На высоте. Глава 18. Ещё на высоте

   Г Л А В А   18.  Е Щ Ё   НА   В Ы С О Т Е.

И гуляет по свету людская молва:
Славен «БАЛ» наш своими делами,
И звучат, как и прежде в эфире слова
«Командир, полоса перед вами!».


Полоса перед вами! Это последняя информация, которую даёт диспетчер приземляющемуся самолёту. Через четыре секунды посадка. И для пилотов эта команда звучит, как гимн небу и полёту, как самая лирическая и любимая песня. Это значит, что заход на посадку был точен, он уже состоялся и самолёт должен безопасно приземлиться, вынырнув, словно фантом, из ночного тумана или низкой, висящей буквально над крышами облачности. Эти секунды – мгновения наивысшего напряжения экипажа, когда каждая клеточка, каждая струнка нервов подчинены только одному: производству безопасной посадки. В эти мгновения нет места лишнему движению, слову, жесту, нет места посторонним мыслям, даже самым скоротечным. Организм полностью отдаётся этим заключительным мгновениям полёта. И только затормозив самолёт и вырулив с полосы, появляется возможность сделать один скупой быстрый жест: смахнуть с лица так быстро выступающий горячий пот. Бывают у лётчиков такие посадки.    
Астрологи и предсказатели почему-то редко дают хорошие прогнозы. Всё больше говорят о потрясениях. Видимо таким образом они получают большую популярность. Это не цыгане, которые за ваши деньги могут наобещать вам райскую жизнь.
В 92-м году ничего непредсказуемого не произошло. Не пало небо на  землю, пропала где-то в безднах Космоса неизвестная комета, Луна не сошла со своей орбиты, российский народ не стал жить лучше. Ну а землетрясения и наводнения были всегда.
Российский народ стал жить хуже. После развала Советского Союза и начала дикого капитализма в России он как-то в одночасье вдруг понял: всё, что ему говорили про коммунизм, оказалось неправдой, и он его так и не увидел, а то, что много лет ему говорили про капитализм, оказалось самой настоящей правдой. И правду эту он ощутил на своём и без того скудном кошельке и увидел все его гримасы. Катастрофически росла безработица, а соответственно ей росла и преступность. Рубль ничего не стоил. Поражала немыслимая раньше инфляция. Закрывались предприятия, разваливался транспорт и связь. Сокращались и ликвидировались многие министерства советского образца. Казалось, в стране всё было пущено на самотёк. Каждый выживал, как мог. Не всегда трезвый президент, вместо того, чтобы заниматься делами государства воевал с верховным советом, где окопались последние приверженцы коммунизма, не желающие расставаться со своими насиженными местами и привилегиями.
Во многих регионах к различным ветвям власти пришли ранее неизвестные, некомпетентные, а кое-где  с откровенным криминальным прошлым люди. А где-то даже и с уголовным прошлым. Они стали называться демократами и демократию понимали не иначе, как вседозволенность. И первое, с чего они начали, это не стесняясь благоустраивать свой быт за счёт государства.
Бронскому региону повезло: у власти остались почти все бывшие, теперь избавившиеся от партийных пут руководители. Они хотя бы имели какой-то опыт управления. Но в новой капиталистической  системе  он  помогал мало. К сожалению и они поддались общим   настроениям  в  стране  и  тоже начали пользоваться своей властью, как вседозволенностью демократии. Теперь уже бояться нечего, никто не вызовет на ковёр и не попросит положить на стол партийный билет. А Москва далеко, да и не до них сейчас президенту и правительству. Там тоже шла невиданная вакханалия  делёжа портфелей и должностей. И не только их.
Нищающий, ошалевший от таких перемен народ, вытаращив глаза, смотрел, как по городу новые власти, забросив отечественные «Волги», с завыванием сирен и миганием маяков в сопровождении милиции носились на никогда не виданных огромных немецких, японских и американских чёрных джипах с наглухо тонированными стёклами. А ведь когда-то люди могли спокойно созерцать первого секретаря обкома, спокойно ездившего по городу в своей белой «Волге» без всякой милиции. Даже его проблесковый маяк редко мигал. Разве только, когда встречали в аэропорту официальные делегации. Тогда впереди ехала машина сопровождения милиции. Одна. И сирены не выли и народ не пугали.
А в укромных лесных массивах подальше от разваливающихся вымирающих деревень с их озлобленными жителями, как грибы после дождя стали расти невиданные ранее особняки с замысловатой готической архитектурой новой старой власти с галереями, саунами, биллиардными, бассейнами и зимними садами. Их окружали глухие трёхметровые каменные заборы, за которыми была ещё и вооружённая охрана.
Откуда деньги? Господа, не задавайте ненужных вопросов. Эти люди ещё не знали, как нужно работать при капитализме, зато быстро поняли, как хорошо можно при нём жить. И какого же это чёрта они десятки лет жили при социализме? Молодец Горбачёв. И почему он не начал раньше свою перестройку! А они ещё упирались и ставили ему палки в колёса. Не хотели демократии. Вот она, оказывается, какая! Да ведь теперь в государственный карман можно спокойно залезать, как в карман собственный. Молодец Ельцин! И где он был раньше? Берите себе прав на местах, столько, сколько сможете, сказал он. Подожди, возьмём, дай только срок. А не дашь – такой шум поднимем о зажиме демократии. Сам ведь обещал, за язык не тянули. Теперь вся местная пресса выполняет наши заказы. Да, демократия нам определённо нравится. Мы теперь за неё горой.
------------------------------------------
Нет, в стране определённо начали происходить перемены. И не благодаря всевозможным указаниям сверху, а скорее вопреки этим указаниям. А точнее, благодаря их отсутствию.  Приток всевозможных бумаг в авиакомпанию сократился в несколько раз. Во первых, с получением самостоятельности они прекратили спускаться из территориального управления. И никто от этого не пострадал. Уже через пару месяцев все забыли, что это такое. Но самое интересное, ощутимо снизился приток всевозможных бумаг из Москвы. Работать стало легче. Многие недоумевали: а что случилось в центре-то?
- В мой лётный отряд стало поступать в несколько раз меньше документов, - сказал на одной из оперативок командир отряда Литвинов. – Удивительно, но я стал всё делать, не спеша и основательно, и стал успевать. А ведь раньше только и успевали ежедневно на бумаги отвечать, живым делом некогда было заняться.
- Я это тоже заметил, - кивнул командир УТЦ Романов. – Вероятно, или сократили какие-то функции, или ушли люди эти функции исполняющие. Но работать действительно стало лучше и спокойней. Иной раз, - он улыбнулся,- даже начал получать удовольствие от работы. А эти бесконечные «выполнить, об исполнении доложить» раньше почти ежедневно прибывающие из управления. Сколько они отнимали времени!
- Вы точно подметили, Юрий Александрович, - сказал Дунаев, слышавший их разговор.
Несколько раз в месяц ему приходилось летать в министерство, и он обратил внимание, что штат сотрудников там поредел. Отрасль практически перестала финансироваться государством, инфляция росла, а заработные платы оставались прежними и кое-где их  стали выплачивать с большой задержкой. В то же время в столице бурно начала развиваться торговля, всевозможные коммерческие структуры, банки и совместные частные предприятия. И люди уходили туда, где платили больше, не надеясь на милости государства. Тем более государства российского.
Оказалось, что без лавины всевозможных бумаг жить было лучше и спокойней, и безопасность полётов нисколько от этого не страдала. А ведь очень многие документы шли под эгидой священности – безопасности полётов.
Заметил это и рядовой лётный состав. Если раньше время разбора полётов почти всё уходило на чтение всевозможных нужных, не нужных и абсолютно не нужных лётчику документов, то сейчас командиры больше уделяли внимания разборам ошибок и отклонений в технике пилотирования. А не тем, как ездить по перрону грузовым и машинам бортового питания и как им подъезжать к самолётам.
- Вот, господин Палда Владимир Анатольевич, - сказал Устюжанин, - не зря вы говорили, что перестройка  состоялась. Теперь разборы за полтора часа проходят, а раньше ещё товарищ Заболотный, да будет всегда светел лик его - уж не знаю, где он сейчас - проводил их за четыре. Иногда и больше. Высыпаться успевали. 
- Тамбовский волк тебе господин, - огрызнулся Палда, не любивший Пашку за его болтовню. – И когда только серьёзным станешь? Женился бы что ли. Впрочем, какая баба за такого болтуна пойдёт?
- Он уже полгода, как женат, - смеясь, сказал штурман Ипатьев.
- Нашлась таки дурочка, - почесался Палда. - Она ещё пожалеет.
- Да, она меня жалеет, - в тон ему ответил Устюжанин. – У тебя, говорит, работа нервная, Пашенька, береги себя, близко к большим дядям не подходи, а то зашибут ненароком. И с чужими тётями не связывайся, сейчас СПИД повсюду.
- Зашибу, заморыш! – поднял безобразный кулак Палда и тут же перешёл на продолжение темы: - А перестройка в авиации вещь такая, - он повертел пальцами, - она, как вихрь, который, как известно, по часовой стрелке вращается.  А за экватором он вращается куда?
- Не знаю, - пожал плечами Пашка, - я там не был. Наверно, против часовой стрелки.
- Вот именно. А на экваторе он вращается, куда ему хочется. Бардак. Усёк, кочегар, аналогию?
- Усёк. Но хочется верить, что это навсегда.
- Раскатал губки, не подавись. Я больше тебя работаю, знаю. У нас всегда так: отпустят немного гайку, чтоб резьбу не сорвать, а потом закрутят ещё сильней. Ты вон речь нового министра читал? О чём он пишет?
- Где?
 - В газете «Воздушный транспорт».
- Я газет не читаю, особенно ведомственных. Со времён незабвенной памяти Леонида Ильича Брежнева на них аллергия. 
- Людей, которые не читают газет надо убивать на месте. Это незабвенный Остап Бендер сказал. Кстати, кто твоя жена?
- Ты её не знаешь, хорошая девушка. Я её люблю. И она меня тоже.
- Вот баламут!  А газеты надо читать. Между строк. Тогда всё понятно будет. А твой любимый Заболотный, говорят, сторожем на автостоянке работает.
- Иди ты! – удивился Пашка. – Хорошо устроился. По блату машины бесплатно будем ставить.
- Скоро твой блат кончится, Павел, - улыбнулся Ипатьев.  – Магазины потихоньку заполняться начали. Через год в них всё будет.
- Будет всё, кроме денег, - кивнул Пашка. – И будешь ты ходить в магазины, как в музеи. Придёшь, посмотришь, вздохнёшь, облизнёшься и уйдёшь.
- Ничего! – отмахнулся штурман, - Ельцин скоро нас всех миллионерами сделает.
Магазины действительно заполнялись благодаря тому, что в них мало кто чего покупал. Цены по сравнению с заработными платами были астрономическими. Покупались только самые необходимые продукты. Как по мановению волшебной палочки исчезли громадные очереди у винных магазинов. Спиртное, хотя и в небольшом ассортименте, было свободно. Завсегдатаи алкаши, облизываясь, ходили около витрин. Одна пробка стоила больше, чем раньше вся бутылка вместе с содержимым. Зато самогоноварение разгорелось с невиданной силой. Стал дефицитом сахар. Его скупали мешками, несмотря на рост цен, ибо бутылка хорошего первача обходилась в 5-6 раз дешевле, чем бутылка «палёной», неизвестно из чего сделанной дерьмовой водки. В основном на прилавках стояли суррогаты, сделанные в подпольных цехах. Криминальная эпоха первоначального накопления капитала во многом начиналась именно с этого. Делать это не боялись абсолютно – никакие законы не работали. А если кто-то и попадался, то за взятку всегда можно было откупиться. Взятки стали брать все, кому их предлагали. А кому не предлагали, стали их вымогать.   
