Фрик

                Фрик.

 На улицу стелется белой прозрачной дымкой утренний туман. В такой момент незваный холод нагло облизывает твои замерзшие конечности, для которых не хватило импровизированного одеяла. Подождать нужно совсем немного, но иногда, когда тебя особенно обидно, эти минуты тянутся вечность. Твои ноги, кисти, шея – обычно затекают. Скамейка кажется твердой, слишком твердой, чтобы позволить тебе вздремнуть еще чуть-чуть. Странно, но я всегда мечтал в детстве, что настанет время, когда я смогу спать столько, сколько захочу, и мне не нужно будет идти по утрам в школу. Сейчас мне не нужно идти никуда, мне вообще ничего не нужно, а если я в чем-то и нуждаюсь, то это не имеет никакого смысла. Я не имею никакого смысла.
        В такие минуты ты ощущаешь свежесть, которой до нитки промок воздух. Не такую свежесть, которой ты привык радоваться после жаркой летней духоты. Эта свежесть заставляет тебя ежиться и согревать продрогшие пальцы своим дыханием. Иногда они совсем отказываются слушаться. Таким утром всегда начинается каждый последующий день, хотя засыпаешь всякий раз ты в ином месте. Оглядываюсь по сторонам, печально, но я до сих пор не научился мириться с этими взглядами. Пробегающими вскользь, осуждающими, безучастными и сострадательными, что больнее всего.
       Остатки сна улетучиваются вконец, когда ты ощущаешь, что замерз окончательно. Во сне это не чувствуешь. Во сне ты не тот, и все вокруг совсем не то. Иногда хочется, чтобы сны не прекращались. Правда вот, перед тем как заснуть, бывает еще хуже, чем после пробуждения. Твоему мозгу сложно осознать, что в данный момент для тебя проблематичнее: холод или неумолимая усталость. В то время, когда он борется с этой задачей, ты уже давно знаешь ответ. Ты, как всегда, и заснешь, и замерзнешь. Но во сне все будет по-другому…
        После пробуждения, после того, как ты замерз, ты ощущаешь первые признаки того, что тебе хочется кушать. Обычно это начинается с нездорового посасывания в животе. Я встаю и спускаю затекшие и закоченевшие ноги на землю. Кажется, что она замерзла тоже, но моего одеяла еле хватает для меня. Не знаю почему, но все же, приятно ощущать под ногами твердую землю, особенно в такие моменты. Единственное, что меня сейчас заботит, так это то, где бы мне сейчас отыскать еды. На улице Фрик я попытаюсь найти остатки чипсов в пакете, или недопитый стакан колы, или, если особенно повезет, выпечку вчерашней свежести, которую кондитерская лавка выбросила на задний двор.
      Меня зовут Фрик. Мне двадцать четыре. Не важно, что будет потом, что ждет меня завтра, и умру ли я через два года. Не важно, что будет через десять минут. Я не заглядываю так далеко. Важно лишь то, что сейчас я ощущаю сытость по мере того, как исчезают остатки моего жалкого завтрака, и знаете что, я наконец-то согрелся.

        Если, наконец, случится что-то стоящее, что-то такое, о котором потом будет приятно вспоминать, это не продлится долго, да и вспоминать слишком долго не получится. Если вам интересно, то меня зовут Фрик, и мне тридцать шесть, я работаю в чертовой кондитерской лавке вот уже пятнадцать лет. Я ненавижу свою работу, эту однообразность, продолжающуюся каждый день. Мне осточертел мой магазин Фрик и этот город Фрик тоже. Нужно выбросить на задний двор уже несвежие булочки, их все равно никто не купит, а за все это время они мне уж слишком приелись, чтобы самому их съесть. Но в последнее время, все чаще я отношусь к этому гораздо проще. Все это не будет продолжаться бесконечно. О нет, все закончится гораздо раньше. С мозговой опухолью и раком крови, которые у меня обнаружили недавно, долго не протягивают.

        Нужно остановиться. Слишком долго. Слишком. Все начинается с легкого подташнивания, затем ощущаешь слабость и боль в костях. Будто они настолько хрупкие, что раздробятся и посыпятся из тебя, если ты пошевелишься. Ощущение такое, словно твое тело находится под мощным прессом, который медленно сдавливает его, так, что кажется, что с твоей задницы начинает течь жидкость, которая несколько секунд назад была тобой. Ломки. Не стоило ждать так долго. Слишком долго, Фрик. Нужно остановиться…

