка выпрямился и стал спускаться ближе к воде, здесь была небольшая заводь. Он раньше сюда пригонял поросят к водопою. Мишка вспоминал это время с умилением, когда он ещё совсем юный, пас поросят летом, а потом ему за отличную учебу и хорошую работу дали награду от колхоза – поросёнка! Тогда дома по этому поводу был праздник, все радовались этому событию. Мишка не заметил, как улыбка осенила все его лицо. Он продолжал идти дальше, вспоминая, как работал садовником в колхозном саду, ухаживал за яблонями, а потом вместе со всеми собирал урожаи яблок. А какие яблоневые сады красивые в момент цветения! Это ведь чудо из чудес, когда деревья наряжаются в белый наряд, словно невестушки. Мишка всегда ими любовался, он даже пытался делать этюды, получалось красиво, только  времени и красок всегда не хватало.
Он остановился возле березы, похлопал её по стволу. Здесь он часто сидел в минуты плохого настроения, когда кто-нибудь обижал его, или просто надо было обдумать какой-нибудь вопрос. Он прибегал сюда и садился под эту березу. Успокоение приходило вместе с ответом на наболевший вопрос и он, уходя,  всегда говорил этой берёзе:
-До свидания, - и бежал уже окрылённым по своим делам.
-До свидания, но я обязательно буду тебя проведывать, ты не горюй без меня. Мишка ещё немного постоял и пошёл дальше. Солнце уже подходило к горизонту, близился вечер, и он поспешил домой. Надо было ещё собраться, а завтра с рассветом, он уезжал на попутной подводе на железнодорожный вокзал в город Кингисепп, что находился от их деревни в километрах сорока, а там поездом и в Ленинград, к старшему брату Саньке, это ешё километров сто. Уж очень он хотел учиться дальше, здесь, в своей деревне, он окончил семь классов. И вот теперь он рвался в Ленинград, Чтобы осуществить свою мечту.
Паровоз мчался, набирая скорость, переодически подавая гудок, идущим навстречу составам. Мишка сидел в середине вагона номер шесть, на жостком сиденье, возле самого окна и смотрел на проплывающие пейзажи. Мешок с вещами стоял возле ног, а записка с адресом лежала в боковом, левом кармане. Мишка ещё раз достал её и внимательно прочёл, на ней был адрес Саньки, старшего брата, живущего в Ленинграде. Вагон, где ехал Мишка, был полон народа, мест всем не хватило, и куча народа расположилась в проходе и в тамбуре, слышался плач ребёнка, рядом с Мишкой расположилась молодежь из блатных, фраера, они постоянно спорили, а потом играли в покера на деньги. Мишка наблюдал за игрой, он заметил, что один из играков подменивал карты, забирая кон, пока его не разоблачили напарники, и из-за этого чуть не получилась потасовка. На одной из станций в вагон с двух сторон вошли люди в фуражках и попросили всех приготовить документы.   
-Облава,- послышались голоса. Рядом ребята засуетились, один хотел было бежать к выходу, но другой его резко одёрнул на место и тихо проговорил:
-Чего суетишься, проверят документы и всё. А сам в это время стал ногой двигать небольшой чемодан в сторону Мишки. Затем он наклонился к Мишкиному уху и попросил:
-Слушай, братан, пусть постоит этот чемодан возле тебя, если спросят чей, скажешь что твой. Не бойся там ничего страшного нет, а то им вдруг наши морды не понравятся. У тебя документы то есть?
-Есть, - и Мишка полез во внутренний карман, чтобы достать свою метрику, паспорта у него ещё не было.
-Ну вот и добро. Парень передвинул ногой чемодан к самому окну, а затем пододвинул и Мишкин мешок, чтобы немного прикрыть.
-Ваши документы, раздался мужской голос за спиной. Мишка подал  документы в протянутую руку.
-Так, Галактионов Михаил Григорьевич?
-Да,- ответил он.
-Куда следуете?
-В Ленинград, к брату Саньке, работать и учиться, и Мишка полез в другой карман, чтобы достать записку с адресом.
-Вещи ваши?
-Да, - Мишка весь от напряжения даже покраснел, но вида не показал, только  смутился, он наклонил слегка голову в направлении своего мешка, чуть прикрывшего незнакомый ему чемодан. Проверяющий подал ему документы, а сам стал двигаться дальше. -Фу, пронесло, подумал Мишка и стал ложить документы назад в карман. Блатных тоже проверили, но ничего подозрительного не нашли. Тем всё и закончилось. С их вагона сняли двоих и повели на станцию, а поезд плавно тронулся после длительного гудка и клубы дыма обволокли окна вагонов, закрывая весь вид.
-Эй, братан, спасибо тебе. Рядом сидящий парень пододвинул к себе чемодан, а из кармана достал дорогие папиросы и протянул их Мишке:
-На, возьми – это тебе подарок.  Да не надо, я не курю. Замахал руками Мишка.
-Бери, раз дают. Пригодятся ещё, - он положил пачку папирос Мишке в боковой карман. Все улеглось, и вагон зажил своей обычной жизнью. Послышались монотонные разговоры, кто-то за спиной Мишки, на другой стороне сиденья, захрапел, а сам, Мишка, продолжал смотреть в окно, ожидая своей станции и обдумывая случившееся.
-Ну, вообщем-то, с одной стороны, я помог, а с другой – прикрыл каких-то бандюк. Ну вообщем-то не важно, они то мне ничего плохого не сделали, значит и обижаться на них не стоит. Только колеса вагона в такт его мыслям говорили:-так, так.… Как бут-то соглашались с ним.
На этой ноте Мишка даже задремал, облакатившись головой на стекло. Сон прошёл так же быстро, как и пришёл, подбодрив его, только небольшой осадок остался, но и он быстро рассеялся, перед теми, грандиозными событиями, которые  ожидал Мишка.
Поезд въезжал в зону города, все стали суетиться, готовясь к выходу, Мишка тоже  засуетился.
-Тебе на какой выходить? Спросил парень, что подарил ему пачку дорогих папирос.
-На Балтийском вокзале.
-Ну, это за нами. Мы сойдем раньше, а ты после нас, через остановку, так что тебе ещё рано.
После нескольких остановок, вагон заметно опустел, появились свободные места. Мишка стал готовиться к выходу.  Он надел свой пиджак, доставшийся ему от старшего брата, потуже затянул узел на мешке, затем взял его в руки и поднялся с сиденья. И тут его взгляд  остановился на двух женщинах, стоявших уже в проходе. Мишка стал двигаться к выходу, приближаясь к ним, и встал рядом. Одна была совсем молоденькой, в чёрной юбке и цветной блузке, темные волосы были заплетены в две косы с большими бантами на конце, Мишка как прикованный, не мог оторвать свой взгляд от прелестной девушки. Вторая женщина была старше, но тоже красивая, с такими же прекрасными синими глазами. По всей видимости, это мать сей юной особы, думал Мишка, остановившись рядом. Молодая девушка в упор посмотрела  на него, от чего Мишка даже покраснел, и тут он увидел, что более саршая женщина держит в руке большой чемодан. Мишка подошёл ближе и спросил:
-Может вам помочь? Женщина повернула к нему голову и посмотрела на него с низу в верх, затем улыбнулась и сказала:
-Если вам будет не трудно.
-Да нет. Мишка с радостью подхватил чемодан, и они все втроем направились к выходу, поезд к тому времени уже остановился и проводник уже опустил ступеньки. На перроне к ним подбежал седовласый мужчина в шляпе с полями:
-Ну, наконец-то, а то я начал волноваться
, поезд почти на полтора часа задержался,- и он поцеловал сначала одну женщину, а затем и другую.
-Люсенька, как вы доехали?
-Дома все расскажу, - сказала она.
-Викентий, возьми чемодан у молодого человека. И тут Викентий обернулся и только сейчас заметил Мишку с чемоданом в руках.