Повсюду, словно грибы, стали плодиться стихийные нелегальные и легальные  рынки, состоящие из вагончиков, сарайчиков, будочек. Между ними в спортивных костюмах и кроссовках важно расхаживали охранники, на блатном жаргоне – крыша. Точнее, это были бандиты, которых стали называть иностранным словом рекетиры. Милиция сюда не совалась.
И похожее было в каждом городе. Аэропорт Домодедово превратился в какую-то одну чудовищную барахолку. Вся площадь была загромождена балками, вагончиками, будками, где рядом с продуктами можно было увидеть известные изделия из резины, завезённые неизвестно из каких заморских стран и другие предметы сексуальных услад. Первый год эпохи накопления капитала, первый год дикого капитализма. Законов никаких не было. Разрешалось всё. А за деньги было можно не только всё, но буквально всё. Ну а если ещё не рубли, а доллары. На них помешались все. На рубль плевали, к нему относились с презрением.
Выбросили люди и многочисленные талоны. Некоторые, правда, не веря капиталистическому рынку, на всякий случай продолжали их хранить.
Предприятия останавливались. Из-за потери хозяйственных связей и дороговизны комплектующих деталей закрывались на неопределённое время заводы. Объём производства катастрофически падал ещё больше подхлёстывая инфляцию. Лёгкая промышленность в стране, не выдержав конкуренции с турецкими и китайскими товарами развалилась буквально за несколько месяцев. Полностью рухнула сфера бытового обслуживания. В городе пропали все до единого такси, как будто их никогда и не было.  Начал приходить в упадок и другой транспорт.
А вот авиация, удивительное дело, летала, несмотря на рост тарифов на авиатопливо. И теперь уже полноправная и самостоятельная авиакомпания «БАЛ» даже наращивала объёмы работ. Особенным спросом у так называемых «челноков» пользовались рейсы в Турцию и Китай, где они закупали товары и забивали им самолёты так, что они едва отрывались от взлётных полос.
- Литвинов, нам нужны экипажи международники, - на очередной оперативке напомнил Дунаев. – А их не хватает. Пять экипажей явно мало.
- Всё понимаю, Валерий Николаевич, готовим лётчиков. Но процесс этот длительный. Сам ежедневно летаю, чтобы подготовку ускорить. Но чтобы получить самостоятельный допуск пилотам необходимо пройти определённую программу.
- Так в чём же дело?
- Не хватает инструкторов. Вернее они есть, но самостоятельно ещё не готовы летать и учить других. Их самих учить надо
- На безопасности не экономить, делайте всё, как требуют программы подготовки. Мы первая отдельная авиакомпания в России и к нам приковано пристальное внимание.
- Это видно по передачам телевидения. Сколько раз они уже приезжали снимать самолёты с новой раскраской и эмблемой БАЛа. Да и газетчики у нас частые гости. К концу года у нас будет международная эскадрилья. Пока одна. Потом будем готовить к полётам за рубеж и пилотов Ту-134. Зимой для Турции это самый удобный самолёт, так как пассажиропоток снизится. Правда, придётся садиться на дозаправку в Сочи.
- А вот это вопрос экономистам. Пусть просчитают, во что выльется лишняя посадка. Может быть выгоднее использовать Ту-154М хоть и с не полной загрузкой, но без промежуточной посадки, а Ту-134 использовать на внутренних линиях. В убыток нам работать никак нельзя. Время не то.
- Да, - кивнул начальник отдела перевозок Прикусов, - мы проработаем этот вопрос совместно с экономистами.
- Хорошо. Сергей Максимович, - обратился Дунаев к начальнику АТБ, - есть возможность получить два новых самолёта Ту-154М.  Как вы на это смотрите?
- Откуда? – удивился тот. – Завод в Самаре их почти не производит. В нынешнее-то время?
- На эти самолёты он получил заказ ещё в советское время от Польши. Но СЭВ развалился с развалом Союза и поляки от них отказались, предпочтя боинги.
- Дело стоящее, но откуда взять деньги? – почесался Дрыгало. – Наших денег хватит купить, если только одно крыло. 
- Это уже мои проблемы. Будем работать с местными властями, с банками, с нефтяниками. А вы совместно с Литвиновым решите, что из дополнительного оборудования нужно на них поставить, чтобы машины соответствовали всем европейским нормам. Впрочем, возможно там всё установлено,  самолёты готовились на экспорт.  Кстати, в этом году мы ведь будем списывать один самолёт по отработке ресурса.
- Два, - уточнил Дрыгало, –  старые Ту-154Б. И ещё один Ту-134А.
- Тем более. Я звонил Фёдору Васильевичу Боброву и предложил ему должность советника. С его обширными связями он будет нам полезен. Вот мы не знаем, а он говорил, что есть возможность взять самолёт Ту-134 из бывшего 235-го правительственного отряда. Он советует брать любую технику, так как уверен, что новой теперь долго не будет. Положение в стране вам известно.
- Ну, на этот счёт сомнений нет, - улыбнулся Дрыгало. – Но вот где потом к ним двигатели брать и другие запчасти? Двигатели Д-30 давно не делают и эксплуатируются только ремонтные. Сейчас у нас на складе для замены осталось четыре. А шесть лет назад было пятнадцать.
- А как обстоят дела на ремонтных заводах?
- У них есть, но цены, цены…
- Будем изыскивать возможности. Тут уж выбирать не приходится. Если остановимся, то не будем нужны никому. Кстати, некоторые отряды распродают свою технику, сокращая искусственно объём работ. Считаю, это не выход, а путь к банкротству. Позондируйте, что продают они.
- Хорошо, Валерий Николаевич.
- И ещё, Сергей Максимович. Инженеров с английским языком мало для полётов за рубеж. Когда будут?
- Готовим. В УТЦ, - кивнул на Романова, - занимается семь человек. На осень запланировали подготовить ещё столько же.  А в перспективе будем готовить всех. Учебный центр теперь свой, платить за обучение не нужно.
- Правильно, - согласился Дунаев. – Препятствий для этого нет. Мы теперь имеем права управления, никуда ездить не надо, все кадры будем готовить для себя на месте. И последнее. Вопрос к вам, Юрий Александрович. Мы, как известно, первые начали эксплуатацию вертолётов Ка-26 и накопили большой опыт по этой технике. Правительство Эфиопии обратилось в министерство с просьбой переучить их лётчиков. А министерство порекомендовало обратиться к нам. Как считаете, сможем взяться за это? Деньги они готовы перечислить хоть завтра.
- Ого, Юрий Александрович, выходишь на международный уровень, - закряхтел Дрыгало. – Гордись!
- Переучить можно кого угодно, - подумав, ответил Романов. – Но для этого нужны опытные переводчики.
- Им не нужны переводчики, - улыбнулся Дунаев. – Они все говорят на русском языке.
- Если так, то проблем нет.
- Вот письмо, адрес и реквизиты,- подвинул Дунаев по столу фирменный бланк. – Ознакомьтесь, подготовьте ответ, определите дату начала занятий. Жить они будут в городской гостинице, ездить в аэропорт на арендованном автобусе. Всё это оплачивает эфиопская сторона.
- Хорошо, Валерий Николаевич.
- Теперь вопрос к Токареву. Виктор Васильевич, как обстановка на местных линиях  и АХР? Сидите, не нужно вставать, - махнул он рукой и улыбнулся, видя, что командир отряда пытается встать. – Мы не на партийном собрании, слава богу.
- На местных воздушных линиях на самолётах Ан-2 и Ан-28 наметилась тенденция к снижению пассажиропотока, - сказал Токарев. – Особенно там, где небольшие районные центры. И это понятно. В этих маленьких населённых пунктах вся инфраструктура разваливается быстрее, безработица растёт, заработные платы мизерные. А цены на билеты мы уже повышали два раза и довольно ощутимо. Людям не по карману. Предпочитают наземный транспорт.
- Ну, это понятно, - кивнул Дунаев. -  Не от хорошей жизни поднимаем цены. Нам их на авиатопливо поднимают. И если так будет продолжаться, люди совсем перестанут пользоваться авиацией. Но будем надеяться на лучшее.
- С кем надеяться? – как всегда не выдержал начальник АТБ Дрыгало.- С нашим президентом? Это же авантюрист! Один шесть лет разваливал, другой продолжает. Европа объединяется, а у нас всё наоборот.
- Сергей Максимович! – укоризненно произнёс Дунаев. – Это другая тема.  Кстати, мы пока не чувствуем разъединения страны. В страны бывшего СССР летаем без всяких границ и таможен, как и раньше.
- Вот именно, пока, - пробормотал Дрыгало.- А скоро всё изменится. На Украине уже наши самолёты проверяют пограничники и таможенники.
- А вот на АХР дела обстоят неважно, - продолжал Токарев, подождав, пока Дрыгало выговорится. – Многие хозяйства от работ отказываются. Нет средств. Говорят, государство перестало их субсидировать. – Он улыбнулся. – Некоторые согласны работать, но рассчитываться предлагают будущим урожаем: зерном, капустой, картофелем, ну и ещё чем-то, что они там выращивают.
- Мясом, яйцами, молоком, - продолжил Прикусов. – А нам что со всем этим делать? Мы не перерабатывающий завод и не торговая организация.
- Так что у нас первый год за много лет появится не недостаток, а избыток лётчиков, - закончил Токарев.
- Давайте их к нам, у меня вертолётчиков не хватает, - пробормотал командир вертолётного отряда.
- Так у тебя тоже объёмы работ падают, - возразил Токарев.
- Нефтянка пока держится, - неуверенно ответил тот.
Да, нефтянка держалась. Законодателем и инициатором повышения цен была именно она. Первое повышение авиация выдержала, и объёмы работ практически не упали. А далее нефтяники и газовики начали получать отрыжки. В ответ на следующее повышение авиатоплива авиаторы вынуждены были повысить тарифы за перевозку вахт и другие виды работ. Это уже не понравилось нефтяникам, и они начали искать альтернативу воздушному транспорту и кое-где находили. На территории, не превышающей 150 километров, вахты на буровые и качалки стали возить на автобусах. Раньше вертолёт возил их и за 15 километров и меньше. Но, учитывая вечную проблему России – дураки и дороги - там, где вертолёту требовалось полчаса лёту, на некоторые буровые автобусы добирались по 20 и более часов. Зимой это были каторжные поездки. Иногда автобусы застревали прочно, и нефтяники вынуждены были прибегать к помощи авиации.
- И что это за страна! – возмущались начальники штабов, срочно отыскивая экипаж, чтобы лететь к какому-нибудь застрявшему автобусу. - Цены растут и растут, как будто от этого кому лучше становится. Тьфу, на этот рынок! Он воспитывает цинизм. Каждый норовит, повысив цену, въехать в рай на чужом горбу. И не думает, что ему тоже в ответ на повышение что-то повысят. Бесперспективно это, как гонка вооружений. Для чего тогда нужно государство, если оно всё пустило на самотёк? Как раньше-то хорошо было! И если бы ещё не пустые магазины…
- Люди деньги считать стали, - говорили им сторонники рыночной системы. – Раньше-то процентов тридцать полётов не нужны были. Летали ради плана. План не выполнишь – урежут финансирование. Вспомните те же нефтепроводы.
