Поляченко Денису Андреевичу всю жизнь не везло с соседями. Еще со школьных лет он усвоил одну истину: скажи район, в котором ты живешь, и я скажу кто ты. Небольшой рабочий поселок, что примостился на окраине большого города, и где проживали рабочие вагоноремонтного завода и товарной станции, не мог похвастаться благородным происхождением своих обитателей. Конечно, разномастная публика потомков гегемона революции была разбавлена некоторым количеством гнилой интеллигенции. Но ее, этой самой интеллигенции, было так мало, и она действительно была не первой свежести, а зачастую и с душком продуктов местного винокурения, что ее тлетворное влияние было сведено до минимума. Поэтому нечего было удивляться, что передовик производства и активный участник самодеятельности в дневное время, поздним вечером надирался до неприличия и отдыхал, как отдыхали сотни лет назад его пращуры после изнурительной работы на барина, то есть сначала орали песни до полуночи, затем выясняли отношения при помощи кулаков и разухабистого мата. Отчего на утро у Дениски болела голова, а на потолке появлялись ужасающие трещины. Бабушка Дениски, статная моложавая женщина, вздыхая, обреченно подметала опавшую, словно прошлогодняя листва, штукатурку. Она знала, что протестовать и жаловаться бесполезно, ведь наверху обмывался очередной переходящий красный знак, следовательно, пили и дрались за правое дело. Да и печальный опыт страшных лет подсказывал, что если не пьешь вместе со всеми, то вызываешь подозрение и непонимание окружающих. Много позже, когда Дениска вырос и стал Денисом Андреевичем, он так и не смог избавиться от чрезмерно активных и веселых соседей. Еще с детства не любивший скандалы, Денис Андреевич пытался, как можно деликатнее, отстаивать свое право на личное время. Это удавалось не всегда, и поэтому он занимался по ночам своими любимыми исследованиями в области вторичной рекристаллизации. Это и неудивительно, мало кого интересовал размер зерна металла после рекристаллизационного отжига, гораздо интереснее было после работы расслабиться, послушать магнитофончик и потанцевать, просто посплетничать. Часто, сидя за столом в окружении жизнерадостных, раскрасневшихся от дешевого портвейна соседей, он думал, как необходимо изменить технологический процесс, чтобы увеличить диффузионный обмен через устойчивую переходную область без существенного увеличения температуры. От этого у Дениса Андреевича становился отрешенный взгляд, и он смеялся невпопад над сальными шутками и анекдотами. А его ближайший сосед и любитель зимней рыбалки Санёк Сидоренко подсмеивался над ним:
- Ты че? Денис, улыбнись, проснись. Ты сейчас похож на сома, которого вытащили на берег.
- Да, ладно, не трогай человека, - успокаивала его жена Люда, - не все же такие ерши как ты. Прочитал сам пол литру и хоть бы хны.
В конце концов, бессонные ночи и сотни проведенных экспериментов увенчались успехом, Поляченко добился существенных результатов, его изобретение получило патент, а ему предложили возглавить центральную заводскую лабораторию. Кроме статьи в профильном периодическом издании он получил денежную премию и возможность участия в строящемся от заводоуправления кооперативе. Трехкомнатная кооперативная квартира в одном из престижных районов города позволила иметь Денису Андреевичу не только собственный унитаз и ванную комнату, а также спальню с просторной кроватью и комнату-кабинет, с собственноручно изготовленными полками для книг и столом, оборудованным рейсшиной и специальной подставкой для уже готовых чертежей. Однако тихая радость Дениса Андреевича была не долгой. Одинокая соседка справа покушалась не только на его свободное время (помочь что-то перенести, подвинуть, прибить и тому подобное), ватман и кальку, но, как оказалось, и на него самого, что было замечено им достаточно поздно. От развала семью спасла теща, любившая интеллигентного непьющего зятя. Соседи слева не любили ужинать в одиночестве и Денис Андреевич, как гостеприимный хозяин должен был через день кушать рассольник у соседей, в остальные дни соседи ужинали у них на кухне. На верху, прямо над квартирой Поляченко, жила очень музыкальная семья: сын играл на аккордеоне, а малышка Леночка – на фортепьяно, их родители устраивали вечера народной песни. Конечно, такая привередливость Дениса Андреевича могла показаться странной многим обитателям общаг и подселенок. Но, тем не менее, Поляченко еще с детства мечтал о большой уютной квартире, а может быть и о собственном доме, где по вечерам можно будет открыть окно, впустив в комнату вечернюю прохладу, включить настольную лампу и почитать книгу, а может просто сидеть и слушать какую-нибудь мелодичную музыку. Как знать, может это были куски воспоминаний от прошлых жизней, как теперь принято говорить, генетическая память. Но как бы там ни было, факт остается фактом, мальчик, выросший на городской окраине, мечтал о тишине аристократического уюта. Развал великой державы на некоторое время излечил Дениса Андреевича от меланхолических видений. Нужно было выживать, кормить семью. Огромный завод, снабжавший практически всю сельхозтехнику страны моторами, оказался никому не нужен. Он постепенно умирал, а с ним умирали цеха, люди, лаборатории. Сдавались потихоньку в макулатуру отчеты о рацпредложениях и таблицы превращения в системе железо-углерод, тушили печи для обжига и закалки, тайком несли в металлолом бронзы и литейные сплавы меди. Денис Андреевич построил на даче печурку из пеношамота, так на всякий случай. Печка, построенная по всем правилам металлургии, могла не только обогреть домишко на шести сотках садового товарищества, но и в случае необходимости, могла выполнять чисто профессиональные задачи для расплодившихся частников.
Пока хозяйка дома Галина Николаевна, бывшая заведующая районной библиотекой челночила, тягая неподъемные баулы за границу со всякой всячиной, Денис Андреевич делал решетки на окна первых этажей, бывали даже заказы на ворота. Время от времени, проезжая мимо родного завода, он с содроганием наблюдал за проросшие через битые стекла заводских корпусов тоненькие прутики деревьев. Вечером, за ужином, он рассказывал жене:
- Все как в песне «Весь мир до основания разрушим - а затем…»
- Денис, вечно ты витаешь в облаках. Может уже пора приземлиться, - отвечала жена, - ты, что забыл студенческий каламбур? История учит, что ее никто не учит.
Дома покоя даже эфемерного не было, квартиры покупались и продавались, сдавались в аренду, переоборудовались под магазины, стоматкабинеты и парикмахерские. Стоял грохот выламываемых стен, визжали болгарки, переругивались грузчики, не влезая в узкие лестничные пролеты с громоздкой мебелью. Выражаясь терминологией любимой Денисом Андреевичем металлургии, произошла фазовая перекристаллизация, которая приобрела необратимый характер. Надо было находить более основательный источник существования. Галина Николаевна, к этому времени уже успевшая поработать и швеей и бухгалтером в частной фирме, обнаружила в себе предпринимательскую жилку. Они с мужем обсудили рынок услуг, предоставляемый новоиспеченным нуворишам, и решили, что есть и для них место в этой новой экономической формации. Они открыли авторский салон металлических изделий, изготавливали каминные экраны, щипцы, всевозможные решетки, садовые светильники. Вскоре к ним подключилась старшая дочка, окончившая художественно-промышленное училище. Интерьерные разработки семьи Поляченко стали пользоваться спросом и хорошо оплачиваться. Денис Андреевич стал на досуге опять подумывать о детских грезах: большом доме с верандой, выходящей в сад, где вечерний ветерок колышет шелковые занавески, а в комнате мерцают угли камина. Тщательно изучив предложения на рынке недвижимости, был куплен недостроенный двухэтажный дом за окружной дорогой на так называемом массиве «Васильки». Особое внимание было уделено соседям: справа участок пустовал, слева жила семья коммерческого директор крупной торговой компании, сзади - владелец сети автозаправок, фасадом дом выходил на опушку небольшого леса, за которым простирались бескрайние поля. Вечерами он, вдыхая запахи резеды и душистого горошка, разглядывал фотоальбомы великих художников: Моне, Ван Гога, Тернера. Художественная натура Дениса Андреевича, долгие годы вынужденная скрываться среди «Едоков картофеля», наконец обрела свободу. Но как человек прошедший горнило строителя развитого социализма, Поляченко понимал всю относительность свободы. Свобода для него, как оказалось, не была философской категорией, а скорее материальной. И, увы, ограничивалась размером банковского счета. Его свобода, выражаясь языком Марины Цветаевой, так почитаемой Галиной Николаевной Поляченко, была скорее прекрасной дамой маркизов и русских князей, чем женщиной свободного нрава на груди пролетариата. Перелистывая глянцевую бумагу с репродукциями Тернера, он мечтал воочию увидеть мост «Вздохов», полюбоваться восходом солнца с восточной стороны острова Джудекка, самому убедиться в интенсивной белизне дворца Пьяцетта, что в Венеции. И однажды Денис Андреевич понял, что созрел для того, чтобы получить «эстетический шок» и увидеть хрустальное небо над Римом и магический свет Венеции. Загранпаспорт он получил через положенные три месяца, без каких либо бюрократических проволочек. Осталось решить мелкие юридические штришки, для поездки в Италию необходимо было перевести и заверить нотариально документы. И хотя город изобиловал университетами, где готовили филологов-переводчиков, проблема была в том, что не все они имели право нотариального заверения, иными словами, те, кто качественно умел перевести документ, не имели нотариального права, а те, у кого такое право было, не могли качественно перевести документы. Очень кстати одним из соседей по «Василькам» оказался преуспевающий адвокат Морковников Виктор Павлович. Узнав о проблеме Дениса Андреевича, он порекомендовал ему частного нотариуса Любовь Анатолиевну Выдриченко. Пытаясь припарковаться на узенькой улочке имени Героев Космоса, Поляченко не переставал удивляться поистине кармической взаимосвязи происходящего. Когда-то много лет назад, он еще молодой инженер-технолог вместе с таким же поборником общественного порядка, с красными повязками «дружинник» на рукаве, патрулировал на этой улочке с громким названием и неказистыми двухэтажными общагами коридорного типа. Тут всегда было грязно, плохо пахло, а из раскрытых окон на головы прохожим могла запросто вылететь бутылка из-под пива из рук разбушевавшегося главы семьи. Общаги давным-давно выкупили, отремонтировали и сдали под офисы. На одном из таких домов гордо красовалась хромированная вывеска «Частный нотариус». С замиранием сердца Поляченко зашел в бывшую общагу ткацкой фабрики. На месте толстой тетки в пестром байковом халате, что необъемной грудью защищала вход в бабье царство работниц фабрики, отличавшихся свободными нравами, теперь сидел субтильного вида молодой человек в очках и черной форме частного охранного агентства. Перед ним, склонившись над стопкой бумаг, стояла девушка с длинными русыми волосами. На ней была черная облегающая кофточка, красные сапожки и коротенькая юбочка в складку. Юбочка была так коротка, что смутившемуся Поляченко были видны две пикантные полуокружности, затянутые в черные колготки. Ему пришла в голову занятная мысль, что некоторые здания, во что бы то ни стало, не хотят менять свою ориентацию. Он деликатно кашлянул. Девушка обернулась. Дежурный как можно строже спросил:
- Вы к кому?
- Мне нужен нотариус Выдриченко Любовь Анатолиевна, - с достоинством ответил Поляченко.
- По коридору направо, кабинет номер три, - указал дорогу дежурный. А девушка добавила:
- Подождите, она сейчас придет.
Ну и дела! - думал Поляченко, проходя в пустой кабинет с дорогой офисной мебелью. В подобных учреждениях необходимо соблюдать дресскод, все-таки юридическая служба, пусть и частная. Лукавые ягодички, как про себя назвал девушку на входе Поляченко, будоражила его воображение, хотя до недавнего времени он считал, что его уже ничего кроме денег и Италии не интересует. Чтобы восстановить утраченное равновесие, он принялся разглядывать комнату. Тут стоял стол, ксерокс, компьютер, несколько дорогих, но очень неудобных кожаных кресел, стильный журнальный столик с рекламными буклетами известной турфирмы, напротив окна была еще одна дверь. Ковровое покрытие в коридоре приглушало шаги, и Поляченко невольно вздрогнул, когда дверь резко открылась и в комнату вошла молодая и, судя по всему, энергичная женщина. Денис Андреевич с удовольствием отметил с каким вкусом одета вошедшая. Серый брючный костюм и бутылочного цвета пальто безукоризненно сидели на ней, короткая стрижка открывала миловидное лицо с пухлыми губами и серо-зелеными глазами. Конечно, только так и должен выглядеть частный нотариус, - решил Поляченко. Он молодцевато встал и сказал:
- Я к вам от Морковникова. Моя фамилия Поляченко, - Денис Андреевич протянул руку.
- Очень приятно Денис Андреевич, - улыбнулась девушка, при этом на щеках заиграли озорные ямочки, - меня зовут Наталья Васильевна. Видя, что ее слова привели в замешательство Поляченко, она добавила:
- Вы, очевидно к Выдриченко, она скоро будет, давайте ждать ее вместе.
- Конечно, конечно, - засуетился Денис Андреевич, - присаживайтесь. Хотя кресла, на мой взгляд, очень неудобные для офиса, очень низкие и мягкие. Я в некотором роде тоже занимаюсь дизайном. Может, слышали, вот моя визитка. Текстиль, мебель из ротанга, авторские работы по металлу, камины и все такое. Ему очень хотелось произвести впечатление на девушку. Девушка взяла визитку и, вздохнув, положила ее в сумочку:
- Вряд ли я смогу воспользоваться вашими услугами. Это, наверное, очень дорого. Хотя мы когда-то с мужем мечтали, что бы у нас был камин.
- Раз мечтали, значит, будет, - воодушевился Поляченко, сработала профессиональная реакция, может быть это будущий клиент.
- Сомневаюсь, - девушка улыбнулась, - я работаю следователем. Мне это не по карману.
- Следователем? – удивился Поляченко, - такая девушка и следователь. Это не женская работа.
Девушка вспыхнула, но сразу же взяла себя в руки:
- А что, по-вашему, женская работа: кухня и стирка?
- Зачем же так примитивно, - примирительно ответил Денис Андреевич, - есть масса других профессий, воспитатель, учитель, врач, в конце концов.
- Да я вам приведу тысячу доводов, что эти профессии ни чем не легче, чем моя, - с жаром начала Наталья Васильевна. Но тут в комнату вошла худющая женщина в невообразимом наряде и девушка с лукавыми ягодичками, дерзко выглядывающими из-под короткой юбчонки.
- Любаня! Подруга, да тебя не узнать, - бросилась к вошедшей Наташа.
- Наташка! Солнце! Сколько лет, сколько зим! - обнимали друг друга девушки, даже не замечая, что за их встречей с любопытством наблюдает посторонний.
- Какая ты стала. Сколько ж мы с тобой не виделись! Страшно сказать. Умница, что держишь себя в форме, не раскоровела после родов! Фитнесс?
- У меня работа такая, что и фитнесс не нужен!
- Ты все там же, в райотделе? А как супруг смотрит на твою работу? Как Иван? Ты его еще не поменяла, не надоел?
- Любаня, ты как всегда в своем репертуаре. Ты то, как сама? Не решилась еще на оковы брака?
- Нет, еще не решилась. Мне некогда, а ты тему не переводи. Я хоть и не следак, а то же кое-что соображаю. Так что? Идем, посплетничаем. Ради бога, извините нас, - замечая недовольно заерзавшего на кресле посетителя, обратилась к нему Выдриченко.
- Светочка, - сказала она к девушке в короткой юбочке, - займись посетителем.
- Хотите чай или кофе? - обратилась к недовольному Поляченко Светочка. Она наклонилась, убирая с журнального столика буклеты, отчего из разреза кофточки буквально вывались две прыщавые грудки. И хотя они не производили столь неизгладимого впечатления как пышные ягодички, но все же сделали свое дело. У Дениса Андреевича пропало желание поругаться. И он обреченно сказал:
- Кофе, пожалуйста, без сахара.
Поляченко пил крепкий кофе и нервно поглядывал на закрытую дверь, за которой скрылись давние подруги, он молча проклинал женскую болтливость и свою деликатность, не позволившую ему решить свои проблемы. Вот теперь сиди и слушай, старый дурак, глупую болтовню помощницы нотариуса Светочки, - недобро думал Денис Андреевич, стараясь абстрагироваться от содержательного диалога по телефону. Светочка со зловещим придыханием периодически восклицала в трубку телефона:
- Да ты что! А он? А ты? Кошмар! Да ты что? А ты? - и так до бесконечности. Когда у Поляченко разболелась голова то ли от пустой болтовни Светочки, то ли от крепкого кофе, то ли от вынужденного ожидания, он решил уйти. Неожиданно дверь отворилась, и провожаемая тощей Выдриченко вышла так понравившаяся ему Наталья Васильевна. Денис Андреевич с радостью покинул жаркие объятия кожаного кресла. Девушки попрощались, а Поляченко не удержался и сказал, обращаясь к девушке-следователю:
- Я очень надеюсь на встречу с вами.
- Зачем? - удивилась Наташа, - у меня не самая радостная в мире работа.
- Да нет, что вы, - Поляченко пояснил свой порыв, - я надеюсь, что у нас будет более приятный повод для встречи. Ведь вы мечтаете о камине. Девушка удивленно подняла брови и сказала:
- Как знать, все может быть. До свидания. Поляченко поймал на себе любопытный взгляд нотариуса, и уже, обращаясь к ней, сказал:
- Я к вам от Морковникова.
- Да, да проходите. Извините за вынужденную задержку. У моей бывшей однокурсницы возникли проблемы. Я еще раз извиняюсь, - с профессиональной любезностью говорила Выдриченко, пропуская его в кабинет. Внимательно выслушав его, она сказала:
- Денис Андреевич, завтра к пяти ваши документы будут готовы, вы только подъедете и распишитесь за них. Если же вас не устраивает время, давайте найдем то, что для вас приемлемо. А я, пользуясь случаем, - продолжала Любовь Анатолиевна, и рекомендациями Виктора Павловича, в свою очередь хочу попросить вас тоже помочь мне. Поляченко любезно улыбнулся в ответ.