-Спасибо, молодой человек, - он взял чемодан и тут же отдал его носильщику. А затем обнял обеих женщин за талии, прижал к себе и они, разговаривая, пошли по направлению к вокзалу. Отойдя немного, молодая девушка обернулась и помахала Мишке, а он стоял, как вкопанный, не зная, что делать, но догнать их он не посмел, так и остался стоять, пока три фигуры не скрылись в дверях вокзала. После этого, Мишка достал свою записку, ещё раз прочитал, хотя и знал её наизусть и медленно пошёл навстречу своей судьбе…
 Вот уже три месяца, как Михаил Галактионов, проживал в городе Ленинграде у брата Александра на Невском проспекте. Квартира была на втором этаже и состояла из пяти комнат. Все они когда-то принадлежали какому-то купцу по фамилии, то ли Зимин, то ли Земцев, он точно не знал. После Гражданской, уже по решению домкомов, в многокомнатные квартиры вселялись семьи рабочих и служащих. Так и его брат Санька заселился в одну из комнат с женой, где и родился их первенец. Михаилу был выделен угол за буфетом, там и поставили, небольшой диван и тумбочку для книг и на ней теперь стояла небольшая настольная лампа, тускло освещая скромный скрап всей комнаты. Угол, где стояла кровать, был загорожен ширмой, за ней, так же находилась и детская кроватка племянника Толика. По утрам, с рассветом, сначала звенел будильник, а затем Таисия, жена Саньки  будила его, тормоша за плечо:
-Вставай, опоздаешь, слышишь, засоня? Михаил нехотя поворачивался на спину, потягивался, как в детстве, а затем, одним прыжком вскакивал, быстро, натягивая рубаху, и мчался галопом в ванную и туалет, чтобы занять очередь. А там уже с утра всё находилось в суете, начиная от кухни, где стояло несколько столов с примусами, до туалета и ванной. Соседка, средних лет женщина, уже с утра выясняла отношения с мужем, напившимся накануне:
-Если ты не перестанешь пить, то я уеду к маме в Тулу, ты понял?
-Люсенька, прости, лепетал он, - это в последний раз, честно, вот тебе крест,- и дядя Ваня крестился, стоя на одном колене, умоляя жену простить очередную попойку. Затем раздавался шлепок и после этого, дядя Ваня счастливый выскакивал из комнаты, получив таки прощение, а уже через несколько дней все повторялось снова, и дядя Ваня опять стоял на колене и просил прощение, и вновь получал подзатыльник, вылетая из комнаты со счастливой улыбкой.  Жизнь в коммунальных квартирах имела свой резонанс – с одной стороны она была отгорожена красотой величественного города, а с другой, обратной – грязными, тускло освещёнными дворами с чёрными входами и облезлой штукатуркой. Но это нисколько не огорчало Михаила. Он вжился в этот городской сюжет и полюбил его, восхищаясь творениями великих художников и архитекторов того далекого времени эпохи Петра.
-Здорово, - из ванной, возле которой стоял Михаил, выбежал сосед Колька, по годам ровесник ему.
-Давай быстрее, я тебя буду ждать во дворе, - проговорил он, вытирая полотенцем лицо.
-Я скоро. Михаил зашёл в ванную, чтобы умыться, а затем забежал на кухню выпить кружку чая с бутербродом, что приготовила Таисия,  и бежать  с соседом Колькой на трамвайную остановку, чтобы доехать до проходной. Они вместе работали на бумажной фабрике, куда его устроил брат Санька. Ребята подбежали к остановке, когда трамвай тронулся, и ухватились за поручни, ставая на последнюю ступеньку вагона. Трамвай был переполнен, и кондуктор, откуда-то с переднего угла, постоянно кричал, чтобы все рассчитались, а так как руки были заняты у обоих друзей, то и расчет они не спешили делать. А через несколько остановок они соскакивали со ступеньки трамвая и бежали к своей проходной, курсируя через проезжую часть дороги, обходя турникет. На все уходило немного времени, поэтому на работу они никогда не опаздывали. 
Тихо падал снег на крыши и улицы огромного города, большие хлопья ложились под ноги и не таяли. Михаил шёл по вечернему Ленинграду и восхищался его величием и красотой, хотелось сделать зарисовки, но, ни времени, ни блокнота с собой не было. На занятия рабфака он уже опаздывал, но продолжал идти пешком, пропуская одну трамвайную остановку за другой. Думать о чём либо просто не хотелось, душа пела, а ноги сами несли его, не чувствуя никакой усталости, как будто это не он отстоял смену у конвейера. Поравнявшись с очередной остановкой, Михаил перебежал  проезжую часть и уже на ходу успел заскочить в вагон трамвая, медленно двигаясь вдоль, ища место, где можно встать. Наконец остановился, придерживаясь за сиденье, и стал доставать мелочь, чтобы рассчитаться за проезд. И здесь его внимание привлекла девушка, стоящая немного впереди. Михаил был высокого роста и мог видеть то, что другие сразу и не заметят, а увидел он следующую картину: один молодой фраер в кепке, натянутой на глаза, прошныривался вдоль вагона и вот он, наконец, остановился позади этой девушки, осмотревшись по сторонам, он расстегнул замок сумки и запустил туда свою руку.  Сумка у девушки висела на руке, которой она держалась за поручень сиденья, а другая рука сжимала тубус, который торчал выше её головы. Михаил одним движением корпуса приблизился к парню и схватил его за руку, с силой завернув её назад и прижав к спине. Как ловко у него это получилось, он и сам не понял, но тот заорал:
-Грабют, помогите!
На крик обернулась сама девушка, и каково же было удивление, когда Михаил в этой девушке узнал свою прекрасную незнакомку с поезда. На него смотрели большие синие глаза с таким удивлением, что Михаил даже ослабил руку воришки, а тот воспользовшись ситуацией, успел продвинуться к дверям, чтобы выскочить из вагона, но был задержан двумя дружинниками в штатском. Раздался свисток, трамвай остановился, возмущенные пассажиры расступились, давая проход к дверям всем участникам происшествия, для этапитовки их в ближайшее отделение милиции. Там, оказывается, данный гражданин уже был известен, как вор – карманник, его посадили в кутузку до утра, чтобы выяснить все обстоятельства, а остальных свидетелей и пострадавшую, юную особу, отпустили, предварительно составив протоколы, а Михаилу пожали руку за проявленную бдительность.
Был уже поздний вечер, стрелка часов приближалась к десяти.
-Можно я вас провожу? Михаил улыбнулся и протянул милой незнакомке руку:
-Миша.
-Люба, - ответила, девушка, тоже улыбаясь.
-Давайте вашу трубу. Что это там? Спросил он.
-Да там, папины чертежи, он попросил, чтобы я их привезла ему к началу занятий. А я вот здесь, теперь уж точно опоздала. Люба глубоко вздохнула и улыбнулась:
-Вы мой спаситель. Денег то у меня в кошельке не много, но зато там находиться кое что ценнее, - и она достала свой, красивый портоманет,  из потайного кармана  стала вытаскивать что-то блестящее. Это был бриллиантовый кулон, ручной работы:
-Вот, шестнадцать карат, мне его подарила моя бабушка, - Люба остановилась под фонарем, держа бриллиант на ладони, даже в темноте под тусклым светом фонаря, он переливался и горел ярким светом.
-Красотища, то какая! Михаил подошёл ближе и стал рассматривать. Он первый раз видел настоящий бриллиант так близко.
-это подарок талисман, моей бабушке он достался в наследство, горят, что его носила сама Императрица Екатерина вторая. Бабушка говорила, что его надо носить всегда при себе, чтобы он приносил удачу, вот я и ношу, иногда одеваю, но в основном так, в сумке. Люба снова положила кулон в сумку, застегнув замок.
-А ты не боишься показывать мне?
-Нет, тебя не боюсь, ты ещё тогда, в поезде, мне показался, таким воспитанным и благородным и я очень сожалела, что мы не познакомились. Люба рассмеялась своим звонким смехом, направляясь к остановке.
-Миша, расскажите о себе, хоть немного, - Люба  стала поправлять берет, передав свою сумку Михаилу.