- Кто-то стал считать, а кому стало нечего считать, - возражали другие. – Нефтяники  и так наели жир на своём отнюдь не хилом теле в двадцать спаренных кулаков, и всё им мало. Столько нефти на экспорт гонят! А где деньги?
- А ты догадайся с трёх попыток.
- Воровать нужно меньше.
- Глядите, прозрел!
- Да кто же так ворует-то? Это же миллиарды!
- Чего же не воровать, когда в стране бардак.
- То ли ещё будет!
- Будет, будет…
-------------------------------------
Тот, кто думает, что лётчик, раз научившись водить самолёт, затем всю жизнь спокойно летает, как водит, например,  водитель-дальнобойщик свой многотонный автомобиль, тот ошибается. Всю свою жизнь, пока летает, лётчик ещё и учится. Такова уж современная авиационная техника, а тяжёлые транспортные самолёты мало  уступают по оборудованию и оснащённости космическим кораблям.
Как известно, одинаковых полётов не бывает. Каждый полёт даже по одной и той же трассе хоть чем-то, но отличается. Даже на дороге бывает то дождь, то снег, то туман, а то и ветер. Да, для современных скоростных автомобилей играет роль и ветер. Многое надо учитывать на дороге, а у ж в небе… Не зря пилотов всё чаще называют директорами летающих заводов. Правда, у директоров заводов нелетающих заработная плата больше. Кто тут виноват?
Однажды Владимир Палда взял в полёт свою жену и даже посадил её на место второго пилота.  Ничего  страшного,  самолёт  шёл  на  эшелоне в автоматическом режиме.  Жена  легонько  положила  руки  на  штурвал, а в это время штурман рукояткой  автопилота в своей кабине начал разворачивать самолёт на новый курс. Машина вошла в крен, штурвал начал поворачиваться.
- Вот видишь, ты управляешь самолётом, - сказал командир. – Сейчас по моей команде повернёшь штурвал в обратную сторону, и самолёт выправится.
Дождавшись, когда штурман вернёт рукоятку в обратное положение, скомандовал:
- Теперь выводи самолёт из крена. Приложи небольшое усилие, и он выправится.
Самолёт действительно выправился.
- Так просто! – удивилась женщина. – И за что вам только деньги платят!
Чёрт дёрнул её за язык. В следующий месяц Палда – большой любитель пива -  оставил себе заначку больше, а жене отдал меньше.
- Раньше ты больше приносил, - неприятно удивилась женщина.
- Да, - согласился Владимир. – Ты помнишь, что в том полёте сказала? Ты сказала, за что нам только деньги платят.
- Ну и что?
- А то, что в кабине все разговоры записываются на магнитофон. Эту твою реплику и услышал на разборе командир отряда. Ну, раз уж жёны лётчиков говорят, что их мужьям ни за что платят…  Вот нам и срезали. Сама виновата.
- Ну и порядочки у вас! – сказала раздосадованная жена.
- Но ничего, - успокоил её муж, - скоро нам будут платить за экономию топлива.
Переход на рыночные рельсы и повышение цен на топливо заставили задуматься о его экономии. Командир отряда Литвинов собрал лётно-методический совет, куда входили командиры эскадрилий, пилоты-инструкторы, опытные штурманы, бортинженеры и  командиры самолётов.
- Прошу вас высказаться по этой теме, - сказал он. – У кого какие имеются предложения, соображения?
- Платить надо за экономию, тогда и будет экономия, - скаламбурил штурман эскадрильи Игнатов.
- А я считаю, что за это как раз платить не нужно, - возразил командир эскадрильи Вадин и сразу же настроил против себя треть собравшихся. По залу прошёл ропот.
- Это почему же? – воинственно спросил Игнатов.
- Да потому, Константин Васильевич, что в конце семидесятых – вспомните – мы это уже проходили. Почему тогда министерство запретило оплату?
- Ну, им, ясное дело, лишь бы не платить.
- Нет, - возразил Вадин. – Дело это напрямую связано с безопасностью полётов. В погоне за лишним рублём люди начинали заниматься, извините, приписками. По прилёту записывали в бортовой журнал остаток топлива больший, чем был на самом деле. И экономия выходила только на бумаге.
- Причём тут безопасность полётов? – пробормотал Игнатов.
- Другой экипаж, принимая самолёт, оказывался в интересном положении. По записи в журнале он проводил дозаправку для своего рейса, и выходило, что топлива по документам достаточно, а фактически не хватало. Были случаи, когда садились с аварийным остатком.  Фактически экономия была липовая.
- Да есть другие методы экономить, - сказал пилот-инструктор Самохин. – Летая за границу, мы видим, как иностранные самолёты применяют визуальный заход на посадку. Это экономия времени при каждом заходе 5-6 минут. Десять заходов – час. Это уже четыре тонны экономии керосина. А сколько за месяц у нас заходов? Несколько сотен. Вот и считайте. Но у нас почему-то визуальные заходы запрещены. Даже в прекрасную погоду можно заходить только по приборам. За границей предлагают нам визуальный заход, а мы отказываемся. И ещё платим за радиосредства захода дополнительно.
- А заходы с прямой? – спросил Назаров. – Почему их так неохотно даёт диспетчерская служба? Или вот: выгодно мне взлететь с курсом, совпадающим с направлением полёта или близким к нему. Просишь разрешение – не дают. Ну, в Москве – там понятно, напряжённое движение. Но у нас-то что мешает? И взлетаю я с противоположным курсом. А это те же лишние 4 -5 минут полёта и четыреста литров топлива козе под хвост.
- Ещё есть предложения? – спросил Литвинов.
- Да все методы экономии известны, - сказал Вадин. – Чего тут предлагать? Вот в своё время запретили летать на  эшелонах 11600 и 12100 метров. А ведь для нашего типа это самые экономичные высоты. Десятки лет летали, и было всё нормально, а после катастрофы Васин – заместитель министра запретил. Зачем спрашивается?
- А чтобы вину за катастрофу свалить с больной головы на здоровую. Самолёт, мол, свалился с этой высоты потому, что летать там не может. И его, Васиной службы, вины в этом нет. А есть вина КБ Туполева, а не недоученность лётчиков.
- Да, жуткая была катастрофа. Потом этот запрет отменили, но теперь лётчики неохотно забираются на эти высоты, - вздохнул Литвинов. – Сам знаю.
Самолёт Узбекского УГА выполнял тогда ночной рейс по маршруту Карши-Уфа-Ленинград. Перед вылетом из-за недостатков планирования экипаж находился на ногах в условиях сорокаградусной тропической жары 15 часов и приступил к полёту уже не в лучшем своём состоянии. По заключению экспертов он был в состоянии крайнего физического утомления. Не исключено, что кто-то в полёте заснул. Не исключено, что заснули все. Ведь была глубокая ночь. А если ты пол суток до этого на ногах…
На высоте 11600 метров, на углах атаки близких к критическому, у них возникла  обычная в таких случаях аэродинамическая тряска, сопровождавшаяся акустическими хлопками. Поведение самолёта было вполне предсказуемым. Необходимо было увеличить скорость полёта, добавив режим работы двигателей. По непонятной причине всё было сделано наоборот. И это привело к аварийной ситуации. Самолёт не свалился на крыло, а просто опустил нос и начал снижение, уходя от критического угла. И тут не было ещё ничего страшного. Шанс был беспроигрышный. При другой центровке самолёт свалился бы сразу.
 Но, увы, экипаж не смог этим шансом воспользоваться. В попытке предотвратить снижение руль высоты резким и несоразмерным движением перекладывается на кабрирование. Тут уж, как говорится, приехали. Самолёт выходит на запредельные углы атаки и резко сваливается в плоский штопор. Из аварийной ситуация переходит в катастрофическую. Спасения уже нет. Ещё ни одному лётчику не удалось вывести стотонную машину из плоского штопора. Тем более, ночью. На 77 секунде самолёт падает в пески в районе Уч Кудука.  Уч Кудук – три колодца!            
«В результате технически безграмотного административного решения об ограничении эшелонов полёта перерасходовано более 100 000 тонн топлива. Имея его, можно было дополнительно перевезти около 1,5 миллиона пассажиров из Москвы в Сочи».
Иван Васин не заплатил за это ни рубля. Решение его по согласованию с КБ Туполева отменили, но… кто ответил? А лётчики до сих пор не рискуют забираться на эти эшелоны. Мало ли что! И когда остаётся до критического угла 2-3 градуса – углы эксплуатационные – их стараются не использовать. Да мало ли на лётчиков подобных Васиных найдётся? Кто потом тебя послушает?
Впоследствии И. Васин из гражданской авиации тихо исчез. Ну, не в сторожа, конечно, как Заболотный. А лётчики до сих пор боятся летать на предельных эшелонах. А вдруг опять окажутся крайними. То так учат, то этак!
Что ж, неэффективность расследования порождает такие же неэффективные мероприятия по профилактике и устранению будущих происшествий. Не потому ли они и повторяются. Лётчики на разборах, слушая такие приказы, недвусмысленно переглядываются: мол, чего вы нам, профессионалам, лапшу на уши вешаете?
Волюнтаристские решения в итоге подчинённых развращают, делают их беспринципными. Так стало с ведущим пилотом-инспектором Ту-154 управления лётной службой министерства ГА В. Селезнёвым. Трудно поверить, что этот профессионал не мог разобраться в истинных причинах этого происшествия, в котором, извините, мог разобраться вчерашний курсант. Уж чему, а этому в училищах учат. Лучше потерять любимую девушку, чем скорость на самолёте. О, это узнаёт любой курсант в теории, ещё ни разу не поднявшись в воздух.
А В. Селезнёв (очевидно за послушание) был назначен ведущим специалистом инспекции министерства на Ил-86 - самый безопасный самолёт в ГА. Ну, кому захочется встречаться с таким специалистом при расследовании?  Нет, уж лучше будем мы летать на эшелонах 9600 и 10100. Да и то скажут, высоковато!
Извини, читатель, что отвлекаю тебя подобными происшествиями. Их за историю авиации произошла не одна тысяча. И всё же хочу вернуться к мысли бывшего в 80-х годах заместителя начальника управления  государственного авиационного надзора СССР  Б. Герасимова. «…Необъективность расследования порождает неэффективные мероприятия, что в свою очередь закономерно приводит к повторяемости происшествий…».  Вот и всё! Всего-то две строчки.
После катастрофы под Уч Кудуком появляется инструкция: в случае падения приборной скорости экипажу немедленно отдать штурвал от себя и увеличить режим работы двигателей вплоть до взлётного. И это вместо того, чтобы комплексно (а приборов хватает с избытком) оценить ситуацию. Сказано – сделано, принято, как руководство к действию. Чего тут размышлять! Попробуй не выполни! Даже если ты на снижении, где скорость не падает, а постоянно растёт, как будто ты с горки на санках…
И вот летит самолёт из Абакана в Москву. На снижении (!) вдруг начала падать скорость. Все остальные приборы показывают нормальное поведение самолёта. Но думать некогда, нужно выполнять инструкцию. Взлётный режим, штурвал от себя! И это на снижении! Угол атаки – минус 30 градусов (пикирование), вертикальная скорость – 70 м/сек, поступательная 700(!) км/ч.*. В итоге обалдевший экипаж потерял пространственное положение самолёта. Несколько секунд отделяло его от страшной катастрофы. Куда бы он ещё упал в густо населённом районе со скоростью ракеты?
