Оставленные в салоне

«...како, люди, мыслите…»
фрагмент церковно-славянского алфавита
      
       Эдик Чамов (24 года) едет в автобусе и думает про себя. Эдику присуще абстрактное мышление, поэтому думает он квадратами, кружочками, линиями и цветными пятнами. Изредка мелькают конусы и звездочки. Если перевести все это на русский язык, получается не совсем прилично, получается примерно так: «Я крут. Да-да. Я очень крут. Это несомненно. Одного не возьму в толк, отчего другие люди никак на это не реагируют. Словно бы не замечают. Или сговорились не замечать очевидной, бросающейся в глаза вещи. А может просто не в состоянии оценить в полной мере моей беспредельной крутизны? Не помещается величие такого уровня в их ничтожных мозгах, и способны они только, запыхавшись в бессильной злобе, чинить мне препятствия?»
      Вдоволь натешившись абстракцией, Чамов переходит на внутренний монолог словами и понятиями:
    «Вот за окном едут машины. Почему не я сижу за рулем того «паджеро»? Почему? Да потому что за рулем уже сидит какой то урод. Какой то лишний человек, обманом, наглостью, подлостью занявший почетное место в обществе, по праву принадлежащее мне. Повсюду, куда ни глянь, множество «лишних людей». Они компенсируют бессмысленность и никчёмность своего существования тупым, упорным хамством.  Они лезут повсюду, лезут, лезут, лезут... Словно гусеницы, вгрызаются в яблоко жизни. Интуитивно чувствуя, что этот мир принадлежит не им, норовят сожрать как можно больше, пока не вышвырнули вон.
      Они не в состоянии понять и оценить другого человека. А это ведь так просто - внимательно посмотреть на другого человека, посмотреть, понять, и по достоинству оценить его преимущества. Нет, они на это неспособны, им некогда, они заняты, они лезут. Пока открыт рот, глаза закрыты. Они, похоже, вообще не способны мыслить. Нужно чтобы долбануло как следует. Тогда все станет на свои места. Тогда всем станет предельно ясно, кто есть кто. Внешняя шелуха условностей осыплется. И мне не придется больше ездить в вонючем автобусе среди этих ублюдков, на которых смотреть невозможно. Скорей бы, скорей бы  долбануло».
 
      Семен Гицель  (45 лет. Один из тех, на которых невозможно смотреть Эдику)  мыслит несколько метафорично, но конкретно:  «… Овца! В натуре овца! Устроила позорище на весь магазин. Почему на этой планете власть захватили бабы? Это от того, что мужики на войне погибли? Так сколько лет прошло, а они рулят. Куда ни ткнись, всюду они: бухгалтерия,  отдел кадров,  налоговая, БТИ, кадастравая, земельный комитет, поликлиника, банк, магазин – всюду царит ненавистная стая. И повсюду унижение. Без унижений они работать не могут. Никак. А начинается со школы, в которой полтора мужика:  физрук без рук, да трудовик без тормозов. А остальное вещество – сплошная обиженная на мироздание Баба, основное наслаждение находящяя в унижении пацанов. Отчего мужики перевелись? Так их со школьной скамьи сильно унизили. Они остались в режиме «немедленно выйди вон из класса!» Вот и выходят «вон» всю жизнь. Кто куда.
       И в семье то же самое. Чему она дочку учит? Шить? Вязать? Готовить? – Хрен! По магазинам ходить она учит единственную нашу дочу. Причем в магазин идут как в храм, с трепетом и благоговейным восторгом. Преклониться  Барахлу. Принести великому Барахлу в жертву деньги. И все им мало! Телефон за 17 тысяч! Охренеть. Зачем? Зачем девчонке такой телефон? Чтобы в школе украли?  Овца, блин. И настраивает ребенка против отца. Зовет как то дурацки: «Лана».
      Придушил бы! Честное слово, иногда сил нет, как придушить хочется. В тюрьму из-за неё  неохота идти. Дочку одну оставлять. Вот бы кто другой придушил. Или каким-нибудь другим способом уничтожил».
 