- Посмотрите, - она протянула ему небольшой фотоальбом, - вот смотрите это входная дверь, мореный дуб. Мне хотелось бы стилизировать дверь под старину, знаете как в старинных замках: кованые петли, разумеется, декоративные, дверной молоток, и все такое… Ну, вы как специалист, сами знаете, что и как. Может быть, что-нибудь еще добавить в интерьер, что-нибудь рыцарское… Поляченко заинтересовано листал альбом, на фотографиях в разных ракурсах были сфотографированы богато обставленные комнаты. На некоторых фотографиях фигурировала сама Выдриченко с огромным питбулем. Питбуль с хозяйкой на софе, питбуль в солнцезащитных очках на лужайке перед домом. Денис Андреевич, что бы не показаться невоспитанным, спросил:
- Это ваш пес, вы с ним живете? - правда, он не сразу понял двусмысленность своего вопроса, а только лишь тогда, когда Выдриченко с вызовом ответила:
- Лучше жить с питбулем, чем с каким-то придурком, который сделает тебе ребенка, а потом удерет за границу, - она передернула худосочными плечами под дорогостоящей хламидой и продолжила:
- Не стоит извиняться Денис Андреевич, я и так поняла, что вы имели в виду. Я все правильно поняла. Привыкла к таким вопросам. Меня мой Гай любит и предан мне до смерти, зарабатываю я достаточно, так что сами понимаете.
- Да, да, - он поспешно закивал головой, проклиная свою словесную бестактность.
- Я подумаю над вашим интерьером. До встречи, уважаемая Любовь Анатолиевна - пятясь задом к двери, выходил Денис Андреевич. Только в машине, он с облечением вздохнул:
- Какой досадный прокол, очень неловко, - думал он, подъезжая к дому.
- Что так долго, Денис? - его встречала жена, на ее голове был завязан чалмой старый пуховый платок. Значит, Галчонка опять мучит приступ мигрени, - с досадой подумал Поляченко.
- Ну, как ты? – скорее по привычке спросил он. Если у жены болит голова, то это надолго. Самое противное, что болеть она стала давно и врачи только разводят руками, мол, если бы знали причину мигрени, ее можно было бы лечить, а так, пока болезнь лечению не поддается, только лишь можно купировать приступ.
- Галчонок, ну зачем ты встала? - обратился к жене Денис Андреевич, - что за необходимость? Я все решил. Спасибо Морковникову. Видишь, как хорошо когда рядом такие приличные соседи.
- Не только соседи. Денис, - Галина Николаевна грустно посмотрела воспаленными от невыносимой боли глазами, - у нас Денис в доме привидения.
Поляченко, уставился на жену. Еще не хватало, что бы Галя от боли спятила, - с ужасом подумал он.
- У меня с головой все в порядке, я не спятила, - словно читая мысли мужа, ответила женщина, - я это замечала и раньше, просто раньше у меня не было материальных доказательств, а теперь есть, вот, - она протянула мужу несколько сломанных веточек садовой хризантемы. Денис Андреевич, у которого тоже, как назло, болела голова, как можно спокойнее сказал:
- Галина, давай примем лекарство, а завтра на свежую голову поговорим.
- Если пойдет дождь, то он уничтожит все следы привидения, - настойчиво продолжала женщина.
- Галина, во-первых, привидения – это нереальные субстанции, так сказать, поэтому они вряд ли оставляют материальные следы своего присутствия, а во- вторых, я не слышал, чтобы привидения бродили по саду, чаще всего они обитают в старинных родовых замках, и в конце концов, Галина, ты же умная женщина с высшим образованием. Ну, какие привидения в двадцать первом веке! Женщина, обижено поджала губы и сказала:
- Ужин на кухне. Я пойду, прилягу. И она, прямо держа спину, словно на торжественном рауте, удалилась. Денис Андреевич посмотрел ей вслед, взял почту и, не раздеваясь, прошел в так называемую английскую комнату – свое любимое детище. Английская комната – это библиотека, обустроенная на манер старинных библиотек. Книжные шкафы во всю стену и до самого потолка и не из модного сейчас гипсокартона, а из самого настоящего дуба. Вертикальные стойки шкафов, выполненные в виде ложных контрфорсов, возле самого потолка преобразовывались в стрельчатые арки, что было характерно для готической архитектуры Англии ХУ11 века. Сходство с готикой усиливало витражное окно, изображавшее средневековую даму, склоненную над книгой. Из окна библиотеки открывался вид на газон, пусть еще не английский, но такой же ухоженный и ярко-зеленый и кирпичную кладку забора, увитого диким виноградом. К концу октября листья приобрели пунцовую окраску и напоминали великолепный восточный ковер. Галина Николаевна считала, что библиотека чересчур мрачная, дочка Влада называла эту комнату чудовищной, а сам дом – миксом времен и стилей. Бывший хозяин только успел возвести двухэтажную коробку, да отделать невероятных размеров ванную комнату. Все остальные помещения были отданы на растерзание жене и дочери, и обустроены сообразно их вкусам. Вот в этой уникальной возможности жить в обустроенном по своему вкусу пространстве и при этом не мешать другим жить так же комфортно и крылась для Поляченко истинная ценность денег.
Он сел в массивное кресло, оббитое гобеленом (дочка постаралась, текстиль – ее стихия), быстро просмотрел почту. Ничего интересного, обычная рекламная мишура, пара писем с предложениями делового сотрудничества, да приглашение на фуршет по причине пятилетнего юбилея фирмы с мудреной аббревиатурой. На улице, нарушая романтическое настроение вечера, дружно залаяли собаки. От неожиданности Поляченко невольно вздрогнул. Он вспомнил жену, ее мученическое выражение лица. Это ж надо такое придумать, привидение! И где! На Васильках, где нет не только старинных построек, но даже деревья, украшающие участки, выращены в питомнике и привезены для озеленения уже во взрослом возрасте. Детей-подростков поблизости тоже нет ни у кого, так что глупыми шутками заниматься некому. Да и вообще массив под охраной. Раздумья Дениса Андреевича прервал гортанный мужской голос, он что-то прокричал разбушевавшимся собакам. Те мало-помалу стали успокаиваться. На пустовавшем участке в строительных вагончиках разместились рабочие-узбеки, на их национальную принадлежность указывали тюбетейки на головах. Интересно, подумал Поляченко, что за новые соседи будут жить там? Он невольно стал прислушиваться к громкому разговору на улице. Узбеки варили плов в огромном казане на открытом огне, чем приводили в смятение адвоката Морковникова, панически боящегося пожаров. Непонятно, то ли просто говорят, то ли ссорятся, - думал Денис Андреевич, - как много гортанных горловых звуков, непривычных для славянских языков. Раздался скрежет тормозов - подъехала машина, судя по резкому хлопанью и дребезжанию железа, скорее всего разбитый жигуленок. Солидная иномарка обычно подъезжает неслышно, дверь открывается с характерным утробным звуком. Снова забрехали собаки. Поляченко подумал, что пора идти спать, но ему не хотелось тревожить жену, а если он ляжет на диване в гостиной, завтра будет море обид. Как жаль, что он ничем не может помочь жене. Его мысли неожиданно вернулись в далекое прошлое. Вот так же, тюрбаном завязывала голову его бабушка, после бессонной ночи, под разухабистые песни соседей сверху. Денис, тогда еще маленький мальчик, с ужасом наблюдал, как раскачивается под потолком люстра в такт веселой пляске передовиков производства. Люстра была выполнена в виде двух концентрических окружностей с полыми стеклянными трубочками, которые жалобно позвякивали от вибрировавшего деревянного потолка. Однажды утром Дениска даже порезал ногу о разбитую трубочку, забыв одеть тапки. Да, сколько всего было. А сейчас в моду вошли трубочки из бамбука и металла - музыка ветра. У Влады вся комната увешана колокольчиками, дельфинчиками и трубочками, а на полу циновка и стол для чайной церемонии - все в восточном стиле. Да, что-то Влада задерживается! А может, к ней тайком приходил кавалер? - размышлял Поляченко, - хотя вряд ли. Разве сейчас кавалеры приходят тайком. Только познакомятся - сразу в койку. Он вовсе не был ни пуританином, ни ханжой, но считал, что современная молодежь обкрадывает себя, упрощая ухаживания. Как-то все просто и примитивно, он не любил минимализма ни в чем. На ум пришло сравнение с нелюбимым стилем, какой-то хайтек, а не ухаживания. Не поймешь, то ли кубик это, то ли стол, а может и стул, и почему кресло должно напоминать неполный мешок муки. Вот так и отношения, то ли уже друзья, то ли еще друзья и дикая манера целоваться при встрече. Раньше только и делали, что высмеивали привычку Леонида Ильича целоваться при встрече, а теперь это чуть ли не правило хорошего тона. Ему вспомнилась сегодняшняя встреча у нотариуса. Ведь вот какие приличные девушки, а эта Наташа - само обаяние, а вот надо же не везет. Все есть: образование, внешность, а муж где-то шастает, чего ему дома не хватает? Непонятно. Внезапно боковым зрением Денис Андреевич увидел мерцающий голубоватый свет, какой бывает на брелках для ключей. Он подошел к створчатому окну. Никого нет. Слабый лунный свет едва пробивался сквозь густые облака. Вдалеке, во дворе соседней усадьбы мерцали угли под казаном в лунном свете казавшимся еще огромнее, чем он был на самом деле, вокруг сидели темные фигуры. Показалось. Подумал он. Его воображение свободное от оков времени и пространства перенесло в желанную Италию. Интересно, - размышлял он, смогу ли я увидеть Колизей лунной ночью, а может быть он ночью под охраной? Интересно, какое там небо? Хотя, наверное, такое же. Это же ведь Северное полушарие, там и созвездия те же, что и у нас. Может быть сумерки другие, все-таки это намного южнее. Он попытался мысленно представить географическую карту. Да, была права его школьная учительница: «То, что знаешь, забыть невозможно». Нужно будет подумать о хорошем фотоаппарате или может быть лучше купить цифровую кинокамеру, со старой ехать стыдно. Предвкушая поездку, Поляченко не видел, что за ним с улицы пристально следят чьи-то темно-карие глаза.
Этим же вечером в небольшом и чистом домике, словно сошедшем с рекламного буклета «Посетите Германию», разбирал фотографии Карл Штайн. Он так и не смог сфотографировать старинную водонапорную башню в лунном свете. Да, почти год прошел с того рокового вечера, когда они с Бертой по пути в Прагу, очарованные вечерними пейзажами, остановились на грунтовой дороге, что шла параллельно шоссе. Сначала он снимал движение автомобилей, ему хотелось сделать потрясающий снимок и доказать этому выскочке Шмультке, что Цейсовская оптика ничем не хуже этих новомодных цифровых штучек. Потом Берта обратила его внимание на темный силуэт водонапорной башни. Почти полная луна зловеще освещала лепной карниз и старый вяз у башни. О, это был великолепный кадр. Они подъехали ближе. С этого места можно было фотографировать. Но, как назло, на тропинке уходящей к неподалеку стоящему бару, дрались какие-то молодчики. Он не сторонник кулачных боев. Конечно, может быть, кто-то и назвал бы его трусом, но это не так - просто он не хотел вмешиваться. Он резко повернул ключ зажигания, старенькая, но ухоженная машина беспрекословно выполняла команды такого опытного водителя как Карл. Но все дело в жене. Она стала умолять его остановиться. После трагической гибели их сына, она плохо контролировала свои эмоции.
- Карл, останови немедленно машину!
- Нет, Берта, мы не будем останавливаться. На сей раз обойдемся без приключений.
- Останови машину, Карл!
Мы с тобой хотели посмотреть Прагу, но если будем всякий раз останавливаться при виде очередной потасовке, то никогда не доедем до границы.
- Останови, прошу! Вот так же подонки избили нашего мальчика. А равнодушные люди проезжали мимо. Он мог бы жить, его убило равнодушие. Теперь Дева Мария посылает нам испытание. Прошло пять лет, как нет нашего мальчика. Этого парня тоже где-то ждет мать.
- Ладно, не плачь. Тебе опять будет плохо. Но мы только окажем первую помощь и вызовем полицию. Я не хочу ввязываться, а вдруг это криминал. Я не хочу фигурировать в криминальной хронике.
- Карл, о чем ты думаешь! - в отчаянии она заломила руки. Покраснев до самой макушки, Карл развернул фольксваген. Не даром ему снился сон, что дорога разрыта, и им пришлось вернуться. Пока они спускались по траве мокрой после дождя, эти мерзавцы уже скрылись, оставив в кустах юношу. Карл наклонился, лицо пострадавшего было в грязи, джинсовая куртка и рубаха все в крови, то ли его, то ли чужой. Штайн попытался нащупать пульс на запястье. Ничего не слышно. Тогда он попытался нащупать пульс на шее. Под пальцами было слышно, как слабо бьется пульс - невидимая ниточка, еще связывающая тело юноши с жизнью. Рядом стояла Берта, тяжело дыша, она нервно спрашивала:
- Попробуй пульс! Есть?
- Он потерял много крови, у него разбита голова. Наверное, сотрясение мозга.
- Карл, посмотри, есть ли у него документы? Нашел?
- Нет, никаких документов нет. Эти подонки забрали все.
- Вот так, ложи его сюда, надо зафиксировать голову.
- Берта, я все же против, давай вызовем полицию. Вдруг это преступник? Его разыскивают. Мне кажется - это не немец.
- Почему? Посмотри, у него рабочие руки. Нет, он не похож на преступника.
- Много ты понимаешь, Берта. Сейчас так много нелегалов. И потом, посмотри какие черные у него волосы, нос, скулы.
- Что ты предлагаешь, Карл? Я не брошу здесь мальчика, он так молод. Столько же лет могло бы быть нашему сыну. Отвезем его в больницу к герру Вексельбергу.
- Берта, я предупреждаю, что как только ему окажут помощь, я сразу вызываю полицию.
- Тише, Карл, он что-то говорит. Карл, Бог мой, он зовет мать!
- Ты не знаешь ни одного иностранного языка, как ты можешь знать, о чем он говорит?
- Я чувствую сердцем, Карл. Я мать!
- Ладно, ладно. Уже едем. Но хотя бы одно уже известно - это не немец. Это может быть кто угодно: и чех и мадьяр и итальянец… Кто угодно.
- Какая разница, Карл. Едем скорее.
Всю дорогу Карл Штайн молил Бога, что бы их остановила полиция, но, по-видимому, Всевышний был слишком занят, либо он все же хотел, что бы они ввязались в эту историю. Как бы там ни было, но полиция их не остановила.
Как только машина подъехала к частной клинике Вексельберга, к ним тот час подбежал дежурный, он узнал их машину. В последние пять лет, увы, они стали завсегдатаями этих мест. Берта часто болела.
- Что случилось фрау Штайн? К ним спешил сам Вексельберг, маленький тщедушный еврей, отличный профессионал, спасший от верной гибели не одну сотню человек. Он брался за любые операции, хотя имел несколько предупреждения от официальных лиц, ведающих медицинскими лицензиями. Но среди прооперированных Вексельбергом случались и влиятельные лица, и ему все сходило с рук.
- Герр профессор, спасите мальчика, его избили скинхеды. Это мог бы быть и ваш сын.
- Не надо всякий раз мне напоминать, что я еврей, фрау Штайн. Я об этом никогда не забываю. Властный голос доктора уверенно и четко отдавал команды:
- Скорее готовьте операционную.
Но я законопослушный гражданин, фрау Штайн, я должен сообщить в полицию. Фройляйн Эберц, сообщите в полицию про инцидент… Да, да… Неизвестный с открытой черепно-мозговой травмой, все как обычно. Что за месяц! Люди не любят жизнь. Странно, чем моложе, тем меньше ценят жизнь, фрау Штайн.
- Герр профессор! У пострадавшего деревянный крестик, он не мусульманин.
- Какое это имеет значение? Ваш Бог был иудей и плотник, нот для меня это не имеет никакого значения. Я бы с не меньшим энтузиазмом спасал и христианина, и иудея, и атеиста. Для меня сейчас важнее, какой экспресс анализ крови у юноши и что с его давлением. Выдержит ли он операцию? Наверняка у него нет страховки. Но у нас нет времени ждать.
- У него падает давление!
- Так, скорее! Прошу, окажите помощь фрау Штайн! Дайте что-нибудь сердечное, фрау Ильзе…
- Так друзья, мыться, со мной работают…
Карл попытался увести жену, но она наотрез отказалась, сказав, что дождется конца операции. К ней подошла фрау Лизике, она взяла бледную руку Берты и сосчитала пульс.
- Так нельзя дорогая. Вы себя убиваете. Вам нужно успокоиться. Может, вы хотите прилечь? Берта посмотрела на нее молящим взглядом и спросила:
- Как вы думаете, Ильза, герр Вексельберг спасет мальчика? Фрау Ильза Лизике, боготворившая своего шефа, без промедления ответила:
- Разумеется. Он отличный специалист, хотя и чудак, любит пофилософствовать. Выпейте эти капли фрау Штайн, всем нам нужно набраться мужества. А вот и полиция, - фрау Лизике уже спешила на встречу полицейским, по привычке поправляя безукоризненную прическу.
Берта взяла в свои руки руку мужа и, прижимая ее к груди, прошептала:
- Он так напомнил мне о моем бедном мальчике. Дева Мария спаси этого несчастного, пусть одной безутешной матерью будет меньше на этой грешной земле.
- Так, вот эта фотография, пожалуй, самая удачная. Здесь у парня уже отрасли волосы и взгляд осмысленный. Штайн наконец нашел то, что искал. Эту фотографию он сделал летом после реабилитации парня, что было крайне необходимо после повторной операции в специализированной нейроклинике. Отпечатки пальцев не дали никаких сведений о мальчике, да и о розыске человека с такими внешними данными не было никаких сведений ни в Германии, ни даже по линии Интерпола. Прямо инопланетянин какой-то, хорошо было только одно, что он не был замешан в преступлении. Время шло, и молодой организм постепенно окреп, но было одно но… Доктор Вексельберг действительно сотворил чудо – операция была проведена мастерски на высоком профессиональном уровне, это подтвердил нейрохирург, приглашенный сердобольной Бертой. Была необходима повторная операция по удалению небольшой гематомы, образовавшейся в теменной доли мозга. Это стоило сумасшедших денег и большого риска, на такую операцию обычно дают согласие ближайшие родственники пациента. Но у пациента не было родственников, да и сам пациент не мог ничего сказать. Берта проявила чудеса дипломатии и дар красноречия, убеждая различных чиновников и функционеров от медицины, что неизвестного парня нужно оперировать. Она даже сумела невозможное - объединила в одном альтруистическом порыве извечных противников: католическую и бабтистскую общины городка. Несмотря на робкие протесты Карла Штайна, Берта проводила все время у больного. Их маленький городок был буквально взорван происходящим: все только и говорили, что о незнакомце. Были, правда, противники такой суматохи вокруг пострадавшего и опекавшей его Берты, но их малочисленные голоса тонули в мощном хоре сочувствующих. Карл, не любивший находиться в центре внимания, сначала тяготился таким положением вещей, но потом даже как-то свыкся и терпеливо объяснял многочисленным пожертвователям, на какой счет перечислять деньги на операцию и как чувствует себя парень. Конечно, вначале он даже ревновал Берту. Ему было непонятно, что общего могла найти жена между этим невысоким черноглазым брюнетом и их погибшим мальчиком - высоким, голубоглазым блондином. Но потом смирился и однажды стал свидетелем сцены, поразившей его до глубины души. Он решил заехать на кладбище, чтобы положить цветы на могилу сына. Карл увидел Берту, стоящую на коленях перед надгробным камнем с изображением скорбящего Ангела. Сначала он подумал, что она плачет, и хотел подойти успокоить ее, но нет, она разговаривала с сыном. Берта рассказывала их несчастному Альберту про незнакомого парня, про операцию, про то, что не хочет, чтобы его разыскала настоящая мать и про то, что хочет, чтобы незнакомец выздоровел и остался с ними в их доме, что бы стал им сыном. Карл стоял, затаив дыхание. Ему даже иногда казалось, что и он тоже слышит не то вздох, не то тихий голос своего сына. Странно, но ему не было страшно и все происходящее не сводило с ума, а наоборот давало какую-то поддержку и уверенность в то, что все, что они делают – это правильно и их сын только был бы горд за них. Он положил цветы на чье-то надгробие и, стараясь ступать как можно тише, ушел с кладбища. Герр Штайн ехал домой и думал, как счастливы люди, искренне верящие в существование высших сил. Вот даже атеист Вексельберг говорит, что после операции надеется не только на свои силы и жажду пациента выжить:
- В этом мире есть нечто большее, чем рациональная материя. Я не могу это объяснить, но я это чувствую. Хотя господин Юнг и говорит, что «истина –это факт, а не суждения о нем». Но тогда, что же я чувствую? Он разминал сигарету в руках, почти ломая ее, хищно втягивал воздух носом и, разводя непропорционально большими для такого маленького роста, руками восклицал:
- Это нечто гораздо сильнее, чем материя. Это, если хотите, мировой разум! Да, я тоже ограничиваюсь наблюдением феномена и воздерживаюсь от каких- либо рассуждений! Но тогда, что же я чувствую?