Выручил случай. Вернее, хорошая погода. На высоте 1800 метров они выскочили из облаков, сориентировались и начали выводить машину из пикирования. Вывели, высоты хватило. От перегрузок у пассажиров глаза из орбит едва не вылезли. Сели. Самолёт списали. Экипаж расформировали. А что же ещё, ведь он действовал по инструкции. Впоследствии оказалось, что был просто не включён обогрев приёмников воздушного давления и они, обледенев в облаках,  закупорились льдом. Всего один маленький выключатель мог привести к ужасной катастрофе.  То, что не включили обогрев ПВД – вина экипажа, но дальше-то? А дальше экипаж выполнял инструкцию. И случись катастрофа, экипаж и был бы в ней обвинён. 
 Сто процентов. Чтоб мне больше никогда не сидеть в кабине.
Вот чем заканчивает В. Герасимов своё письмо в газету «ВТ».  «,,,Ни один из авторов этого документа, явившегося способствующей причиной происшествия, не был привлечён даже к административной ответственности. Более того, они продолжают разрабатывать очередные указания. Наверное, имея Академию ГА, несколько лётно-методических центров, испытательные комплексы в Москве и Краснодаре можно более качественно готовить лётную документацию, в том числе и разовые указания. Сделать так, чтобы документ работал на безопасность полётов, а не против неё».
Читатель, ты сам сделаешь свой вывод. А мы продолжаем.
Лётчики ещё долго спорили о преимуществах визуального и инструментального заходов. Сошлись на том, что заход визуальный на тяжёлой машине труднее, чем заход по приборам и не всякому лётчику его можно разрешать. Для этого нужен опыт и тренировка. У них есть командиры, которым можно доверить такие заходы. Решили, что этим вопросом займётся Литвинов. Он получит тренировку в Москве или вызовет инструктора сюда, и тот даст визуальный допуск  командирам эскадрилий. Ну а уж дальше, как говорится, дело техники.   
- А что касается заходов с прямой и взлётов по направлению, - сказал Литвинов, - я думаю, этот вопрос мы решим. Завтра же с Дунаевым и начальником службы УВД проработаем этот вопрос. Понятно, что диспетчеру всё равно, как мы взлетаем и заходим на посадку. Лишь бы ему было проще. Каждый отказ диспетчера от такой просьбы экипажа будем разбирать досконально. Пока ещё они подчиняются нам. Но скоро диспетчерская служба выйдет из состава предприятий, объединится в единую систему, и будет называться росаэронавигация.
- А что с предельными эшелонами? – спросил Самохин.
- Летайте, - сказал Литвинов, - ведь ограничение снято. Но с умом летайте, анализируйте погоду, особенно температуру на высоте, допустимый полётный вес. К полётам по потолкам нужно тщательнее готовиться и в полёте мух в кабине не считать. И всё будет нормально. Самолёт там летать может.
- Ну а это? – почесался Игнатов. – С оплатой как?
- С какой оплатой?
- Ну, за экономию.
- Так ведь нам Вадин всё популярно объяснил. Не будем снова наступать на грабли.
- Жаль, - вздохнул штурман,- лишняя копейка не помешала бы. – И косо посмотрел на
Вадина. – Зачем же тогда экономить?
- Вот и уповай тут на сознание! – притворно вздохнул командир эскадрильи Назаров. – А ведь кто это говорит? Лучший штурман отряда. Ай-ай-ай! На партийное бюро бы тебя, да беда, нет их теперь.
- Я не в пример некоторым,  никогда не был ни в какой партии, – парировал Игнатов. – Ха-ха-ха! А ты, сколько лет им на коньячок с икоркой отваливал?
*Максимальная приборная скорость на любых высотах допускается 600 км/ч. Это т.н. воздушная скорость. Помимо этого есть ещё скорость Маха равная 0,82-0,86 скорости звука в зависимости от типа самолёта. Эти скорости превышать нельзя по условиям прочности. Но есть ещё путевая скорость – скорость относительно земли. В зависимости от высоты, температуры, ветра на высоте она  может быть 900-1000 и более километров в час. И это нормально (прим. автора)
- Много, - уже не притворно вздохнул Назаров. – Много!
В начале 90-х годов с наступлением дикой, но всё же имеющей подобие рыночной экономики полноводная река всевозможных документов, текущих из высших инстанций резко обмелела и превратилась в мелководный ручей. Некоторые руководители даже растерялись, они почувствовали себя брошенными на произвол судьбы. Но скоро люди ощутили, что работать стало спокойнее, их не дёргали всевозможными «выполнить и доложить», которые отбирали массу рабочего времени. А все основополагающие, хотя во многом и консервативные документы, работающие на безопасность полётов, давно уже сложились. По ним и работали. Время на месте не стоит, многие устарели, но новых разработок не было. Нуждался в обновлении воздушный кодекс.
А рыночная экономика настойчиво диктовала свои условия. Многие аэропорты уже не обслуживали самолёты бесплатно, как было в советское время. Всюду требовали деньги,  рубли,  а ещё лучше доллары.  Всё  чаще  в  эфире  можно  было услышать такие разговоры:
- Борт 85847, - вызывал диспетчер, - вы идёте к нам на запасной?
- Так точно, - отвечал командир, - по метеоусловиям аэродрома назначения следуем к вам.
Святая обязанность диспетчера сделать всё, чтобы обеспечить экипажу быстрый и безопасный заход, ведь у самолётов, следующих на запасной аэродром, остаётся мало топлива. Так раньше и было. Но сейчас некоторые диспетчеры превратились в «коммерсантов» и вместо того, чтобы дать экипажу условия подхода и снижения в эфире звучал несуразный вопрос:
- А… деньги у вас есть? Мы обслуживаем только за наличные.
- Денег у нас нет, - звучал ответ.
- Ну… тогда посадку у нас запрещаю.
- Что-о? – орал в эфир командир. – Вы с ума сошли! У меня мало топлива! Его уже больше никуда не хватит!
- А у меня приказ начальства. Снижение запрещаю. Ищите другой запасной.
- Вы там в своём уме? До другого мне не хватит керосина, говорю же вам! Ваш аэропорт я выбирал запасным ещё при вылете.
В ответ молчание. Экипаж и пассажиры становились заложниками беспредельной рыночной вакханалии. Было такое, было. Люди действительно, словно с ума сошли. Настырные и волевые командиры, переругавшись и пригрозив диспетчеру прокурором, иногда начинали снижаться самовольно. А куда деваться, не ждать же, когда кончится керосин, и ты упадешь с эшелона? Другие, мысленно перекрестившись и выругавшись в адрес отказников, прикинув остаток, разворачивались на другой аэродром. Иногда не долетали до полосы несколько километров – топливо кончалось. Какой-то борт не долетел всего километра, упав около ближнего привода.
И только когда в раздираемой противоречиями стране произошло несколько подобных происшествий, власти очухались, и против строптивых «рыночников» начали применять адекватные меры. А экипажам стали выдавать целые портфели денег, чтобы они могли расплачиваться за обслуживание и заправку в чужих аэропортах, окончательно превратив второго пилота в бухгалтера. Такое тоже было.
С ростом инфляции лётчикам стали выдавать на дальние рейсы с несколькими посадками десятки миллионов рублей. Одному и не утащить. Часто перед вылетом можно было услышать такой диалог:
- Ну что, мужики, - говорил второй лётчик, похлопывая по раздувшемуся портфелю, - может, сразу за границу рванём? Тут сто миллионов.
- Кому там твоя макулатура нужна?
- Были бы это доллары – то можно б было, - вздыхал штурман. – Взяли бы курс сразу на Канары или Кипр, и прощай, немытая Россия! А с этими деревянными там только морду набьют.
- Точно набьют!
- Давно пора!
- Да пошёл ты…
- А не боитесь, что собьют?
- Ха! В нашем-то бардаке? Да перехватчики наверняка без керосина сидят. Вон, Руст* до Красной площади долетел и ничего. Да и где у нас теперь границы? Сам чёрт не разберётся.
- Это точно.
Неизвестно были ли где ещё руководящие документы консервативней, чем в Аэрофлоте? Ещё на заре авиации, когда на аэродромах не было никаких радиосредств был запрещён заход и посадка самолётов с прямой. Нужно было выйти на привод, пролететь по стандартной коробочке и тогда только производить посадку. Десятки тысяч тонн бесполезно сожжённого топлива. В советское время об экономии больше говорили, чем экономили. А уж о  визуальном заходе и мечтать было нельзя.
Рынок заставил задуматься об этом и многом другом. Если авиация магистральных линий авиакомпании наращивала объёмы работ, то самолёты местных линий и вертолёты стали летать меньше, и наметилась неприятная перспектива полной их остановки.
- Создаётся парадоксальная ситуация, - говорил командир отряда Токарев. – Когда-то самолёты Ан-28 были весьма рентабельными. Сейчас по докладам экономистов они становятся убыточными. Но мы же не можем бесконечно поднимать цены на билеты, как делают нефтеперегонные заводы, поднимая цены на топливо. Люди просто перестанут летать. Аппетиты нефтяников загонят нас в тупик. Да не только нас, но и страну в целом. Анархия какая-то! Есть у нас какие-нибудь государственные органы или их не осталось? Мы уже ежедневно отменяем несколько рейсов из-за отсутствия загрузки. А объём АХР впервые за много лет начал тоже падать. Кому будут нужны мои 50 самолётов?
- На металлолом сдадим,- кривился в невесёлой улыбке Радецкий.
Токарев засел за расчёты. Теперь, когда в деятельность предприятия перестало вмешиваться управление, стало легче разрабатывать и утверждать новые подходы и концепции к различным видам работ. Он отказался от изжившей себя системы оплаты лётного труда за налёт часов и привязал оплату к количеству обработанных гектаров. Почти сразу прекратились приписки лётного времени экипажами. Шире начали применять объединения полей, что давало ощутимый экономический результат, соответственно сказавшийся и на оплате лётного труда. Удивительное дело, но лётчики Ан-2 на АХР стали получать больше, чем командир тяжёлого транспортного корабля. Такого раньше не было.
 Пришлось пересмотреть и географию полётов Ан-28. Закрыли несколько трасс с малой загрузкой, а самолёты стали использовать на заказных чартерных рейсах, где оплата за час полёта была договорная. Богатенькие люди в стране стали плодиться, как грибы после дождя и заказывать небольшой 20-ти местный самолёт для своих нужд им было по карману. В день иногда выполняли по два-три рейса, и география таких полётов расширялась, принося хорошую прибыль.
- Токарев, останавливай свои самолёты, - говорил Дрыгало, - нечего на нерентабельных  рейсах  ресурс гробить. Имей в виду, двигатели у поляков будем покупать за валюту. Развивай заказные рейсы.
- Нам не позволят закрыть все местные линии, - возражал командир, - да и лётчики нас не поймут. Им же работать нужно. А чартер дело не надёжное, сегодня есть, завтра нет.
--------------------------
Автобус возвращался с Южного кладбища. Как и два года назад день был жаркий, пыльный и ветреный. Лётчики ездили поклониться экипажу Клёнова. Теперь на могиле рядом с лопастями стоял хороший гранитный памятник, поставленный на деньги предприятия.

