Аттракцион

Стены наверное уже полчаса содрогаются от мужниного храпа. Он долго не мог уснуть (переспал днем после сытного обеда), теперь наконец-то отключился... А я поняла, что уже не смогу заснуть, пока не попытаюсь выплеснуть все то, что не дает мне покоя, заставляя ворочаться в постели под «тракторное» сопровождение супруга.

Удивительно странно работает иногда человеческая память. Вспоминается то, чего никогда не было и забывается то, что произошло буквально только что. Теперь я уже не помню, как и зачем мы с мужем пришли в этот комплекс. Да, это был именно комплекс, наподобие ВДНХ, и мы, кажется, долго там бродили, пока не подошли к остановке. Муж, словно экскурсовод, подводил меня туда со странным выражением лица: «ты должна увидеть это, ты будешь знать, что такое тоже существует, и неважно, нравится тебе это или нет, хочешь ты это видеть или нет». Его губы были слегка растянуты в подобии какой-то студенисто-зыбкой улыбки, глаза выражали любопытство в отношении моей реакции на то, что я могу увидеть здесь. Одновременно проглядывалось сомнение и сожаление, даже сочувствие. Казалось, он все время сомневался, правильно ли поступил, приведя меня сюда.
Люди, бродившие вокруг нас, тоже казались мне странными, хотя теперь мне уже трудно описать их взгляды, поведение, я не помню, в чем именно выражалась их странность...
Итак, мы подошли к автобусной остановке. Спускались сумерки, к ним добавлялась та серость, которая обычно воцаряется перед грозой с проливным дождем. Грустная серость, тоскливая...

Автобус был странно припаркован. Казалось, он остановился второпях, как бы нечаянно, и потому небрежно, криво, раскорячив заднюю часть почти до середины проезжей части. Теперь я уже понимаю, что эта автобусная остановка была единственной во всем комплексе.
Мы вошли в автобус через задние двери. Поднимаясь по ступенькам я на несколько мгновений остановила взгляд на водителе. Он сидел вполоборота к салону с пассажирами. Его взгляд встретился с моим, и в это мгновение у меня возникло первое, еще смутное, ощущение надвигающейся катастрофы. В лице водителя четко выражалась злоба, агрессия, ненависть, хотя непонятно, на кого она была направлена. Ко всему этому примешивался оттенок безысходной тоски... Господи, что я здесь делаю?...

Я вошла в салон и огляделась. В лице каждого пассажира читалась эта безысходная тоска, ни тени злобы, только тоска, но такая безысходная и такая глубокая, что взгляды этих людей леденили душу...
Автобус был полным. Мы с мужем протиснулись вперед и нашли два свободных места порознь. Я села спиной к водителю и снова оглядела салон. Во втором ряду у окна сидела женщина с девочкой четырех-пяти лет на руках. Девочка теребила куклу. Было совершенно непонятно, что она пыталась привести кукле в порядок, прическу или платье, но ни то, ни другое у нее не получалось. Руки девочки иногда нервно вздрагивали, вот-вот выронят куклу, но малышка ухитрялась удержать ее. Мама со слабой улыбкой, вялой и расплывчатой, как у моего мужа, шептала дочке: «ничего, ничего»... Словно пыталась успокоить и ободрить ее. Нет, пожалуй, только успокоить... Мое ощущение надвигающейся беды усилилось.

На улице у передней подножки автобуса докуривали двое мужчин, старый и помоложе, похоже, отец и сын. На губах сына все та же расплывчатая полуулыбка. Беда настойчиво приближается, становится почти осязаемой... Господи! Зачем они так ужасно улыбаются?! А в глазах все та же безысходная тоска, тоскливая безысходность...
 
Я еще раз обвела взглядом весь салон и заглянула в глаза каждому. Сердце мое защемило, в груди сдавило и заныло, я дрожала. На этих людей было страшно смотреть. Мужчина помоложе выбросил окурок, взлянул на свои часы и тихо промолвил: «через пять минут». Вместе со старым они поднялись в салон. Сын пристально посмотрел мне в глаза, по моей спине пробежала ледяная волна, в груди все сжалось так, что я начала задыхаться. Я поняла: беда неизбежна, катастрофа неотвратима, другой исход невозможен. Со словами «через пять минут» все взгляды обратились на молодого мужчину, тоска и безысходность выразились в них с такой силой, что я не выдержала, вскочила и бросилась вон из салона.

