Коричневое платье

               

                Памяти моей бабушки


   Красиво жить не запретишь.  Но мы  все-таки  сделали это! Евроремонт! Новоселье отмечали народными гуляниями,  наивно полагая,  что все друзья так же счастливы нашему благополучию.
   "Европейцами" прожили всего месяц,  хорошо что не дольше,  а то бы привыкли.  Сосед сверху залил "европу"  горячей водой.  Я бродила по квартире по колено в воде и выла  белугой.   
   - Сделаем еще лучше, увидишь, -  убеждал супруг, черпая воду.
   - Это не наказание ,а указание свыше -  вспоминая  слова бабушки, шептала я. - Бог  посетил меня, Бог не забыл меня.  Надо  радоваться!
  "Радоваться" было чему.  Потоп уничтожил почти все вещи.
   - Купим еще лучше, - обнимая, утешал муж.
   Но не все можно купить или поправить.  Бабушкины размокшие письма уже не восстановить никогда. Я завыла  так, что никакая белуга не смогла бы  соперничать со мной.Бабушка Шура ,мой ангел,моя душенька! Она была родом из  глухой костромской деревни.  В войну осталась без мужа, без своего  Сашеньки.  Он,горемычный, пропал без вести,  оставив ее с пятью ребятишками. Двое маленьких - Юрочка и Танечка умерли, а старшую дочку и двух сыновей пришлось поднимать самой.  Дети  выросли, выучились  и вылетели  из  родительского дома.  Бабушка о Шекспире и тем более "Короле Лире" слыхом не  слыхивала и поддалась на уговоры продать  дом, деньги поделить и жить по  очереди у благодарных детей в радости  до  глубокой старости.  "Какой  тоской  душа  не  сражена, быть стойким заставляют времена". 
   Бабушка не знала,что на  свете существуют невестки,  которые терпят свекровь не  больше  двух недель  и отправляют к дочке. Дочка, понятное дело, маму жалела. Бабушка боготворила  свою  Марусю, зная ее душевную рану - любимый жених погиб под  Сталинградом. Когда я родилась, бабушка навсегда поселилась у дочери.  Мой  отец тоже боготворил  и любил свою Марусю  больше жизни и  ради нее терпел тещу и никогда не попрекал куском хлеба.  Бабушка нянчила  меня  с пеленок.  Я звала ее "моя бабуха" и шага не  могла ступить без нее.  Когда семья переезжала из северной Нерехты в южное  Миллерово, мне было шесть лет.  Перед отъездом бабуха поехала к сестре в  деревню  попрощаться.  Сестры покрестили меня в церкви. Научили как сказать  священнику:
   - Спасибо, батюшка, окрестил меня!
   На что батюшка ответил:
   - Расти, девочка, умной и счастливой.
   Миллеровская двухкомнатная квартира была не  резиновая.  Одна комната троим  детям,  другая - родителям,  бабухе досталась кухня.  Это была ее территория.  Вставала  она в пять утра, готовила на всю  семью завтрак - кашу, кусошенку, тюрю или толокняный кисель. А на обед  щи.  Отец,  выросший  в украинской семье,  щи  и тюрю  есть  не хотел,  просил  борща. Бабушка  борщ  варила  не вкусный,  чем  очень раздражала отца.  Зато она пекла  непревзойденные пироги, пирожки,  плюшки,  плетенки и  среди соседей  слыла хорошей хозяйкой. Сейчас таких старушек уже нет:  в белом платочке,  завязанном "под губу", в ситцевом платье, в тапочках,  в накрахмаленном  фартуке.  Губы или брови никогда не подкрашивала - была такая, какая есть - седая, беззубая, но статная и красивая.  В нашем дворе дети завидовали мне:
   - Какая у тебя добрая и красивая бабушка!
   Взрослые соседи звали ее  Осиповна,  дети - Душенька. Когда бабушка  угощала детвору выпечкой,приговаривала:
   - Кушай, Танечка, душенька! Кушай,  Жанночка, душенька!
 А  меня она называла "ангел", но произносила  на свой манер  "андел".  Угощала всех  блинами или яблоками  .Если   просили воды,наливала всегда свежую ,колодезную.Бабушка   единственная  кто во дворе, носила воду в ведрах на коромысле.   
   Когда кто-то просил:
   - Осиповна, дай воды напиться, - останавливалась, и все пили по очереди из ведра.
   Из прошлой жизни у бабушки был небольшой сундучок,  в нем она хранила самое ценное: перевязанные ленточкой письма мужа  с  фронта, письма, фотографии детей и старинную икону. Бабушка была верующей, а родители, дети своего времени: атеисты.  Отец был коммунистом, чем очень гордился.  В партию он вступил на фронте, перед боем, все его товарищи  полегли в том бою, а он тяжелораненый выжил. Партия  стала его Богом.  Отец  попал под хрущевское сокращение, переживал, обижался  и пил. Пьяный  ругался, кричал:
   - Я - коммунист!  Я - капитан! Я - офицер!