* Скандальный перелёт самолётом «Сессна» советской границы и посадка… на Красной площади Москвы в период Горбачёвского бардака. Тогда разъяренный президент уволил не одного высокопоставленного чиновника с генеральскими погонами. Вот вам и граница на замке! Вот вам и мышь не проскользнёт! Проскользнул… целый самолёт от западной границы и противовоздушная оборона оказалась бессильна. А Красную площадь остряки назвали Шереметьево-3. (прим. автора).

Возглавлял поездку командир эскадрильи Григорий Долголетов. Тогда, после катастрофы, он посчитал себя морально ответственным за гибель ребят и решил уйти с должности. Но Дунаев с Токаревым сумели его отговорить. Советовал остаться и бывший командир отряда Байкалов, и бывший командир эскадрильи Бек. Не прислушаться к корифеям он не мог. Сейчас они тоже сидели здесь, в автобусе.
А тогда после похорон ему пришлось летать со скорбной миссией в Ташкент и в далёкую глухую деревню. Он впервые увидел тогда, как от безвозвратной потери может плакать, нет, не плакать, выть женщина, словно волчица, потерявшая в одночасье всех своих щенят. Как и предполагали, в выделенной квартире жить женщины отказались. Уже через год Алёна разменяла её на квартиру в Краснодаре, а затем и на Ташкент.
На траурный юбилей она прилетела ещё два дня назад, остановилась у знакомых подруг, с кем раньше работала, и сейчас ещё была там, на кладбище. Там они её и встретили. На предложение подвезти её Алёна отказалась.
- Спасибо, Гриша, - сказала она, -  доберусь сама. – Посижу здесь, может, ещё поплачу. Конечно, поплачу. Мне некуда торопиться. Билет у меня только на завтра.
- Я приду тебя проводить.
- Угу! – кивнула она и тихонько всхлипнула. – Спасибо.
- Да, вот ещё, - он протянул ей пачку денег, - мы тут собрали. Это для дочери.
- Мне платят нормальную пенсию, - попыталась возразить Алёна. – Дунаев всё сделал, как и обещал.
- Алёна, это от ребят. Не обижай их.
Когда автобус отъехал Григорий посмотрел в заднее стекло. Женщина присела на гранитную скамейку у могилы и вытаскивала из сумочки сигареты. Кажется, курить она начала после смерти Клёнова.
- Замуж она, конечно, не вышла? – перехватив взгляд Долголетова, спросил Байкалов.
- Она слишком сильно любила Гошку, - ответил Григорий.
- Понятно. Знает, что комиссия признала виновным в катастрофе экипаж?
- Нет, это ей без разницы, погиб любимый человек. А мы-то знаем, что вины экипажа нет. Ведь при исследовании двигателя под выпускными клапанами двух цилиндров обнаружены инородные тела. Было налицо падение мощности. Родственники командира и второго пилота обратились в министерство с просьбой ввиду заключения завода по двигателю провести новое расследование.
 - Я бы в их ситуации направил самолёт в лесополосу, - сказал сидевший рядом Бек. – Деревья тонкие, самолёт прорубил бы их, но ребята почти наверняка могли остаться живы. Главное, не было бы сваливания и прямого удара о землю.
- Я бы, пожалуй, тоже так сделал, - сказал Байкалов. – Но это хорошо нам, двум старым пням, так сейчас говорить, тем более, когда уже не летаем. Но чтобы выжить, да, нужно было поступать только так.
- То есть преднамеренно направить самолёт в лесополосу? – уточнил Долголетов.
- Это было бы лучшим выходом из двух зол. Или в штопор или… Я уверен, что у них была эта мысль, но ребята не решились, хотя, вероятно, понимали, чем грозит им попытка уйти вверх. 
- Григорий, - сказал Токарев, - нужно завезти домой наших ветеранов.
- Сделаем, - кивнул тот и повернулся к водителю,  – кстати, у нас ещё три бутылки водки осталось. Что с ней делать?
- В окно выбросить! – сказал Митрошкин.
Кутузов едва с сиденья не свалился.
- Мы лучше тебя выбросим, - угрожающе произнёс он. – Гляди, чего выдумал! Где водка, давай сюда.
Автобус подъехал к дому, где жил Бек. Кутузов разлил водку в пластиковые стаканы.
- Спасибо, что не забываете нас, стариков, - сказал Бек. – Жаль, что нет с нами Кухарева, Чувилова.
- Кстати, как им живётся на пенсии?
- Никита Петрович перенёс сложную операцию, - сказал Байкалов, - Чувилов лежит в кардиологии.
- Годы, годы! – вздохнул Бек. – Я на два года их моложе и то уже развалина.
- Ну, вы, командир, прекрасно выглядите, - сказал теперешний заместитель Долголетова Радецкий. – На вас ещё женщины заглядываются. Вон ни одного седого волоса.
- Точно, Нурислам Хамзиевич, - поддержали его.
Бек почернел и сверкнул белками глаз.
- Ты не льсти мне, Радецкий, - проворчал он, - я не женщина.
Бек не работал уже больше года. Когда его списали с лётной работы, он сильно переживал, хотя и понимал, что возраст для профессионального лётчика у него уже вполне преклонный, старше его в компании пилотов не было. Да и сердце всё чаще стало побаливать. Он ещё полгода проработал в аэродромной службе орнитологом, но ходить и пугать пернатых вокруг взлётных полос и разрушать их гнёзда в соседней лесополосе скоро ему надоело, и он уволился. Проводили его со всеми почестями.
- Главное, наш командир душой не стареет! – воскликнул уже захмелевший Кутузов. Он ещё на кладбище умудрился принять пару лишних стопок. – Давайте за него выпьем!
- Я тебе выпью! – ещё больше почернел Бек.  – Мы на поминки собрались, а я пока не умер. Давайте выпьем за тех, кто погиб, служа небу. И за наших ребят.
-  Замечательный тост! – восхитился Кутузов и первым, вытянув губы, приложился к стакану.
Оставшуюся бутылку водки Долголетов отдал водителю.
------------------------------------
В конце года Дунаев собрал расширенный совет трудового коллектива авиакомпании.
Во многих предприятиях деятельность созданных когда-то при эре Горбачёва СТК при правлении Ельцина стала сходить на нет. В стране разваливалось всё. Прекратилось государственное финансирование авиации. Бившиеся, как рыбы, выброшенные безжалостным рыбаком на лёд, коллективы стали понимать, что все их старания и благие начинания обречены на неудачу. Денег не было. Не на что было ремонтировать самолёты, и они годами стали простаивать на заводах. Не на что было покупать и двигатели. Некоторые предприятия управления, в которое входила когда-то и теперешняя авиакомпания «БАЛ» почти полностью прекратили полёты.
- Сейчас при таком идиотском рынке выгоднее сидеть и ничего не делать, - печально говорили  их руководители. – Так будет расходов меньше.
 Не на что было покупать керосин, запасные части, нечем было платить заработную плату. То немногое, что умудрялись зарабатывать, почти полностью уходило в налоги. На них государство не скупилось. Предприятия сотрясли массовые сокращения. Уходили годами приобретавшие бесценный опыт эксплуатации сложной техники старые  кадры, на которых, в основном, держалась безопасность полётов. Отчаявшись что-то исправить, покидали свои должности и некоторые руководители, которых руководство управления, само не в силах что-то предпринять, тем не менее, обвиняло в бездействии, в неспособности контактировать с местными властями. Противники выборной системы руководителей воспрянули духом.
- Вот вам, пожалуйста, получите отрыжку! - говорили они. – Эти выборные способны только языком чесать. Как только приступили к обязанностям, так и начался развал. Куда же дальше? Да и безопасность полётов упала.
 В прессе прокатилась волна критики: мол, и происшествий стало при них больше, и работа разваливается, и заработную плату перестают платить, а кое-где про деньги забывать начали. И своего добились. Территориальные управления почти все отказались от выборности и стали назначать руководителей, как в добрые советские времена. Но и это не помогало, да и не могло помочь. Тогда по примеру «БАЛа» предприятия кое-где начали выходить из состава управлений в надежде выжить самостоятельно. Удавалось это немногим. Нередко в штабе компании можно было видеть гонцов с таких предприятий, приезжающих перенимать опыт.
Собрание открыл бессменный председатель трудового коллектива Ильин и предоставил слово Дунаеву.
 - Как на партийном собрании, - улыбнулся, выходя к трибуне, генеральный директор.
- Соскучились уже? – спросил кто-то. – А может, пора и вернуться к ним? А то вон неизвестно, куда страна катится с нашей демократией.
- Это не демократия, - сказал Дунаев. – Но давайте к нашим делам. Я коротко проинформирую вас, что сделано нами за два года, а потом поговорим о перспективах на будущее. По ходу можете задавать мне вопросы. Это не доклад, так что не стесняйтесь меня перебивать. Только по существу, а не о положении в стране, - улыбнулся он.
За два года в условиях политической и экономической нестабильности им удалось многое. Был сохранён и даже увеличен самолётный парк. Объём работы на магистральных внутренних и зарубежных линиях увеличивался. Два самолёта постоянно работали в Иране. За счёт падения объёмов работ на местных линиях лётчиков переучили на самолёты Ту-154 и Ту-134. Как всегда ощущалась нехватка штурманов, но и тут вышли из положения, пригласив выпускников из военного училища. Армия, как и всё в стране, разваливалась и обошедшиеся государству в миллионы рублей выпускники ей стали не нужны. Ребята с удовольствием согласились работать в авиакомпании, тем более, что семейным сразу предоставили жильё в недавно построенном доме в посёлке аэропорта.  Холостых тоже не оставили без жилья. Они быстро адаптировались к условиям гражданских полётов.
- Повезло вам, - говорили их бывшие однокурсники, устроившиеся,  кто на какой-нибудь завод, кто в коммерческие структуры. – Да ещё в такую компанию. Лучше может быть только в Москве.
- Для работы – да, но жильё там тебе вряд ли дадут, - возражали им.
Благодаря своему учебному центру и хорошей тренажёрной базе переподготовка лётчиков и других специалистов проходила намного быстрее и эффективней, а, главное, дешевле в несколько раз.
- От нас не уходят опытные инженеры-эксплуатационники, - говорил Дунаев, – мало того, мы привлекаем выпускников авиационного института нашего города, с которым заключили договор.  Они проходят у нас практику, набираются опыта и уже твёрдо знают, где будут работать. По возможности мы сажаем их на курсы английского языка, хотя у них и так неплохая подготовка. Это упрощает дело. С авиаремонтными заводами Внуково и Минеральных вод заключены прямые договоры на текущие ремонты наших самолётов. Наш учебно-тренировочный центр начал зарабатывать деньги, обучая иностранных  и российских специалистов.
 Уже две группы африканских лётчиков успешно переучились в «БАЛе». Единственное, чем они были недовольны – это погода. В мае месяце ходили в демисезонных лётных куртках и спортивных шапочках, и всё время поёживались от майской прохлады, втягивая головы в плечи.
- Плюс десять, разве это холодно? – спрашивали их. – Вон уже деревья распустились.
- Очень! – отвечали. – У вас есть две погода: белый зима и зелёный. Май есть зелёный зима. Холодно! А мы водка греть себя не умеем.
- Так учитесь, - хохотали в ответ. – Налить?
- Что такой нальить?
Им показывали, что такое налить.
- Нет! – махали руками гости. – Мы делали нальить выходной ваш ресторан. Плохо себя чувствуй. Очень плохо! Нет! Шашлык хорошо!
- Да, шашлык под водочку – это очень хорошо! – соглашались с ними.