         Ну вот, что за гадство, тушь опять размазана. Нужно поскорее сваливать из Фрик, пора поискать нормальный город, если такой вообще существует. Да, на такой товар мало кто клюнет. Мое отражение в заляпанном зеркале оставляет желать лучшего. Помада стерлась. Во рту воспоминания о прошлом клиенте. Сжевываю две пластины яблочной жвачки. Впереди едет большая машина какого-то дальнобойщика. Мне всего лишь девятнадцать, я красива, этот грязный ублюдок просто обязан остановиться. Подтягиваю юбку повыше. Мои клетчатые чулки всегда заводили парней. Под ними ничего нет. Я про трусики, их я перестала носить еще лет в тринадцать. Поправляю сиськи. Закуриваю тонкую сигарету. Ну вот, он уже совсем близко. Достаю из кармана моей короткой кожаной куртки лифчик с кружевами и протягиваю его перед собой. Кто бы сомневался, этот кретин останавливается. Правда, не совсем возле меня. Удивляясь, я несколько секунд на него пялюсь. Этот уродец что-то копошится там, наверное, уже заранее возится со своим членом. Медленно подхожу к нему. Наконец он поднимает свою сранную физиономию и удосуживается открыть мне дверь. С его мордой явно что-то не то. Шары на выкате, зрачки увеличены, и по небритой щекастой роже стекают вонючие капли пота. Под носом белая херня. Он торчок. У таких, обычно, не сразу встает член. Приходится помогать ему проснуться порядочным отсосом. Если повезет, этот мудак отвезет меня куда нужно. Его, как и меня, зовут Фрик, и нам это обоим известно.

        Сюда всегда бывает трудно забраться, а вот спуститься еще сложнее. Когда я взбираюсь наверх по лестнице, чье железо жадно изъела ржавчина, я смотрю вверх и стараюсь не думать о боли. Потерпеть нужно совсем недолго, к тому же эти несколько часов блаженства с лихвой оправдывают восхождение. Дверь, как всегда, не заперта. Если отвлечься от боли, от стен, что окружают тебя, если отвлечься от действительности, то на секунду кажется, что лестница ведет в небо. Лично твоя лестница в небо. Каждый шаг приближает тебя к перистым небесам, нависающим над твоей головой. Крыша безлюдна, если не считать нескольких голубей, которые сидят на старых телевизионных антеннах. Потрескавшийся на солнце слой смолы, который покрывает крышу, издает не слишком приторный едкий запах. Я люблю этот запах. Если он был видим, он бы, наверное, был маслянисто-черным, но я не переставал бы любить его. Отыскиваю самый прогретый солнцем камень. Ждать осталось совсем не долго. Через два часа солнце окончательно сменится сумраком. Я лягу на все еще теплую крышу и буду смотреть на луну. Смотреть не звезды и на бесконечную небесную даль, простирающуюся далеко за пределы моего сознания.
       Врачи скажут, что такое случается. Это бывает почти всегда, и в этом нет моей вины. Обычно такие неисправимые дефекты встречаются у детей, чьи родители плотно сидели на игле или употребляли в огромных количествах алкоголь. В моем же случае это вариант первый.
       Я стараюсь не думать о том, что спускаться будет просто невыносимо. Не думать о том, что все вокруг просто невыносимо. Меня зовут Фрик, и таких как я, очень много. Большинство из нас умирает еще при рождении. Это те, которым больше всего повезло. Мне повезло чуть меньше, и поэтому я сейчас здесь.
       Становится холодно, а это значит, что мне пора. Я попытаюсь потерпеть еще чуть-чуть, пока совсем не замерзну. Потерпеть еще чуть-чуть, а когда станет совсем невыносимо, я покончу совсем этим…

       Сегодняшний день не такой, как все предыдущие. Если бы вы знали, что не спасетесь бегством, и вас все-таки настигнет смерть, вы бы все равно продолжали бежать. Именно поэтому я сейчас бегу. Бегу, чтобы оставить все позади, бегу, чтобы пожить еще чуть-чуть. Здания рушатся. Улица Фрик превратилась в сплошные руины. Дома засасывает в огромные трещины, и на их месте все заволакивает непроглядная тьма. Ни земли, ни неба, ни солнца, ничего. Позади меня был человек, одетый в лохмотья. Из тех, кто не имеет дома, семьи, работы, который лишен всего того, что мы привыкли воспринимать, как должное. Он смотрел на меня. Странно, но в его глазах, я увидела себя. Я и он - полные противоположности друг - другу, но, в то же время, мы сильно похожи. Он лопнул, подобно мыльному пузырю. Это невозможно, это противоречит всем законам физики и все тому, во что мы привыкли верить, но он лопнул. Большой мыльный пузырь, летящий к небу и лопающий спустя несколько секунд. Как будто он и не был никогда, не существовал до этого, он просто лопнул.
        Настигающая тьма, заставляет меня бежать быстрее, так, что я почти не обращаю внимания на сверлящую боль в конечностях. Какой-то мужчина выбрасывал булочки с порога кондитерской лавки. Он обратил не меня внимание. Его обвисшее старое тело растворилось в прозрачной глазури мыльного пузыря.
       Она что-то кричала мне. Но я не разобрала ее слов. Совсем еще дитя, но порочности в ней было столько, что хватило бы на жизнь нескольких старух. Она была моего возраста. Так же молода, также красива, если бы я не знала, что я совсем одна и была совсем одной всю свою жизнь, то могла бы подумать, что она моя сестра – близнец. Мне стало ее жаль. Она совсем живая, пытается спастись, также как и я, но еще секунду, и она превратится в мыльный пузырь.
        Это парень был, наверное, единственным из всех, кто умер счастливым. По крайней мере для него, это было счастьем. Всю свою жизнь он жил в страхе. В страхе перед тем, что его ожидают болезни, инвалидность, преждевременная смерть. Но все закончилось совсем не так. В свой последний раз он принял большую дозу героина и теперь спокойно сидел на обочине. Ужас, паника, тьма – для него это было лишь последствиями наркотика. И даже тогда, когда его тело начало лопаться мыльным пузырем, даже тогда… он был счастлив.
       Я начала выбиваться и сил и уже свыклась с мыслью о смирении. Задыхаясь от усталости, я безвольно опустилась на землю, смотря высоко в небо, стараясь не думать о надвигающейся тьме. С крыши кто-то приближался прямо ко мне. Это был мальчик. Его хрупкое маленькое тельце летело вниз. На землю он опустился мыльным пузырем. В метре от меня уже были окончания черного Нигде. За его пределами ничего не было, оно само было ничем, и скоро оно поглотит меня. Когда уже я перестала видеть свои ноги, низ живота, все прекратилось. Часть меня начала лопаться. 