   Бабушка не смела повесить икону в "красном" углу. Она вынимала ее рано-рано утром и ночью. Молилась,  чтобы отец не слышал . Зато ее слышал  Бог.  Бабуха была неграмотная. Ликбеза в тридцатые годы в ее деревне не  было. Читать и писать ее научил мой  старший брат  Володя. Писала бабушка  печатными  буквами.   У нее была своя  чернильница  непроливайка  и перьевая  ручка.  Письма  писать любила. Писала своим сыновьям:  старшему  Витеньке  в Брест,  младшему Героньке в Кострому, - а когда я стала студенткой, - мне в  Ленинград.  Писала письмо медленно, старательно, как первоклассница.  Читать ее письма было трудно. Все слова она писала слитно. Письмо начиналось традиционно: "Добрый день или вечер. Посылаю тебе, андел, свой низкий поклон, а также кланяется тебе мама и папа, Вова и Люда." Дальше шли поклоны от соседей.
    Бабушка знала много сказок, пословиц и поговорок.Каждый раз перед  сном она рассказывала мне новую сказку и,по сложившемуся обычаю,повторяла одну из старых ,уже пересказанных в один из вечеров.А я внимательно следила за рассказом и старалась вовремя подсказать так как хорошо помнила все бабушкины сказки . "От отопка-куря, от куря-то утя, от утя-то  гуся, от гуся-то баран, от барана-то  бычок! По дорожке бежит, поторапливается". Сказки складывались уникальные,нигде таких не услышишь,как только от моей бабушки.Как мне повезло!В конце концов  я  перебралась спать к сказительнице на  кухню, и затаив дыхание слушала там истории жизни  ее  родителей  и односельчан. Истории тянулись еще  с крепостных  времен. Иногда бабушка запевала,но особенным,  чистым, звонким голосом. Не слышала,чтобы сейчас кто-то так пел.  И песни были протяжные с тоскливыми нотками . На жизнь бабушка никогда  не жаловалась, объясняя  так:
   - Кто меньше желает, тому больше дается.
   Соседей, знакомых, родственников  не обсуждала.Не судачила ни с кем. А на услышанные во дворе сплетни неизменно отвечала:
   - В кривом глазу и  прямое кривое.
   Никому не завидовала: "По одежке протягивай ножки". Но одна мечта у бабушки все же была.  Никому о ней  не признавалась: ни Марусе, ни сыновьям, ни невесткам.  О ней знала только я, потому как я  была маленькая и  исполнить желание не могла. Бабушка мечтала сшить себе шерстяное  коричневое платье . Денег в семье было мало. Отец почти все деньги пропивал. Сама бабушка  выхлопотала  себе  пенсию  в  двенадцать рублей  и отдавала их  Марусе. Маруся работала  без отпуска  много лет, чтобы прокормить семью. Так  что о  дорогом  шерстяном платье оставалось только мечтать. Бабушкино сердце разрывалось, когда отец ругал, а иногда и бил маму. Тогда бабушка тихонько плакала и называла его "ПАДЕРА". Это было ее ругательство, других  она не произносила. Маруся была красавица - черноокая, стройная, бывшая учительница, восторгалась Пушкиным, к тому же заведующая большим магазином. Всегда нарядная и веселая. Отец был меньше ее  ростом, раненый в ногу, хромал. Многочисленные раны часто  открывались и  он подолгу лежал в госпиталях. От былого красавца офицера  ничего не осталось. Работал  кассиром на железной дороге, получал мизерную  зарплату. Все говорили: "не пара". Особенно в этом была убеждена бабушка. Она  сравнивала непутевого отца  с  Марусиным погибшим женихом, высоким, стройным, непьющим и некурящим. Я не разделяла мнения бабушки, и детским умом  понимала, что если бы  не мой папа, я бы не родилась. А от маминого жениха родилась бы совсем другая девочка. В глазах  бабушки отец  был  мало того что "не пара", а просто непутевый и никудышный. Даже когда батя преображался,  надевая свой иконостас-ордена и медали, а желтые нашивки за тяжелые  ранения  едва помещалась на пиджаке, бабушка все равно не признавала его заслуг.  Потому что инвалид не хотел быть инвалидом, твердил, что бился за Родину, а не за деньги и упорно отказывался от пенсии, обрекая семью на нищету. О  бурчаниях бабушки отец  и  не подозревал.  Она никогда при нем даже рта  не  открывала.
