Люба моя

 В коммунальной комнате у бабы Кати время будто застыло. Высокая железная кровать с   железными шариками на резных спинках. Тяжелый дубовый шифоньер  с зеркалом по центру. На небольшом диванчике вышитые ещё в молодости  ею самой  гобеленовые подушки. Посередине комнаты круглый стол накрыт бархатной скатертью с кистями. На подоконнике за легкой тюлевой занавеской горшки с фиалками и глоксиниями. Чистенько. Скромно. Кажется, даже телевизора нет.
     - Расскажи, баб Катя, про мужа, - прошу я.  Моя собеседница отвечает не сразу. Её глаза увлажняются, и,  чтобы я этого не заметила, отвлекает внимание: суетливо поправляет и без того  идеальную поверхность скатерти.
       Я понимаю – время не в состоянии вылечить все раны… Тяжело дается ей свой рассказ.

       За несколько месяцев  до войны Екатерина Матвеевна вышла замуж. Молодой муж – Фёдор, звал свою любимую  не по имени.
       - Называл: «Люба моя…», - печально улыбаясь,  вспоминает  бабушка Катя.
       - Говорил, что Екатерина - звучит по-царски. Гордо и холодно.
«Лю-юба моя» - шептал он. Это не было производным от имени Любовь. Это была нежность. «Лю-юба, любимая…» 
       Они учились в одном классе. После школы Федор пошел в танковое училище. Случайно встретились на новогоднем вечере. Завязался роман. « Го-ло-во-кру-жи-тель-ный!!», - хвасталась счастливая Катя подругам.
       В июне сорок первого не верилось, что в страну пришел ад. Пришел на страшных четыре года. Когда провожала мужа на фронт,  верила, что разлука будет  недолгой.  Казалось, что скоро… Очень скоро муж её, дорогой Феденька, вернется домой. И жизнь потечет своим чередом.
       В сердце Кати жила надежда.
       А под сердцем…  Вера… В ту пору Катя еще не знала о своем интересном положении.
       Федор радовался, узнав из письма о будущем ребенке. Седьмое чувство подсказывало ему, что родится дочь. В каждом письме велел себя беречь, за него не беспокоиться и жить верой на встречу. Девочка родилась зимой, в январе.  Катя решила, пусть их дочь станет воплощением той самой веры. Так и назвала. Верой Фёдоровной.
       Находясь на передовой, Федор начал обращался к жене по настоящему имени: «Здравствуй, любимая моя Катя!»  Он стал серьёзнее. Возмужал. Вдали от Фёдора Катя чувствовала - мужу очень тяжело. Всё бы отдала, только бы уберечь.
       Позже письма-треугольнички стали сдержаннее, а в некоторых местах невозможно было разобрать, что написано: уже работала  военная цензура и заливала своей чернильной печатью всё, что считала лишним в письмах фронтовиков.
       Переписка длилась до конца войны.  Дочке Катя показывала карточку папы-танкиста, а на ночь, вместо сказок, рассказывала про своего героя. Самого сильного, самого храброго, самого доброго. Уложив Веру спать, перебирала письма от мужа. Нежно разглаживала их пальцами. Читая Федины планы на послевоенную жизнь, беззвучно твердила как молитву:  «Вернись… только вернись…пожалуйста...» Ох, как хотелось верить, что все сложится так, как пишет муж: «Прогоним фрицев,  приеду домой, перво-наперво  смастерю дочке куклу…  По воскресеньям будем ходить в кино…Купим тебе шелк на платье…По осени пойдем в лес, научу Веруньку собирать грибы…Катюша, неужели это когда-нибудь будет?» 
       Каждый день ждали… ждали и боялись почтальона. Затаив дыхание смотрели, что достает из сумки? Заветный треугольник со знакомым почерком или…
       Врезалось в память, как соседке принесли похоронку на сына. От горя женщина слегла, еле выходили. Спустя время от него пришло письмо. Жив сын! Ошибка вышла. Какая же это была радость! 
       Наверное, поэтому когда Катя уже в августе сорок пятого, получила похоронку на Федора, первой реакцией была даже не мысль... Катя остолбенела от чувства: «Нет…. Не может быть… Ведь кончилась война… И письмо... последнее письмо Федя писал перед самой победой. В конце апреля…» В похоронке значилось «….проявив геройство и мужество был убит 08 мая 1945 года…»
       Черным днем стал для Екатерины Матвеевны День Победы.

       Спустя два года умерла от менингита Верочка.

      - Баб Кать, а чего замуж-то не вышла? Ты и сейчас видная женщина, а по молодости была вовсе красавица!
      - Были кавалеры. – говорит. – Да, как подумаю, придет Федя, узнает, что не дождалась, не простит… Так и жду всю жизнь. Ездила однажды на его могилку в Германию. А будто и не он там лежит...Не могу поверить, что нет моего Феди.
      - Крепко любила мужа? – спрашиваю я.
Екатерина Матвеевна,  усмехаясь моему вопросу, чуть качает головой из стороны в сторону.
      -Любила? Люблю, дочка…