- Уважаемые товарищи, – продолжал Дунаев, - или уже господа? Мы закончили строительство международного терминала со всем необходимым для работы таможни и границы, и теперь нет необходимости нашим бортам садиться для пограничных процедур в Сочи или Москве. На этом мы тоже экономим средства.
- Оказывается и в таком бардаке можно работать! – не выдержал Дрыгало.
- Можно, Сергей Максимович, - согласился Дунаев, ничуть не смущаясь, что его перебили. – Если есть желание работать, а не ждать, как говорится, у моря погоды. К обстоятельствам нужно уметь приспосабливаться, применять, так сказать, дипломатию текущего дня. 
- То есть, держать нос по ветру! – выкрикнул кто-то из зала. – Это и есть рыночная экономика?
- Это демократия! – хохотнул кто-то.
- Это, если хотите, составляющие рыночной демократии и рыночной экономики, - серьёзно ответил Дунаев. – Соответственно ей должна быть и психология. Настоящей у нас ещё нет, да и откуда ей взяться? Нам предстоит учиться этому. В городе организована школа менеджеров и скоро все руководители служб будут там заниматься. Мы уже договорились.
- Лучше бы зарплату повысили!
- У нас самая большая зарплата в бывшем теперь управлении, - парировал Дунаев. – Да, мы можем и сейчас увеличить её в несколько раз, но нам нужны деньги на развитие, товарищи! Или господа? – улыбнулся генеральный директор. – Если не будем развиваться – погибнем. Это закон любой рыночной структуры. Или кто-то не согласен? Давайте, будем разбираться, - оглядел он зал, снимая очки. – Прямо здесь.
В зале стояла тишина. Конечно, все хотели повышения зарплаты, но большинство сидящих здесь понимало, что генеральный директор прав.
- В начале года у нас запланировано повышение окладов, и оно состоится, - закончил Дунаев. – Всё будет зависеть от итогов уходящего года. Но я продолжаю. За два последних года мы подготовили достаточное количество экипажей для полётов за границу и освоились в небе Европы, Африки и Юго-западной Азии, наращивая объём работ в этом направлении. Во многом этом нам помогает созданная собственными силами наша туристическая фирма, которую многие поругивают, дескать, зачем она нам?  Но ведь все наши работники, кто желал, конечно, отдохнули в отпусках за границей. Мы сохранили бесплатные билеты для них не только на внутренних, но и на международных линиях. Это не малые расходы, поверьте, ведь у нас более четырех тысяч работников.
Дунаев не упомянул о профилактории и детском садике с бассейном и сауной, считавшийся лучшим в городе. Большую долю расходов за содержание там детей оплачивала авиакомпания. Забыл упомянуть и о медсанчасти, фактически ставшей почти поликлиникой. Там организовали бесплатное лечение и протезирование – это со скидкой – зубов работникам компании. Подобное лечение в клиниках города стоило бешеных денег. Фактически бесплатно проходили медицинские освидетельствования  на допуск к полётам лётчики, бортпроводники и другие специалисты компании.
- И последнее, - сказал Дунаев. – Хочу с вами посоветоваться. Мнение Фёдора Васильевича Боброва я уже знаю. Хотелось бы услышать, что скажете вы. У нас уже неделю гостит один американец, господин Лэри. Он меня уверяет, что по оценке международных экспертов изношенность российского авиапарка составляет 80% и что к 2000-му году все самолёты выработают свой ресурс. Это, конечно, не так, но…
- А что предлагает этот Лэри? – спросил Дрыгало.
- Он предлагает Боинги, конкретнее,  Б -737.
- Новые?!
- Не знаю, касается ли этого поправка в закон их сенаторов Джексона и Вэника о запрете экспорта новых технологий, - ответил Дунаев, - но самолёты не новые, хотя, как уверяет господин Лэри, вполне способные летать много лет. «Возраст» их 8-10 лет.
- Кто этот Лэри, лётчик?
- Он бизнесмен.
- Хочет втереть металлолом?
- Я тоже не лётчик, - улыбнулся Дунаев, - поэтому и хочу вас выслушать. В первую очередь пилотов и инженеров.
- Самолёт этого типа по идее должен заменить стареющий Ту-134, - сказал Литвинов. – Заманчиво полетать на иностранной технике, но во что это выльется? Да, у них меньше расход топлива, но вот всё остальное. Переучиваться придётся в США. Второе – это тренажёры. В России их нет, и придётся каждый квартал летать в Германию или Англию. Или ещё куда-то в Европу, где они есть. Это тоже не малые расходы. Подготовка инженерного и технического состава – это тоже деньги. А ещё ремонт, тяжёлые формы обслуживания. Кстати, всех проводников тоже придётся переучивать. И это тоже деньги, и не рубли, а доллары.
- А ещё где-то нужно брать запасные части, - подхватил Дрыгало, - они хоть и «Боинги», но ломаются не хуже наших. – По ним идёт много дорогостоящих доработок, которые проводит фирма-производитель. Они ведь постоянно свои самолёты в отличие от наших  модернизируют. А что касается прогнозов этого мистера Лэри – это чушь. Боинг-737 и Ту-134 начали выпускаться примерно в одно и то же время. Но их не называют старыми. Кстати Ту-134 могут летать до 2010 года. Мы-то лучше знаем, когда у них закончится ресурс. Следить за ними надо. А если не следить, то и их хвалёные Боинги будут также разваливаться. 
- Наши машины морально устарели, - возразил кто-то.
- Что значит, морально устарели? – повысил голос Дрыгало. – Это не физическое старение. Газет начитались? Так они не такое напишут. Как где-то что-то случится, кричат, на старье летаем. А все ЧП почти происходят не по вине техники, а по человеческому фактору. А ему, этому фактору, без разницы на новом самолёте летят пассажиры или на старом. Ресурса у наших машин вполне достаточно. Меняются двигатели, меняются выработавшие свой срок агрегаты. А планер, что ж, если он удачный, как у Ту-134, так зачем же его менять? Он очень прочен, доступен и лёгок в обслуживании. Ведь легче провести модернизацию, чем с нуля всё начинать. Но у нас, извините, всё через известное место делается. Старое сломают, а новое ещё не сделают. И сами же потом руками разводят: ах, летать не на чем! Кстати, Ту-154 ещё делать не прекратили полностью, и на наш век их хватит.    
Дунаев внимательно выслушал эмоциональную речь.  Дрыгало, помолчал минуту.
- Мне понятен ваш консерватизм в этом вопросе, Сергей Максимович. Доводы Литвинова тоже понятны. Примерно то же говорил и Бобров. Выходит, нам не стоит связываться с иностранной техникой?
- Не то сейчас время, чтобы всё с нуля начинать, - ответил начальник АТБ. – Мы не в Москве, где гораздо больше возможностей. Нашей техники нам хватит с гарантией на 10-12 лет. А там, как говорят, или мулла умрёт, или ишак подохнет. А если ещё сможем несколько Ту-154М прикупить, у которых расход на 30% меньше и оборудованных по европейским нормам, что нам ещё надо? А Боинги ещё ведь и адаптировать нужно.
- Как это? – спросил кто-то.
- Это значит закупать оборудование для их обслуживания. Наши-то ключи и механизмы не подойдут.
- Понятно.
- Да и на тяжёлые формы придётся их за границу гонять. Куда? Возможно в Германию или Швецию.
- Так! – почесался Дунаев. – Всё -  против. А что же  - за?
- Самолёты неплохие и экономичнее наших. У нас слабое место – двигатели, - сказал Дрыгало. – И экипаж там состоит из двух лётчиков. У них нет штурманов и бортинженеров. Тоже экономия. Может, когда-то, если в стране этот вертеп не кончится, и придётся на иномарки переходить. Но сейчас, я считаю, слишком рано. Кстати, у нас Ан-28 летают с двумя пилотами, по европейским режимам. Там хорошие лётчики.
- А потом не может быть слишком поздно?
- Не может. Это старьё у американцев не на одной военной базе стоит раскуроченное, всегда можно купить. Если бы они новые продавали – другое дело. Чего же нам хрен на редьку менять? Вот придёт новое тысячелетие тогда и посмотрим. Кстати, откуда мы взяли бы столько валюты, чтобы купить три самолёта?
- Мы с Бобровым наладили неплохие связи с местными властями и нефтяниками региона, - пояснил генеральный директор.
- Тогда уж лучше купить три новых эмки. Ту - 154М. Он не хуже потасканных боингов.
- Я понял вас,  Сергей Максимович. Будем считать, что вопрос временно закрыт.
План и перспективы на следующий год утвердили быстро. Со всем, что предложил генеральный директор в плане развития предприятия согласились.
   -------------------------
Дружный экипаж Доронина распался. Нет, их не расформировали за какое-нибудь происшествие, как иногда бывает. Просто все, кроме второго пилота Малышева ушли на переучивание на Ту-154М.
- Ни за что бы не стал переучиваться с Ту-134,  - говорил Ипатьев, - самолёт мне нравится. Да и кабина у штурмана своя, отдельная. Но вот незадача, с Нового года на нём за границу не пустят, слишком он шумный. А ведь планеру цены нет. Ему бы другие двигатели, экономичные и тихие. И ведь есть такие двигатели. Ну да в нашем бардаке разве что теперь сделают! Тьфу!
- Это не бардак, - возразил Устюжанин. – На демократию плюёшь. Смотри!
- Да пошёл ты с такой своей демократией знаешь куда!
- Ха-ха-ха! – закатился Пашка. – Да разве я эту демократию  выдумал?  Её народ хотел.
- Народ хотел нормальной жизни, а не демократии. Да по мне, хоть монархия. Лишь бы порядок был. Кстати, Россия к ней больше тяготеет, к монархии.
- Без демократии не может быть жизни, - возразил Пашка и воскликнул: - Вот Соло идёт, его и спросим, как у них живётся без демократии.
Соло – это африканец, то ли эфиоп, то ли сомалиец, приехавший с очередной группой переучиваться на вертолёт. Коммуникабельный Устюжанин успел со многими перезнакомиться.
-  Привет, Соло! Скажи, у вас в стране есть демократия?
- Есть, канечна! – ответил Соло, сверкая белками глаз и весь сжавшись чуть ли не в два раза от страшного (минус два градуса!) мороза и растирая уши. Этот ответ Пашку обескуражил.
- Откуда у вас там демократия?
- Ха! – удивился то ли эфиоп, то ли сомалиец. – Если поймал воруй – ты у стенка. Разве это не есть демократия? Девушка насилуй – ты у стенка. Машина угоняй – тоже стенка. Даже велосипед угоняй – стенка. Сосед, как это по вашем сказать, морда бил – стенка. Давай курить будем, Пашка?
 Механик протянул ему пачку сигарет и озадаченно почесался
- Да, серьёзная у вас демократия, с нашей её не сравнить.
- Не, не, не сравнить ваша, - закивал негр. – Ваш богатый воруй – его не стреляй стенка. Нильзя! У нас можна. Сразу. Как ваш Чечня. Есть у нас демократия, есть.
- А может и у нас так надо? – спросил Ипатьев. – Глядишь, порядок бы был. Как думаешь, Соло?
Негр,  вдруг помрачнел, серьёзно глянул на штурмана и, сверкнув белизной зубов, настороженно ответил:
- Это провокаций. Мы в ваша дела не вмешивайся. Мы учится приехал.
- Сразу видно стало, какая хорошая у них демократия, - улыбнулся Пашка.
- Да, у нас хороший демократия, - подтвердил негр. – Нет проблема.