   Отец  ревновал маму к каждому столбу. Из-за ревности в доме были постоянные скандалы.  Благодаря ревности отца я появилась  на этом свете. В  семье уже было двое детей: погодки Владимир и Людмила, - красивые дети восьми и семи лет.  Мама была очень хороша собой, всегда в центре внимания.  Отец бесился от ревности  и  подозревал ее в измене. Третьего ребенка не планировали. "Зачем нищету плодить?". Я появилась, как доказательство  верности.  Увидев  новорожденную, отец обрадовался и сказал:   
   - Вылитая моя мама!
  Не отягощенные педагогикой миллеровские родственники, глядя на меня твердили:   
   - Какая у вас Ольга некрасивая! Вова с Людой - писанные красавцы, а эта совсем никудышная.
   Даже мама соглашалась. А бабушка после очередного "сравнения" прижимала меня к себе  и утешала:
   - Красавица моя, андел, не слушай глупости! Ты самая красивая!
   Я знала, что я - не красавица,  а бабушка - добрая.  Отвечала ее же поговоркой:
   - Медведица называет своего медвежонка беленьким,  ежиха своего ежонка - мягоньким.
   Бабушка смеялась, удивляясь такой сообразительности.
   Рядом с нашим домом был городской Дом Пионеров.  Там с первого класса я занималась  в танцевальном кружке.  Весной в этом Доме Пионеров проходил смотр художественной самодеятельности  и  бабушка  приходила смотреть, как я танцую. Дома она целовала меня, приговаривая:
   - Лучше всех ты, андел, танцевала!
   Я возражала:
   - Лучше всех танцуют солистки, а я не солистка!
   - Да я на этих солисток и не смотрела! Я на тебя, андел, смотрела. "Всяк выйдет, да не всяк крякнет!". А ты, как ножкой притопнула, плечиком повела, у меня просто душа замлела!
   Бабушка была чистюля и аккуратница В доме у нас всегда был порядок. Все лежало на своих местах, белье постирано, накрахмалено, выглажено. По субботам  делали генеральную уборку и ходили в баню.
   - Как на свет родилась! - радовалась  бабушка после бани.
   Пили чай вприкуску  и  слушали  бабушкины  рассказы про старину. А  еще  мы с моей защитницей мечтали.
   - Вот выйдешь замуж!  Будет у тебя хороший муж. Веселая свадьба. Красивое подвенечное платье! 
   - А какое оно подвенечное платье?
   - Как у Золушки на балу.
   - А ты, бабуха, будешь на свадьбе?
   - Буду, андел. Пошью себе коричневое  шерстяное платье и буду!
   - Бабуха, я же некрасивая, кто  меня возьмет замуж?
   - Ты - красивая и счастливая.  На отца похожа, как две капли воды.  Есть такая примета, если дочка на отца походит, значит, будет счастливая.
   Я засыпала спокойным сном. Книг мне бабушка не читала,  не умела. Зато мама читала мне сказки Пушкина по воскресеньям. Про попа и балду, про царевну Лебедь. Я любовалась  мамочкой,  благоухавшей духами "Красная Москва", и  радовалась, что папа ей дарил такие вкусные духи.  Бабушка бурчала, что это баловство - тратить такие деньжищи, когда детям одеть нечего.  Из  пушкинских  сказок  я  любила  "Сказку  о  медведихе". Представляла, как  сидела медведиха под белою березою, а медвежата валялись, боролись, кувыркались.  Ненавидела  мужика  с  рогатиной  за  то,  что  он пропорол  медведихе брюхо, а шкуру и медвежатушек отнес своей противной жене. Я  любила  зверей,  которые  приходили к вдовцу-медведю:  бобра с жирным  хвостом, ласточку-дворяночку. Сказку Пушкин не дописал, а мы с мамой сами ее дописывали. Варианты были разные, но всегда счастливые.
   Отношения отца и бабушки ухудшались. Отец ревновал маму к бабушке, а бабушка маму к отцу. Батя был непонятый романтик. Он по-своему любил свою Марусю: то устраивал ей скандалы, то дарил по словам бабушки "дурацкие подарки". Ведь только  непутевый человек может отдать всю зарплату за статуэтку "Онегин и Татьяна". Отец  был чудак, по-нынешнему "приколист". 
   Бабушкина племянница из Ленинграда прислала приглашение на свое пятидесятилетие. Мать и отец никогда не были в Питере, но денег было "с гулькин нос". Решили, что поздравят телеграммой. Батя написал примерно такой текст: "Поздравляем юбилеем Приедем Встречайте 2020 году". Он имел ввиду, что через пятьдесят лет юбилярше стукнет сто лет. Юмор никто не понял. В Ленинграде решили, что телеграфистка что-то напутала. Всполошились! Встречали, но никого не  встретили.
