Дневник для тебя

ДНЕВНИК ДЛЯ ТЕБЯ

ВДОХНОВЕНИЕ ДЛЯ ТЕБЯ
Слушала скрипичный концерт Сибелиуса. Верх «ногами». Потому что в такой очередности он записан у одного из моих знакомых на Яндексе. Начинала с третьей части, заканчивала первой. И вот по истечении двух месяцев почти ежедневного прослушивания , думаю:  что-то не то, музыка нравится, а катарсиса нет. Ошибку воспроизведения нашла. Только-что включила «от печки». Посмотрим, что же даст для моего восприятия заложенная композитором последовательность.
Ну, вот, чувствую, пальцы увереннее забегали по клавиатуре. Пожалуй, даже за мыслью не поспевают.  Это как раз то состояние, которое у меня называется «вдохновением для тебя».
Вообще-то вдохновение у меня проявляется по разным поводам, не только для тебя, но и для себя, и в совершенно несхожих ситуациях. В воскресенье у меня на каком-то особенном душевном и духовном подъеме прошел пикник. То вдохновение, с которым я согласилась принять в нем участие, вопреки прогнозам, превысило все ожидания дочери и ее мужа, сделавших попытку упросить меня поехать на семейную трапезу в лес. Обычно я весьма несговорчива в таких случаях. Нет, не потому что считаю конщунством обедать в лесу, можно там и насытиться от пуза, и пузом вверх полежать, но вот не нравится мне употреблять там горячительные напитки. А для большинства моих знакомых пить в лесу водку, пиво, вино, коньяк, вермут, вино красное, белое, сухое, десертное и запивать шампанским или самогоном – это почти закон. Да нет, пожалуй, даже вера, не терпящая сомнений. Я же бодро и без капельки сомнения согласилась в этот раз поприсутствовать в большой компании родственнников и своячеников, будучи уверенной, что найду для себя где-то на окраине этого пикника все то, чего мне недостает в моей обыденности.
Оказалось, семейный праздничный обед с бограчем и шашлыками должен был состояться в лесном урочище Квасный Потик у озера №2. Его так и называют – «Второе озеро». Есть, конечно, и «Первое озеро». Оба недалеко от Свалявы. Мне приходилось на них бывать неоднократно. Год тому назад, например, отмечали на Втором с коллегами из районки день журналиста, который в украинских реалиях было бы более удачно назвать днем обжорналиста. Нажираться и обжираться – это по-нашему! Откушать – и назавтра небо еще будет казаться в алмазах. Правда, послезавтра алмазы посыплются на журналистские головы кирпичами, и тогда  и о Первом, и о Втором придется забыть до следующего пришествия. А случится ли оно?!
В прошлом году в нашей компании находился человек, жизнелюбию которого всегда поражалась. Человек этот смаковал жизнь. Да что там смаковал! Пиршествовал по жизни! И вот спустя три месяца после нашей «тайной вечери» в лесу не стало этого человека.
Наверное, стоит вспомнить, чем же я занималась на журналистском корпоративе в день рождения Александра Сергеевича Пушкина в прошлом году. Он странным образом совпадает с днем украинской журналистики. Может быть, тем, что украинская журналистика убита на «дуэли», где противоположной стороной оказались пиар-технологии.  Тогда я, преимущественно, как и сейчас, щелкала фотоаппаратом. Рассмотрев снимки дома на мониторе компьютера, удивилась тому, насколько характерными они получились. Было в них бескрайнее одиночество, было много дыма, небо воронкой, странные и необычные выражения лиц у приятелей и приятельниц...

(Тут я включаю Рахманинова на полчаса, чтобы не отвлекаться на сиюминутность).

...В тот день я много фотографировала водное зеркало мутного, давно не чищеного озера. И нашла в нем столько глубинной грусти, безысходности, что снимки эти не спасал даже уникальный, совершенно необыкновенный кадр с улыбающейся водой – смайлом в форме сердечка. Улыбка эта при увеличении изображения становилась почти зловещей, сардонической. На дне озера на одном из снимков, воспринятых мною сначала за его живописность «на ура», впоследствии заметила что-то вроде обглоданного остова рыбины, да и окурки там валялись, утопленные в воде. 