-Да что рассказывать. Вот  живу у брата, на Невском, работаю на бумажной фабрике, а по вечерам учусь на рабфаке в институте электросвязи. Приехал с низовья реки Луга, деревня там есть такая, Пондилово, там остались мама и сестра с братом, а все остальные уже выросли и разъехались по разным местам. Вот брат Санька здесь, в Ленинграде, и я тоже приехал сюда, очень хочу учиться. Вот пожалуй пока и всё. Михаил приостановился, переложил тубус в другую руку, а сумочку отдал Любе, взяв её за руку.
-А вы?
- Ой, и я тоже, - Люба посмотрела на Михаила, - я тоже учусь в этом институте, на этом настоял мой папа, он профессор, а недавно его поставили руководителем этого института.
-Дак значит ты дочь профессора?
-Выходит так, - взохнула Люба, - А что в этом плохого?
Да так ничего, - Михаил грустно посмотрел на Любу сверху вниз и впервые его сердце защемило от мысли, что он может эту девушку потерять. Подъехал трамвай, и они, смеясь, заскочили в вагон. Сели рядом.
-Попрошу рассчитаться, - Михаил обернулся на голос кондуктора.
-Сейчас, - он полез в свой карман, чтобы достать деньги.
-Как хорошо, что сегодня утром, они с Колькой не успели рассчитатся, он подал деньги кондуктору. Трамвай мчался, взвизгивая на поворотах и расскачиваясь из стороны в сторону. Люба встала:
-Следующая наша. Трамвай резко затормозил, и молодые люди выскочили из вагона. Люба подскользнулась и Михаил её поддержал, взяв за руку, и уже не отпустил до самого дома, нежно сжимая её, маленькую руку, в своей большой руке. Дом был в несколько этажей.
-Вот здесь я живу, зайдем, я тебя познакомлю с папой и мамой, наверняка они захотят познакомиться с моим спасителем. Они зашли в парадную дверь подъезда и поднялись на второй этаж. Двери открыл папа, Викентий Арнольдович:
-Любочка, ты…, это ты. Если бы ты знала, как, мы с мамой переживали, ты где потерялась? Викентий Арнольдович отошел назад, пропуская Любу и Михаила:
-Люсенька, Люсенька, она вернулась,- Викентий Арнольдович бросился в соседнюю комнату навстречу уже выходившей Людмилы Андреевны.
-Любочка, с тобой что-то случилось? Людмила Андреевна смотрела то на Михаила, то на свою дочь.
-Да нет мама, ничего страшного, я потом все расскажу, а сейчас познакомьтесь – это Михаил, мой друг и мой спаситель. Мама, ты должна помнить этого молодого человека, это он помогал нам нести чемодан с поезда, ну, вспомнила?
-Да, да, кажется, вспомнила, - и она подошла ближе к Михаилу и подала ему свою маленькую, холеную ручку. Он взял её, и не зная, что с ней делать, просто пожал. А затем подошел и Викентий Арнольдович и протянул ему свою руку:
-Спасибо вам, молодой человек за заботу о нашей дочери. Михаил пожал руку отцу Любы и отошёл к входным дверям.
-Может быть чая? Лиза, приготовьте чай! Крикнула домработнице Лизе Людмила Андреевна.
-Нет, спасибо, - Михаил посмотрел на Любу, - уже поздно, а мне надо ещё успеть на последний трамвай. Михаил развернулся, и хотел было выйти, но в это время Люба отбежала от матери:
-Я провожу Вас до парадных дверей. Мама, я сейчас, -  она накинула на плечи платок, лежавший на пуфе возле зеркала, и они вышли.
-А мы с вами завтра можем встретиться, если, её, от мороза розовые щёки стали ещё розовее.
-Люба, а давайте на ты, вы, или ты, не против?
-Нет, конечно, нет! Она весело улыбалась.
-Ну тогда завтра, в шесть, возле «Медного всадника», согласна?
-Согласна. Они подошли к дверям, и Михаилу пора было уходить.
-Сегодня я занятия пропустил, даже не знаю, что говорить.
-Да не надо ничего говорить, я сама поговорю с папой, и всё будет нормально.
-Может не надо, не удобно, как-то.
-Всё удобно, ведь ты защитил его дочь, а это многого стоит. Не переживай. И Люба, вдруг осмелев, резко повернулась и нежно прикоснулась губами к щеке Михаила, затем быстро развернулась и побежала вверх по лестнице, повторяя на ходу: «До завтра».
Михаил подождал, когда стук Любиных калучков стих, а затем открыл дверь и вышел.
На улице стоял небольшой морозец, выпавший снег не таял, а на небе появилась огромная луна, освещая здания, парки, памятники и скверы своим загадочным светом, делая ночной город ещё более сказочным и светлым. Михаил успел-таки на последний трамвай. В вагоне, вместе с кондуктором их было всего трое, запоздалых, одиноких путников.
-Трамвай последний, а значит времени где-то второй час ночи, - думал он, подъезжая к своей остановке и выскакивая на ходу не дожидая, когда тот остановиться. Уже удаляясь от трамвая, Михаил услышал, как вагоновожатый объявил, что трамвай едет в депо. Он шел окрылённый и счастливый, думая о завтрашней встрече с Любой, вспоминая её глаза, улыбку, ему все в ней нравилось.
-Наверное, это и есть любовь. Я влюбился, неужели? Спрашивал он себя, подходя к дому.
Заканчивая сегодняшний день, Михаилу предстояло решить ещё одну задачку: тихо и незаметно пройти в свою комнату. Открыв дверь черного входа своим ключом, он попытался идти тихо, но к его сильному огорчению, соседский кот Тимон уже вышел на ночную охоту за живностью, которая в больших количествах водилась в коридоре квартиры. Не зажигая лампу, он снял ботинки и тихо ступил на пол, но в этот момент раздалось такое дикое мяуконье, что Михаил отпрянул назад, освобождая хвост Тимона, а кот в диком порыве от боли прыгнул на стену, где висел тазик бабы Дуси и он с грохотом свалился на тумбочку, где стояла всякая всячина соседки Люси. Что здесь началось, трудно себе представить, Послышалась ругань в арес Тимона, кто-то грозился стереть его с лица земли, двери захлопали, кто-то стал пробираться к выключателю и снова что-то полетело вниз, громко ругаясь и матерясь. В этой суматохе Михаил с ботинками в руках все же успел пробраться к себе в комнату незамеченным. Он быстро поставил ботинки в пороге, а сам не   раздеваясь, на цыпочках пробрался к себе на диван и лег, как ни в чём не бывало. Все стихло так же быстро, как и началось, и ночь взяла верх над суетой, убаюкивая своей тишиной. 
Только один Михаил лежал на спине,  положив руки под голову. Перед глазами стоял образ Любы, такой волнующий и манящий, а главное загадочный, как этот лунный свет.
-Люба, Любочка, Любовь, ты волнуешь в сердце кровь. Я хочу испить тебя до дна, только ты мне нужна одна…
Слова ложились в рифму, Михаил даже удивился сам себе. Но суматоха прожитого дня все-таки взяла верх, и Михаил стал медленно засыпать…
Звонок будильника, как всегда, зазвенел внезапно, вставать не хотелось. Племянник Толик заплакал в своей кроватке:
-Ну чего разнюнился? Это братишка встал, определил Михаил.
-Минька,
 ты случайно не знаешь, что за суматоха была сегодня ночью? С ехидцей спросил Санька. Михаил насторожился, но все же ответил:
-По-моему, проблема вТимоне,- ответил он, вставая с дивана.
-В Тимоне, - продолжал бурчать Санька. Но всего остального Михаил уже не слышал, утренний мацеон поглатил все его мысли, освежившись под краном и испив кружку чая, погладив кота Тимона, мирно сидящего под стулом возле стола бабы Дуси, Михаил вышел на улицу, где его уже ждал сосед Колька, чтобы вместе отправиться на работу. По дороге он рассказал Кольке о случившемся ночью недоразумении с котом Тимоном, который наделал столько шума, вместе они посмеялись. О встрече с Любой, Михаил умолчал.