Оказавшись на улице я на ватных ногах развернулась к автобусу, посмотрела в окно и увидела девочку с куклой. Господи! Меня трясло и подташнивало. Лицо девочки покраснело, напряглось и как-то внезапно повзрослело, даже почти постарело. На губах ее заиграла слабая студенисто-горькая улыбка. Девочка уже не теребила куклу, она смотрела на меня, замерев в ожидании... Мой муж сидел рядом с женщиной и девочкой, глаза его суетно метались, улыбка на его губах теперь сильно отличалась от остальных. Он улыбался с выражением превосходства, словно злорадствавал: «я не с вами! Я не такой, как вы! Я только немного посмотрю, я сейчас уйду...»

«Через пять минут...» Теперь уже меньше. Мать девочки тоже взглянула на свои часы, обняла покрепче дочь и прошептала ей на ухо: «скоро все кончится». Где-то я уже слышала или читала эту фразу, именно в такой жуткой интонации... Я не могла услышать этого с улицы, я лишь прочла фразу на губах женщины.
Господи! Господи! Что они все делают?! Зачем?! Почему?! Тень неизбежной катастрофы нависла в воздухе тяжелым покрывалом. Из последних сил я вдохнула и истошно заорала мужу: «Выходи!!! Вон оттуда немедленно!!!» Я почти теряла сознание от ужаса, от страшного сознания того, что вот-вот должно произойти. И тут я вспомнила...

Я вспомнила несуществующий диалог с подругой, вернее, ее рассказ. Господи! Откуда взялся этот рассказ?!!! Как можно вспомнить то, чего никогда не было? Вспомнилось, как она говорила: «...Я случайно оказалась рядом с автобусом. Я не собиралась туда идти, хотя некоторое любопытство тоже испытывала, что же там все-таки происходит?.. Никогда не ходи туда!!! Не приближайся к этому автобусу! Я слышала там хруст костей и плеск крови...» С этим воспоминанием перед моими глазами все поплыло, я зашаталась...

Как только я убедилась, что муж успел выскочить из автобуса, я побежала прочь. Не чувствуя собственных ног я неслась что было сил и остановилась в полном шоке только квартала через два от остановки с автобусом. Я даже не рыдала, я не могла плакать. Кажется, я просто выла, стонала, не помню...
Господи! Они шли на добровольную смерть!!! Они вели туда своих детей, и все знали, что там их ждет смерть! Господи! Что с ними случилось?! Что заставило их?! Откуда столько тоски и безысходности?!!! «Скоро все кончится» - я припомнила рассказ о концлагере. Кажется, эти слова были произнесены одним из персонажей, за несколько мгновений до падения в печь, когда обнаженная людская толпа стояла в ожидании смерти с уже облитыми маслом ногами, а пол под ними уже начинал наклоняться, открывая под собой огненное жерло... Господи! Сколько ты создал безысходной тоски, если стольким людям хватило достаточной порции, чтобы решиться пойти на такое! Добровольная смерть на аттракционе... Господи! Что со мной?..

Ну и кончиться бы всему на этом, упасть бы мне в обморок, забыться, - так нет, я вернулась! Как? Зачем? Невероятно, но каким-то образом я снова очутилась недалеко от остановки и продолжала приближаться к ней до тех пор, пока за толпой людей не показался автобус. Там еще и толпа зрителей! Господи! Неужели это ты привел их туда? И меня? Словно на демонстрацию в назидание: вот мол, знайте, и такое бывает. Или не ты?.. Или они сами? Из любопытства? Господи, что страшнее, смерть или любопытство к чужой смерти? И я ведь тоже вернулась, хотя уже совершенно не желала знать продолжения всего этого ужаса. Судьбе, или кому-то еще, было угодно показать мне, как эти люди умирали. Даже не показать, - намекнуть, дать отправную точку для воображения...

Окна и двери автобуса были наглухо задраяны. Невозможно было увидеть, что происходило внутри. Наверное, можно было только услышать глухие звуки, едва доносившиеся изнутри до рядом стоящих. Автобус не двигался с места, но корпус его с железным скрежетом и грохотом ходил ходуном, вибрировал во всех направлениях, напоминая видео-аттракцион американских горок, где двигается кабина салона с сидящими в ней зрителями, а они глядя на экран ощущают себя в бешенно несущейся по крутым виражам тележке. Все уже кончалось...