Уже тогда я задумалась о том, что вода, быть может, «живо писала» нам, нашей компании расклад ближайшего будущего, писала, расставляя знаки препинания, которые кто-то же должен был прочесть или хотя бы зафиксировать. Пусть и не в полном объеме.
В последнее время я все чаще убеждаюсь, что вода – носитель информации, она в самом деле каким-то непостижимым образом отпечатывает в себе коды судеб, стоит нам в ней даже не окунуться, а всего лишь заглянуть в стоячее зеркало или убегающую струю.
Вчера я снова много снимала, в том числе и озеро. Нет, лавры предсказателя-водяного меня не прельщают. Не хочу им быть. Гадать на воде для других, может, и занятно, но слишком уж велика ответственность, к которой никто из живущих не подготовлен. И все же возьму на себя смелость рассказать о вчерашней воде. Поступив так, может, удастся её уговорить стать более снисходительной к нам. Да, кажется, уже удалось. Причем парадоксальным образом. Потому что вода была так мутна, что разглядеть в ней никаких прогнозов, никаких знаков, кроме отражающегося леса, уже практически невозможно. А лес – прекрасен. Под синим небом яркая зелень растекается на воде легким шелковистым шевелением . У меня над головой рассекает воздух четверка диких уток и окунается в дальнем уголке. Сразу же птицы выныривают и, оставляя в вязкой воде приглушенные отпечатки крыльев, взлетают, возвращаясь неизвестно куда. Но возвращаясь. Потому что стремительный разворот в том направлении, откуда и прилетели, свидетельствует о возвращении.
Но вот я поднимаюсь с берега озера на место, где в прошлом году в моховой подстилке обнаружила симпатичный дождевичок. Да что же такое творится?! Из-под моих ног врассыпную мелкие серые живые комки! Ягодные клопы? Кузнечики? Наклоняюсь. Господи, да это же лягушачья мелюзга! И сколько её! Горстью можно собирать. Вот отчего озеро только отражает, но уже не поглощает небо, деревья, вот отчего больше не видны на дне его окурки и вишневые косточки. В нем полно жизни, оно превратилось в инкубатор для лягушек-путешественниц.  Это ли не знамение! Знамение о наступающем очищении и самом широком распространении того оживления в природе, индикатором которого и являются мои замечательные лягушки-подружки. Иду очень осторожно, сначала лишь дотрагиваясь носком до покрывала из листьев и травы. Намеренно шуршу. Лягушки отскакивают от моей подошвы на безопасное для их жизни расстояние.
Прохожу чуть повыше озера, нахожу несколько крепеньких сыроежек. Кладу их в подол тенниски – пригодятся, может, как лесная приправа к обыденно праздничному шашлыку. Пробираюсь сквозь заросли ежевики. Сокрушаюсь немного о судьбе одинокого деревца на вырубке. В прошлом году оно имело ще один ствол и выглядело повеселее. Сейчас он сломан ветром.  Но другой-то устоял, выдержал! Старых пней уже не видно, они густо укрыты новой порослью. В основном, конечно, это ежевика, но дубочки берут свое – их самосев тянется листиками-ладошками кверху все увереннее. Спускаюсь в овраг, кажущийся мягким и светлым в паутине хвоща. Мост, на первый взгляд, хлипкий и опасно покосившийся, обнадеживает крепостью и устойчивостью. Поднимаюсь на невысокую, но крутую горку и уже оттуда вижу на дне оврага, опоясывающего мою возвышенность, множество умопомрачительно свежих, живых желтовато-розовых грибных островков, называемых в наших краях «щетками». Я же их в детстве назвала «оленьими рожками», и с тех пор они благосклонно откликаются на это имечко.
Азарт грибника требует от меня сломя голову снова нырять в овраг. Но у меня очень неудобная для крутого спуска обувь, растоптанные шлепанцы, которые то и дело соскальзывают с ног. Я нахожу пологий спуск и возвращаюсь ко Второму.