Вечером, после трудового дня, приняв душ и почистив своё единственное пальто, Михаил наконец выскочил из дверей проходной, опустив козырёк шапки вниз, он направился на улицу к идущему навстречу трамваю. До встречи с Любой оставалось ещё полчаса, он посмотрел на часы, которые взял напрокат у брата, при этом позабыв спросить разрешения. Михаил ехал на своё первое в жизни свидание, при этом он сильно волновался, ведь он не знал даже как себя надо вести с девушкой, хотя вчера он чувствовал себя уверенно, а вот сегодня… Он боялся опоздать, но когда вышел к площади, то увидел знакомую фигуру. Люба стояла и смотрела на памятник, приподняв воротник пальто, большой берет свисал на
одно плечо, закрывая пол лица, но зато вторая половина была открытой и она была прекрасной! Высокий лоб, темные брови, небольшой, курносый носик и эти огромные синие глаза, и эта нежная улыбка пухлых губ с ямочками на щеках.
-Прямо классическая красавица, - подумал Михаил, подходя ближе, - ну что я могу дать этой девушке. Да еще дочери профессора? Но тут же при мысли, что он её может потерять, ему становилось ещё страшнее.
-Ну, тогда вперёд, - подумал сам про себя Михаил и подошёл ближе к Любе, только сзади. И тут она обернулась и тихо рассмеялась
-А я чувствовала, что ты, где то рядом, - она протянула руку в вязаной перчатке и он принял этот божественный дар, зажав его в своей большой, мужской руке, одновременно боясь сделать больно и выпустить. Так и ходили по большому городу, держась за руки. Люба любила Ленинград и знала его хорошо, рассказывая о всех тайнах возникновения дворцов и их обитателях.
Она рассказала о своей прабабушке в пятом колене, от которой ей и достался кулон, который у неё чуть не украли. Михаил слушал Любу не прерывая, иногда заходя вперед, чтобы лучше видеть её лицо, то смеющееся звонким смехом, то очень серьёзное. Приближался новый год, к тому времени он сдал экзамены экстерном и перевёлся с рабфака на первый курс института, где училась Люба. Они виделись каждый день на занятиях, а в свободное время посещали достопримечательности, а их в Ленинграде было очень много, особенно любили Петродворец, где бывали часто, гуляя под фонтанами. А еще любили гулять по набережной, взявшись за руки, смотрели как разводят мосты, ну и конечно же эрмитаж с его удивительными коллекциями картин, шедеврами русской классики. Однажды, после очередных занятий иностранного языка, Михаил выходил из аудитории, засунув конспект в учебник, Люба ушла немного раньше, они должны были встретиться на следующем занятии, вот тут-то к нему и подошёл Степан, однокурсник. Михаил уже давно замечал, что Степан неравнодушно смотрит в сторону Любы. Красивый, тёмнокудрый, сажень в плечах, но не такой талантливый в учебе. Было видно, как он оказывал знаки внимания Любе. Михаил собирался выяснить с ним отношение, но Люба всегда его останавливала, говоря, что Степан хоть и красавец, но это не её сказочный герой. И вот Степан, наконец, решил сам выяснить отношения между ними, остановив Михаила.
-Постой, - Степан подошёл ближе:
-Ты вот что, отстань от Любки – это не твоего поля ягода, ты деревня, а она заслуживает лучшего.
-Да, не тебя ли? Михаил смотрел на Степана сверху вниз, потому что был выше почти на пол головы.
Ты понял? Степан подошёл вплотную.
-Нет, не понял. Это ты отойди.
Ну, раз не понял, так получай, - и развернувшись с силой ударил Михаила прямо в лицо. На мгновение тот потерял равновесие, искры посыпались из глаз, а во рту стало солёно. Михаил нанёс ответный удар и они сцепились. Их разняли подоспевшие ребята. У Михаила всё лицо и рубашка были в крови, в это время раздался крик, и все расступились, давая проход Любе, которая на ходу дастала носовой платок и пробежав мимо Степана, подбежала к Михаилу и плача стала вытирать кровь у него на лице. Этот случай не прошёл даром и чуть не стоил обоим вылета из института. Ну а в дальнейшем, влюбленную пару никто больше не беспокоил своим особым вниманием, восхищаясь и завидуя им обоим.
Прошло почти четыре года. Михаил стоял на перроне, возле своего вагона в ожидании Любочки, она должна была ехать с ним, так они договорились вчера, при прощальном вечере, а сегодня он не мог её дождаться. Что случилось? Может она передумала? Часы на стене вокзала показывали, что до отхода поезда осталось всего пять минут.
-Ну, где же она, где? Михаил достал пачку папирос и закурил. Волна воспоминаний защемила сердце, делая ожидание невыносимым.
За все эти четыре года, много чего изменилось, он  переехал жить в общежитие института, ушёл с работы. Получал стипендию, а со    второго курса, ему предложили проводить занятия на рабфаке, так как квалифицированных преподавателей просто нехватало и он стал ещё и зарабатывать. Всё шло к тому, что его должны были оставить на кафедре, как одного из талантливейших студентов института, он даже выбрал себе тему для диссертации. И, конечно же, Любочка, их преданная друг другу любовь. Они мечтали, что скоро поженятся и уже не расстануться никогда. Но гром грянул. До защиты дипломной работы, его вызвал к себе отец Любочки:
-Галактионов Михаил, вы, наверное, догадываетесь, зачем и почему я вас вызвал:
-Думаю, что да, -  ответил Михаил. Он знал, что отец Любочки был всегда против их любви.
-Голубчик, вы человек достаточно умный и должны понимать, что вы и моя дочь Люба, разные. Любочка утонченный человек, со временем у неё изменятся интересы, и она будет тяготиться вами, ломая себе жизнь. Ну что вы можете ей дать? А у неё впереди Лондон, Париж, интересная жизнь, важные знакомства.
-Михаил стоял весь в напряжении, с силой сжимая кулаки:
-Но мы любим друг друга.
-Любовь, она со временем теряет остроту и становиться обывательской и тогда, голубчик, встают другие проблемы, и я не хочу, чтобы моя единственная дочь в чём либо нуждалась и жила на нищенскую зарплату. Вы меня понимаете? Викентий Арнольдович подошёл ближе к Михаилу и прямо, смотря ему в глаза сказал:
-Я хочу, чтобы вы расстались с моей дочерью и надеюсь, что это случиться очень скоро.
-Это всё?
-Да. Михаил развернулся и вышел, громко хлопнув дверью. Любочке он ничего не сказал о разговоре с её отцом
, но с большим напряжением стал ждать защиты и распределения.
Защита прошла на ура, даже отец Любы, который был настроен отрицательно, ничего поделать не мог против отличных знаний и пытливого ума. И вот пришёл день распределения. Люба была первой. Она вышла счастливой:
-Меня оставили на кафедре в Ленинграде.
Потом зашел Михаил. Комиссия долго совещалась и наконец, был озвучен результат: Восточная Сибирь, Иркутск, там тоже нужны специалисты по связи.… Это был приговор, в одночасье рухнули мечты о диссертации, о Ленинграде. Михаил догадывался, откуда ветер дует.
-Ну что, Иркутск да к Иркутск, - думал он, - только вот как Любочка к этому отнесется.
-Ну что оставили? Спросила она.
-Нет. Ответил Михаил.
-Как нет, - она с ужасом смотрела в глаза ему.
-Иркутск, Восточная Сибирь.
-Как Сибирь? Ты стой, я сейчас.
-Не надо. Михаил взял Любу за плечи и остановил.
-Это даже и хорошо. Я устроюсь, а ты приедешь чуть позже, или может, вместе махнём, - он смотрел прямо в глаза. Люба стояла молча, слёзы стекали по щекам. Михаил протянул руку к её лицу и нежно стёр их:
-Глупенькая, ведь там, в далёкой Сибири мы будем одни, и поверь, там я никому не дам тебя обидеть.