Услышав звонок, он быстро затушил сигарету и направился к дверям учебного корпуса.
- Ну что же и нам пора, - сказал Ипатьев.
Учиться им предстояло долго. Два месяца теоретическая подготовка, потом четыре месяца первоначальные курсы английского языка. Пользуясь тем, что зимой полётов становится меньше, всех свободных лётчиков командование решило пропустить через подобные курсы. Всех, кому ещё не было сорока  лет. Старше этого возраста переучить на другой самолёт было можно, но вот обучить английскому языку довольно проблематично.
Пашка и Эдуард были особенно рады такому вынужденному безделью, так как имели возможность каждый день быть дома с любимыми женщинами.
- Никогда не думал, что, лишившись холостяцкой жизни, я буду даже рад этому, - говорил Устюжанин. - Правда, прав у меня стало меньше, а вот обязанностей прибавилось.
- Их прибавится ещё больше, когда твоя Карина подарит тебе сына или дочь, - говорил Доронин, ставший отцом два года назад.
- Или сразу двойню, - улыбался Ипатьев.
- Не каркай, навигатор! – пугался Пашка. – С одним бы справиться.
- Ничего справитесь, главное – своё жильё есть. А сколько у нас ребят по съёмным квартирам мотаются? 
- Тебе хорошо говорить, Саня, твои шнурки уже выросли, в школу ходят.
- От этого меньше проблем не становится. Только больше. А кто же тебе раньше жениться не давал? И твои бы спиногрызы выросли.
- Всё как-то не складывалось. Да и с Кариной тогда бы не познакомился, - улыбнулся он. – А так, видишь, дождался.
- Чего? Когда школу закончит?
- Она уже институт закончила в этом году.
- Ну? Какой взрослый ребёнок! – удивлялся штурман.
- Это она для тебя ребёнок, старая рухлядь, а у нас с ней разница в девять лет всего. Герард Всеводолович говорил мне когда-то: Пашка, женись на молодой девушке - на старухе никогда не поздно. Он прав.
- Ну, если Корифей так сказал! Кстати, как его-то личная жизнь?
- Живёт, - пожал плечами Доронин. – Вдвоём с женой остался, парни его разлетелись. Младший в военном радиоэлектронном училище, старший в Москве. А он полгода на даче. Спасибо Дунаеву, дачный вопрос он закрыл полностью. Главное, Васин востребован, где ещё лучше инструктора тренажёра найдёшь? А так если сидеть дома  целыми днями с ворчливой супругой – с ума сойдёшь. Кстати, переучимся – к нему на тренажёр будем ходить.
- Да, - вздохнул Ипатьев, - уходят с лётной работы потихоньку старые кадры, с кем мы в восьмидесятых годах летать начинали.
- Хорошо бы, если только с лётной работы. А сколько навсегда ушли?
- Лётчики ведь долго не живут, - сказал Доронин. – До шестидесяти доживают трое из десяти. Сказываются большие нервные нагрузки. Вроде и не болеет человек, а вдруг раз – и нет его. Вон как Иван Васильевич Дягилев. Списали, а на пенсии пожить не успел. А ведь никогда на здоровье  не жаловался. Всегда весёлый, жизнерадостный. И вдруг инфаркт. 
- А Симонов? Помните его? Прямо в полёте сердце отказало. Второй пилот тогда срочно сажал самолёт в Кольцово. Ещё помню, Ил-76 в Курумоче срочно садился. Там, правда, командира ещё живого из кабины вытащили. 
- А пенсионному фонду сплошная экономия, - сказал Пашка. – И ещё при этом умудряются мизерные пенсии платить.
- За это демократу Ельцину нужно спасибо сказать, уборщицу с лётчиком уравнял. Дорвались до власти, хапуги. И хрюкают у дармового корыта. Ненавижу!
- А голосовать, наверно, за него ходил.
- Не ходил, - ответил Ипатьев, - я ему не верю, алкашу этому. Как он был коммунист, так им и остался. Да ещё и с авантюрными наклонностями. Вот увидишь,  хорошего при нём  ничего не будет. Да посмотрите, что в стране делается! Маленькая гражданская война. А ведь сами Чечню распустили так. И весь народ в нищих превратили.
- Да ты чего! – воскликнул Устюжанин. - Скоро всех наш президент миллионерами сделает. За зарплатой уже с сумками ходим.  Просто удивительно, как ещё наша компания на плаву остаётся? Другие-то вон разваливаются, по швам трещат, самолёты продают, лётчики разбегаются, кто куда, словно тараканы.
- Если бы не Дунаев мы бы тоже разваливались, - сказал Доронин. – Благодаря его команде на высоте держимся. Пока держимся, - поправился он.
- Да, с руководителем нам повезло. А ведь есть люди, которые им недовольны. Даже среди лётчиков. Только тупой человек не может не заметить у нас изменений. Столько при нём сделано. Да и сейчас вон кругом что-то роют, строят, ремонтируют. Прилетишь в иной порт, там тишина какая-то гнетущая, народ хмурый ходит, злой. Техника на стоянках стоит зачехлённая, видно, что давно не летает. А почему ты сказал: пока держимся?
- Не может долго одна структура процветать, когда во всей стране развал. Мы смогли вовремя сконцентрироваться, сохранить старый потенциал, не растерять кадры и связи, как некоторые. Во многом за счёт этого держимся. Мы автономны и ни от кого не зависим. У нас своё управление, но оно не вмешивается в хозяйственную деятельность, не требует денег, а выполняет только контролирующие функции. По такому же пути пошли авиаторы Казани. И если бы ещё не дикая инфляция в стране. Она способна погубить все хорошие начинания. Впрочем, и в условиях инфляции можно работать, если ко всему разумно подходить.
- И почему так не везёт нашей стране, - вздохнул Ипатьев, - вечно в ней какие-то эксперименты проводят.
- Будем надеяться, что эти исторические зигзаги на нас с тобой, Саня,  не отразятся, - улыбнулся Пашка. – Нам что ещё: работать дают, зарплату платят с индексацией на инфляцию. Единственное неудобство то, что приходится деньги портфелями таскать. Но в этом и польза есть.
- Какая тут к чёрту польза!
- Прямая. Вон штурман Серёга Неделин получил 900 тысяч рублей как-то мелкими купюрами в основном. Крупнее купюры себе в заначку отложил, а мелкие домой принёс, высыпал прямо на пол, на столе места не хватило. Жена, а она у него ревнивая, чуть ли не до утра, говорит, их пересчитывала в надежде уличить его в припрятывании, но каждый раз разные цифры получались. Вконец измучилась баба, плюнула на это и чуть не со слезами спрашивает: скажи честно, сколько припрятал на своих развратных проводниц?
- Некоторые жёны думают, что проводницы только и существуют для утех экипажу, - смеялся штурман.
Новый год авиакомпания заканчивала с хорошими показателями. В большом зале столовой профилактория организовали праздничный бал с ёлкой, Дедом Морозом, Снегурочкой и прочими праздничными атрибутами. Играл собственный эстрадный ансамбль. Дунаев с Бобровым поздравили всех с праздником, пожелали здоровья, успехов, счастья. Настроение у всех было приподнятое, к тому же по приказу Дунаева зарплату за декабрь выплатили досрочно, и это больше всего радовало работников авиакомпании. 
В перерывах между тостами и играми Дед Мороз в оригинальной форме  от имени администрации вручал наиболее отличившимся по итогам года работникам компании праздничные подарки, памятные сувениры и денежные премии. От имени всех награждённых выступил старейший техник самолётов, допущенный к обслуживанию почти всех типов воздушных судов, каковые были в теперь уже бывшем Аэрофлоте
- Раньше, - сказал он, - уговаривали нас выступить на каком-нибудь собрании по случаю юбилейных дат – всё больше 7-го ноября - и всегда предупреждали, о чём можно говорить, а что нельзя. А выступать не хотелось. И не потому, что нечего было сказать, а потому, что запрещали говорить о том, что думаешь. Предлагали просто озвучить чужие мысли на партийном или профсоюзном собрании. Поощряли всегда только почётными грамотами, да и то как-то всё проходило казённо, праздника не получалось. А эти грамоты, свернув, прятали в карман и тут же про них забывали. Их у меня десятка два и на всех профиль Ленина. Вот, - кивнул в сторону Боброва, - Фёдор Васильевич вручал или замполит. Честно говоря, поднадоел уже.
- Бобров надоел? – спросил кто-то пьяненький из зала. Раздался смех.
- Ленин надоел, - смутился техник.
Сидящий за гостевым столиком ветеранов Нурислам Бек отставил в сторону бокал, почернел и повернулся к своему другу Чувилову тихонько разговаривающему со своим бывшим начальником Байкаловым.
-  Ты смотри, крамолу чешет! А ведь когда-то партбилет в кармане носил. Ленин ему не нравится!
- Да успокойся ты, - отмахнулся Чувилов, - все мы когда-то его носили.
- Говорить ему не давали раньше, - ворчал Бек. – Сейчас вон их, сколько говорунов развелось, а страна, простите, вот где.  – И он похлопал по стулу, на котором сидел.
- А сегодня, - продолжал техник, - действительно праздник. А я ещё идти не хотел, когда мне приглашение дали. Но этот день на всю жизнь оставшуюся запомнится, тем более, что в конверте не грамота а деньги.
В зале раздался хохот.
- Чего тут смешного? Вот я и хочу сказать: спасибо вам Валерий Николаевич за то, что вы сделали для компании в это нелёгкое время. Вам труднее, чем было Фёдору Васильевичу. Тогда деньги давали, а сейчас сам крутись, как хочешь. С Новым Годом вас! Дай бог вам всем здоровья!
Подвыпивших ветеранов развозили домой на автобусе. Утомлённые музыкой, речами и шампанским с водкой они уехали раньше. А молодёжь ещё долго веселилась. Хлопали бутылки с шампанским, звучали тосты за лётчиков, за женщин, за авиацию, за «нашу компанию». И никому не думалось в эти минуты о плохом положении в стране, о том, что ей угрожал развал на отдельные княжества. Вон на Урале уже заговорили о создании Уральской республики. Поговаривали об отделении и некоторые автономные республики.
Никто не хотел думать в эти минуты о будущем, ибо ничего хорошего оно не сулило. А от Нового Года ждали только повышения цен.
В начале января Дунаев вызвал к себе Литвинова и Дрыгало.
- Среди крупных мировых компаний объявлен тендер на перевозку миротворческого контингента войск ООН из Монтевидео – это Уругвай – в Африку. Нам предложили в нём поучаствовать. Условия жёсткие. Самолёт должен быть оборудован по международным стандартам согласно всем требованиям ИКАО, то есть автоматической подачей кислорода пассажирам в аварийной ситуации и навигационной спутниковой связью. Такой самолёт у нас есть. Мы едва ли не единственные в России, кто владеет этой техникой и шансы выиграть у нас велики. 
- Когда? – спросил Литвинов.
- Ориентировочно, в начале февраля.
- А сроки командировки?
- Я думаю не больше недели. И у меня к вам вопрос: есть ли у нас лётчики, способные летать во втором полушарии? И второе: не подведёт ли техника? Полёт будет проходить с посадками на Канарских островах, в Бразилии, в Уругвае. Ну и возможно ещё где-то в Африке. Около 6 часов будут перелёты только над Атлантикой. Вы представляете, какая это для нас реклама? Причём бесплатная. Вернее, нам ещё за это заплатят.
- Лётчики есть, - сказал Литвинов. – Сам бы с удовольствием полетел.