Пока я обследовала знакомые окрестности, на поляне у озера вдохновенно поработала бригада поваров-добровольцев. Бограч кипит, картофель укутан в фольгу, порезаны овощи, подготовлены шампуры с мясом, разложены салаты и закуски. От первого тоста за здоровье зятя-именинника отказаться никак невозможно. Что же мне с зятя за этакое насильное вливание взять? Беру резиновые сапоги, которые у него всегда с собой – в багажнике легкового автомобиля. Матерчатая сумка , еще «дежурный» пакет – и я оставляю с легким сердцем и почти легким желудком проголодавшуюся компанию.
Огибаю озеро с другой стороны, устремляясь в знакомый овраг. «Оленьи рожки» призывно кучкуются мне навстречу. В этот момент они больше похожи на абрикосовых пластиллиновых ежиков из детства. Самые маленькие оставляю, пусть растут и плодятся. Сумка наполнена. Можно возвращаться. Как же! Неожиданно для себя снова взлезаю на горку и двигаюсь по тропе еще выше, на плато, за которым продолжение того же оврага. Заглядываю. В метре от меня на почти вертикальной стене – белый гриб. Сорвать его – не составит труда. Но вот снять на «цифру» не вверх тормашками... Нащупываю ногой уступ пониже, еще ниже... Есть снимок. Не лучшего качества. Но попробуй-ка сфотографировать этого альпиниста, спрятать в карман фотоаппарат, сорвать гриб и, держа его в руке, выбраться опять на ровное, не угодив в яму с трехметровой высоты.
Не спеша покидаю горку и перехожу на второй уровень сложности – покоряю рядом стоящую. Эта повыше и помассивнее на местности. На ней  имеются даже две глубокие колеи – следы лесовозов. Восхождение занимает не менее получаса. Но грибов почти нет. Парочка сыроежек обнаруживается лишь на самом верху у свежей просеки. Новый плавный спуск по ней прохожу легко и устремляюсь к еловому массиву, стоящему на следующем гребне. Кажется, оттуда откроется неплохой пейзаж. И ведь верно – виден голубой Стой и синий Сорочий Верх под ним.
Даже находясь в тени под высокими стволами упирающихся в небо елей пребываешь в открытом все же пространстве. Вид в восточном направлении – всевозможные градации от ярко-зеленого до бледно-голубого. Лес, который поближе, накатывает чистой изумрудной волной. Море волнуется – ра, море волнуется – два, море волнуется... Солнце находится за мной, над  ельником, и с верхушек елок лучами распыляет зелень на лежащее чуть пониже буковый амфитеатр. Паутинится отцветающий иван-чай, создавая причудливую геометрию с торчащими и закрученными цветоножками. И дышит упругой свежестью и благородством прохладный мох.
Здесь все обретает прозрачность и легкость. Глажу ладонью мох и так же уверенно могу провести ею и по кудряшкам кроны леса, расположенного у подножья. Моему дерзновению аккомпанирует мажорная птичья трель. Птица до  того голосиста, что к ней прислушивается даже ветер-дерижер . Здесь властвует мечта. Она заполняет собой абсолютно все уголки сознания, приобретая насыщенный бирюзовый цвет.
Но спроси у меня в этот момент, о чем же именно я мечтаю, - сформулировать не смогу. Ограничусь, пожалуй, одним словом – найти.
А найти еще только предстоит. Это случится на обратном пути. Я обязательно расскажу об этой потрясающей находке.

ВОЗВРАЩЕНИЕ КРУГАМИ

Нельзя откладывать в длинный ящик, то, что не должно быть забытым. Это я о фактах. Потому что если сам факт из головы и не выветрится, то подробностям о том, при каких обстоятельствах факт был выявлен, очень даже запросто исчезнуть в лабиринтах памяти. В таком случае факт постепенно превратится в миф.
Жизнь каждого человека под завязку наполнена мифами, в которых все так расплывчато, непонятно, даже неправдоподобно, что подчас в иные реальные факты его биографии верится с трудом. И все из-за того, что отсутствуют детали, восстановить которые бывает очень трудно, а иногда и невозможно.
Это предисловие понадобилось для того, чтобы подготовить тебя к моему возвращению. Откуда? Скорее, к чему и к кому.