   - Испортил людям праздник, баламут! - сердилась бабушка.
   Весной отец  сделал три скворечника. Два прибил напротив окон нашего третьего этажа, один - возле летней кухни.
   - Бездельник, - заключила бабушка. - Толку от этих скворечников, лучше бы еще один огород вскопал!
   Однажды отец с охоты принес для меня крошечного ежонка. Назвали  Семой. Ежик полюбил бабушку, как родную матушку.  Она  его кормила  и поила молоком. Сема вырос в огромного Семенища. Жил на кухне. Всю ночь бегал и шелестел, фыркал, мешая спать.  Под утро забирался по одеялу к бабушке в постель и сворачивался в ногах рядом с котом. Мыши к квартире не подходили на пушечный выстрел.
   - Охотничек!Тащит в дом что не попадя! - ругала  отца бабуха, ухаживая за черепахой, рыбками, котом, кроликами и  дворовой собакой, а теперь еще и ежом  в придачу.
   Апогеем отцовских чудачеств была затея, которая закончилась на больничной койке. Весной, в день рождения мамы, отец решил всех удивить и подарить Марусе роскошный букет оригинальным способом. Когда  мама  с соседками  сидела  перед подъездом на лавочке, вдруг распахнулось окно нашей квартиры на третьем этаже. Нарядный, "под мухой", батя с букетом в зубах начинает спускаться вниз! Весь двор ахнул. Спускался он на связанных узлами простынях.  На уровне  второго этажа один из узлов  развязался  и  дамский угодник  брякнулся об асфальт. Скорая увезла его вместе с букетом.
   - За какие прегрешения Бог дал моей Марусе такого кудесника?! - плакала бабушка.
   - Осиповна, ты куда собралась? -  спросила соседка на следующий день.
   - Да Вот, душенька, сказано в Писании: "Друг друга тяготы несите". Вот и несу нашему "космонавту" в больницу передачу.
   С легкой руки бабушки батя стал "космонавтом". До самой смерти.
   А еще... О  ужас! Отец писал стихи, но никому их не читал и не показывал.  И правильно делал.   Рыбалку, охоту, собаку, пьяные дебоши и, даже "выход в открытый космос" двор  еще понял и простил. Но стихи не понял бы и не простил никогда.
   А уж бабушка... Мама мне о стихах рассказала лет через двадцать после смерти отца. Удивительно, но когда он заболел неизлечимой болезнью и мужественно переносил все страдания, а умирая, жестом руки дал понять маме, что оставляет ей свое сердце, смягчилось и сердце бабушки. Она до последней  минуты ухаживала  и называла его только по имени - Алеша. Отцу было всего пятьдесят три года. На похороны я не успела из-за нелетной  ленинградской погоды. Маме без Алеши было плохо, а бабушке от этого еще хуже.  Она думала, что теперь, когда у Володи и Люды свои семьи, Оля учится в Ленинграде, заживет со своей Марусей покойно и радостно. Я стала получать от бабушки тревожные письма. Она писала, что какой-то ухажер не дает маме прохода, а она как бы и не против. Жаловалась на высокое давление. Письма заканчивались словами: "Алеша бы перевернулся в гробу, если бы узнал об этом".
   Я училась на третьем курсе пединститута, денег мне из дома присылали мало. Мы с подружками, чтобы приодеться решили подработать  на кожевенной фабрике. Работали по ночам. Я получила целых сто пятьдесят рублей. Присмотрела себе греческие туфли и польскую сумку, но вдруг вспомнила про бабушкину мечту. И купила самый дорогой шерстяной коричневый отрез на платье, пуговицы, пряжку. Оставшиеся деньги положила  в  материал  и отправила  бабушке бандероль. Через месяц бабушка написала, что модистка тетя Соня сшила ей красивое платье, взяла недорого, а  фотограф Сережа Короленко бесплатно сфотографировал ее в обновке  и  скоро сделает карточки.
   Умерла бабушка в День Светлого  Христового Воскресенья.  Во дворе говорили,  что Бог оказывает такую честь только святым, и что   повезло Осиповне: ведь в такой праздник врата рая открыты.  На похороны я успела прилететь.  Моя  бабуха  лежала  в  гробу  в  коричневом  платье  и улыбалась. Знающие  люди  вложили  в ее руку пасхальную крашенку, как опознавательный  знак святости.
   В Ленинграде  я  получила  последнее  письмо  от  бабушки. В конверте лежала  фотография  бабушки  в  коричневом платье.
   Мне иногда снится сон: бабушка Александра Осиповна  в  Раю  поджидает маму и папу.