      Иду вперед. Я просто шел всегда. Так было всегда. Иду навстречу неизвестности, навстречу безысходности. Перед этим ничего не было. Я просто шел всегда. Все мое существование заключалось в том, чтобы идти к этому. Но что это? Я просто иду…
      Это сложно объяснить, но внутри меня такое ощущение, что я был всем, и в тоже время я был ничем. Такое ощущение, что я прожил сразу несколько жизней и не прожил ни одной. Необъяснимая горечь от того, что я был частью чего-то, нет, что я был всем сразу, и мои составляющие растянули по кускам, меня разорвали по кускам. Кажется так, что я был целой жизнью, внутри которой были другие, другие жизни. Внутри меня странные воспоминания, которые возникают из неоткуда и являются ничем.
Я просто иду. Я шел всегда. Здесь был закат, вернее сказать, он здесь есть, и так было всегда. Не было ни вчера, не будет завтра. Ни прошлого, ни будущего. Я просто иду…
        Табличка с названием города, воткнутая в потрескавшуюся землю «Нигде». Ощущаю дуновение морского ветра, пропитанного солью и запахом водорослей. Не знаю почему, но мне нужно идти туда, откуда доносится этот запах. И я просто иду…
         Их здесь много. Очень много. Голубоглазые, зеленоглазые, темноволосые, со светлыми головами, - они все здесь. Сотни маленьких детей. Они такие же, как и я. Сажусь рядом с ними. Теплый песок. Никто не обращает на меня внимание. Они сидели тут всегда, так было всегда. Не знаю почему, но морские волны, плещущиеся о мои ноги, и эта зеленая, простирающаяся на сотни километров вперед, сливающаяся с горизонтом, даль, ассоциируется у меня с бесконечностью. С безысходностью. С вечностью.
- Меня зовут Ничто.
Не отрывая глаз от воды, кто-то из них проговорил:
- Мы знаем, здесь каждого так зовут. Ты останешься с нами, и так будет всегда. Ничего не было перед этим, ничего не последует потом. В этом нет твоей вины. Ты просто шел к этому. Шел к этому всегда…

- А вот и ты. Я совсем заждалась. Где тебя носило?
- Я пытался раздобыть денег, чтобы принести вот это.
- Так, значит, у тебя получилось, иногда я тебя сильно люблю, в такие вот моменты.
 - Спасибо дорогая.
- Подожди, пока я еще помню…
- Что такое?
- Мне приснился странный сон. Наш ребенок.
- Да я совсем забыл, как прошел аборт?
- Все хорошо.
- Прости меня, ты сама понимаешь, когда нужно раздобыть это, ты забываешь обо всем на свете.
- Я понимаю. Так вот, мой сон. Я не могу восстановить все го детали, не могу до конца понять, что в нем произошло. Но это было так ярко, будто это вовсе был не сон.
- Я тебя понимаю…
- Дослушай до конца. У меня остался странный черный осадок внутри. Мысль о том, что наш ребенок мог бы стать кем угодно, прожить ту или иную жизнь, занять свое место в обществе.
- Дорогая, мы бы не оставили ему выбора.
- Ты о чем?
- Так или иначе, его судьба была бы не из легких, и мы ничего не смогли бы изменить.
- Ты прав. Давай, любимый, я не могу больше терпеть. Сделай это ради меня. Если я не получу это прямо сейчас, будет только хуже…