Увы, герр Штайн не испытывал ничего подобного. Ничего такого он не чувствовал и не наблюдал. Он был закоренелый материалист, так его воспитывали и дома и в школе, а позднее - и в институте. Тут он познакомился с Бертой. Как давно это было! В отличие от Карла, Берта всегда готова была во что-то верить. И, как в свое время она свято верила в победу идеалов социализма, так после развала социалистического лагеря и трагической гибели сына, она также свято уверовала в Бога. Скорее всего, созидательная жажда творить добро была заложена в ней генетически и только требовалась некая указующая рука, способная направить этот поток живительной силы. Со всей силой нерастраченной материнской любви, она стала заботиться о пострадавшем. Дни и ночи напролет она дежурила возле юноши, правда, ей помогали ее подруги. Дагмара или попросту Мара, взяла часть забот по уходу за больным на себя, она закончила курсы медсестер, Ирма помогала по дому и в небольшом цветочном магазинчике, которым владела Берта, Габриэла скорее мешала, чем помогала, но иногда ее смешные истории были очень кстати. И это именно ей пришла в голову безумная мысль, что парень по национальности итальянец. Помогая Берте перестелить постель для мальчика, Габи с любопытством опытной женщины разглядывая крепкое тело незнакомца, обратила внимание на его загар, и, поправив сползающие очки, заметила:
- Берта, а с чего вы взяли, что это нелегал с востока? Посмотри, как пропорционально он сложен, у него прекрасный цвет кожи. Я бы даже сказала, что у него средиземноморский загар. И вообще, он красив как итальянец. Я то знаю в этом толк. Она явно намекала на свой бурный роман с Марко Тотти, в свое время наделавший много шума в их городке.
- Знаешь, Габи, мне все равно, кто он по национальности. Я хочу, что бы он смог сам сказать про то, откуда он тут, - отвечала, вздыхая, Берта. Но в этом то и была причина. Юноша не мог говорить. После прибывания в коме, да и после повторной операции прошло уже несколько месяцев и двигательные функции восстановились. Он потихоньку начал ходить, взгляд стал осмысленным. Но говорить он не говорил. Ничего. Конечно, в этом не было никакой необходимости. Берта за долгие месяцы пребывания с ним в больнице и без слов знала, чего хочет больной. Специалисты утверждали, что хороший уход и консультации специалистов, психологов, нейрохирургов, сделают свое дело. И юноша, в конце концов, заговорит. Берта втайне для всех стала учить его говорить по-немецки, хотя специалисты советовали ей этого не делать. Пострадавшему было рекомендовано восстановление памяти по принципу обладания. Он должен был рассматривать фотографии различных мест, слушать музыку, чтобы у него возникали ассоциативные воспоминания.
- Только после этого у нашего пациента может начаться активное воспроизведение слов, мыслей и зрительных образов, то есть возникнут конкретные факты, которые он должен будет вспомнить и соединить со множеством других связанных с ними фактов, - говорил Берте уезжая после очередной консультации столичный специалист.
- Попробуйте дать ему краски, пусть пытается что-то нарисовать, может это прояснит ситуацию и активизирует его мозговую деятельность. Вы мудрая женщина фрау Штайн. Я перед вами преклоняюсь, - говорил, он, увозя чек на приличную сумму. Чем несказанно злил Карла Штайна, считавшего всех врачей, лечивших пациентов разговорами, дипломированными шарлатанами. Когда же в мазне, как называл Карл попытки юноши что-то нарисовать, Габи увидела очертания Адриатического побережья, его терпению пришел конец. Карл Штайн не любивший итальянцев по той же причине, что и Альфред Нобель математиков, решил, что если он до конца года не найдет родственников пострадавшего, то начнет процедуру его усыновления. Они дадут ему, как дали свою любовь, фамилию Штайн и имя Альберт в честь погибшего сына, а то чего доброго эта сумасшедшая Габи станет называть его в честь своего итальяшки. Но сначала он хочет удостовериться, что парня никто не ищет. Много людей приезжает на фестиваль пива. Со всего мира едут на Октобер фест. Поэтому он даст Шмультке фотографию, что бы тот сделал копии и показал их разным людям. И хотя Шмультке сторонник цифровых технологий, но в этом он поддерживает Карла. У парня должны быть родные, и они наверняка его ищут. Карл аккуратно собрал фотографии и разложил их по коробкам. Одну, изображавшую юношу с высокими скулами, большими черными глазами в обрамлении густых ресниц и черными, как смоль, вьющимися волосами, он положил в конверт.
В спальне мирно посапывала жена. Карл присел на кровать. Как неумолимо время, оно проложило две жесткие бороздки на лбу, это придало что-то трагическое лицу любимой женщины. Спать не хотелось, через занавески пробивался лунный свет. Он встал, подошел к окну. Небо было сказочно красивым. Огромная, правда, еще не полная луна, в каком-то серебристом ореоле и звезды. Море звезд. Как жаль, что он плохо учил астрономию и не знает ни одного созвездия. А впрочем, какое это имеет значение. Они все прекрасны и без названия. Странно, думалось ему, если это все сотворил Господь или высший разум (как называет его герр Вексельберг), тогда почему такая красота бывает ночью, когда большинство людей спят и, быть может, видят не самые лучшие сны. Это казалось ему не логичным и не понятным. Как жаль, что он не захватил фотоаппарат - это был бы один из его лучших снимков. Штайн стоял, почти затаив дыхание, как будто боялся, что своим дыханием он сможет нарушить очарование ночи. Берта заговорила во сне, Карл прислушался. Несчастная, она говорит с умершим сыном. Его мысли снова вернулись к найденному молодому человеку. Нет, здесь кроется какая-то тайна. Вот, когда у Гюнтера пропала собака, ее искала вся семья, даже старики. А тут человек! Может быть, он сирота, вспомнил Штайн, как с надеждой в голосе всегда говорила об этом Берта. Нет, скорее всего, права эта бесстыжая Габи. В его голове возникла виляющая бедрами нахалка. Почти пятьдесят, а в какой юбке ходит! Сколько лет прошло, а он все не может забыть своего фиаско. Да, как ни крути - здесь замешана женщина. Да, да, да. Во всем виновата женщина. Он сошел вниз, взял из холодильника банку пива и вышел во двор. Карл Штайн смотрел на мерцающую в своем великолепии луну, как ни смотрел на нее уже больше двадцати лет. Да, во всем виноваты женщины!
- Девчата, ничего мне не рассказывайте, - баба Клава встала подбоченясь, как бы собираясь пуститься в пляс, - звезды, не звезды, а всегда, во всем виновата женщина. Да! Хотя бы потому, что женщина всегда умнее мужчины. Да!
- Мама, давай не будем, - Нила устало пожала плечами, - уже ночь на дворе. Наташа с работы устала. Что теперь нравоучения читать. Получилось, как получилось. Теперь нужно как-то из этой ситуации выходить.
- Да, девонька. Нагородила ты делов. И что даже мать ничего не знает? -обращаясь к потупившейся Наташе, сказала баба Клава.
- Нет, не знает. Ни моя, ни его, - скупо ответила Наташа.
- А как так? - удивилась женщина, - что ж им не странно, что он писем не пишет?
- Не странно, - пытаясь быть как можно спокойнее, объяснила Наташа. - Я к Новому году и ко Дню рождения Ваниной матери, как бы от лица Ивана сделала подарки. Ну, объяснила так, что работает он там, в Чехии не совсем легально. Деньги мне передал через знакомого. Скоро приедет сам, все тогда расскажет.
Баба Клава всплеснула руками:
- Ой, Наташка, Наташка! Что ж ты надела? А как будешь теперь выпутываться?
- Мам, давай без истерики. Выпутается, - оборвала причитания матери Нила, - иди спать, а то давление опять подымется. Видишь, погода какая. Небо все в облаках. Завтра, наверное, будет дождь. Иди, отдыхай. Нам с Наташей кое- что обсудит надо.
Когда недовольная женщина ушла, Нила достала две рюмки, начатую бутылку коньяка, коробку печенья. Наташа слабо запротестовала:
- Нил, я не буду. И так тошно.
- Дело твое, - ответила Нила, - а я немножко выпью, мне что-то нездоровиться сегодня. А ты не стесняйся - будь как дома.
Наташа немного помялась, а затем, плеснув на дно рюмки коньяк, залпом выпила. К лицу мгновенно прилила кровь, губы предательски задрожали.
- Ну, ты что? Мы так не договаривались, - участливо спросила Нила, - вспоминай, как ты меня учила. Помнишь. На твоих испанских танцах, как тебя учит преподаватель. Спина ровная, голову держать высоко. Независимая и гордая. Ну, вот так, - заглядывая во влажные от набежавших слез глаза, говорила Нила.
- Это я так. Ничего. Это от коньяка. Очень крепкий, - оправдывалась Наташа.
- Ну, вот и славно, что от коньяка, а не от чего другого. Рассказывай, подруга!
- Да что рассказывать, ты и сама про все знаешь. Все ж у тебя на виду происходило.
- Ну, допустим не все, - Нила зашуршала оберткой от печенья.
- Что говорить, - начала Наташа, - после того перевода, в декабре прошлого года ни слуху, ни духу. Я уже наступила себе на горло и разыскала этого чертового Дусика. Представляешь, этот негодяй оставил свою беременную сожительницу и укатил то ли в Тюмень, то ли в Уренгой. Короче, куда подальше. Она ничего не знает, только слезы льет и ругается со страшной силой. Я сегодня была у одной своей знакомой, она нотариус, но с большими связями. Обещала, что по своим каналам прозондирует, где в Чехии могут работать наши строители-нелегалы.
- Получается, что всем все известно, я имею в виду официальные органы, - возмутилась Нила.
- Нила, не хочу показаться непатриотичной, но мне сейчас все фиолетово, а особенно кто и что знает. Я хочу разыскать Ивана, хочу, чтобы была определенность в наших отношениях. Согласно статье 107 пункт 1 я смогу с ним развестись, только в случае признания Ивана безвестно отсутствующим.
- Это конечно хорошо, что ты законы знаешь, а что ты чувствуешь к нему сейчас? Ты его еще любишь? - строго спросила Нила.
- Не знаю. Особенно когда меня так спрашивают, - разозлилась Наташа.
- Как так? - уточнила Нила.
- А вот так. А он меня еще любит, что почти год никаких вестей? Он вспоминает, хотя бы иногда, что у него тут дочка, мама, тоже, между прочим, волнуется. У нас с ней сейчас такие натянутые отношения. Она думает, что это я его послала деньги зарабатывать. Попыталась ей как-то намекнуть, что у Ванечки был роман с соседкой. Знаешь, как она разоралась? Ее сынуля просто ангел, а я на него наговариваю. Вот.
- Не знаю, что тебе советовать, раз решила ехать - едь. Денег я тебе конечно дам. Ты не переживай. Анька пусть у нас поживет. Сколько тебя не будет, неделю? - Нила раздумывала налить еще коньяку или нет. Потом тряхнула головой, словно отгоняя неприятные мысли, и спрятала бутылку в буфет.
- Не хочу ничего говорить, но, - она замолчала, кутаясь в цветастую шаль, - предчувствия у меня недобрые. Я поначалу тоже на него злилась. Что за мужики пошли безголовые. Да и на тебя было жалко смотреть. А последнее время что-то меня крутит внутри. Какие-то недобрые предчувствия.
- Нила, а может, ты кинешь свои карты или посмотришь на эти, на транзиты? - неуверенно предложила Наташа.
- Да, я и сама не раз про это думала, - Нила подошла к окну, задумчиво посмотрела. Луна словно плыла по небу, то ныряя, то выныривая из-за сизых густых облаков, летящих по небу.
- Как-то страшно мне. Так впервые, не хочу увидеть подтверждение моих предположений. Ты мне стала как родная за это время.
- А мне, думаешь, не страшно. Что меня ждет, там…- Наташа замолчала, она зло кусала губы, - представляешь, я приезжаю, а там Иван. Счастливый и довольный жизнью, с новой женой. И что я буду делать, что ему скажу? Собирай Иван вещички - поехали домой. Я этого не переживу.
- Переживешь! – уверенно заключила Нила, - Боги посылают нам ровно столько испытаний, сколько мы можем выдержать.
- Я в этом не уверена.
- Давай спать, Наташа. Утро-вечера мудренее.
- Боюсь Нилочка, что я не засну, - печально покачала головой Наташа.
Нила обняла за плечи Наташу и тихо запела:
- Місяць по небу ходить, пісню свою заводить…
Утро не всегда бывает мудрее, чем вечер. Трудно сказать в какие незапамятные времена появилась эта пословица. Скорее всего, тогда, когда ложились спать с заходом солнца, а вставали с появлением первых лучей Ярила-батюшки. На ночь триллеров и жутиков не смотрели, а по утрам на бегу не запихивали в себя дежурный бутерброд, запивая растворимым кофе, и не заталкивали свое бренное тело в электричку метрополитена как огурцы в банку. Даже те, кто мог себе позволить утром свежеотжатый сок апельсина или чашечку ароматного свежесмолотого кофе и утреннюю газетку, а после легкой пробежки или контрастного душа, могли сесть в собственное авто с кучей наворотов и отправиться на работу в свой собственный офис, даже эти любимцы фортуны, вряд ли могли похвастаться мудрыми мыслями по утрам. Мудрость обычно ассоциируется со зрелостью и опытом, которые приходят с годами, с неторопливостью принятия решений, взвешенностью и толерантностью к чужому мнению, с пониманием того, что мы на этой земле, увы, не вечны. Нынче же человечество словно обезумело в погоне за молодостью. Фитнесс, аэробика, пластические операции и много других ухищрений придумано для того, чтобы выглядеть как можно моложе. Молодость отождествляется с успешностью, все возрастные проявления как бы вычеркнуты из сегодняшней жизни. Казалось бы, что в этом стремлении к вечной молодости нет ничего плохого, если бы не одно но. Быть пожилым стало стыдно. Их, этих людей, как бы и нет нигде, ни в глянцевых изданиях, ни в качестве книжных или киношных героев. Растиражированная молодость предполагает, что люди могут совершать необдуманные, подчас нелепые поступки – ведь они так молоды, а зрелость и мудрость остаются где-то там за кадром, да и вообще, это так не эстетично, и вряд ли из этого можно сделать популярный бренд и продать. Так, что с мудростью подчас бывают проблемы хоть утром, хоть вечером.
Денис Андреевич Поляченко проснулся как обычно в восемь, стараясь не разбудить жену, он быстро оделся и выбежал в утреннюю прохладу утра. На траве еще лежали белесые пятна изморози, значит, ночью была уже минусовая температура, подумал Денис Андреевич, поеживаясь. Надо бы курточку одеть, да засмеют более закаленные соратники по утренней пробежке. Он сделал несколько энергичных рывков руками и побежал по аккуратной дорожке, проложенной вдоль лесополосы. Вдали виднелись спины таких же бегунов, как Поляченко. Когда через положенные полчаса он прибежал домой, на кухне уже сидела полусонная Влада. Она одновременно смотрела утреннюю телепрограмму, говорила по телефону, пила крепчайший кофе и рассматривала свою помятую физиономию в зеркало. Судя по всему особого удовольствия она не получала ни от одного занятия.
- Мама уже встала? – спросил дочь Денис Андреевич.
Влада кивнула головой, продолжая свой тягостный разговор по телефону:
- Да пойми же ты, я взрослый самостоятельный человек. Мне ничего и ни кому не нужно доказывать. Я уже выросла из того возраста, когда устраивают гладиаторские бои из-за парней. Я что боксер на ринге? Я женщина! Почему я должна за тебя бороться? Тебе что-то не нравиться? Скажи что, а не изображай из себя обиженного мальчика. Знаешь что? Вот только не надо меня доставать, у меня в десять деловая встреча. Я должна соответственно выглядеть и соответственно соображать, а не подтирать тебе сопли.
- Да, - она почти кричала в трубку, - да деловая, потому что в отличие от тебя занимаюсь делом. Если хочешь, что бы я сидела рядом с тобой и меняла тебе подгузники, найди себе более высокооплачиваемую работу. Будешь меня содержать, а я буду за тебя бороться. Все разговор окончен. Мне не когда. Все. До свидания! – она бросила трубку и с яростью откусила зеленое яблоко, и посмотрела на отца.
- Урод! Ой, пап, прости это не к тебе.
Поляченко только сочувственно посмотрел на дочь:
- Ну, что опять придурок?
- Папа молчи, не сыпь мне соль на рану. Когда училась в училище, тогда моих кавалеров не устраивал мой скромный прикид и не крутые предки. Теперь и прикид у меня крутой и предки тоже покруче стали. Не нравиться, что я самостоятельная, много зарабатываю, Видите ли, они комплексуют! Ой не знаю, голова трещит, а у меня сегодня встреча с поставщиками. Влада вздохнула и с хрустом, свидетельствующим о хорошем состоянии ее зубов, откусила еще кусок яблока.