-А что, здесь, в Ленинграде, нас может кто-то обидеть? Михаил промолчал.
По поводу защиты, был небольшой банкет, прямо в общежитии, накрыли скромный стол, были только близкие друзья. Любочка и Михаил сидели рядом, после всех тостов и поздравлений, друзья как то стали быстренько расходиться, давая возможность молодым остаться наедине. Это было прощание, слезы, слова любви, обещания и страсть. Любовь пришла к единому знаменателю, сливаясь в одно целое и не раделимое желание, быть всегда вместе, рядом в радости и в горе. Ближе к утру Любочка решила, что едет вместе с ним, теперь они одно целое, они одна семья. Решили по приезду, сразу же расписаться в Иркутске.
И вот теперь он её ждал, купив два билета в один конец, но Любочки не было. Что случилось, где она? Михаил стоял на перроне возле своего вагона и не знал что делать. Время неумолимо отсчитывало последние минуты. И вот, наконец, прозвучал длинный  гудок и паровоз, выпустив пар, стал медленно набирать скорость.  Михаил в последний раз посмотрел в сторону, откуда должна была появиться Любочка, затем отбросил папиросу и стал на супеньку вагона. Состав медленно набирал скорость, увеличивая расстояние между прошлым и неизвестным будущим…
    Вот уже четвёртые сутки, как Михаил находился в пути, поезд мчал его вдаль:
-Что там впереди? Думал он, стоя у открытого окна в тамбуре, выкуривая вторую папиросу, мысли путались:
-Ну что, что случилось с Любой? А может, передумала ехать? Михаил терзал себя мыслями о Любе, сердце так и ныло тупой болью.
-Приеду, сразу же сделаю запрос, или попробую дозвониться. Скоро Красноярск, - Михаил бросил недокуренную папиросу в открытое окно и направился в своё купе. На свободное место Любы поселили попутчика, мужчину лет сорока, за все время следования он не проронил ни слова, откинув голову на спинку сидения и сложив руки на груди, закрыв глаза, постоянно дремал или делал вид, что спит. В Красноярске поезд должен был стоять почти час, при остановке, в вагон вошли двое мужчин в железнодорожной форме и направились по проходу, громко спрашивая:
-Галактионов Михаил здесь, -  наконец они дошли до купе Михаила и остановились:
-Я, Галактионов, - Михаил встал.
-Пройдёмте с нами, на вас пришла телеграмма срочная с Ленинграда. Михаил вышел вслед  за мужчинами, взяв с собой небольшой чемодан с вещами.
-Неужели Любочка его ищет? Думал он, радостно шагая.
На вокзале Красноярска, они вошли в комнату, где находился телеграф, и телеграфистка зачитала ему телеграмму:
-Михаил, умерла мама, похороны 27, Илья едет к тебе, сообщи куда. Александр.
Михаил стоял, опустив руки, чемодан упал на пол, издав глухой стук, страшная новость парализовала все тело. Наконец он пришёл в себя, наклонился за чемоданом и медленно вышел из комнаты, направляясь к своему вагону.
-Сегодня уже 28, значит, похоронили вчера, - думал он, перешагивая через линию. Паровоз пыхтел, выпуская пары, шла загрузка состава топливом и водой, вокруг суетились люди, но Михаил этого ничего не замечал. Сообщение о смерти матери, как снег на голову:
-Приеду и сразу дам телеграмму с адресом, куда можно ехать брату Илье, ему сейчас где-то двенадцать, уже самостоятельный, доедет, а я здесь встречу. Хотя Михаил и сам толком не знал, где он будет жить, но где бы не жил, на брата всегда места хватит, думал он.
Поезд медленно набирал скорость, оставляя за собой клубы дыма и копоти. Михаил сидел возле окна, мысли роились одна за другой, рисуя картинки из детства, когда ещё мама была жива, её строгий, но всегда справедливый взгляд. И здесь Михаил поймал себя на мысли, что он не помнит того, чтобы мама ничего не делала:
\-Ведь по сути-то,  она и никогда не отдыхала, - он вспоминал её обветренные руки, которые она прятала под фартук в минуты редкого отдыха, чтобы не было видно ссадин и царапин. Мама была из дворянского рода, только об этом она никогда не говорила, и Михаил бы ничего не знал, если бы не  отец, который не задолго до смерти, под честное слово о не разглашении семейной тайны, рассказал Михаилу о своей страстной любви и как он увёл молоденькую красавицу от богатых родителей. Обвенчались в соседней деревне, в маленькой церквушке, уговорив местного батюшку. Привел домой молодую жену, да так и остались в родительском доме, только вот благословения от отца и матери Зинаиды так и не дождались. Михаил не помнил, чтобы мать на что- то жаловалась, она всегда молча переносила все беды и невзгоды. Характер сильный, волевой, такой её и запомнил он,  смахнув набежавшую слезу.
-Может и правильно всё, что Люба не едет с ним. Приеду на место, устроюсь, заберу Илью к себе. Нужен ли я буду, с братом Любочке, - думал он. Сердце ныло тупой болью, не оставляя выбора, он лёг на полку и попытался уснуть, но сон не шёл, перед глазами стояли два образа, матери и Любы. Две женщины, которых он продолжал любить и которых терял, Михаил медленно начинал засыпать…
На следующий день, ближе к обеду, поезд замедляя ход, въезжал в зону города Иркутска, и вот он наконец остановился, Михаил вышел на платформу, капал летний дождь, делая серое здание вокзала ещё серей. Да и на душе у Михаила, была сплошная тоска и неопределённость. Решил ехать сразу по направлению, расспросив, как доехать до международного узла связи, он отправился по значению, где его должны были ждать. Директор остался доволен молодым специалистом, временно выделив ему комнату в общежитии с последующим получением жилья. Михаил через две недели встречал брата с поезда:
-Ну как доехал, как там наши?
-Все нормально, - Илья улыбнулся, передавая небольшую сумку Михаилу.
-Это тебе, тётка Таисия передала.
Прошло почти три месяца, Михаил уже освоился  на новом месте, молодой инженер, не женатый, вызывал огромный интерес у девчат и они украдкой смотрели в его сторону, ожидая удобного случая, чтобы обратить на себя внимание, пока однажды, по местному телефону его не вызвали в отдел кадров.
-Интересно, что могло случиться, - думал он, спускаясь вниз, на нижний этаж, там находилось управление.
-Может уже моя квартира освободилась? Подойдя ближе, Михаил приостановился перед дверями кабинета, а затем решительно вошёл. На скрип тяжёлой двери обернулась девушка, стоявшая задом к Михаилу.
-Господи, Любочка, это ты? Михаил медленно двигался к девушке.
-Я, - Люба бросилась навстречу, плача и целуя его…
Когда Люба объявила дома о том, что она уезжает с Михаилом в Иркутск, то поднялся такой переполох и столько шума, у Любы был отобран её собранный чемодан, а сама она была вынуждена закрыться в своей комнате, проплакав всю ночь. На другой день никакие уговоры не помогли, через несколько дней, она слегла с высокой температурой, и никто из докторов не мог выяснить, что за болезнь была у неё. Родители не отходили от неё ни днем, ни ночью. Люба почти месяц была в болевом, шоковом состоянии, молчала и почти ничего не ела, она таяла на глазах, родители были в отчаянии, и только, когда Людмила Андреевна, плача, пообещала дочери уговорить папу отпустить её, с Богом к Михаилу в Иркутск, при этом переделать её направление с свободного на город Иркутск, только тогда Любочка пошла на поправку. И вот она наконец здесь, в Иркутске, рядом с Михаилом и никуда отсюда уезжать не собирается. Через месяц их расписали, а ещё  через два, к новому году, они переехали в двухкомнатную квартиру и стали жить втроем, вместе с братом Михаила Ильёй.