Этот автобус никогда никуда не уедет. Его потом отмоют, отчистят... Господи! Кто это сделает??? А может, уничтожат и поставят на его место новый? И потом все повторится. И неизвестно, поменяется ли водитель. Теперь уже, когда я все знаю, я снова вспоминаю его злобный взгляд. Взгляд убийцы. И добровольной жертвы. Нет, все-таки он останется там, с пассажирами. Он добровольно идет не только на смерть, но и на массовое убийство. Это он закрывает наглухо окна, двери, и включает мясорубку, в которую сам же бросается...
 
Я схватила мужа за руку и снова побежала, теперь уже в поисках выхода из этого чудовищного комплекса. Господи! Комплекса! Неужели там есть еще и другие «аттракционы»? Не хочу даже думать, про что они... Хватит одного этого – про смерть. И этот там не ключевой, не самый важный. Он словно случайный, к нему нет указателей, его нет в рекламных проспектах. Другие «поинтереснее», а этот – он просто «по пути», мимоходом... Но на него идут целенаправленно и осознанно.

...Мы с мужем нашли другой, не главный, выход. Он больше был похож на запасный, или даже на «черный ход». Там, за этой маленькой дверью был другой, спасительный мир, он должен был там быть. К выходу мы с мужем пробивались сквозь толпу людей. В основном молодежь – шлюхи, наркоманы, мелкие воры и пьяницы... Они матерились, бросали нам вслед пошлости и грязные комментарии. Я задыхалась, пробиваться становилось все труднее, и в полном исступлении я закричала каким-то чужим надтреснутым голосом: «Выпустите меня!!! Я не могу! Пожалуйста, мне нужно выйти!» Неожиданно лица подонков изменились. Они все расступились, глядя на меня с уважением и даже с некоторой завистью. С разных сторон послышалось: «Пропустите ее, не прикасайтесь к ней! ОНА ХОЧЕТ УЙТИ!»

Я вылетела через узкую дверь, которая почему-то вела в джинсовый магазинчик. Следом за мной, словно из мешка, вытряхнулся муж. В глаза ударило солнце, пробивающееся через окна и витрины магазина. Я уже было почти облегченно вздохнула, но нет...
Оглядевшись вокруг, среди обычных безучастных покупателей, вертевших в руках джинсовые тряпочки, я заметила множество любопытных взглядов, направленных в мою сторону и в сторону двери за моей спиной. Эти люди судорожно сжимали в кулаках входные билеты (или контрамарки?) в коплекс, они словно стояли в очереди на какою-то дьявольское представление, смотрели на меня и силились прочесть на моем лице: «что там? Каково? Действительно ли что-то стоящее?»

По моей спине снова прокатилась ледяная волна, ноги подкосились, в груди все сжалось до нестерпимой боли, и я с выступающими на глазах слезами шепотом закричала: «Люди!!! Неужели вы хотите войти туда?! Господи! Зачем?! Почему?!.» В удушье безысходной тоски я разрыдалась...


...И проснулась.


Сейчас я не плачу, да и как только проснулась, не плакала. Вообще, как ни странно, плакать не хочется. Но остатки ледяной волны ужаса все еще отдавались во всем теле. Когда просыпаешься и открываешь глаза, бытовая реальность начинает захлестывать очень быстро, она стремительно стирает из памяти ощущения, связанные с только что увиденным. Иногда оставляет только факты случившегося, точнее увиденного. Я часто помню свои сны, но не помню, что чувствую в этих снах.
На этот раз по-другому. Безысходная тоска задержалась, я поняла, что не усну, пока не изживу из себя это. Рассказать некому, муж храпит, собака тоже взвизгивает во сне, небось в погоне за котом...

Без пятнадцати шесть. Я вылила все на бумагу и теперь почти успокоилась, тоска заметно ослабела, а безысходность почти утратила свою роковую неизменность. И только снова и снова я задаюсь мучительным вопросом: «Господи! Неужели такое возможно?! И неужели это только сон, и только мой сон? Но зачем?! Почему?!...»
И я боюсь себя, собственного разума и мыслей...



В ночь на 29.08.2011