Денис Андреевич по опыту знал, что дочери сейчас нужен не советчик, а терпеливый слушатель. Поэтому он молча заваривал себе зеленый китайский чай и поглядывал наверх. Он не знал, как себя чувствует Галина, может ей стоит предложить чай или кофе. Влада доела яблоко и встала из-за стола.
- Это что и весь твой завтрак? - спросил ее отец.
- Пап, у меня встреча с ланчем, - ответила Влада.
- Поднимись наверх к маме, спроси, может она чего хочет. Мне тоже надо собираться.
- Па, а ты что не видел маму, она сразу после тебя вышла на улицу, - удивленно протянула Влада.
- Вот тебе и раз, мама потерялась! Куда она могла пойти, так рано, как она была одета? - забеспокоился Денис Андреевич.
- Как обычно. Джинсы и свитер. Я ее еще спросила, не холодно ей, а она сказала, что скоро придет. Влада подошла к окну.
- Да вон же она уже идет, пап, с ней узбек.
- Какой узбек? – удивился Поляченко.
- Я знаю какой? В тюбетейке, пожилой, вот они остановились, - продолжала комментировать Влада. Денис Андреевич напряженно застыл на стуле, он считал неприличным выглядывать в окно и наблюдать за женой.
- Все, он пошел к калитке, мама идет сюда, - Влада как прилежная ученица уселась на стул и стала ждать мать.
- Галя, где ты ходишь? - спросил вошедшую женщину Поляченко, - вчера умирала от головной боли. Сегодня поднялась в такую рань, не поела, не оделась… - ему не терпелось спросить, о чем она разговаривала с узбеком, но он не хотел выдавать своего интереса и знал, что Галина и так все расскажет.
- Да, я еще вчера договорилась с Ислам беком Каримовичем, что он мне даст смесь восточных трав, их надо запаривать и принимать до еды, а саму траву после заваривания отжать и прикладывать вот сюда, к вискам.
- О, ты уже с ним познакомилась! – одновременно удивились дочь с отцом.
- А что тут такого. Никаких национальных предрассудков у меня нет, все-таки выросла в Союзе. Ислам бек Каримович образованный человек. Знаешь, что он мне сейчас прочитал:
- Когда-то, у той вон калитки,
Мне было шестнадцать лет.
И девушка в белой накидке
Сказала мне ласково - нет.
Далекие милые были –
Тот голос во мне не угас.
Мы все в эти годы любили,
А, значит – любили и нас.
Она выжидательно замолчала. Денис Андреевич на ее немой вопрос ответил:
- Что, Цветаева?
- Бог мой! - всплеснула руками Галина Николаевна, - ну какая Цветаева! Это же Есенин. И уже обращаясь к дочери, сказала:
- Влада, и с этим человеком я живу двадцать пять лет. Потрясающая безграмотность!
- Ну ладно, ладно. Не знать стихов – еще не значит быт безграмотным. Просто для меня поэзия - это очень сложно. Я ж не критикую тебя, что ты не разбираешься с архитектурных стилях.
- Все, мама, папа, никаких споров по утрам. - Влада словно рефери стала между ними, - а этот Каримович, откуда Есенина знает? – спросила она у матери.
- Да мы разговорились, то да се. Слово за слово. Он узнал, что я бывший библиотекарь, а он, оказывается, бывший учитель русского языка и литературы, и, кстати, он знает еще и французский. Работы у них дома нет, приехал с семьей на заработки. С ним его три сына и племянник. Вот такая история. И, между прочим, он тоже за последнюю неделю видел привидение.
- Может быть, он это так, для вежливости сказал, - предположил слегка обиженный Денис Андреевич, - я, кстати, смотрел там, в саду, на газоне. Вполне реальные, материальные следы от металлических каблуков-шпилек. Явно бродила женщина, причем следы ведет не к нашему дому, а скорее к забору, к той его части, что граничит с тем участком, где эти узбеки будут строить. Я даже подумал, что к ним какая-то женщина приходит. Потому что следы есть различной давности. На газоне это хорошо видно.
- Что ты, Денис! Это такие порядочные люди. У них все так строго. Они не курят и не пьют. У Ислам бека Каримовича дома жена и еще две дочки.
- Мам, как ты можешь за всех отвечать, - поддержала дочь отца, - там же есть и молодые мужчины. А дело молодое.
- Нет, нет и нет. И не вздумайте мне наговаривать на этих людей.
- Ладно, Галя, не будем. Что мы это с утра на повышенных тонах, да еще из-за каких-то узбеков, - примирительно начал Денис Андреевич.
- Денис, как тебе не стыдно переводить все на национальность! – вспылила Галина Николаевна.
- Мамочка. Не волнуйся, тебе нельзя. Просто папа тебя ревнует и ему в облом, что он не узнал стихов Есенина.
- Влада, ну ты то же хороша. Что это за сленг?
- Мама, не будь снобом, ты ж поняла, что я хотела сказать. - Влада посмотрела на часы:
- Я уже почти опоздала. Все родители – я умчалась. Галина Николаевна и Денис Андреевич остались на кухне, по телевизору молодая девушка острила, пытаясь расшевелить двух явно не выспавшихся шоуменов, бегущая строка обещала дождливую и прохладную погоду для их региона.
Минут через пятнадцать в кухню заглянула Влада, демонстрируя свой бойцовский характер и высокое качество декоративной косметики. Девушка выглядела на миллион долларов: гладкая матовая кожа, блестящие глаза, стройная фигура, которую подчеркивали облегающие джинсы знаменитой итальянской фирмы, высокие сапоги и короткая норковая шубка. Покопавшись в большой сумке, девушка позвала:
- Пап, можно тебя на минутку.
- Что за проблемы? Ключи от машины посеяла? - поднимаясь со стула, спросил Поляченко дочь. Влада глазами показала ему - давай выйдем.
- Папа, можно я возьму твою машину? Я хочу выглядеть солиднее, да и твоя суперба не так бросается в глаза, как моя красная клио, - она состроила смешную рожицу, - ну и потом, не хватало, что бы всякие ревнивые уроды сорвали мне встречу.
Денис Андреевич вздохнул:
- Мне то понятно, а, может, с уродами надо расстаться, а, Влада?
- Я подумаю, - сказала девушка, - ну, так дашь машину? Ты ж у меня все понимаешь, папуля!
- Идем, я только заберу кое-что из багажника, - ответил все понимающий отец. Уже возле машины Влада начала разговор, который, скорее всего, готовила заранее:
- Пап, я вот все хочу тебе сказать. Ты ж грамотный и очень умный. Ты же все у меня можешь.
Поляченко явно не понравился тон, которым заговорила дочка, он слишком хорошо ее знал.
- Влада, не тяни кота за хвост. Сразу переходи к делу, - настороженно сказал он.
- Пап, я все давно тебе хочу сказать. Видишь, вы с мамой последнее время как-то трудно находите общий язык. Ты же так давно ее знаешь. Ну что тебе трудно подыграть ей? Видишь, она скучает за своей библиотекой, за всякими там литературными кружками и диспутами. Может, у нее и голова чаще стала болеть. Ну что тебе стоит выучить какое-нибудь стихотворение, из тех, что ей нравятся. А, пап?
- Да, - Денис Андреевич не ожидал подобного разговора, - будешь смеяться, не могу я стихи не только учить, читать даже не получается. Сразу в сон тянет. Просто какой-то внутренний предохранитель срабатывает. Отключаются мозги и все. Я уже пробовал. Вот, про искусство могу часами говорить. И память не подводит, спроси меня, когда написал Моне «Завтрак на траве» - скажу. А две стихотворные строчки обязательно перевру.
- Да, непонятно, - задумчиво протянула Влада. Да и вообще для меня загадка - ты же по образованию технарь? И, как я понимаю, был хорошим специалистом. Чего ж ты в архитектурный не поступал?
- Что вспоминать. Тогда что строили? Коробочки, обычные пятиэтажные коробки. А металлургия - это флагман промышленности. Да и работа у меня была творческая. А потом, что бы быть архитектором – надо уметь рисовать, я бы не сдал рисунок. Да, что теперь говорить. Я сейчас доволен тем, что у меня есть. А то, что с мамой у нас последнее время разногласия – сам вижу. Я уже думал, может ей книжный магазинчик купить или отдел книжный сделать, а?
- Ой, пап, не знаю. Это надо обмозговать со знающими людьми, - Влада посмотрела на часы.
- Все, я полетела, ну а ты с мамой помягче.
- Ладно, как-нибудь разберусь, не маленький. А ты – не лети.
- Хорошо! - ответила Влада, захлопнула дверь и сразу нажала на газ. Серебристая шкода умчалась по направлению к городу, постепенно исчезая в сизой дали.
Денис Андреевич вернулся на кухню, жена готовила гренки, и, хотя он не собирался есть, но решил, что если выбирать между здоровой печенью и здоровыми нервами, то он отдает предпочтение здоровым нервам.
- Галя, я тут разговаривал с Морковниковым, ну ты его знаешь. У них такой дом смешной с башенками, помнишь, ты еще сказала, похож на «Замок Броуди».
- Да, помню, - еще обиженно, но уже с заметным потеплением в голосе ответила Галина Николаевна.
- Его тоже беспокоит, кто будет нашим соседом. Ну, он такой проныра, но и он ничего толком не знает. Вроде бы будет тут жить какой-то очень-очень крутой деятель: то ли депутат, то ли бизнесмен, или кто-то из его родни. Ты ж знаешь, с соседями нам не везет - начнут журналисты доставать, или еще хуже криминальные разборки, короче будет весело. Поляченко взял гренку с сыром и задумчиво посмотрел, есть не стал, только вздохнул с досадой.
- Денис, что раньше времени переживать? Поживем – увидим. То-то я удивилась, кажется, позавчера, да, точно это было позавчера, около полудня. Подъехала какая-то старая машина, вышли двое с фотоаппаратами и давай щелкать дома, лесопосадку. К ним подошел Никитин, его дежурство было, что-то стал говорить, они и уехали. Одеты по нынешней моде: джинсы, куртки. Все какое-то то ли рваное, а может и очень стильное. Я не очень в этом разбираюсь.
- Вот видишь, Галчонок, может быть в этом и весь секрет. Бродят тут папарацци всякие, а тебе мерещатся приведения.
- Нет, Денис, ты только не злись. Я точно видела привидение. Вроде бы как старушка, такая небольшая. Вот там стояла и рукой меня звала, чтобы я шла за ней, - Галина Николаевна показала на карликовые акации, - а потом как бы поплыла в сторону того участка. Это было около девяти вечера, у нас светильники в саду горели. У меня просто волосы дыбом встали. А раньше…
Денис Андреевич перебил жену:
- Галя, давай рассуждать здраво. Это может быть что угодно: от перепада давления до… - он на секунду замешкался, подбирая слова, ведь мозг - это самый неизученный орган, - ты вспомни, что тебе говорил профессор Чеплыгин.
- Хорошо Денис, если я тебя правильно поняла, то ты намекаешь на мои головные боли. Хорошо. Ну, а то, что эту загадочную полупрозрачную бабушку видел и Ибрагим бек Каримович? Это что! У него тоже мозговые явления?
- Галчонок, ты только не сердись, но если человек с высшим филологическим образованием сколачивает бригаду шабашников, то… Галина Николаевна не дала мужу договорить:
- Как тебе не стыдно. Откуда ты знаешь, что за обстоятельства его заставили заняться шабашкой? А то, что я таскала мешки в Польшу с дверными замками и петлями, это что! – голос Галины Николаевны предательски задрожал.
- Хорошо, Галя не будем, - Поляченко в знак примирения поднял вверх руки, - сделаем так, поставим видео наблюдение, или, если хочешь, пусть у нас поживет тетя Лида. И тебе помощь, и не страшно самой дома оставаться. Хорошо?
Галина Николаевна молча кивнула головой.
- Ну, вот и славно, мне тоже пора ехать, сегодня нужно еще заскочить за документами, к этой, к знакомой Морковникова. Влада обещала сегодня приехать пораньше. Галочка, я тебя умоляю, не смотри сегодня этот сериал, тьфу, забыл, как он называется, - он вопросительно посмотрел на жену, - ну, где мужчина и женщина, всякую чертовщину расследуют. Кажется Мадер, так зовут героя.
- «Х-файлы», - хмыкнула Галина Николаевна, - причем тут сериал! Я на Малдера не похожа, а ты и подавно, на Скалли совсем не похож.
- И на этом, спасибо, - весело улыбаясь, поцеловал в щеку Денис Андреевич, выходя из кухни.
Поляченко только к десяти сумел выехать из дома. Он ехал в дочкиной Рено-Клио. Его все раздражало в машине. И ход у нее не такой, и смешная хрюшка на зеркале, и ноги некуда деть - все было не так. Еще придется тратиться на видео наблюдение, а то и терпеть эту безмозглую курицу, тетку жены. Тоже мне Лида-революционер, а деньги его берет, не морщиться. Будет читать ему мораль про справедливость и все такое. Вдобавок ко всему его несколько раз остановили гаишники. Действительно, у Влады приметная машина – ярко красная, с языками пламени на капоте. На перекрестке зазевавшаяся старушка стала стучать зонтиком по капоту и ругаться последними словами на проклятых капиталистов, из-за которых нет жизни, и дорогу спокойно не перейдешь. Когда Поляченко приехал к себе в офис, его настроение было испорчено окончательно. Сделав несколько распоряжений, он поехал в мастерскую. Работа в мастерской ладилась, изготавливали металлические каркасы для стульев уличного кафе, мастер Кузьмич, знавший Поляченко еще по заводу, поспешил начальству на встречу. Но и здесь в родной для него стихии огня и металла, Денис Андреевич испытывал ощущение дискомфорта, в его начальственном присутствии здесь особо не нуждались. Люди работали профессионально и споро, разговаривать им было некогда. Осуществив общее руководство, как иногда ехидно подмечала Влада, Денис Андреевич отправился в книжный магазин. Не давал ему покоя утренний разговор с дочкой. Книжные магазины несколько разочаровали Поляченко. Собственно книг на витринах было не очень густо. Было много видео и ауди продукции, открыток, каких-то брошюр, наподобие тех, что когда-то распространяли через Общество «Знание» под названием «Кто такие Иети» или «Массаж Шиацу», «Быстрый обед». Не из-за необходимости, а скорее из-за вредности, Поляченко поинтересовался технической справочной литературой. Продавец, пожилая женщина, усмехнувшись, сказала, что такой литературы сейчас практически не выпускают.
- Это вам нужно на книжный рынок, там есть ряды, где продают старые книги, там справочники и ищите.
Книжный рынок приятно удивил Дениса Андреевича, оказывается, люди еще читают. Он с любопытством оглядел ладные павильоны, изготовленные из белого пластика, выстроившись в ряд, они образовали настоящие улицы. Все это хорошо, - думал Поляченко, однако сейчас здесь очень сыро, а зимой будет холодно. Нет, своей жене, он не может позволить здесь работать. Надо к проблеме подойти с другой стороны, правда, он еще не придумал, как, но обязательно придумает. Он не удержался и купил прекрасно иллюстрированный альбом импрессионистов, немного подумав, подошел к павильону, где были разложены аккуратненькие томики стихов. С выбором этой литературы у него произошла заминка. Поляченко знал, что у Галины есть книги и Цветаевой и Есенина и еще других поэтов. Ему хотелось не только приятно удивить жену, но и показать, что он действительно внимателен к ее увлечению, нужно было купить то, чего у Галины не было. Молодой мужчина, продававший литературу, видя замешательство импозантного покупателя, спросил:
- Мужчина, вам для кого? Для любимой женщины, на подарок, или как?
- Для любимой женщины, - ответил Денис Андреевич. После минутной паузы он добавил:
- Я в этом не разбираюсь.
Продавец достал несколько небольших томиков в изумрудном коленкоре.
- Вот возьмите, это поэты серебряного века. Жене понравиться.
Расплатившись, Поляченко немного побродил по рынку и уже у самого выхода обратил внимание на павильон, возле которого толпились люди. Здесь продавали особую литературу: справочники движения светил и таблицы эфемерид, различные способы гадания, репринтные издания с изображением древних божеств, пособия по вызыванию духов и многое другое. Полистав книги, Денис Андреевич, купил несколько. Приехал к себе в офис, дал указания ему не мешать. До встречи с Выдриченко была уйма времени. Достал чистую тетрадь, и также основательно, как когда-то молодой инженер-технолог Денис Поляченко подошел к изучению размера зерна после рекристаллизационного отжига, он решил подойти к аномальному явлению под названием «привидение». В конце концов, он не даст портить себе жизнь никаким сверхъестественным субстанциям. Рациональный разум должен возобладать над болезненными эмоциями.
К сожалению, следователь райотдела Малышко Наталья Васильевна не могла позволить себе такой роскоши, как отдельный кабинет и табличка «не беспокоить». Ей нужно было срочно сдавать два дела, а какая-то болтливая зараза всем растрепалась, что Наташа едет в Чехию. И поэтому чуть ли не каждый второй считал своим долгом заглянуть в седьмой кабинет и сказать какую-нибудь ерунду на этот счет. Наташа злилась и бурчала себе под нос:
- Я ж не в Рио-де-Жанейро на карнавал еду, и не в Монако, всего на всего в Чехию, на неделю, чего шум поднимать. Когда в дверь кабинета просунулась улыбающаяся физиономия Виталика, Наташа угрожающе сказала:
- Ну, только скажи мне сейчас что-нибудь про Чехию.
- Понял. Не буду. После работы не убегай. У нас будет сабантуй по поводу моего десятилетнего юбилея в райотделе. Тогда про Чехию и поговорим.
- Закрой дверь, гад! - Наташа замахнулась папкой на Виталика, но того уже и след простыл.
Сабантуй устраивали, как обычно, в бывшем красном уголке, а ныне небольшой комнате, куда снесли старую наглядную агитацию и ненужную мебель, которую не успели списать. На двух составленных вместе письменных столах, покрытых скатертью, были расставлены одноразовые тарелки с домашними разносолами, стояли очень даже многоразовые рюмочки и минералка. Рядом на небольшой тумбочке, в лучах настольной лампы аппетитно выблескивали боками пузатые банки с маринованными перцами, алыми помидорами и изумрудными огурчиками. На этот натюрморт утробно взирали приглашенные и вечно голодные сотрудники райотдела, за стол не садились - ждали начальства. Начальство, то есть, Потапов, пришло с опозданием почти в сорок минут, тяжело вздохнуло, и привычно уселось в торец стола:
- Народ, давно выговоров не было? Что распоряжения там, – он кивнул головой наверх, - не для вас писаны? Предупреждаю - это в последний раз. Хотите погулять – идите в кафе, ресторан, домой, в конце концов, приглашайте. А на работе, что б было в последний раз.