Иркутск – провинциальный городок, небольшой, но с богатой историей, с его малоэтажными, деревянными строениями. Это совсем не Ленинград, но Михаил с Любой полюбили его за размеренность и особый калорит, за театры, которых было множество, а главное – они были счастливы в нём. Приближался новый 1938 год, Люба и Михаил ждали своего первенца, который должен был родиться ближе к весне, даже имена придумали, если мальчик, то Лев, в честь великого писателя, а если дочь, то Алечка, Альбина, в честь Любиной про бабушки. Родилась Алечка. К тому времени Михаил увлёкся фотографией, и каждый новый шаг в развитии Алечки был зафиксирован на фотобумаге. Вся квартира была увешена семейными фотографиями, где счастье присутствовало в каждой улыбке. Михаил продолжал работать в международном узле связи в качестве главного инженера и кажется, ничего не могло омрачить счастливую жизнь его и Любы.
Однажды, выйдя в коридор, где собирались сотрудники мужского пола покурить и обсудить те события, которые будоражили умы людей того неспокойного времени 1939года, Михаил принял участие в разговоре. Советский Союз вёл военную компанию против Финляндии, где у него были свои интересы, это была локальная, но настоящая война, гибли люди. Были слышны разговоры, что ещё немного и фины сдадутся. Михаил сначала стоял молча, выслушав всех, затем возразил:
-Мы никогда не победим финов, потому что  у них всё население, начиная с трехлетнего возраста и до восьмидесяти, а может и старше, стоят отлично на лыжах и все они первоклассные охотники,
 такую страну будет тяжело победить. Это он знает не понаслышке, он жил рядом с финской границей и все видел своими глазами. Разговор стих, все стояли молча и смотрели на Михаила и никто не решился возразить. Поздно вечером, когда Люба уже уложила Альку спать, а сама села почитать местную газету, раздался звонок в дверь:
-Кто там? Спросила она.
-Галактионов Михаил здесь проживает? Люба открыла двери. В корридор вошли трое мужчин в коженных чёрных куртках. Михаил в это время вышел из ванной, где проявлял очередную партию фотографий.
-Да, - сказал он.
-Собирайтесь, вы арестованы…
Люба стояла по середине комнаты с растрёпанными волосами, слёзы душили, не давая свободно дышать, вокруг валялись вещи, книги, сорванные со стен фотографии. В соседней комнате надрывно плакала Алька на руках у Ильи. Все было поднято вверх дном, обыск длился около часа. Что искали, Люба так и не поняла, и за что арестовали мужа, она тоже не знала. Было ясно одно, пришла беда и надо что-то делать. Но что? Люба медленно пошла в комнату, где были дети, дойдя до проёма двери, она резко покачнулась, но удержалась на ногах, держась за косяк, затем она подошла к Илье и Альке, обняв их, разрыдалась. Все последние дни она пыталась выяснить в органах НКВД о судьбе мужа, но получала один и тот же ответ о том, что ведётся следствие, даже передачу не брали. А через месяц Михаила осудили по 58 статье, на десять лет, как политического, он получил ссылку на рудники, и Люба больше не видела его, только через несколько месяцев получила письмо, из которого поняла, что Михаил находиться в посёлке Джидастрой Бурятской АССР:
-Дорогая Любочка и моя любимая дочь Алька, у меня всё не плохо, с утра и до захода солнца трудимся, помогая нашей Родине. Уже освоил несколько профессий и рад этому. Скучаю по вас, снитесь каждую ночь.…Из письма Любочка поняла, что у Михаила нет выбора, каторжный труд с утра до позднего вечера, работа без выбора. Прочитав письмо, она проплакала всю ночь. Алька спала рядом.
За прошедшие несколько месяцев, жизнь Любы кардинально изменилась. После суда и ссылки Михаила, её и дочь выселили из квартиры. Илью, до того времени, она успела отправить в Ленинград к брату Михаила, Александру, а самое страшное – Люба нигде не могла устроиться на работу. Жена врага народа и это был приговор. Деньги кончились, она пыталась подрабатывать, где могла, но это случалось не часто, люди просто отказывали. Аля болела часто. Находясь в бедственном положении, Люба продолжала стучать во все двери, заявляя о том, что её муж ни в чём не виновен, она даже писала самому Сталину, но всё безрезультатно. Двери всех учреждений были для неё закрыты и достучаться до кого-либо было сложно. С родителями у неё тоже не было связи, да и просить о помощи было не реально, у папы больное сердце, а потом он может потерять работу и это убьет его. И Люба стойко переносила все невзгоды и тяготы судьбы. Однажды Аля слегла с высокой температурой, а денег не было на лекарства, и она заложила свой кулон. Дали мало, но этого хватило, чтобы Альку поставить на ноги. Ведь дочь – это всё, что осталось у неё от Михаила. Люба страдала, ждала, любила. Письма от Михаила, она получала по старому адресу. Она по несколько раз перечитывала эти скудные строки, понимая, что другое писать нельзя, обливая их слезами.
Шёл 1941год, была война, она усложнила и без того сложную и тяжёлую жизнь Любы, в магазинах ничего не было, все продукты давали по карточкам, а у неё и её дочери их не было. Родственникам врагов народа было не положено. Уже полгода Люба с дочерью жили на окраине города, С хозяйкой Раей они подружились и та в виду тяжёлого положения Любы и её дочери, не брала с них денег за жильё, да и частенько подкармливала, видя как они голодают. Люба старалась помогать Рае по хозяйству, присматривала за её детьми. Мужа Раи забрали в первые же дни войны и она уже успела получить извещение, что он пропал безвести под Москвой. Так что их судьбы были чем-то похожи. Любочка рассказала всю историю своей жизни и они вместе поплакали. Рая пообещала помочь пристроить Любочку куда-нибудь к себе в своё заведение, где она работала уборщицей, а она работала не где-нибудь, а в НКВД города Иркутска, мыла кабинеты. Устроить не удалось, а вот договориться с одним из сотрудников, неким Павлом Петровичем, ей удалось. Он жил один в центре города в коммунальной квартире из двух комнат. Ни жены, ни детей у него не было. Так что в качестве домработницы и была принята Люба. Несколько раз в неделю она приходила, убиралась, варила, стирала, и была безумно рада хоть этой работе. Однажды она приехала в очередной раз, хотела открыть двери своим ключом, что ей дал хозяин, но дверь открыл сам Павел Петрович, пропуская Любу в переднюю, закрывая двери.
-Проходите, раздевайтесь,- он дыхнул на неё винным перегаром. Люба не решилась отказать, хотя ей он был неприятен, прошла, сняла пальто и шаль и поправила волосы, уложенные красивой шишкой на затылке, и посмотрела на него огромными синими глазами, которые произвели на Павла Петровича неизгладимое впечатление. Он пригласил Любу в комнату, где был накрыт стол, она села на стул, придвинутый к столу, а он стал задавать вопросы, о семье, о муже, откуда она родом. И Люба, вкратце, всё объяснила, постоянно ловя на себе сверлящий взгляд серых глаз Павла Петровича. Временами он был просто противен, этот невысокий, полноватый, лысеющий мужчина. Но она решила всё выдержать, тем более он сказал, что будет платить продуктами и часть деньгами, что Любу очень устраивало.
Однажды, открыв дверь своим ключом, она обнаружила Павла Петровича дома. Он вышел ей на встречу в домашних тапочках и в халате, даже непривычно было видеть его таким.
-Любочка, проходите, проходите, - Павел Петрович улыбался и от него разило спиртным. Люба хотела было уйти, но Павел Петрович загородил входную дверь, приглашая её за стол на кухню.
-Любочка, уважьте меня, посидите со мной, немного выпейте.
-Я не хочу, - Люба хотела пройти в комнату, но Павел Петрович загородил проём двери в комнату, указывая на кухню. Люба прошла, села за стол, он налил ей вина, а себе водки, поставил рядом тарелку с мясом, пододвинул сыр и хлеб.
-Ну вот и хорошо, - он поднял гранёный стакан почти до верху налитый водкой:
-За вас, Любочка, за вашу красоту. Люба пригубила и поставила свой стакан.