      Галина Гицель  (41 год. Сидит рядом с Семеном, держит кучу пакетов) проявляет блестящие математические способности: «30000  минус 12350 минус 450 минус 2650  минус 1200 минус 2950 минус 300 минус 455 минус 630  минус 1025 минус 500 минус 1400  минус 3750 минус 650 минус 200 = 1400. Так, тысяча – вот она. Где четыреста?  Прожрал! Опять прожрал, тварь ненасытная! Другие мужики на трех работах работают, деньги зарабатывают, а Этот, придет со службы и валяется на диване как боров. Устроил в магазине сцену. У Ланочки теперь стресс. Хорошо хоть  я все разумно разрулила. Нашла компромисс.  А ему хоть бы хны, лишь бы пожрать. Чтоб его разорвало!»
 
      Светлана Гицель (14 лет) эмоционально: «Блин. Родаки козлы. У всех девок айфоны, а мне позориться с этой шнягой за двенадцать тысяч. Стыдно из кармана достать. Предки в очередной раз обрекли меня на вечный позор. Вечный позор, вот моя тема. Хорошо хоть блютуз есть».
      - Ланочка, девочка, иди сюда, здесь место есть.
«Блин, они решили меня сегодня добить окончательно. Козлы. Мало им позора в магазине, нужно меня выставить посмешищем на весь автобус. Хорошо хоть пацан в наушниках не слышит эту мерзкую кличку «Ланочка».
       Это у них считается проявлением любви: публично, непременно публично, унизить, выставить существом недоразвитым и беспомощным, ни на что не способным, и нуждающимся в ежеминутной опеке.  А на самом деле, до меня им нет никакого дела. Просто они, сами того не понимая,  очень любят лишний раз продемонстрировать свое превосходство и власть. А власть и превосходство у них имеется только надомной. В других местах ни власти, ни превосходства. Увы, полный облом.
       Вот и приходится ежедневно   демонстрировать чужим людям старый  номер с дрессированной «Ланочкой».  Ланочка – ап! Ланочка – рядом! Ланочка – сидеть! Ланочка  -  в  кольцо прыг!  Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Скорей бы они подохли».
Светлана Гицель резко развернувшись уходит на заднюю площадку
Семен Гицель « Ага, дочка все таки за меня!».

      Дмитрий Жижищев (16 лет. Пацан в наушниках, не услышавший позорную кличку «Ланочка»). Слушает песню с текстом следующего содержания:             
                Ненавижу все что вижу
                Все что вижу - ненавижу
                Ненавижу все что слышу
                Ненавижу все что знаю
                Я вас всех перестреляю
                Я вас всех перестреляю
                Всех убью – один останусь
                Наиграюсь, наиграюсь
                У-У-У У-У, У-У-У УУ
«У-У-У УУ» - думает Дмитрий Жижищев, 16 лет.

      Клавдия Банина (78 лет. Рассматривает  Светлану Гицель) в рассуждении использует «домашние заготовки»:  «Ишь. Молодая да розовая, жизнью не уханьканая. Меня то в ее годы жизнь ой как уханькивала. Ничего, ее тоже уханькает. Так уханькает, что зауханькает, переуханькает, и выханькает. Так-то вот».
 
Тем временем в салоне происходил скандал:
      Эмма Дюраль (35 лет. Пассажир) - Что вы мне суете! Мне это не надо!
      Лидия Пунцева (52 года. Кондуктор) - Это тоже деньги.   (Пытается дать сдачу со ста рублей пятидесятикопеечными монетами).
      Эмма Дюраль – Дайте мне нормальные деньги!
      Лидия Пунцева – У меня других нет.
      Эмма  Дюраль – Засуньте…………
      Лидия Пунцева – Сама ……….

      Эмма Дюраль (отвернувшись к окну) нервно: « – Плебеи. Три дня без машины, а на меня уже вылито ведро негатива. Хочется смыть с себя эту гадость. Весь салон пропитан негативом. Эти люди обречены. Никто за меня не вступился, когда эта плебейка совала мне свою вонючую мелочь. Какое хамство. Никакого уважения к человеческой личности, ни малейшего представления о человеческом достоинстве!  Но ничего, она за это поплатится. Я безупречна, моя карма очистилась в этих страданиях. Моя аура сияет. Я как всегда, безупречна. А ее негативная энергия на нее же и обрушится. Законы кармы порвут эту гадину на куски! Интересно было бы посмотреть на это событие».
 