Подчиненные терпеливо ждали окончания тирады, и как только Потапов сказал веское «Только по чуть-чуть. Ну, так, где же виновник торжества?», все загудели, подкладывая в тарелки закуски. Виновник торжества, то ли уже успевший чуть отметить, то ли опьяненный особым вниманием, раскрасневшийся и смущенный полез в старый шкаф и под одобрительный шум вытащил две бутылки водки и коньяк. Он сделал невинное лицо и сказал:
- Николай Семенович, только по чуть-чуть. Тут всем по пять капель.
- Знаю, я ваши пять капель, это в этом шкафу на пять капель, а в том, - он показал на заваленный плакатами и старыми стенгазетами шкаф, - что нету? Вы хотя бы дверь закрыли? Виталик утвердительно кивнул головой:
- Обижаете. Условный стук тот же.
Потапов махнул рукой, он оглядел присутствующих и поинтересовался:
- Что ж Малышко не пригласили?
- Она сейчас придет, я заходила за ней, - ответила Алина, - допишет и придет.
- Семеро одного не ждут, - сказал Игорь Иванович, - Давай Виталик, командуй!
- Чего сразу Виталик? - деланно возмутился юбиляр, - чуть что так и Виталик. Тут есть и постарше меня. Я перед начальством не полезу. Командуйте, Николай Семенович.
Потапов встал, поправил галстук, внимательно осмотрел у всех ли налито и, откашлявшись, начал:
- Ну, что Виталий Александрович! Прими наши поздравления с небольшим юбилеем, когда-нибудь будешь стоять на моем месте и поздравлять подрастающее поколение. Да, помню, как ты пришел к нам. Много всего было, а еще больше будет. Мне тут и бумажку со стихами заготовили, - он порылся в карманах, - но я ее забыл в кабинете, так что скажу своими словами. Люби жизнь сынок и пусть любовь эта будет взаимной. Мы, старая гвардия, наставим тебя на путь истинный, где нужно - притормозим, где нужно - подправим. И от нас - скромный подарок, с помощью которого ты сможешь фиксировать этапы «большого пути», может, дослужишься до генерала. Он протянул небольшой коробок с огромным праздничным бантом. Смущенный Виталик взял подарок, а майор продолжал:
- За юбиляра выпить пора - гип, гип ура! Все выпили. В дверь постучали два коротких и три длинных удара, пауза, и стук повторился. Алина встала из-за стола:
- Наши идут. Потапов усмехнулся:
- Разведчики! И точно – это была Наташа.
- Наталья Васильевна, что-то вы стали часто опаздывать, - шутливо пожурил девушку Николай Степанович, - непорядок.
- Да, хочется все подчистить, перед отъездом.
- Ну, давай я за тобой поухаживаю, - предложил Потапов - тебе чего оливьешки или селедочки под шубой?
- Селедочки, - ответила Наташа.
- А пить что будешь?
- Вот вам и старая гвардия, - Виталик подначил Потапова, - за вами и не успеешь.
- Виталик! Ты, да не успеешь? - захохотал Потапов.
- Тебе, небось, сумки сразу двое или трое девчат собирали? А!
- Не угадали, сумки мама собирала, - криво усмехнулся Виталик, - все начинаю новую жизнь. Первым делом, первым делом у нас работа, ну а девушки? А девушки - потом, - приятным баритоном неожиданно спел он, за столом зааплодировали.
- Да ты у нас талант. Надо будет к Новому году, чтобы ты выступил от райотдела, - начал Олег Силантьев.
- Ну вас, ради чего собрались. Отметить, - Виталик нервничал, - наливайте, после первой и второй перерывчик небольшой!
- Отставить, - отдал команду Потапов, - сказали, что по пять капель! Вы что хотите, чтобы меня вместе с вами разбирали в управлении?
- Николай Степанович, мы ж и так по чуть-чуть, - зашумели за столом.
- Я хочу предложить тост, - вызвалась Алина, - у всех все есть? Она подняла рюмку и продекламировала: Желаю счастья и здоровья,
Желаю бодрости и сил,
Чтоб каждый день твоей работы,
Тебе лишь счастье приносил!
-Ура! - подхватили все.
- Ну, народ, да у нас в райотделе такие таланты, что… - Олег начал снова гнуть свою линию.
- Олежка остынь и скушай лучше котлетку, - урезонила Силантьева Наташа.
- Алина, будь добра, ты эти стихи напечатай и в рамочку. Мы Витальке их будем после каждого выговора показывать, - съехидничал Игорь Петрович.
- Не хотел бы опережать события, - начал Потапов издалека, - но разведка донесла, что может к Новому году Виталий Александрович будет представлен к звезде, - он хитро оглядел сидящих.
- Ого! – удивился Олег, - к золотой звезде?
- Так, Силантьеву больше не наливать! – отдал приказание Потапов, - звездочка может на погон упадет. Ясно?
-Ясно, а то я уж думал…
- Олежка, ты меньше думай, больше закусывай, - погладила по голове захмелевшего Силантьева Алина.
- Так, народ, не годиться, - нужна культурная программа, - обратился к сидящим Игорь Петрович.
- Ну, тогда пусть Наталья спляшет, - откинувшись на спинку стула, сказал Потапов, - она ж ходит на танцы.
- Точно! Наташка, давай пляши, ты ж опоздавшая - это вместо штрафа.
- Виталик, ты что обалдел? - Наташа уставил на Виталика.
- Погоди. Это ж шеф предложил, - он повернулся к Потапову, - а обалдел значит я?
- Нет, давайте по очереди анекдоты, - предложил кто-то.
Алина сказала:
Давайте лучше поиграем в буриме:
- Это что ж за чертовщина такая? - поинтересовался Олег.
- Дремучий ты человек, Олежка. Это игра в рифмы - ответила Наташа.
- Тогда я - пас. Я лучше пойду перекурю. Люди кто со мной пойдет подымить? Прошу поднять руки. Вот и славно. Алина двери закрой. Когда Алина закрыла двери, Потапов глянул на часы и спросил у оставшихся:
- Ну что, может, закруглимся? У меня работа есть…
- Ну, Николай Степанович, миленький, давайте посидим еще чуток, - заныла Алина, - работа у всех есть, ее всю не переделаешь.
-Я бы то же пошла, а Виталик? Ты не обидишься? - Наташа обратилась к виновнику торжества.
- Обижусь, - отрезал Виталик, - что это в последнее время меня все бросают.
- Это кто ж такого красавца посмел бросить? – спросил Николай Степанович, наливая в одноразовый стакан минералку.
- А! Все бросают. Вот и Наталья меня бросает - уезжает на две недели. За какие такие заслуги у нее отгулы?
- Виталик не начинай, - Наташа откусила пирожок, - вкусные пирожки печет твоя мама.
- Ты стрелки не переводи. Николай Степанович, как же так, конец года, а она уезжает?
- Ничего, ничего, справишься. Ты теперь одинокий мужчина, - подначил Игорь Петрович Виталика.
- Наташа, а ты в каких городах будешь?
И, хотя Наташе не очень хотелось распространяться на этот счет, но она решила что, если врать, так врать до конца. Изобразив на лице театральную улыбку, Наталья манерно ответила:
- Во время экскурсионного тура мы посетим Оломоуц, Карлштайн, злату Прагу, пройдемся по Королевскому городу Градчаны. Наведаемся в Карловы Вары - место отдыха мировой элиты. Ну и все такое…
- А к Ивану заедешь? - поинтересовалась Алина.
- Господи, а ради кого я еду? Конечно, к Ивану заеду. Он где-то под Карловыми Варами коттеджи строит, - бойко, без запинки ответила Наташа, а сама с ужасом подумала, что врет с полуслова и не краснеет, так привыкла врать про мужа.
- А до границы чем? - хрустя огурчиком, спросил Игорь Петрович.
- Сначала во Львов поездом, - ответила Наташа, - вообще не очень удобно.
- А малую на кого оставляешь?
- У своих знакомых, они в Северном живут, и Аню и собаку. Они там уже привыкли. Так что думаю, все будет нормально. Поездом правда долго ехать, ну ничего у меня задание, мне нужно Гарри Поттера прочитать - так что залезу на полку и буду изучать
- Это зачем? У вас, что видика нет?
- Да нет, все есть, и в кинотеатр ходили. Но у меня дочка читать любит. Раньше, было, не заставишь, а пришла новая учительница, так ребенка и на улицу не выгонишь – сидит, читает.
- Конечно, увлечение похвальное - начал Потапов, - а с другой стороны для растущего организма нужны и подвижные игры и свежий воздух. И потом я читал, не помню уж где, что ругают эту писательницу, мол дети зомбируются, начинают верит в магию, что это все пагубно может сказаться в будущем.
- Я считаю, что это ерунда, - начала Алина, - просто завидуют этой Джоан Роулинг. Вон, какая популярность, говорят, что она миллионы зарабатывает на своих книгах, а была простой учительницей. Можно подумать, что обычные сказки - это не та же история про сверхъестественные силы. Ну, возьмите хотя бы «по щучьему велению». В детстве всем читали, ну и что? Все выросли и до сих пор в это верят? Нет, я думаю, это просто элементарная зависть.
- Да у них, у критиков, работа такая, чтобы критиковать, сами писать не умеют, а есть то же хотят - вот и критикуют. Ты Наталья радоваться должна - я своих охломонов от компьютера оттащить не могу. Я, может, и рад бы был, чтобы что-нибудь почитали, мне кажется, что они уже и говорят на какой-то тарабарщине, а не русском языке, - включился в разговор молчаливый Ильенко, - я иногда себя чувствую рядом с ними не совсем, - и он покрутил в воздухе рукой.
- Да, сейчас детки не простые, - согласился Потапов, - тут Димка как-то привел на выходные Аленку, чтобы мы супругой позанимались с внучкой. Мы, конечно, все как полагается, чтобы ребенку запомнились дед с бабкой, в зоопарк, потом в Макдональдс, а девчушка расщебеталась, ей днем спать надо, а не уложим. Пристала она ко мне, расскажи дедуля сказку. Я сидел, вспоминал, вспоминал, а потом вдруг раз и откуда ни возьмись и заговорил, да еще как, стихами:
- Ехали медведи на велосипеде, а за ними кот задом на перед, а за ним комарики на воздушном шарике… А внучка глазенками хлоп, хлоп и давай дальше наизусть шпарить. Вот! - чувствовалось, что Потапов гордился малышкой. Наизусть она «Тараканище» знает, а всего-то пять лет от роду.
- Ну, что приспали ребенка? - поинтересовалась Алина.
- Нет, она про какую-то Феону хотела, только я такой сказки не знаю, - ответил Потапов.
- Ой, Николай Степанович, они сейчас очень смышленые, - засмеялась Алина, - и потом, если рассуждать, как рассуждают критики Гарри Поттера, мы ж не покупаем медведям велосипеды, а тараканов травим всякими ядами, хотя сказку всем в детстве читали.
- Ну, может, имелись в виду более взрослые дети. Я где-то читал, что в медицине и в педагогике все считают себя специалистами.
- Люди, будьте человеками! Мы чего здесь собрались? - возмутился Виталик.
Но Алина завелась и как могла, защищала свою позицию:
- Вот ты, Виталька, признавайся, что ты в детстве любил читать?
- А он буквы плохо знает, - засмеялся Ильенко.
- Ладно вам, - махнул рукой Виталик, - читал, я ж не идиот. Все засмеялись.
- Бьюсь об заклад, что-нибудь типа Декамерона, - подначил Виталика Игорь Петрович.
- А вот и нет, моя любимая книга «Финансист» Драйзера, я всегда мечтал быть магнатом, - и Виталик победно оглядел присутствующих.
- Так вот откуда у тебя страсть к рыжим и грудастым. Этот Каупервуд тоже ходок был, - под хохот сказал Игорь Петрович.
Потапов хмыкнул и сказал:
-А я и не читал такой книги, мне, лично, нравились книжки про индейцев.
Кто-то в конце стола хмыкнул:
- Следопыт.
- А что такого, - Николай Степанович горячился, защищая свое детское увлечение, - и Чингачгук и Зверобой. А вы, кстати, знаете, что индейцы племени Сименолов до сих пор не подписали мирный договор с правительством США. Вот! - он победно оглядел сидящих за столом. Кто знает, что при этом чувствовал оперативник с двадцатидвухлетним стажем, уважаемый руководитель очень серьезного райотдела милиции, наверное, представлял себя одним из непокоренных Сименолов.
- Ну, а потом, много позже, я прочитал «Сержант милиции» и решил, что пойду в органы работать.
- Ну, это скорее исключение, чем правило, - не успокаивалась Алина, - я сколько себя помню, все представляла себя Анжеликой, но, увы, ею не стала. Да подруга? - она обратилась за поддержкой к Наташе.
- Алиночка, да ты у нас маркиза паспортного стола, - встрепенулся Олег.
- Олег, ты б лучше молчал, - отрезала Алина, - ты как что скажешь, так не поймешь то ли комплимент, то ли еще что… И она многозначительно покачала головой.
- Что знаем мы про братьев, про друзей.
Что знаем о единственной своей?
И про отца родного своего
Мы, знаем все, не знаем ничего, - неожиданно продекламировал Игорь Петрович, изучая пузырьки газа в запотевшем стакане с минералкой.
- Ой, Игорь Петрович, - встрепенулась Алина, - а вы что стихи писали, ну раньше?
Игорь Петрович усмехнулся:
- Это Евтушенко. Нет, стихов не писал. Я мечтал быть энтомологом. Вот так.
- Кем, кем? - изумленно спросил Виталик. Игорь Петрович только махнул рукой.
- А я про Марианну любила читать. Все шесть книг. Сплошные страсти… - начала Наташа, но ей не дали договорить, в дверь раздался условный стук. Алина открыла двери, впуская курильщиков.
- Мы что-то про страсти слышали? Чего-то пропустили?
- Давайте скорей, а то тут нас Алина решила интеллектом замучить, - засуетился Виталик, - это все надо съесть, я домой ничего не понесу, мама обидеться. Давайте наливайте! Есть и выпить, и закусить.
- Ну, что у всех налито? Теперь я хочу сказать, - Виталик встал и на секунду задумался. В тишине раздался музыкальный звонок - это звонил мобильный у Потапова. Он достал телефон и сказал:
- Тише! Чтобы ни звука!
Все замолчали, внимательно вглядываясь, как багровела лысина Николая Степановича.
- Я… хорошо, я все понял. Да, да. Не переживайте все будет на самом высоком уровне - говорил с кем-то очень важным Потапов. Выключив телефон, он оглядел притихших сотрудников и сказал:
- Все, и выпили, и закусили. На Васильках труп. Я только что говорил с дежурным прокурором.
- Так если он труп, может, подождет? – скорее по привычке начал Виталик.
- Так, детали по дороге. Виталий Александрович - соберись. Алиночка, ты тут приберись. Наталья Васильевна, вы тоже с нами.
Наташа подняла вопросительно брови.
- Я ж сказал, детали по дороге. Дело чуть ли не политическое.
- Какое? - поморщился Олег.
- Олег, ты домой, отоспись, там народу тьма. Уже говорят и газетчики понаехали. Чтоб завтра был как стеклышко.
- Все будет в порядке, буду как хрусталь.
Эта ошеломляющая новость застала Дениса Андреевича Поляченко как раз в то время, когда он конспектировал своим бисерным почерком: «Привидения – это энергетический сгусток материи…
Звонила Влада, сбивчиво и путано она втолковывала отцу:
- Папа, машину оставь у Кириловых на двадцать шестом участке. Тут полно журналистов.
- Как мама? – встревоженный неприятной новостью спросил Поляченко.
- Мама, конечно, в истерике, представляешь, она разговаривала с этим Каримовичем, когда ковшом из котлована вытащили руку. Так что бессонная ночь нам обеспечена. Ты скорее приезжай, потому что этот новый участок куплен каким-то деятелем, то ли депутатом, то ли еще кем-то. По-моему, уже и телевизионщики приехали, во всяком случае, что-то уже снимают. Так что ты машину оставь на двадцать шестом участке, а сам огородами и домой.
- А чего я должен прятаться? – возмутился Поляченко.
- Пап, делай, как знаешь. Я бы сделала так, - устало ответила Влада, - я, когда приехала домой, мне еле дали пройти.
- Ладно, я скоро буду. Он не любил, когда кардинально менялись его планы. По дороге домой Поляченко попал в пробку и, рассматривая грязный багажник впереди стоящей двадцать четверки, размышлял о превратностях судьбы. Прочитанная и тщательно законспектированная литература не давала повода для оптимизма. Если согласиться с мнением, что приведение -это душа умершего человека, которая не может отойти в мир иной, то ли не выполнив какую-то миссию, то ли жаждущая отмщения – тогда Галина, исходя из сегодняшних событий, действительно могла видеть привидение. Если мыслить рационально и не верить в энергетические субстанции - тогда Галина видела человека, скорее всего, причастного к убийству. И первое, и второе умозаключение не очень радовало Дмитрия Андреевича, потому что нарушало его планы и втягивало его жену, и без того в последнее время неважно себя чувствующую, в экстремальные события. С такими невеселыми мыслями он повернул на дорогу, ведущую к оазису респектабельности и благополучия – массиву «Васильки». Навстречу ему выруливал милицейский УАЗ, сзади нервно сигналила какая-то дамочка в бежевой Ладе. Поляченко подумал, что дочка права, лучше будет оставить яркую Клио на двадцать шестом участке, подальше от дома и злополучного места. Когда он пробрался к дому огородами, как советовала Влада, он действительно увидел большое скопление машин и людей на соседнем, еще утром пустовавшем участке. Стараясь быть незамеченным, он зашел в дом через веранду, выходящую не к дороге, а в глубь участка. Но его ожидания, что он успеет поговорить с домочадцами раньше, чем их начнут расспрашивать сотрудники правопорядка, оказались напрасными. В доме резко пахло корвалдином, а с Галиной в столовой беседовала какая-то женщина, по-видимому, следователь. Дмитрий Андреевич вошел в столовую, овальную комнату нежно оливкового цвета, с большим столом посредине и двумя горками с любимой посудой Галины. Столовую иронично называли овальным кабинетом. И сейчас Галина Николаевна стояла подбоченясь перед сидящей девушкой и говорила словно президент, выступающий перед своими избирателями:
- Вы не думайте, мы не серая безвольная масса. Да, да! Те времена прошли, когда можно было все списывать на безвинных людей. Это произвол, можно даже сказать… Да, я лично пойду свидетельствовать, Ибрагим бек Каримович и его семья ни в чем не виноваты, они все время на виду. Он очень образованный человек. Эти люди столько натерпелись у себя дома.