...Я стояла под елями, источающими хвойный дух, и дышалось легко, и уходить из этого места не хотелось. Мысленно представляла жизнь на отшибе цивилизации, в бревенчатом домике, пропахшем смолой. Смогла бы? Однозначно. Но жить так не буду. Я ведь существо социальное. Да и чудес, как известно, не бывает: нет того сказочного оленя, который унес бы меня по моему хотению в страну Олению. И как ни грустно все это, пора возвращаться к людям, которые ждут меня на берегу Второго.
Намереваясь обойти амфитеатр по кругу, спускаюсь к подножью еловой авансцены по лесовозной колее, которая на полдороги приобретает вид неиспользуемой, становится еле заметной тропой, поросшей травой и ежевичником. В нижней точке, откуда, судя по моим визуальным ориентирам, следует предпринять новое небольшое восхождение к буковому лесу, то есть – к объекту «второго уровня сложности», нахожу заболоченный участок. Топь весьма приличной глубины, одолеть ее даже в резиновых сапогах не удастся. Выбираю проход к букам вдоль по наклонной поверхности выпуклого полушария лесного цирка. Двигаться несколько сотен метров сразу по двум уровням, когда одна нога находится на двадцать-тридцать сантиметров выше другой, - занятие не из простых. Но я огибаю этот отрезок и оказываюсь на сыром и кишащем мошкарой буковом плато. Осталось еще немного по нему подняться и найти то место, откуда будет удобно спуститься к нашему лагерю.
Душная влага старого леса напоминает повязку компресса, который в детстве накладывали мне на больное горло.
Вдруг тропа, по которой я двигаюсь, упирается в развилку с тремя ответвлениями. Налево? Прямо? Направо?  Уверена: нужное мне направление – прямо. Ведь видно, что именно эта дорога возносится на вершину гребня, с которого мне следовало бы возвращаться ко Второму. Но справа слышно звонкое обильное журчание горного ручья. Более двух часов у меня во рту не было ни глотка влаги, если не считать нескольких ежевичек, сорванных с придорожных кустов. Устремляюсь к ручью, снова и снова подбирая по пути следования «пластиллиновых ёжиков», которые и здесь размножаются с потрясающей воображение густотой. Сумка заполнена, захваченный впрок пакет становится похожим на увесистый бочонок с натужно удлиняющимися тоненькими ручками, врезающимися в ладонь.
Вообще-то, все время носится с жадностью трудно. Лучше бросить ее к чертям, в данном случае, - оленям на подкормку. Но мои «ёжики» обязаны о чем-то поведать людям, которых я оставила на берегу. И, чтобы не чувствовать тяжести, вспоминаю сказку, которую сочинила в детстве, болея ангиной, - о спасенном охотником зайце. Волоку этого неподъемного «зайца» за «уши», потому что он мой главный аргумент в воображаемом диалоге с моей компанией. Теперь-то я точно знаю еще одну вещь: название грибам козырям (подберезовикам) в наших краях придумали вовсе не пастухи, пасущие коз, а люди, для которых козырем становился азарт – найти.
До чего же душиста ручьевая вода, пахнущая клевером и зелеными шишками! Отыскать бы углубление в русле, чтобы целиком погрузить в него горячую голову. Но ручей сбегает по плоской поверхности, и только столпотворение валунов, булыжников и разноцветные горки мелких речных камушков у изгибов ручья подтверждают скрытую стремительную силу этой неказистой горной речушки.
Кроны деревьев на берегах почти смыкаются над водным потоком. Сквозь редкие «окна» в ветвях солнечные лучи выбеливают до ослепляющего сверкания густое, но прозрачное синее полотнище струи. Сумрак, покой и водная фантазия, в которой купается душа.
Топаю потихоньку вверх по руслу – к той линии, которую условно прочертила от недопокоренной мною верхушки горы к ручью. Справа асфальт – единственная дорога с твердым покрытием, проходящая по лесному урочищу. Ниже по течению приглушеные голоса, смех. Вверх мне или, все же, вниз? Вверх – и никаких сомнений. Если пойду вниз, попаду в село или на Первое, а мне нужно попасть ко Второму.