      Лидия Пунцева (выбирая мелочь из складок одежды) злобно: « – Надо же цаца какая! Весь день на ногах, к каждому подойди, каждому поклонись. А в ответ только унижения и ругань, ругань да оскорбления. За что, спрашивается? За то что одета хуже? Так я в рабочем. За то что старше? За то что не такая холеная? Вот из-за таких мразей меня уволили из гардероба ресторана «Боярышник».  Золотая была работа.  «За оставленные вещи администрация ответственности не несет». А оставляли много и часто. А потом возникла такая же вот цаца. Даже одета так же. Черное с розовым. Да будь она проклята! Будь они все прокляты!»

      Иннокентий Сац (37 лет) смакуя каждую фразу:  «Зачем я это сказал? Ну зачем я сказал это шефу? Теперь пол конторы считают меня прихвостнем, пол конторы идиотом.  Кто тянул меня за язык? Хотел проявить эрудицию и чувство юмора? Взметнул бисер перед свиньями. Как гадко на душе. Сколько раз я зарекался открывать рот в конторе. Кому я все это говорю? Они же все равно НЕ СЛЫШАТ. Ими воспринимаются только понты. Умение колотить понты, основной профессиональный навык в нашей конторе. Работа стоит колом, перспектив – ноль. Зато понтов как звезд на небе. Кто активней понтуется, тот получает премию.  Кто восхищается понтами начальства, тот имеет доступ к кормушке. Я то куда полез, со своими философскими сентенциями и цитатами из Екклисиаста? Как я себя ненавижу. Как я от себя устал. Как я жалок, никчемен и безобразен. Вся моя жизнь – сплошное, ежедневное самоуничижение. Всё что я ни сделаю, всё что ни скажу, меня самого  раздражает, просто бесит. Какое-то Teadium vitae (лат. отвращение к жизни).   Я не хочу так дальше жить. Я хочу умереть прямо сейчас».
 
      В автобус заходят двое. Имена, фамилии, возраст неизвестны. Привносят в общий колорит множество оттенков черного цвета. Туфли у них черные, брюки у них черные, рубашки-того же цвета. Волосы черные, глаза черные, и т.д. Еще у них большая черная сумка.
 
      Светлана Гицель (рассматривая Лидию Пунцеву, кондуктора) «Блин, бедная тетка. Весь день все суют ей мелочь, а девать мелочь некуда. Никто не берет сдачу мелочью, Да еще обзывают всяко разно. Ей теперь что, из этой мелочи колокол отливать?  Бедная, несчастная тетка.
      Похожа на Машину бабушку. Блин, кстати, надо Маше позвонить, ее два дня в школе не было. У меня же теперь «крутая» мобилла».

      Люди в черном, оставив сумку в проходе, выходят на следующей остановке, извлекая на ходу телефоны. Один включает камеру, другой медлит. «Шайтан акбар!» – синхронно думают они.

      Светлана Гицель, (набрав Машин номер по памяти) «Блин, линия перегружена. Ничего, буду тупо набирать, пока не дозвонюсь».

     Один человек в черном другому: давай, жми, я снимаю.
     Другой: я жму, линия перегружена.
   - Ты тупо жми, пока не сработает.

     Светлана Гицель: «Буду тупо набирать, пока не дозвонюсь. Юсь юсь – доцвонусь».

     - Жми давай, сильней, я с камерой за автобусом пешком бегать не пойду.

    «Бедная Маша, лежит, болеет, все про нее забыли, никто не звонит. Дозвонюсь, во что бы то ни стало! Так, а если со старого позвонить, симка осталась ».

      Далеко на остановке ругались два человека в черном. Что то у них не получилось, оттого что линия перегружена.

      На задней площадке автобуса стояла Светлана Гицель и перегружала линию: набирала Машин номер на двух телефонах одновременно, держа телефоны в вытянутых руках, как пистолеты, при стрельбе «по македонски».