- Послушайте, Галина Николаевна, - девушка устало перервала гневный монолог, - их задержали до выяснения обстоятельств, это, во-первых, во-вторых, скорее всего они живут здесь нелегально, и ими будут заниматься миграционные службы. Никакого притеснения нет. Вас я понимаю, но прошу не делать громких заявлений. Просто отвечайте на мои вопросы, я выполняю свою работу, и мне кажется, я ничем вас не оскорбила. Я повторяю свой вопрос… - она не договорила.
- Денис, Денис, ты представляешь! Как хорошо, что ты приехал. Ужас какой! - бросилась к мужу Галина Николаевна, - ты представляешь, Ибрагим бека Каримовича, его сыновей и племянника, всех забрали. Их подозревают, их могут депортировать, а там, а там… - у нее на глаза навернулись слезы.
-Денис, объясни этой девочке, что это не гуманно. С людьми так нельзя!
Девушка резко откинулась на стуле, и в свете люстры Поляченко узнал в ней вчерашнюю знакомую. Правда, сегодня она выглядела намного хуже, под глаза упали серые тени, уголки рта устало опустились. Ее глаза холодно блеснули:
- Я хотела бы вам напомнить, что я следователь, а не подружка вашей дочери. Если вы так печетесь о гуманности, то мне хотелось бы вам заметить, что уже половина десятого, а у меня дочка второклассница одна дома. Я сижу здесь и выслушиваю ваши истерики. Не хотите отвечать сейчас, вас вызовут завтра в райотдел. А эти люди, которых вы так отчаянно опекаете, достаточно взрослые и как я поняла – образованные, знали, на что шли. У меня муж, кстати, тоже работает нелегально за границей. Я своими проблемами никого не нагружаю. Так что давайте закончим беседу без истерик. Я тоже устала.
Денис Андреевич бросился объяснять:
- Ради Бога, вы извините нас. Не каждый день видишь, как на соседнем участке выкапывают труп. Извините. Мы, кстати, с вами знакомы. Помните вчера у нотариуса Выдриченко, помните?
- Да, помню, - холодно ответила Наташа.
- Вы знаете, у моей жены последнее время участились приступы мигрени. И вообще нервы не в порядке. Ей даже привидения стали мерещиться. Будьте, если можно, к ней снисходительны, - почти заискивающе говорил Поляченко.
- Денис, прекрати. Ты хочешь, чтобы меня считали ненормальной, еще в сумасшедший дом отправят. Ты не знаешь, что это за люди, - не успокаивалась Галина Николаевна.
- Позвольте поинтересоваться, - Наташа иронично подняла бровь, - у вас что, есть опыт общения с правоохранительными органами?
- Нет, слава Богу, нет! – с вызовом ответила женщина.
- Тогда почему же у вас такое представление? - видя, что женщина замешкалась с очередной тирадой, Наташа продолжала:
- А что касается привидений, если можно подробнее. Может, это были вполне реальные люди, и вам только показалось.
- Нет, не показалось, - упрямо начала Галина Николаевна, - я точно видела старушечью фигуру и Ибрагим бек Каримович тоже видел в эти же дни, что и я. Она как бы плыла по саду, а потом мне вот так рукой показывает – иди за мной… И все. После просто растворилась.
Наташа, пряча улыбку, спросила:
- А может, были какие-нибудь материальные проявления этого феномена?
- Да, были, - сходу ответила женщина, понемногу успокаиваясь. Хризантемы были сорваны и как-то странно – одни головки и брошены, тут же на землю. Тут шутить некому. У нас респектабельный район.
- Да, я заметила, - ответила Наташа, и уже обращаясь к молчавшей Владе и Денису Андреевичу, спросила:
- А вы что-нибудь подозрительное замечали?
- Я нет, - ответила Влада, - я поздно приезжаю.
- Да так, ерунда, - начал Денис Андреевич, - какие-то следы на газоне. Скорее всего, следы женских каблуков. Может, кто-то к ребятам-строителям приходил. Дело молодое.
- Денис, я умоляю, не начинай, - Галина Николаевна предупредительно подняла руку.
- Так, я полагаю, вам нужно успокоиться. Может быть, принять лекарство, - сказала Наташа поднимаясь, - скорее всего вас могут вызвать в райотдел. А вас, - она обратилась к Денису Андреевичу, - я попрошу пройти со мной и показать следы.
- Конечно, конечно, - подхватился Поляченко, - еще сегодня утром они были видны.
Когда они вышли в сад, он стал снова извиняться и оправдывать горячность жены.
- Вы уж простите, мою жену. Возраст, нервы. Будьте снисходительны.
- Да я и так вроде бы не зверствую - пожала плечами Наташа, пытаясь рассмотреть следы на газоне. Она набрала номер на мобильнике и сказала:
- Николай Степанович, тут нужно следочки зафиксировать, ага, это участок слева. Да, да я жду. И уже обращаясь к Поляченко, сказала:
- Вот заодно и проверим, что за приведения у вас ходят.
Через пару минут появился эксперт, высокий сутулый мужчина лет сорока, он любовно стал рассматривать газон, как будто это была прекрасная картина.
- Ну, следы хлипенькие, хотя можно что-то выжать, - промурлыкал он себе под нос, доставая из потертой спортивной сумки пакетики с чем-то непонятным для Поляченко. Денис Андреевич заинтересовано подошел ближе, не каждый день приходиться становиться очевидцем следственных действий - это не по телевизору милицейский сериал смотреть.
- Так, так, любезный, - предостерегающе поднял руку эксперт, - стойте, где стояли и не топчите улики. И уже обращаясь к Наташе, продолжил:
- Там Николай Степанович зверствует, важная публика все затоптала, будто стадо коров прошло.
- Стадо бизонов, - сказала Наташа
- Чего? - непонимающе поднял голову эксперт.
- Да это я так к слову. Николаю Степановичу больше понравилось бы сравнение стадо бизонов, - улыбаясь, ответила Наташа.
Эксперт покачал головой и продолжил свою работу.
- Наталья Васильевна, как вы считаете… - Поляченко старательно подбирал слова, - в свете происходящего, как вы расцениваете перспективу моего путешествия за границу?
- Я не могу сказать что-либо определенное, - Наташа пожала плечами, - если в интересах следствия нужно чтобы вы оставались дома, то с вас возьмут подписку о невыезде. Лично я таких мотивов не вижу. Пока не вижу, - уточнила она.
- Да, да. Я вас понимаю, - кивнул головой Денис Андреевич.
- Па, ты где? – раздался голос Влады.
- Здесь! Я здесь – позвал дочку Поляченко.
- Ей можно подойти? - спросил он у эксперта. Тот отряхивал мокрую землю з брюк.
- Да, можно. Я уже закончил, Наташа ты идешь?
- Сейчас. Я догоню, - ответила Наташа. Она поежилась, ночной холодный воздух заполз под куртку, пробрался в рукава, сжал холодными лапами промокшие ноги, она чувствовала себя бесконечно уставшей. К ним подошла Влада, и Наташа втайне позавидовала красивой дорогой одежде, стильной прическе и прекрасному цвету лица девушки.
- Я могу ехать? – обратилась Влада к Наташе.
- Как? Куда? - Поляченко не дал ответить Наташе, - а кто будет с мамой?
- Могу тебя обрадовать, - ответила ему дочь, - к нам приехала тетя Лида. В вечерних новостях уже был репортаж про убийство, и конечно как она могла пропустить такое шоу. Так что, папочка, тебе сегодня будет весело. Поляченко стоял, открыв рот и расставив руки, так, наверное, стоял городничий, узнавший, что приехал ревизор. Наташа с любопытством посмотрела на немую сцену.
- На сегодня к вам вопросов пока нет, - сказала Наташа Владе, - если будет необходимо, вас вызовут в райотдел. До свидания, - она обращалась уже и к Поляченко, и к его дочери.
- До свидания Наталья Васильевна, - отвечал Поляченко. Влада, явно опасаясь оставаться наедине с отцом, бросилась вдогонку за Наташей.
- Наташа! Наталья Васильевна! Подождите, - Наташа остановилась, поджидая девушку.
- Давайте, я вас подвезу, - предложила ей Влада, - вы ж сказали, что у вас маленький ребенок дома, - объяснила она свой порыв.
- Я еще на работе, спасибо за предложение, - отвечала Наташа, - я должна еще отчитаться перед начальством, и может быть, на сегодня я смогу быть свободна. Она на секунду задумалась и добавила:
- А в общем, если вы подождете, я спрошу, может быть, я уже могу быть свободна, то я с удовольствием доехала до ближайшей остановки троллейбуса.
- Да конечно подожду, - быстро ответила Влада, - мне собственно спешить некуда, я просто хочу слинять из дома, у меня на тетю Лиду аллергия.
- Ну, раз так, тогда ждите, - отвечала Наташа.
- Только у меня машина на двадцать шестом участке. Найдете? Это такой дом с круглым фасадом. У нас его бочкой называют.
- Да, что-то похожее я видела, - усмехнулась Наташа - только давайте договоримся так, если через полчаса меня не будет, значит поезжайте сами. Договорились?
- Хорошо. У меня ярко красная Клио с языками пламени на капоте -приметная машина, - пояснила Влада Наташе. Та только кивнула головой, и ушла разыскивать начальство. Первая волна журналистов и телевизионщиков уже схлынула, они спешили как можно быстрее дать сенсационные репортажи в масс-медиа. Николай Степанович стоял вместе с экспертом и Игорем Петровичем, по нахмуренному лицу Наташа поняла, что к нему лучше не подходить, но перспектива добираться домой самостоятельно ее страшила еще больше, поэтому она подошла к разозленному Потапову.
- Николай Степанович, можно обратиться? - Наташа спросила у него.
- Ну, попробуй, обратись, - буркнул Николай Степанович, - что там у тебя? Опросила соседей?
- Да, Николай Степанович. Пока ничего существенного нет.
- Видишь. У тебя существенного нет, - язвительно начал Потапов, - а у журналистов, ити их мать, - он махнул рукой, - уже версии готовы. Фантазия у некоторых буйная, уже напридумывали. Это и расправа с инакомыслящими, и подстава высоко морального депутата, и депутат-извращенец, и еще черт знает что еще. Во дают! Им бы романы писать, а не статьи в газету. А ты? Ничего существенного – перекривил он Наташу. Ну что? Домой надо? Погоди, машина должна быть с райотдела, поехали заправляться. Вечно, как работа, так у них то одного нет, то другого.
- Николай Степанович, если я вам сегодня не нужна, тогда я пойду. Меня подвезут. Ладно?
- Конечно, ладно, - Потапов переглянулся с Игорем Ивановичем, - дело молодое, пусть подвозят.
- Да это не то, что вы подумали, - начала Наташа.
- А ты откуда знаешь, что я подумал? Тоже мне, психоаналитик, или ты как генерал мысли у подчиненных читаешь? - усмехнулся Потапов, - завтра чтобы была, как штык, к восьми, а то всем придется к психоаналитику ходить, нам таких чертей выпишут. Тьфу! - он с досады снова чертыхнулся. - Нет чтобы где-нибудь на другом участке человека жизни лишить, так нет, обязательно надо было чтобы на депутатском…
- А вы что же считаете, что труп не связан…
- Труп не связан, - зло парировал Потапов, - труп какой-то идиот засыпал известью и абээской. Наверное, дурак неграмотный был или в потемках не рассмотрел, думал, что это известь. Ладно, все завтра будем по местам расставлять. А ты едь домой, небось, Анюта заждалась. Давай, отдыхай, и завтра к восьми, - Потапов закурил сигарету, которую давно держал в руке.
Наташа без особого труда нашла и дом в виде бочонка и приметную машину. Влада стояло рядом, пуская дым «Данхилла» в звездное небо. Она обрадовалась Наташе, а, садясь за руль, Влада пояснила:
- Я так не люблю тетю Лиду с ее лозунгами и истеричными заявлениями, что согласна провести вечер в клубе со своим бывшим бойфрендом. Влада резко повернула машину и продолжала:
- Вообще-то он еще не знает, что он бывший. Ну, ничего, узнает, когда время придет.
- А что это за тетя Лида? - поинтересовалась Наташа.
- А, махнула рукой Влада, - вообще-то она мне бабушка, потому что моей маме приходиться теткой, но у них разница всего двенадцать лет. Мама называет ее просто Лида, ну а мы уже зовем тетя Лида. Вредная баба, все ей надо, во все нос сует, обо всем она имеет свои суждения. Да непросто суждения, а какие-то экстремистские лозунги. Я лично считаю, что она просто дура. Да, просто дура, но что самое страшное, она агрессивная дура.
- А я всегда думала, что дураки и есть самые агрессивные люди. Ведь легче всего кричать и поучать глупому человеку, чем умному. Умный сто раз подумает и может быть усомниться в своей правоте, - Наташа посмотрела на Владу, ожидая ее реакцию.
- Не всегда. Я, например, знаю и тихих, незлобивых дураков. У меня был один такой знакомый. Я с ним на море познакомилась, так он и не скрывал, что не очень блещет умом и эрудицией, но зато обещал быть мне верным до гроба. Узнал, что у меня свое дело, да и у родителей я одна дочь… Она усмехнулась Наташе, - ну вы понимаете?
- Ну, я тут могу возразить, ваш знакомый по-своему не дурак.
- Да, наверное, вы правы, - хмыкнула Влада, - он, наверное, думал, что это я дура, которая желает во что бы то ни стало выйти замуж.
- Ой, да вы еще молоденькая, еще успеете, - возразила Наташа.
- Это у меня косметика классная и косметолог то же профи, – возразила Влада Наташе, а так я думаю, что мы с вами ровесницы. Вы вот все успели и профессия престижная, муж и ребенок. Я, если честно вам немножко завидую. Только вы ничего не подумайте. Это по-хорошему.
- А я и не думаю. Если хотите, а я вам позавидовала: молодая, красивая, свободная при деньгах - все впереди. А у меня… - она вздохнула, - муж непонятно где, дочь растет под присмотром чужих людей, потому что работа собачья и все такое… - Наташа развела руки. Вы вот сейчас в клуб, на танцпол, в бар, а я отчет писать, да назавтра борщ варить…
- Нашли чему завидовать, - хмыкнула Влада, - знаете, как бывает - отрываешь задницу от любимого мягкого дивана, делаешь макияж и целый вечер выслушиваешь бредятину о том какой он супермен, твой визави…. Тоска. Девушки замолчали, каждая думала о своем, и каждая была несчастлива по-своему.
- Давай на ты, - внезапно хором сказали обе и засмеялись.
У Наташи зазвонил телефон, звонила Анечка, просила не забыть купить фломастеры и медовую акварель.
- Господи, Аня, ты не могла вспомнить раньше? - нервно отвечала Наташа, - уже одиннадцатый час. Где я это все куплю. И что это за медовая акварель? Ты ничего не перепутала, я впервые о таких красках слышу.
- Я знаю, - перебила ее Влада, - не переживай у меня есть. Я же дизайнер, правда, они начатые, но я думаю, что ребенку мы что-нибудь подберем. Пусть девочка не переживает. Это тут рядом.
- Ань, тут мне одна тетя краски даст, а ты ложись спать. С Каратом уже гуляли? Ну, вот и умница не жди меня, только дверь на цепочку не закрывай. Я скоро буду, все солнышко мое. Пока-пока. Наташа выключила телефон, и, обращаясь к Владе, сказала:
- Ну и чему тут завидовать? Мама по телефону.
Наташа проснулась от резкого звонка. Звонили по меж городу, она вскочила с дивана и вприпрыжку побежала в прихожую, сердце гулко ухало: «Неужели Иван?» Звонила свекровь, конечно, это не самое лучшее начало для тяжелого трудового дня. Она говорила как всегда не скрывая своего недовольства невесткой. Наташа соглашалась со всем, и что поздно приходит, что Анечка редко бывает у бабушки, что пора Ивану возвращаться домой, что всех денег не заработаешь. И вроде бы разговор закончился на мажорных нотах, в привычных заверениях о том что она, Наташа, постарается уделять больше внимания дочери и свекрови, что постарается уговорить Ивана вернуться и прочее прочее… Но настроение было испорчено, Наташу мучил эгоистичный вопрос, может кто-нибудь обратит внимание, на то, что и ей, Наташе, нужно больше уделять внимания. Напрасно она думала, что ей никто не уделяет внимание, на работе она сразу попала под обстрел ядовитых шуточек, что на лету иномарки снимает. На все ее отговорки, что за рулем была девушка, только отвечали смехом.
- Что ж это вам так весело? - все вздрогнули от неожиданности. Николай Степанович выглядел постаревшим на десять лет.
- Вот! - он положил на стол свежие газеты, - читайте, радуйтесь. Милиция бездействует! Убийцы ходят рядом! Вот! - он сел на свое место и пристально обвел взглядом притихших подчиненных:
- Ну, чего ж не смеетесь? Мне с самого утра звонят.
- А что собственно произошло особенного, - Виталик захорохорился, - что у нас трупов не было раньше? Были. Чего такой переполох?
- Виталий Александрович, не начинай, - прикрикнул Потапов на него. Все знали, что когда он называл Виталика Виталием Александровичем - ничего хорошего не жди.
- Так, давайте приступим. Что у нас есть? Криминалисты работали всю ночь. Вот заключение. Труп принадлежит женщине приблизительно шестидесяти-семидесяти лет. Женщину предварительно оглушили тупым предметом, есть вмятина в теменной части черепа, а затем засыпали известью и строительной смесью асбеста и бетона, известной под названием АБС. Скорее всего, преступник дилетант, насмотревшийся фильмов про мафию, там известковым раствором трупы сжигают. Ну, а тут вышла ошибочка. Скорее всего, женщина была убита до того, как участок был приобретен известным нам лицом. Из показаний опрошенных соседей у нас что есть? - он посмотрел на Наташу.
- Ну, Наталья, что там у тебя?
- Семья Поляченко, вернее со слов Галины Николаевны Поляченко, у них в саду завелось приведение. Все засмеялись, рассмеялся и Потапов:
- Как завелось?
- Ну, я не знаю, как – Наташа начинала злиться, хватит на сегодня насмешек, - я не знаю, как правильно сказать. Появилось привидение. Поляченко Денис Андреевич, муж этой Галины Николаевны показал следы от женской обуви у них на газоне. Эксперт взял слепки, сказал, что не густо, но попробует поработать. Скорее всего, так на вскидку, обувь на каблуке, шпилька. Пока все.
- Вот и мои, то есть те дома, в которых я был, тоже говорили, что видели несколько раз какую-то женщину, - начал Виталий. Женщина молодая, но как заметила мадам Морковникова, он попытался показать негодование этой мадам
- Эта женщина не нашего круга. Вульгарно одета, жуткий макияж, как у трансвестита. И один раз ее видели, как эта женщина приезжала на разбитой копейке красного цвета. Сегодня будет сторож, говорят, он все номера машин записывает.