- Командиру отряда и здесь дела найдутся.
- Я думаю можно послать командира эскадрильи Маклакова Олега. Это грамотный лётчик хорошо владеющим английским языком не только специальным, но и обычным разговорным. А экипаж он сам себе подберёт.
- Понятно. А вы что скажете, Сергей Максимович?
- Если нужно, самолёт подготовим. Поставим на осмотр, всё проверим. 846-я машина у нас почти новая. Это из тех, что была полякам предназначена. Всем требованиям она, как вы сами сказали, соответствует.
- Хорошо. А вас попрошу, Литвинов, определиться с экипажем и подготовить его по особенностям полётов во втором полушарии.
- Больших особенностей там нет, - улыбнулся Литвинов. – Разве что солнце  наоборот двигается.
- Как это? – не понял Дрыгало.
- Не слева направо, а справа налево. И это сначала очень необычно.
- Это серьёзно? – удивился начальник АТБ. – Не знал.
- К стыду своему я тоже! – удивился Дунаев. – Вот Сергей Максимович, куда мы заберёмся! Это будет четвёртый континент, который освоим. Честное слово, я не против был бы сам туда слетать. Кстати, там и вода, говорят, по иному себя ведёт.
- Да, - улыбнулся Литвинов, - под воздействием сил Кориолиса омуты там вращаются в другую сторону. А во всём остальном вода, как вода.
- Итак, мы даём согласие на участие в конкурсе, - подвёл черту Дунаев.  – Если возникнут проблемы – немедленно ко мне, будем решать.
- Не должно быть проблем, - заверил Дрыгало.
- У нас тоже, - кивнул Литвинов. – Только скажите заранее, чтобы дать план на всю глубину маршрута. Ведь нужно получать разрешение на пролёт многих стран. Да и полётные карты необходимо подготовить по всему маршруту.
Как и предполагал Дунаев, тендер авиакомпания выиграла. Второго февраля самолёт с бортовым номером 85846 под управлением командира Олега Маклакова взлетел с бронского аэродрома и взял курс на Южную Америку. Эти увлекательные и сложные полёты через океан и обратно командир эскадрильи впоследствии описал в газете авиакомпании «Крылья», созданной по инициативе её руководства. 
Авиакомпания готовилась к весенне-летней навигации очередного года криминальной ельцинской эпохи. Уже давно отгремели залпы по Белому дому, разрешившие спор между президентом и Верховным советом – последним оплотом окопавшихся там коммунистов, так не желавших лишаться своих хорошо оплачиваемых должностей. Конкурентов во власти у Ельцина больше не было. Всё чаще на телеэкранах мелькало лицо президента, напоминавшее измятую за ночь подушку. Ходили слухи, что царь Борис почти ежедневно стал злоупотреблять зелёным змием. Свободная демократическая пресса уже не стеснялась показывать его на весь мир, мягко говоря, в непотребном виде. Речь его порой была заторможена и бессвязна.
- Боже мой, и это президент атомной державы! – восклицала Доронина Ольга, сидя вечером перед телевизором. – Не знаю, как тебе, Эдик, но мне стыдно и печально. Его же лечить нужно.
- Так это же ваша пресса его таким показывает, - улыбался Доронин.
- И правильно делает. Чего скрывать, пусть все видят, какой он. Но… стыдно.
- Хотели демократии – получите. А вот мне не стыдно. Я его стал воспринимать, как шута, случайно попавшего на престол и не знающего, что дальше делать.
- Мы не такой демократии хотели, а настоящей.
- А какая она, настоящая-то? Ты же прекрасно знаешь, что в любых потрясениях, происходящих, якобы, для блага общества, на трибуну выползают авантюристы, воры и подонки, которые, отодвинув в тень настоящих, своеобразно начинают пользоваться итогами происходящих перемен. У них своё понятие демократии. Так всегда было.
- Неужели они способны на  воровство? Руководители государства?
- Страну можно разворовывать незаконно и тогда ты рискуешь угодить за решётку. Но ведь можно и законно, издав соответствующий указ и проведя его через свои властные законодательные и исполнительные структуры. И тогда ты неподсуден, и тогда ты не вор, а государственный деятель, обременённый государственными заботами. Ты посмотри, что делается с российским газом и нефтью, с цветными и чёрными металлами и другими лакомыми кусками, нажитыми всем народом за много лет? Ведь это народное достояние. А его рвут, словно волки, на части. Вокруг этой так называемой приватизации столько всяких авантюристов и прочего дерьма крутится. Не зря же народ это прихватизацией называет.
- Боже мой, что же будет дальше? Может, нам уехать куда-нибудь из этой страны?
- И жить там на пособие по безработице? Это я и здесь могу делать. А дальше будет то же, что когда-то происходило в США. Вон, - кивнул на книжный шкаф, - читай Гарольда Роббинса. Криминально нажитая собственность постепенно станет легальной, и тогда вновь начнётся подъём экономики. Не будут же новые хозяева работать себе в убыток. А вот насчёт морали, нравственности, преступности и безработицы этого сказать не могу. Тут, пожалуй, будет всё наоборот.
В стране стало уже привычным, что весной цены подскакивали без всякой видимой причины буквально на всё. В некоторых аэропортах страны полёты почти остановились, ибо стоимость билета была людям не по карману. Перевозки пассажиров только за три последних года сократились в несколько раз. Грузы и почту перестали перевозить почти совсем, предпочитая более дешёвую железную дорогу.
В авиакомпании «БАЛ» цены на билеты были дешевле, чем средние по России и ей пока как-то удавалось сохранить существующие рейсы, хотя загрузка их тоже упала. А такие направления, как Сочи, Анапа, Симферополь на зимний период пришлось закрыть. Сократилось число полётов в Баку, Тбилиси, Ереван, Ашхабад, Одессу, Ташкент, Киев и другие города ставших теперь независимыми государств. И намечалась тенденция к ещё большему сокращению.
Авиакомпанию спасало то, что из аэропортов этих стран,  исключая солнечный Ташкент, Харьков и Киев,  полностью прекратили летать самолёты, и пассажиры вынуждены были летать рейсами авиакомпании «БАЛ». Но и из Киева и Харькова самолёты стали прилетать реже и реже. Экипажи их в штурманской комнате, прилетая, говорили о фантастических ценах на топливо на Украине. А тут ещё введённые всюду пограничные и таможенные посты дополнительно стали обирать и без того еле дышащие компании. С весенним повышением цен полёты харьковских и киевских авиаторов в Бронск прекратились. А из Бронска авиакомпания «БАЛ» стала выполнять рейсы в Одессу через Харьков. Из-за малой загрузки прямые рейсы пришлось отменить.
А вот международные рейсы росли. Годами и десятилетиями люди, не имевшие возможности  выезжать за границу, устремились в Стамбул, города Китая, Египта, Испании. Особой популярностью пользовался Стамбул. Его просто атаковали так называемые челноки, индивидуальные предприниматели. Буквально за год на всех рынках этого города местные торговцы выучили русский язык, чудовищно его коверкая.
Частных торговцев не останавливали даже растущие цены на билеты. Их они закладывали потом в стоимость своего заморского товара.
Неплохо работали в авиакомпании вертолётные подразделения. Если в своём регионе объём работ сократился, и заказчики стали возить вахты и груз на колёсном транспорте, то севернее, где можно было проехать на колёсах только зимой по так называемым зимникам,  летом вертолёты оставались единственным видом транспорта.
- Нам по части вертолётной стратегии нужно закрепляться на Северах, - говорил Дунаев.  – Господа экономисты и плановики, не пережимайте палку, не закладывайте в договорах большую рентабельность. Этим вы можете в наше непростое время отпугнуть заказчиков. Есть самоокупаемость, деньги на зарплату, обслуживание, заправку и достаточно. Просчитайте всё как следует. Имейте в виду, вертолётов на Севере много и конкуренция будет жёсткая.
- Да они почти все там стоят, - возражали ему.
- Не вечно же они будут стоять! А стоят потому, что местные авиаторы цены взвинтили по своим северным меркам. Поэтому нас и приглашают. Нам нужна гибкая ценовая политика.
Удивительное дело, но компания жила и работала. Работники её регулярно получали заработную плату с поправкой на инфляцию. И это в то время, когда во многих других предприятиях давно забыли, что такое нормальные деньги. Да и те не платили по нескольку месяцев.
- А чего! – говорили некоторые, - при инфляции тоже жить можно. Например, кредиты легче отдавать. Банки ещё не научились на них дикие инфляционные проценты накручивать. Я вот с кредитом на дачу за три месяца расплатился.
- А я таким же образом машину приобрёл.
- Ха, машину! Люди шикарные особняки так приобретают.
- У нас такая скоростная инфляция, что за ней некоторые цены не успевают гнаться. Это хорошо, что нам день в день зарплату дают. А не получи-ка её три-четыре месяца и твои деньги в пшик превратятся.
- Это точно!
Вокруг аэропорта как на дрожжах строились дачи, и, казалось, инфляция на это нисколько не повлияла, а даже ускорила этот процесс. Это потом, когда грянет уже близкий никогда не виданный ранее в стране финансовый обвал, названный непонятным заморским словом дефолт многое изменится.
А пока авиакомпания жила и работала и, казалось, происходящее в стране её нисколько не касалось. Именно в эти годы она прогремела на всю Россию. И на весь мир. Её самолёты с эмблемой «БАЛ» на борту принимали во всех аэропортах, так как за ней не числилось долгов. На её лётчиков смотрели с уважением и завистью. Везёт же, чёрт возьми, людям! Везение, везение, но ведь когда-то надобно и умение, говорил Суворов. Но работники компании об этом особенно не задумывались. Они просто нормально работали, как привыкли работать всегда. И приоритетные вылеты на Москву и столицы других стран выполнялись с чёткостью часового механизма. Без преувеличения по вылету московских рейсов некоторые устанавливали отстающие часы. Самолёты взлетали ровно в назначенное время. Минута в минуту.
Авиакомпания «БАЛ» была на высоте. Её позывные слышали в эфире уже на четырёх континентах.

...И звучат, как и прежде в эфире слова:
Командир, полоса перед вами!

                Конец первой книги.


Рецензии
Вот и прочитана первая часть романа. Столько интересного узнала, столько судеб прошло перед читателем! Какое всё-таки незабываемое было время! Вам, Валерий, удалось передать характер настоящего лётчика, взгляды разных людей на происходящее в стране, дух эпохи. Вспомнилась расхожая шутка о "медали кучей на груди". Своеобразное начало каждой главы: вкрапление стихотворных строк. Молодчинка!

Тамара Авраменко   29.03.2018 16:51     Заявить о нарушении
Спасибо, Тома! Всё прошло через мою душу. И... какой печальный конец будет.

Валерий Гудошников   29.03.2018 19:23   Заявить о нарушении
Завтра буду читать 2-ю часть. Неужели всё трагично закончится?

Тамара Авраменко   29.03.2018 19:46   Заявить о нарушении
К сожалению. И катастрофы, и смерти и конец авиакомпании. Тогда их много разваливалось. А нашу развалили искусственно, зная про все безобразия. Не могли простить катастрофы над Боденским озером с детьми. Хотя там нет вины лётчиков. В той катастрофе погиб мой друг Саша Гросс. Да и весь экипаж я знал. А Клёнов - в жизни Володя Леонтьев - тоже был моим другом.

Валерий Гудошников   29.03.2018 20:03   Заявить о нарушении