-Ешь, не стесняйся. Люба не знала, куда деть свои руки, она старалась не глядеть  на пьянеющего Павла Петровича. А он не сводил с неё своих блестящих глаз. Наконец, ещё выпив пару раз, он сказал:
-Люба, я влюблён в вас и предлагаю вам своё сердце и себя…
Люба не стала ожидать продолжения разговора, сказав:
-Вы пьяны, - быстро встала, но опьяневший Павел Петрович, попытался её задержать, но она вырвалась и опрометью бросилась в прихожую, схватила свою шаль и засунув ноги в боты, открыла входную дверь и выбежала. Уже остановилась на крыльце дома, накинула шаль, застегнула боты и быстрым шагом направилась домой. Дома она рассказала всё Рае, плача у неё на плече. Рая, женщина мудрая, погладив Любочку по волосам и усадив её возле себя на кровать, она повела разговор:
-Люба, я понимаю любовь к мужу, но не известно ещё кому, тяжелея, ему или тебе, с дитем на руках. А потом, ты о дочери подумала, ведь она дочь врага народа, от неё все отвернуться. Да и муж ещё не известно вернётся или нет, а здесь в такое тяжкое время на тебя обратил внимание такой человек и если он в тебя влюблён, то ты поставь ему условия, чтобы всё по закону, сменишь фамилию себе и дочери. Да и потом будешь жить как у Христа за пазухой. Ты подумай.
На следующий день Люба осталась дома, когда подъехал чёрный «воронок» и из него вышел человек в военной форме, это был Павел Петрович. Он прошёл в комнату и встал напротив Любы:
-Я прошу, Любочка, прощение за вчерашнее, но от своих слов не отказываюсь. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, а твоя дочь носила мою фамилию. Если согласна, то собирайся, я за вами.
Бракоразводный процесс и регистрация нового брака прошли быстро и вот Люба рядом с Павлом Петровичем в своём единственном нарядном платье, оставшимся ещё с довоенных времён. Гостей немного, в основном это офицеры НКВД с женами, всего человек пятнадцать и конечно же была приглашена и РАЯ, она сидела рядом с Любочкой, поддерживая её то взглядом, то словом. Рая ушла уже после всех гостей, захватив с собой Альку, чтобы  молодых оставить одних, уходя, она чмокнула Любу в щёчку:
-Ну вот и кончились твои мучения, теперь у тебя есть защита. Будь умницей, гражданка Харитонова. Рая взяла за руку одетую Альку и открыла дверь.
На утро Любочка вышла из спальни, накинув легкий халат на обнаженное и всё истерзанное тело, держась за косяк, она молча плакала, не замечая слёз, падающих на халат. А через несколько месяцев, после окончания войны, Павел Петрович получил новое назначение, и забрав семью, уехал в Московскую область. Любочка к тому времени была уже беременна.
Михаил лежал на нарах, руки и ноги ныли от усталости. Он вместе с остальными заключенными жил в бараках, огороженных толстыми брёвнами с колючей проволокой на верху, во дворе стояла комендатура и несколько постов охраны. Все заключенные, находившиеся на данной территории, были политические. Михаил несколько раз подавал прошение на фронт, на передовую, но всякий раз получал отказ, да и не он один. Так и работал на руднике, летом мыли руду, стоя по пояс в ледяной воде горной речки Джида, а зимой, добытую руду грузили и возили в вагонетках на территорию строящегося комбината. Шёл 1945год, война близилась к концу и это радовало. Отбывая свой срок, Михаил не обозлился, не стал жестоким, верил, что это ошибка и со временем всё уладится и в его деле разберутся, но время шло, чеканя каждый прожитый день в замкнутом пространстве ничего, не меняя. Михаил повернулся на бок, мысли о Любочке и Альке не давали покоя. Вот уже почти полтора года он ничего о них не знал, Люба молчала, ни одного письма. Что случилось? Где они сейчас и что с ними? Прошло уже пять лет ссылки, но Михаил продолжал ждать и надеется хотя бы на маленькую весточку:
-Альке уже семь, какая она стала, наверное, уже в школу ходит. Мысли путались, переходя в сон, а утром все тоже, подъем, баланда и каторжная работа.
-Галактионов, - Михаил повернул голову, отставляя чашку, - тебе письмо, - он подошёл к дежурному и взял конверт. Он посмотрел на обратный адрес, Московская область и почти печатные буквы, быстро развернул и стал читать:
-Ого, это уже Аля написала, значит, живы, только очень далеко.
Дочь писала письмо отцу, рассказывая о том, как она учиться и живет, а в конце она написала, что у неё родился братик Коля.
-Родился братик, братик… Михаил уже в сотый раз читал эту строчку, слёзы застилали глаза:
-Значит Любочка вышла замуж.… Значит не судьба, свидится.
Раздалась команда строиться. Михаил стоял весь бледный.
-Ты чего, Миша, что-то случилось? Тихо спросил его Матвей. Михаил мотнул головой, а у самого заблестели глаза.
-Дочь прислала письмо.
_-Аа… Матвей понимающе улыбнулся.
-У неё родился братик, - продолжал Михаил. И тут  раздалась команда рассчитаться на четыре, и Матвей оказался в другом ряду, поэтому свой разговор он закончил вечером, ложась спать. А Михаил ещё несколько дней мучился от одной только мысли, что он больше никогда не увидит и не обнимет Любочку. Он вспоминал, как они белыми ночами бродили по Ленинграду, взявшись за руки, как он тогда боялся её потерять и вот потерял.
Анна стояла на сортировке руды вместе с такими же вольнонаёмными девчатами, первый год мирной жизни, война позади. На месте посёлка Джидастрой, был образован город Городок. Небольшие улочки, барачного типа дома, свой клуб, школа, а главное природа – нетронутый Клондайк полезных ископаемых, горный, чистый воздух, девственные леса, разнообразие животного мира и большой, строящейся вольфрамомолибденовый  комбинат – центр горнорудной промышленности Бурятии.
Молодые девчата в сапогах, в спец фартуках и косынках, повязанных назад, ловко сортировали и отгружали руду в специальные контейнеры, при этом успевали поболтать между собой, рассказывая всякие новости. Аня работала рядом с Клавкой, когда мимо них прогоняли колонну политзаключённых. Она подняла голову, шеренга людей, в серой спецовке, шла мимо. Разговаривать или общаться с заключёнными запрещалось. В четвёртом ряду от неё, первым шёл высокий, худой мужчина. Аня обратила на него внимание:
-Высокий лоб, благородные черты лица. Лет тридцать, не более, - подумала она. Наклонившись ближе к уху Клавки и толкнув её плечом, она тихо ей бросила:
-Посмотри на этого долговязого, что-то в нём есть, - и Аня слегка мотнула головой в сторону колонны. Клавка подняла глаза и посмотрела туда, куда указывала Аня. А та продолжала:
-Я, пожалуй бы вышла за него замуж, - Клавка хихикнула:
-Пока он освободиться, ты состаришься, а нужна ты ему старая?
-Ну и что, если бы я знала, что он меня любит, то я бы и подождала, - возразила Аня.
-Да, что-то он такой худой, наверное, больной, они ведь здесь мрут, как мухи, - Клавка перестала улыбаться и серьёзно посмотрела на Аню. Этим разговор и закончился. Анна была первым ребёнком в семье, голубоглазая, весёлая, любимица отца, остальные были все мальчишки, а их было шесть, и со всеми  она нянчилась, помогая матери. Окончив несколько классов в шестнадцать лет, она и пошла, работать на рудник сезонно. Жизнь закрутила, завертела, молоденькая вышла замуж, но семейного счастья продолжилось не долго, до первого рукоприкладства озверевшего, пьяного мужа. В чем была, в том и убежала, снова в родной дом под родительскую крышу. Потом сколько не уговаривал её муж вернуться, так и не уговорил. А в это время отец помогает ей устроиться буфетчицей в буфет на зону. Он там сам работал конюхом, привозил продукты. Однажды, раздавая паёк, Анна увидела того заключённого, которого видела почти полтора года назад.