- Ну что ж это уже кое-что, ищем женщину и машину, если будет номер, пробьем по картотеке.
- А может это не женщина, а трансвестит?
- Виталий Александрович, кончай балаган, ты скажи еще, что будем искать привидение. Я вас прошу, посерьезнее. Про инцидент уже все пишут, не хватало, чтобы нас показали в каких-нибудь паронормальных передачах.
Зазвонил внутренний телефон. Потапов схватил трубку и почти прокричал:
- Степан Гордеевич, гони их в шею. Ну, хорошо, хорошо, скажи, что я улетел в космос…
Виталик и Наташа переглянулись, очевидно, звонил дежурный. Николай Степанович бросил трубку:
- Во, народ оперативно работает. Им дежурный говорит, что я в управлении, а журналистка отвечает:
- Ничего подобного, мы в курсе, он, то есть я, на работе. Мда… Так орлы давайте работать. Игорь остается со мной, Виталик дуй на «Васильки», бери показания у сторожа, Наташа – ты к экспертам…
- Николай Степанович, - Наташа сделала попытку возразить, - у меня еще свои дела не окончены, я со среды на свой счет…
- Наташа, - Николай Степанович собирал бумаги на столе, - хоть ты меня не доставай. Будет и твой счет и мой. Давай подключайся, что не видишь какой форс-мажор, а у тебя почти неделя в запасе. Как все не во время, - ему снова не дали договорить, звонил телефон:
- Да, так точно, слушаюсь. Буду, разумеется, - односложно отвечал Потапов - звонило начальство.
- Ну, вот. Срочно вызывают в управление. Бумаги им видите ли нужны, Срочно нужен оперативный план мероприятий. Вот блин, одна головная боль от этих… Увидев умоляющие глаза Наташи, Потапов в сердцах сказал:
- Знала, куда просилась работать, теперь нечего нюни распускать. Сидела бы себе в статистике, ни клята, ни мята.
Наташины щеки предательски покрылись пунцовой краской, она встала, и обижено стуча каблуками, вышла из кабинета. Долго не могла открыть дверь их общего с Олегом кабинета, ключ все никак не попадал в замочную скважину. Наконец дверь открылась, Наташа подошла к своему столу, подвинула телефон и стала яростно накручивать диск рабочего телефона. У экспертов трубку никто не брал, Наташа пробурчала:
- Вечно у них никто трубку не берет. Она уставилась в противоположную стенку, украшенную календарем с изображением какой-то иномарки, потом обреченно вздохнула и набрала другой номер телефона. Трубку тотчас взяли:
- Слушаю, - ответил приятный женский голос.
- Нил, привет, это я, Наташа.
- Да уж по голосу догадалась. С таким замогильным голосом у меня только одна знакомая. Наташа представила - холеная Нила с ухоженным маникюром и тщательным макияжем в чем-нибудь сногсшибательном, сейчас держит трубку телефона, а перед ней чашечка эспрессо. Красота.
- Нилочка, солнце, выручай, если тебя не затруднит, - витиевато начала Наташа.
- Ладно, ладно, Наталья, давай только без длительных прелюдий. Что случилось?
- Нилочка, глянь там, чего там мне светит поездка или нет? А то тут у нас такая запарка, боюсь - меня не отпустят.
- Давно уже глянула, - на другом конце провода Нила, довольная собой усмехнулась, - будет у тебя поездка, не переживай. А что, этим убийством на Васильках ты занимаешься? Тут по всем каналам передают. Громкое дело
- Да у нас тут весь отдел подключили, - ответила Наташа, - а дело вовсе не громкое, это журналисты раздули, обычный труп, ничего особенного. Ты ж понимаешь - имя громкое, а журналисты тоже кушать хотят. У нас процент раскрываемости – у них рейтинги. А я хоть недаром съезжу?
Нила долго не отвечала. Наташа, встревоженная непривычной паузой, переспросила:
- Нилочка, не томи. Не даром съезжу?
- Конечно не даром, - ответила Нила, - ты ж заграницей ни разу не была. Вот и посмотришь на замки, да как другие люди живут.
- Нил, я ж не про то спрашиваю. Ты ж понимаешь, я ж не могу тут говорить, я ж от всех скрываю истинное положение.
- Ну, когда-нибудь придется рассекретиться, - вздохнула Нила, - на выходные приедешь и поговорим.
Дверь резко открылась, на пороге взмыленный стоял Виталик:
- Наталья, что на трубу повесилась? Тебе не дозвонишься, и мобилка не отвечает – проверь.
- Я к экспертам звонила, - начала Наташа.
- Так, к экспертам еду я, там какая-то убийственная улика. Ты едешь по этому адресу, мы машину по картотеке пробили. Видя, что Наташа пытается перебить, Виталик сказал:
- Это распоряжение Потапова. Зайдешь в Н-ский райотдел, там уже тебя ждут, и поедешь вместе с участковым.
- На чем поеду? – Наташа язвительно усмехнулась, - на пешкарусе что ли?
- Вот и нет, нам машину выделили.
- Кто?
- Дед Пихто. Короче, Наталья, ты какая-то строптивая стала. Старших совсем не слушаешь.
- Уже поехала, адрес давай, - сказала Наташа, на ходу одевая куртку.
Во дворе вместо привычного Уазика, ее ждала очень даже приличная темно-коричневая Нива. Вежливый водитель непривычно поздоровался и представился: «Воронин Александр».
- Очень приятно, Наталья Васильевна, - сухо ответила Наташа, заранее решив не вступать в никакие разговоры. Но вышколенный водитель и не думал ни о чем расспрашивать Наташу. Всю дорогу до соседнего райотдела они промолчали. Ее действительно ждали. Пожилой участковый, почему-то нервничал и постоянно вытирал не первой свежести платком лицо и шею. Пока они ехали, он, наклонившись к Наташе и горячо дыша ей в ухо, рассказывал о семье, которой принадлежала красная копейка.
Владельцы, или вернее владелица, подозрительной машины жила в стандартной панельной девятиэтажке. Ободранный лифт подозрительно скрипел и вздрагивал на каждом этаже. Наташа с облегчением вышла на лестничную клетку девятого этажа, уж больно хлипким казалось ей это удобство ЖКХ. Тамбур, заставленный какими-то ящиками и рваными мешками, оказался открытым, как и дверь в нужную квартиру. Пропустив вперед участкового, Наташа вошла в узкий прокуренный коридор трехкомнатной квартиры, еще хранившей следы былого благополучия.
Дома был глава семьи Долгий Евгения Владимирович, мужчина лет тридцати, правильные черты лица уродовал свежий шрам на правой щеке, да и выбитые передние зубы тоже не очень украшали. На захламленном журнальном столике стояла початая бутылка водки, пепельница полная окурков, орал включенный телевизор. Наташа поискала глазами, где можно сесть. Но в комнате, кроме большой кровати, на которой возлежал хозяин квартиры, сесть было не куда.
- Женя, встань, оденься, - начал участковый.
- А, я не раздетый, - прошепелявил Долгий, - да и в гости никого не звал.
- Я следователь райотдела, Малышко Наталья Васильевна. Нас интересует хозяйка машины ВАЗ красного цвета, - строго сказала Наташа. Заглянув в блокнот, где были записаны данные, спросила:
- Где сейчас находиться Ксения Степановна Долгая?
- Какая такая Ксения Степановна? – ухмыляясь, спросил мужчина. Он сел на кровати и стал нагло рассматривать Наташу.
- Женька, не бузи, где Ксюха? – на правах старого знакомого попытался вразумить его участковый.
- Какая Ксюха? – Долгов затрясся от смеха, - у меня все Ксюхи. Даже вот крыса и та Ксения, - он полез куда-то под покрывало и к Наташиному ужасу вытащил оттуда за хвост белую крысу. Животное противно пищало и извивалось, пытаясь ухватить за руку хозяина.
- Ах ты моя крысуня-Ксюня, - сюсюкал, держа в руке крысу Долгов, - ах ты моя красавица.
- Тьфу, Женька. Прекрати, - прикрикнул на него участковый, - мать где? И уже обращаясь к Наташе, извиняясь, сказал:
- Все водка. Раньше семья как семья была, А сейчас, сами видите что. А моя промашка вышла, что не предупредил. У него и правда и мать Ксения Степановна и жена Ксения Степановна, ну Женька от большой любви к обеим и крысу назвал Ксения. Участковый снова вытер платком лицо и шею. Наташа подумала, что если так пойдет и дальше придется платок сушить.
- Ладно, уж и пошутить нельзя, - ответил Женька Долгий, - придут сейчас, пошли за хавчиком. А я малость приболел. Что не видно?
- Да вижу, вижу твою болезнь. Все потерял.
- Еще кое-что осталось, - пряча крысу под одеяло, ответил мужчина, - сразу две Ксении Степановны. Гы-гы – он засмеялся, мне одному много, буду в аренду сдавать или на запчасти, - и он, икнув, снова засмеялся.
- А вот и мои красавицы, - осклабившись, указал он на дверь. На пороге стояли две женщины. Вряд ли можно было найти таких двух более непохожих друг на друга человека. Одна была высокая и тучная, что подчеркивали непомерно большие ступни и руки, видно было, что женщина серьезно больна. На одутловатом лице карие глаза на выкате, распухшая шея. Другая маленькая и щуплая, большие, но блеклые, словно выгоревшие от нескончаемых слез, глаза смотрели на незваных гостей тупо и испугано.
- Да, - подумала Наташа, - интересно, кто из них мать, а кто жена?
- Женюша, сыночек, ты хотя бы рубашку надел, холодно в квартире - простудишься - запричитала щуплая женщина.
- Так, значит это мать, а вот эта с признаками больной щитовидки - это жена, - поняла Наташа, и обратилась к старшей Долгой:
- Ксения Степановна, я следователь Малышко Наталья Васильевна. Скажите, где принадлежащий вам автомобиль ВАЗ–2101 красного цвета.
- Где ж ему быть, в гараже. А что? – у женщины к щекам прилила кровь, а глаза лихорадочно забегали.
- Че, мать, задавила кого? – поинтересовался у нее любимый сыночек.
- Да, ты что! Чего мелешь? – набросилась на него Старшая Ксения, - я почти два года за руль не садилась. Ты что, денег мне на ее ремонт давал? Был бы жив отец, - она замотала головой и зашмурыгала носом.
- Стоит машина у нас, что-то там не работает. Я не разбираюсь. Ездить могу, а вот чинить - нет. Да и не за что нам. Стоит в гараже, все как-то не могу продать. Дают копейки. Мне машину как память про мужа жалко. Все одно Женька все пропьет, - и грустно добавила, - болеет он у нас.
- Вы давно были в гараже? - спросила Наташа.
- Да, почитай каждый день бываю, - отвечала женщина, - мы там бутылки собираем и картон. На пенсию не проживешь, да и у невестки вторая группа.
- А гараж далеко? – поинтересовалась Наташа.
- Да тут рядом – суетливо ответила женщина.
- Давайте пройдем, посмотрим, - сказала Наташа.
- Давайте, давайте, - женщина пошарила в кармане, показала связку ключей, - вот и ключи всегда со мной, никому не доверяю. Уж как помру. Пусть, что хотят, то и делают, - она махнула рукой и вышла. Невестка поплелась за ней.
- А ты куда, лахудра? – вдогонку ей закричал Женька. Женщина ничего не ответила. Возле гаража, пока хозяйка открывала покосившиеся двери, она слегка дернула Наташин рукав куртки. Наташа внимательно посмотрела на нее.
- Мне нужно что-то сказать вам, по секрету, - виновато пряча глаза, обратилась к ней Ксения Степановна Долгая младшая.
Чуть отойдя в сторону, Наташа сказала:
- Слушаю вас.
- Не знаю, даже, как и сказать, - начала женщина, смущенно улыбаясь, - это я давала ключи от гаража. Это моя бывшая соседка, - она махнула куда-то рукой, - мы с ней раньше в одном доме жили. Она сейчас замуж вышла, хорошо живет, только вот муж у нее очень ревнивый. А Танька, смазливая баба, ну где-то гуляла и потеряла браслет, что ей муж подарил. Так вот она просила мне дать машину, чтоб съездить, это где-то далеко, почти за городом.
- Но ваша свекровь сказала, что машина неисправна, - переспросила Наташа.
- Да я так тоже думала, но Танькин полюбовник – автомеханик, так он посмотрел и сказал, что там что-то с зажиганием. Пустяки.
- А как же с ключом?
- Да я на секунду вынесла, пока она, - Ксения махнула рукой в сторону свекрови, - сыночку спинку мыла. Вы уж простите меня. Мне деньги нужны были.
- Да при чем тут простите, - возмутилась Наташа, - это вы своей свекрови скажите и мужу. Теперь вас вызовут для дачи показаний. Вранье уже нельзя будет скрыть.
- Никак? – тяжело вздохнув, спросила женщина, - Женька бить меня будет.
- Да нет, придется признаваться, - Наташе стала жалко эту большую неловкую женщину, - сколько не ври - правда все равно когда-нибудь вылезет, - сказала Наташа и неожиданно для напуганной Ксении густо покраснела.
Что знает наука о мышлении, чувствах и эмоциях? Эти знания несравненно меньше, чем знания любой из наук, изучающих, например, механику или кинематику. И это несмотря на огромные усилия, затрачиваемые учеными и практиками самых развитых стран мира. Конечно, за многие десятилетия их упорного труда, в любом школьном учебнике по биологии можно прочитать, что головной мозг человека - это центр нервной системы, что основные части мозга – это большие полушария, мозжечок, таламус, гипоталамус, мозолистое тело. Конечно, специализированные издания дадут более полное и исчерпывающее описание этого человеческого органа. Уже стали обыденными исследования мозга при помощи сложнейших электронных приборов, доказано экспериментально, что существуют различия между электрическими потенциалами мозга и тела, а также между различными частями самого мозга. Однако, ни один из ученых, пожалуй, так и не сможет объяснить, какое соединение нейронов, отвечающее за переработку поступающей в мозг информации, в самый неожиданный момент времени вдруг вытаскивает из глубин памяти, то, что в данной ситуации не нужно и даже вредно, ибо мешает продуктивной работе всего организма. И кто не испытывал на себе хотя бы раз ужас, когда вдруг в самый решающий момент своей жизни, память становилась жертвой прямо-таки короткого замыкания, происходящего в синапсах головного мозга. И тогда у человека отказывает память, то есть способность представлять происходившие раньше события и восстанавливать прошлые ощущения. Вот в такой ситуации, когда по терминологии компьютерщиков, система дала сбой, и оказалась Наталья Васильевна Малышко. Ну, совсем не к стати в голову ей пришли мысли и поздние раскаяния о своем собственном вранье. Как, впрочем, совсем некстати «зависла» память у герра Шмультке, который совсем потерял голову при виде шикарного нижнего белья коварной Габи, увязавшейся за ним на Октобер фест. Неделя, проведенная в недорогом мотеле на окраине Берлина, пролетела как один миг, и если бы не чудеса современной фармакологии - кто знает, выдержало бы щуплое тело фотографа весь тот натиск сексуальной энергии, который обрушила на него неутомимая Габи, или как она любила называть себя синьора Тотти. Когда Шмультке вконец ослабел от любовных утех и бесконечных рассказов Габи о том, какой она имела успех у публики, выступая в шоу Тотти, в сиреневом трико с блестками, предательская память напомнила ему, что он не сделал ни одной фотографии и не выполнил поручения Карла Штайна. Когда Габи узнала, отчего обеспокоен ее партнер по тайным утехам, она предложила:
- Я могу остаться еще на пару дней и поездить по посольствам и представительствам, покажу фотографии парня, хотя я на сто процентов убеждена, что он итальянец. Я то уж знаю, - и она утробно посмотрела на сидящего в кресле Шмультке. Герр Шмультке был бесконечно благодарен божественной и несравненной Габриэле: во-первых, это позволит ему, Шмультке, где-нибудь передохнуть и все-таки сделать несколько снимков, а во-вторых, избавит от перспективы приехать домой вместе с Габи, что автоматически освобождает его от ненужных объяснений с фрау Шмультке. Так фотография Ивана Малышко перекочевала из солидного портмоне Шмультке в стильную, необъятных размеров сумку ветреной Габи. Она была убеждена в том, что молодой человек – итальянец, и буйная фантазия уносила ее на Пиренейский полуостров, где ее быть может покажут по телевидению, и этот засранец Тотти увидит красавицу Габи в неотразимом наряде и пожалеет, что когда то отверг ее. Одев, облегающие джинсы и кожаный корсет, она покрутилась перед зеркалом, и решила, что чудо как хороша, только жаль, что погода не позволяет идти без куртки, отправилась в Итальянское посольство. В это время герр Шмультке, борясь с крепотурой, словно неопытный спортсмен после серьезных соревнований, пытался сделать как можно больше снимков и мысленно проклинал себя за свою слабость.
- Как я буду теперь смотреть в глаза Карлу? Кто ее знает, эту Габи, такая баба может выкинуть что угодно. Одно ясно - Карлу Штайну очень повезло, что много лет назад его избранница убежала с заезжим циркачом Марком Тотти. Берта намного лучше. Бедная Берта, потерять взрослого сына и теперь этот юноша, да неисповедимы дела твои, Господи!
Берта Штайн шевелила губами, шепча известную только ей молитву Деве Марии. Она молилась об убитом сыне, о несчастном мальчике, за жизнь которого она сражается вот уже сколько времени. Но мальчик молод, он должен адаптироваться в общество, а значит вспомнить кто он и откуда. Специалисты говорят, что память, как и речь, может возвратиться неожиданно, хотя некоторые прячут глаза, когда говорят об этом. Надо только подождать, и она готова ждать и надеяться. Племянница Мары - она занимается психоанализом, у нее есть медицинский диплом, вот уже несколько дней пытается уговорить ее пойти на эксперимент - сделать специальный сеанс гипноза, чтобы во сне как бы прокрутить пленку воспоминаний назад, до момента драки и в этот момент разбудить Альберта, как называла его Берта. Конечно, это очень упрощенный план, предназначенный для ушей Берты, не сведущей в этой области науки. Но они с Карлом решили дождаться приезда Шмультке, дождаться, не узнал ли он чего. Карл считал, что эта затея чистейшая авантюра, которая может окончиться трагично. Он решил обратиться за помощью к уважаемому герру Вексельбергу. Доктор Вексельберг по своей привычке разминал в руке вот уже третью сигарету, нервно теребил внушительных размеров нос, внимательно слушал Штайна. Карл закончил свой монолог и Вексельберг пристально посмотрел на него и сказал:
- Да, да, я наслышан о предложении молодых ученых. Ну что вам сказать, - он секунду задумался, - я читал их выкладки, видел их дипломы и лицензии. Конечно, все новое и прогрессивное в какой-то мере авантюра. И я даже допускаю, что результат может быть нулевым. Но! – он поднял вверх указательный палец, - Но! Я сторонник действия, а не бездействия, тем более, молодые люди предложили и мне участвовать в этой, как вы выразились, авантюре. Видя изумленное выражение лица Карла Штайна, он пояснил:
- Видите ли, дорогой герр Штайн, им нужна лабораторная база, так сказать. В столичной клинике на это не пойдут, а у меня в больнице есть новейший энцефалограф, квалифицированный персонал, - он лукаво усмехнулся, - да и я сам в некотором роде тоже не полный профан.