-Да, да – это он, думала Аня, её как током обожгло, когда их глаза случайно встретились, но он спокойно взял свой пай и отошел в сторону. Вечером она у отца стала выведывать, видел ли он такого заключённого.
-Ну видел, ответил тот.
-Батя, он такой бледный и худой, а ведь молодой ещё. Ты вот что, передавай ему паёк, что я буду собирать. Пусть поправляется. Отец серьёзно посмотрел на Аню и спросил:
-Зачем тебе это надо?
-Надо, я чувствую, что это хороший человек, ну и потом, нравиться он мне.
-Ой Анна, смотри, как бы худо не было, - засомневался отец.
-Не будет, если все делать осторожно. Вот так Михаил  стал получать дополнительно добавку к своему рациону. Однажды, когда Михаил получил  от конюха – развозного очередную пайку, он не выдержал и спросил, ближе подойдя к нему:
-Скажи, кто этот благодетель, что подкармливает меня?
Дак, - Степан замялся, -  это моя дочь Анна, буфетчица.
-Спасибо ей передай, - Михаил незаметно спрятал пайку за пазуху и направился к дверям своего барака. Теперь ночью, лежа на нарах, он вспоминал лицо Анны, но никак не мог вспомнить, всё проходило мимо:
-Завтра, я специально посмотрю. Уже вечером, забирая свою баланду, он обратил внимание на Аню, их взгляды встретились. Аня покраснела, выдержав этот пытливый, внимательный взгляд зелёных глаз.
-Хорошенькая, голубоглазая, - подумал про себя Михаил. Весь оставшийся день, он вспоминал образ молодой девушки Ани  с голубыми глазами, и сердце его наполнялось теплом и благодарностью к ней. Но образ Любы стоял всегда рядом и не давал сосредоточиться:
Но Любы нет, теперь уже нет, а Аня рядом и если она свободна… Я готов остаться с ней, если она этого пожелает. И Михаил засыпал с мыслью об Анне.
Шло время, вот уже и 1949 год наступил, близилось освобождение Михаила, он продолжал получать паёк от Анны, завёрнутый в чистый лист газеты, и это помогало сохранять силы и здоровье, но даже спасибо он не мог сказать Анне в эти короткие секунды их свидания. Всего несколько секунд благодарного  и нежного взгляда и это всё, что они могли себе позволить на протяжении полутора лет. И вот наконец пришёл день освобождения. Михаила вызвали в комендатуру, отдали документы об освобождении, познакомили с приказом, в котором чёрным по белому написано, что даётся всего двадцать четыре часа, чтобы он выехал  из этого города. Уехать просто так, не попрощавшись, он не мог , и поэтому решил подождать Аню, она должна была скоро подъехать. Михаил вышел в открытые перед ним ворота зоны, где он оттрубил без малого десять лет. Глаза его блестели под утренним солнцем.
-Я свободен, наконец, это свершилось
, он плакал. Сутки это и много и мало, и надо всё успеть. Он ждал Анну, она должна была подъехать с минуты на минуту. Наконец гужевой транспорт покатил, и с него соскочила Аня, она быстро направилась к воротам, Михаил встал на пути:
-Аня, здравствуйте, - Михаил смотрел прямо на неё, Аня смутилась:
-Это вы, - она подошла совсем близко.
-Я, вот освободился и жду вас. Я не знаю, что вы мне ответите, но.… Выходите за меня замуж. Аня стояла вся в напряжении, только лёгкий румянец выступил на её нежных щёчках.
-Я согласна. Михаил подошёл ближе, взял Аню за плечи притянул к себе и нежно поцеловал прямо в губы.
-У нас мало времени, всего сутки, чтобы уехать от сюда.
Этот день закружил Михаила и Аню своим вихрем событий. За один день они успели расписаться, Аня уволилась, получила расчет, затем они посетили родителей и сообщили им о своём отъезде, Аня собрала вещи в небольшой чемодан. Отец отвёз их на станцию Джида к поезду на Иркутск. И вот они, наконец-то едут в вагоне поезда. По прибытию в Иркутск, Михаилу не разрешили проживать в этом городе. И вот молодые снова в дороге, едут в город Черемхово, там у Ани живет родственница. В поезде у Михаила поднимается высокая температура и открывается кашель. Сойдя в Черемхово, они направились на окраину города, в село Кутулик, где и жила тётка Глаша, только вот жива она или нет, точно Аня не знала. Наконец они добрались до села и зашли в первый дом, чтобы узнать, где живут Кравцовы. Тётка оказалась жива, она жила с внучкой. Так, зайдя в гости, на несколько дней, они остались на несколько месяцев. Зайдя в дом, Михаил сразу слёг с высокой температурой, в полубредовом состоянии. Сколько дней и ночей пробыла Аня возле кровати больного Михаила, она и не помнит, все деньги, что она получила с расчётом ушли на лекарства. В отдельные моменты Анне казалось, что Михаил не выдержит, в бредовом состоянии он называл её Любочкой. Она не знала, что и подумать, переживала, но крепилась и делала всё для скорейшего выздоровления Михаила. Местный доктор сделал заключение, что это воспаление лёгких в тяжёлой форме, прописал уколы, и Аня покупала их, платя последние деньги. Только бы скорее поднялся Михаил и вот её страхи позади. Михаил впервые открыл глаза и попросил есть. Аня была безумно счастлива и кормила его кашей, приготовленной тётей Глашей. Когда Михаил окреп и начал садиться на кровать, Аня спросила:
-А кто такая Люба? Этим именем ты бредил. Михаил посмотрел на Аню.
Это бывшая жена, но её в моей жизни больше нет, она для меня умерла. Михаил смотрел на Аню, а затем осторожно встал с кровати, слегка пошатнулся, но Аня его удержала.
-Теперь ты моя жена, моя спасительница и самый близкий мне человек, я тебя люблю. Он наклонился до лица Анны  и нежно её поцеловал. Она стояла, прижавшись к его худому телу и плакала, плакала слезами счастья.
Шли годы, у Михаила с Анной родились две прекрасных дочери Светлана и Тамара. Город Черемхово, где они поселились и жили все эти годы, строился, вот и Михаил построил себе дом, куда и переехала вся семья. Он работал в строительной организации, начинал с простого рабочего, а затем бригадиром и мастером. Анна с продавцов поднялась до директора магазина, дочери радовали своими успехами, и так продолжалось год за годом, но беда постучала в двери. Михаил был дома, он уже вышел на заслуженный отдых, когда зазвонил телефон и мужской голос сообщил, что на трассе произошла авария и его жена и водитель грузовой машины погибли. Анна ездила на базы сама и вот с очередной поездки она не вернулась.
Прошло почти два года после трагедии, когда он получил письмо с обратным адресом город Москва. Да это письмо было от Любы. Михаил держал его в руках и плакал, прошлая жизнь и две любимых женщины стояли перед глазами. Ещё до трагедии с Аней , его нашла дочь Аля, она приехала к нему, взрослая, самостоятельная женщина и они долго сидели и разговаривали, вспоминая события давно минувших дней, она подружилась со своими сёстрами, Светланой и Тамарой и они переписывались. И вот письмо от Любы, где она пишет, что о его трагедии знает и сочувствует ему, вот решила написать и попросить о встречи, потому что тот груз вины, который она несет в себе, пора объяснить. Жизнь подходит к логическому концу и в ней не должно быть белых пятен, поэтому она просит разрешения приехать к нему, чтобы расставить все точки. Михаил ответил ей согласием. И вот теперь он стоял на перроне, держа в руке букет роз. Поезд Москва-Владивосток медленно подъезжал к перрону и, наконец, остановился. Михаил волновался, пристально вглядываясь в пассажиров и вот, он увидел женщину, одиноко стоящую на перроне. Михаил подошёл ближе, продолжая медленно двигаться навстречу, он приостановился. Незнакомая женщина смотрела на него и улыбалась и только большие, синие глаза блестели от слёз:
-Миша, я приехала…
В. Сычева. 
               





,