- Да, да, разумеется, - Штайн понял, что он апеллировал к человеку, который уже поддержал эту затею.
- Я не стану вдаваться в специальную терминологию, дорогой Карл, но позвольте вам рассказать одну притчу. Много веков назад, один восточный раджа, - начал свой рассказ доктор, расхаживая по кабинету, кроша руками очередную сигарету, - считал себя самым умным, впрочем, все раджи так считают во все времена. Так вот. Он захотел доказать своим оппонентам, так сказать, что человеческая речь свойственна ребенку от рождения и не зависит от условий воспитания. И он провел чудовищный эксперимент. Взял семь младенцев у матерей, в течение семи лет с детьми никто не общался, пищу и все необходимое им подавали немые слуги. Когда эти своеобразные узницы открыли, то ни один, я подчеркиваю, ни один ребенок не знал человеческой речи. Что из этого следует? - Вексельберг посмотрел на Карла Штайна. Тот зачарованно смотрел на доктора, не понимая, куда он клонит. Вексельберг продолжал:
- А из этого следует, мой дорогой Карл, что человеческой особи для формирования языковых навыков, необходимо человеческое общение. В нашем случае, молодой человек пережил пограничное состояние. Если хотите, он родился во второй раз. Ваш жена, герр Штайн, поистине великая женщина, но она сейчас, - доктор остановился перед Штайном, - совершает преступление, да, - он замолчал и через секунду продолжил:
- Как бы это странно не звучало, но ваша жена, вопреки моим советам и советам других специалистов, втайне, и причем, очень интенсивно обучает юношу немецкому языку.
- Я не пойму в чем ее преступление? – обиделся за жену Штайн.
- В другой ситуации это не преступление, а в нашем случае - да. Предположительно может происходить блокировка глубинных слоев памяти, что затруднит естественный процесс восстановления личности.
- Хорошо, доктор, вы можете гарантировать, что с Альбертом, - Штайн замялся, - с молодым человеком ничего такого не случиться. Хуже ему не будет? - он вопросительно посмотрел на доктора. Вексельберг остановился и сказал:
- Гарантий нет. Есть только шанс, - он снова забегал по кабинету, - заметьте, на карту поставлена моя репутация и карьера. Шанс есть!
- Вы бы рискнули доктор?
- Простите, а я что делаю? Рискую! Я почти всегда рискую.
Когда Карл Штайн вернулся домой, он как раз и застал свою жену за преступным деянием, по выражению доктора. Берта показывала Альберту цветы и листья деревьев, тщательно выговаривая их названия. У Карла сжалось сердце, ему так хотелось, чтобы поскорее все устроилось и в их дом пришли радость и стабильность. Сердце ему подсказывало, что Шмультке вернется без новостей – значит надо соглашаться на авантюру с гипнотическим сном. Стараясь быть незамеченным, он прошел в их общую с Бертой спальню. На небольшой тумбочке стояла фарфоровая статуэтка Мадонны, привезенная ими из поездки в Испанию. Он взял в руки мастерски выполненную фигурку. Ничего особенного - молодая привлекательная девушка в струящихся одеждах, голубой покров на вьющихся волосах, смиренное выражение лица. Как могла Берта верить, что эта фарфоровая куколка сможет им помочь. Хотя, конечно, он отдавал себе отчет в том, что его рассуждения несколько примитивны, и что эта статуэтка лишь условный образ той, на чью помощь так уповала его жена. Сейчас, когда он не знал на что решиться, он искренне позавидовал святой вере, которой так не хватало ему, Карлу. Он до боли в глазах всматривался в тонкие черты лица Мадонны, даже не замечая, как с силой сжимает статуэтку в руках.
- Карл, ты ее раздавишь, - услышал голос жены за спиной, - что с тобой Карл? Она с участием смотрела на него.
- Берта, как нам быть? Я совсем растерялся. Я хотел бы верить в провидение высших сил, так же как и ты, но у меня ничего не получается.
- Хотеть - это уже много, для такого рационального человека как ты, Карл. Это просто смятение чувств. Хочешь, я с тобой посижу, как раньше?
- Да дорогая, хочу.
Они сели рядом, Берта положила ему голову на плечо, тихо вздохнула:
- Помнишь, Карл? Как раньше.
- Я все помню, Берта, - он обнял ее за плечи. На них с тумбочки умиротворенно смотрела фарфоровая Мадонна.
Снег падал крупными хлопьями. Он покрывал белым кружевом старинные фасады домов и рождественские елки на улицах, делая и без того красивый город еще наряднее. Поляченко припарковал машину, и пешком отправился к одной из главных святынь украинской Греко-Католической церкви – собору св. Юра. Еще издалека собор величаво возвышался на вершине холма, но по мере приближения он почти исчез из поля зрения. Только после того, как Денис Андреевич прошел через парадные ворота ансамбля, украшенные аллегоричными скульптурами «Веры» и «Надежды», поднялся по лестнице ведущей вверх, только лишь тогда он смог в полной мере оценить грандиозный замысел и великолепное исполнение этого произведения искусства. Поляченко, еще переполненный впечатлениями от поездки в Италию, не мог не отметить все великолепие архитектурного комплекса с ажурными решетками сада и колоннадой портика, окружавшего покои митрополита. Он сделал несколько снимков пирамидального аттика с фигурой св. Юра, и с замиранием сердца вошел внутрь храма. Нельзя сказать, что Денис Андреевич был глубоко верующим человеком, но и атеистом он тоже не смог бы себя назвать. Его мировоззрение формировались в ту эпоху, когда у одной из бабушкиных приятельниц могла висеть на стене своеобразная картина. Обычным гостям она представлялась как ретушированная фотография круглолицей малышки с огромным бантом, внизу, под фотографией находилось изображение вождя, оставившего неизгладимый след на многих поколениях, а под ней открывался взорам только лишь для настоящих друзей почерневший лик «Казанской Божьей Матери» чудом уцелевший во время тотальной борьбы с религиозным мракобесием. Поляченко с большим удовольствием посещал у себя дома храмы на Рождественские и Пасхальные праздники. Постов, правда, не соблюдал, но разговлялся с большим удовольствием.
В храме, под огромным куполом, было много людей - приближалось время службы. Поляченко, извиняясь, стал пробираться к самой известной иконе храма - Теребовлянской Божьей Матери. То ли ему почудилось, то ли на самом деле, но ему показалось, что одна из молодых прихожанок похожа на его знакомую. Но влекомый массой людей, пришедших на богослужение, он вынужден был остаться до конца службы, и не пожалел об этом. Никогда раньше не видел он таких просветленных и доброжелательных лиц, никогда раньше он не слышал такого прекрасного пения. И хотя церковный ход службы был долгим и зачастую не понятным для Поляченко, он почувствовал невероятный прилив сил, как будто не было многочасового переезда через границу и утомительной процедуры таможенного контроля. Он словно прикоснулся к чему-то светлому и безгранично прекрасному. После службы он вышел из храма и еще раз остановился возле аллегорических фигур, украшавших фронтон парадных ворот. Он невольно обратил внимание на небольшую фигурку девушки в короткой курточке. Она пыталась запудрить следы слез, заглядывая в маленькое зеркальце пудреницы. Сомнений быть не могло - он узнал ее. Это была Наталья Васильевна Малышко. Как человек деликатный Поляченко не стал подходить, чтобы не смущать девушку. Только лишь когда она спрятала пудреницу в сумочку и пошла прочь, он решился догнать ее.
- Как мир тесен! - воскликнул Поляченко, осторожно беря девушку под руку. Наташа испуганно обернулась.
- Как вы меня испугали, - облегченно вздохнула она, узнав Поляченко.
- Вот уж не думал, что следователи такие пугливые, - смеясь, сказал Поляченко.
- Вы же внезапно подошли, да и потом, я не ожидала здесь встретить знакомых, - ответила Наташа.
- Какими судьбами? И почему сама? – поинтересовался Поляченко.
-То же самое и я могу спросить у вас, - не очень любезно ответила Наташа.
- Что вы! - запротестовал Поляченко, - это обычное любопытство, а не попытка вмешаться в вашу личную жизнь. Вы уж извините, - оправдывался Поляченко, - просто это был первый порыв. Вас увидел и подошел. Если хотите, я могу вас подвезти, я на машине. Наташа подумала, что, наверное, очень резко ответила этому немолодому и вполне приличному человеку, да еще земляку. И уже примирительно она сказала:
- Да это я немного устала, плохо спала в автобусе. Я здесь с группой, у нас был тур по Чехии, а в последний день обзорная экскурсия по городу. Но я здесь уже была дважды, поэтому со всеми не поехала, а так, - она махнула рукой, - побродила по городу, вот на службе постояла, а теперь у меня есть еще два часа свободных до автобуса. А вы?
-Я, к сожалению, первый раз в городе. К своему стыду, я намного больше знаю о Чехии и Польше, вот совсем свежие впечатления везу домой про Италию. Конечно зима - это не самое лучшее время, но зато нет проблем на дорогах. Если не возражаете - давайте где-нибудь посидим, - предложил он Наташе.
- Раз уж вы хорошо ориентируетесь в городе, может, знаете где-нибудь приличную кофейню?
- Да, конечно, - ответила Наташа, - здесь очень много уютных кафе. Знаете, мне очень нравиться, что они не столько стилизованы под старину, а на самом деле старинные, ну расположены в старых помещениях, мне кажется, что и интерьеры то же старинные. Я знаю тут одну неподалеку.
Действительно небольшой подвальчик, куда они зашли, хранил следы времени. Тут было тепло и уютно, пахло сдобой и ароматным кофе.
Пока им готовили заказ, Поляченко внимательно посмотрел на осунувшееся лицо девушки и спросил:
- Ну, как вам Чехия? Вы за границей впервые?
Наташа задумалась и сказала:
- Если быть честной, то я Чехию почти и не видела, - глядя на удивленное лицо Поляченко, она продолжала:
- Видите ли, я собственно приезжала, чтобы найти мужа. Он здесь должен был работать, помните, мы с вами первый раз встретились у Выдриченко, так это она дала мне адреса, где могут работать наши нелегалы-строители. Но я Ивана не нашла, - у нее предательски покраснели глаза и кончик носа.
- Я не знаю, зачем это я вам все говорю. Вы совершенно чужой человек. Но, наверное, я просто устала молчать и врать, - Наташа замолчала, официант принес кофе и пирожные. Девушка принялась размешивать ложечкой кофе, хотя заказала кофе без сахара.
- Вот такая получилась у меня поездка. И я не знаю, что теперь делать. Пока не знаю, - уточнила она, упрямо мотнув головой.
- Я так устала, - тихо закончила Наташа свой монолог. Поляченко несколько озадаченный разговором, принявшим подобный оборот, чуть замешкался и сказал:
- Я думаю, что все должно у вас наладиться, - мягко начал Поляченко, - как говорила моя бабушка: «любую ситуацию можно исправить, непоправима только смерть». И тут же прикусил губу, поняв, что это выражение в данной ситуации приобретает двоякий смысл. Он снова быстро заговорил:
- А я отвозил жену, Галину Николаевну в санаторий, тут прекрасные бальнеологические курорты, термальные источники, великолепный персонал, - видя, что Наташа молчит, он продолжил:
- Вы же помните, Наташенька, в каком состоянии была Галина Николаевна – ужас! Наташа согласно кивнула головой, и, не поднимая мокрых глаз, отхлебнула кофе.
- Кстати, я думаю, что следствие как-то внезапно окончилось. Нас никто не вызывал. Да и пресса как-то замолчала в один миг. Вы не знаете, что бы это могло значить?
- Дело отдано в прокуратуру, остался суд, - ответила Наташа.
- Да? - удивился Поляченко, - а столько шуму было. Если это не нарушает ваши профессиональные тайны, что же произошло?
- Обычная история, - ответила Наташа, - внучка убила бабушку из-за квартиры, не хотела ждать ее смерти - вот и убила.
- Ничего себе обычная история! Вы так спокойно говорите, - Денис Андреевич нервно отодвинул чашку.
- Работа у меня такая, - Наташа грустно усмехнулась, - никакой романтики. Обычные трупы, простые истории. Женщина, которую нашли у вас на «Васильках» из старинного рода, жила в особняке, в самом центре города. Да вы, наверное, этот дом знаете, говорят, что это чуть ли не памятник архитектуры, вроде бы один из ранних проектов Бикетова, точно не знаю. Так вот дом многие годы принадлежал их семье. Бабушек и дедушек репрессировали, а мать ее осталась жить в доме со своей нянькой. Шло время, девочка вышла замуж, родила дочку, кажется в тридцать седьмом году. В общем, не вдаваясь в исторический экскурс, та девочка уже в наше время бабушка, стала владелицей двух комнат на первом этаже в престижном историческом центре.
Поляченко кивнул головой.
- Ее дочка умерла во время родов и бабушка одна воспитывала внучку. Когда квартиры в центре стали баснословно дорогими, их выкупали под магазины и офисы. Внучка, некто Татьяна Буренко, стала уговаривать бабушку продать. Та не соглашалась, соседи рассказали, что она боготворила внучку и завещала ей собственность. Только любимая внучка не захотела ждать смерти бабушки, а повезла ее на Васильки, показывать участок, который якобы хотела приобрести в собственность. И ускорила уход бабушки в мир иной. Хотела следы замести - засыпать труп известью, да только темно было, она спешила, часть тела известь сожгла, а часть - осталась невредимой под слоем асбестобетонной смеси. В ридикюле старушки, который она всегда носила с собой, была коробочка с золотым кулоном и гравировкой «Любимой Тате от Т.А». Соседям Буренко сказала, что бабушку отправила в интернат для пристарелых. А квартиру быстренько реализовала фирме. Только знаете, есть такая блатная поговорка: жадность фраера сгубила. Так и здесь - узнала внученька от бабушкиной подруги, что ей должен быть завещан кулон редкой красоты, она и стала наведываться на место преступления. Да и бывшие сослуживцы бросились искать Татьяну Александровну - она в музыкальной школе преподавала. В том интернате, куда якобы ее определила внучка, старушки не оказалось. Вот и вся проза жизни. Ну а газетчики замолчали, наверное, депутат или фирма, которая купила квартиру, постарались. Вот так.
- Даа, - задумчиво покачал головой Поляченко, - действительно как все банально, если смерть может быть банальной. Так вот кого видела моя Галя. А она все привидение да привидение.
-Может быть, ваша жена чуткая натура, действительно видела привидение, - покачала головой Наташа, - говорят же что привидение - это энергетическое тело умершего, который не может обрести покой.
- Вот уж не думал, что вы суеверная - удивился Поляченко, - у вас ведь такая профессия.
- Я тоже раньше не думала, - кисло усмехнулась Наташа, - но у меня буквально за один год столько всего произошло, что я уже и не знаю во что верить, а во что - нет. Она взглянула на часы:
- Знаете, что мы с вами почти полтора часа сидим. Мне нужно на поезд, а то без меня уедут.
- Да, да конечно, - засуетился Поляченко, - возьмите, вот моя визитка. Может я смогу быть вам чем-нибудь полезен. Видите, нас с вами как жизнь столкнула.
- Вы мне уже давали, спасибо, - ответила Наташа, - может и встретимся, только я бы хотела, чтобы повод у нас был более радостный.
- До встречи, - ответил Поляенко, когда Наташа ушла, повторил, - до новой приятной встречи.
Поезд пришел в десять. На привокзальной площади стояла огромна елка украшенная разноцветными лампочками. Скоро Новый год. Наташа подумала:
- Если так пойдет и дальше, то Новый год превратиться в один из самых моих нелюбимых праздников. Нет, не буду я сама в этом году сидеть перед телевизором с тарелкой оливье, поеду к Ниле. Хорошо, что мы договорились, чтобы она меня не встречала, мне нужно время, чтобы прийти в себя и что-нибудь придумать. Наташа тут же себя одернула, нет врать нельзя. Придется все рассказать, самое страшное, что она будет говорить Ваниной маме. Ей даже стало жарко, несмотря на приличный мороз. Наташа стала мысленно проигрывать различные ситуации. Только одну она гнала от себя. Чтобы там ни случилось, пусть Ванька останется жив. Пусть у него другая женщина, другая семья, как показывало Нилино гадание, только пусть он будет живым. Она молилась за него в храме св. Юра.
Лифт как всегда не работал и Наташа, чертыхаясь и пугая влюбленные парочки, что пристроились на лестничной клетке, поднялась к себе на восьмой этаж. В тамбуре горел свет, пахло сдобой и чем-то мясным, Наташа, экономившая в поездке деньги, почувствовала, что безумно хочет есть. Вот Нилка, умница, не послушалась ее, наверное, Клавдия Петровна у нее куховарит. Хорошо, она тоже сделает им сюрприз, только бы Карат не услышал. Она тихонько вставила ключи, чуть надавила на дверь. Дверь бесшумно открылась. Наташа поставила сумки, сняла сапоги и на цыпочках зашла в комнату. Там мужчина плотного телосложения в джинсовом костюме рассматривал их фотоальбом. Наташа с грохотом зацепила чей-то чемодан, на звук из кухни вышла женщина в очках и с короткой стрижкой, она с жутким акцентом спросила:
- Наташа?
Опираясь на дверной косяк, из спальни вышел Иван, он был и похож и нет на прежнего Ваньку. У Наташи пересохло в горле. Ваня сказал тихо:
- Не ругай меня, Наташа!
Сад с привидениями
© Copyright: Виктория Скрыпник, 2011
Свидетельство о публикации №211082900473
Свидетельство о публикации №211082900473
Рецензии
Прекрасное чтиво, интересно, захватывающе, хочется читать и читать. Очень талантливый писатель. Было бы неплохо познакомится с более широким спектром произведений. Спасибо Вам, Виктория Скрыпник.
Наталия Заболотная 01.09.2011 14:11 • Заявить о нарушении
Наталия Заболотная 01.09.2011 14:11 • Заявить о нарушении