Идти по руслу приятно. Вода освежает. Асфальтированная дорога же по большей части открыта и раскалена под солнцем. Речка живописна. Глаза выхватывают на моей тенистой аллее камни, необычные по расцветке и форме. Они расступаются передо мной в глубоких реверансах. Я всемогущий рокман, камни выделывают изыщные пируеты, завершающиеся обязательным поклоном. Кланяюсь и я. Вернее – наклоняюсь. На средней упитанности валунчике – два «глазка»: круглый и прямоугольный. «Смотрят» вниз по течению выразительной буквой «і». Дырки не сквозные, но достаточно глубоко приникают в толщу монолита.
До сих пор на моих маршрутах подобных заморочек не попадалось. Что это? Если смотреть на камень с противоположной стороны, «і» превращается в восклицательный знак, справа и слева – напоминает точки и тире азбуки Морзе.  Это случайный каприз природы или древний артефакт? Необычным кажется круглое отверстие. Но еще более загадочным – прямоугольное. Что если стою на пороге открытия? Нет, это, конечно, не подводный город у японского острова Шихуан – свидетельство существования цивилизации во времена, о которых нет ни строчки в современных учебниках по истории. Но все же... Может, это языческий алтарь, жертвенник? Или приспособление для добывания огня? Или наковальня доисторического кузнеца? Или более поздняя попытка воспроизведения одной из наиболее употребляемых и в наше время букв? Вряд ли последнее. Зачем древнему скульптору понадобилось так глубоко письмена врезать в камень? Рядом еще один булыжник, на нем «клинопись» выполнена в виде тиснения. И тоже прочитываются буквы – «М», «А», «У», «И», «Ж», «К»... Оттиски могли появиться от сдавливания камня корнями. Тем более, что таких камней – множество. Но как с помощью допотопных инструментов удалось создать почти идеальные по форме объемные отверстия?! Стоп! Что-то уж больно мне хочется, чтобы на обнаруженном мною камне был оттиск человеческого интеллекта и руки.
Взять бы эту загадку с собой. Да уж больно она неподъемна. Застолблю находку – засеку время, которое мне понадобиться, чтобы отсюда дойти до Второго, и позже вернусь для более пристального обследования речного раритета. Может быть, даже смогу его забрать.
Решение принято. Шаг за шагом поднимаюсь к цели. А шаги тем временем утяжеляются, в ногах путаются каменные гирьки, руки оттянуты «ёжиками» почти по самые колени. Приходится отдыхать. На коротких остановках подбираю мелкие камни: дымчатое «голубиное яйцо», розовый восьмигранник в форме зеркально отраженной пирамиды, одна верхушка которой молочно-белая, кусочек известняка, окрашенный по палево-желтоватому фону разводами зеленого и чернильного, плоский «оладышек» цвета слоновой кости с переливающейся поясной полосой зашлифованных водой «по самый корень» кристалов кварца.
Ручей сворачивает резко вправо, под мост. Мне нужно подняться на дорогу и уже по ней пройти оставшееся расстояние до своих.
Поднимаюсь. Кажется, это уже восхождение на пятый уровень сложности. Воображаемая мною линия от вершины горы до моего меняющегося местонахождения, похоже, давно пройдена. Гора осталась позади. Впереди – дорога вгору. Солнце издевательски светит в глаза. Стоп! Который час? Три пополудни. И я двигаюсь на запад? А мне ведь нужно на восток.
Все. Привал. Нет сомнений в том, что я на нужной мне дороге и что смогу вернуться к лагерю. Однако сколько же времени может занять это возвращение, превращающееся в нескончаемое? Не менее получаса. Примерно столько отмеряно мною по руслу.
У дороги знак - дерево с пятью зарубками, последняя (вернее, первая) из которых находится на высоте человека, стоящего в полный рост на плечах другого. Начинаю обратный отсчет.
Замечательная человеческая способность возвращать потерянное время! Благодаря ей можно вернуться к исходной точке в пространстве. Умозрительно черчу на местности маршрут, старт которого пришелся на одиннадцать часов утра. Конечно же, я выписала по горам да около подобие «восьмерки». Или знака бесконечности.
Нет необходимости рассказывать о цветах, ягодах, бабочках, конях, автомобилях и людях, встретившихся мне уже на верном пути. По более точным подсчетам, камень с «і» находится в пяти-десяти минутах ходьбы вверх по руслу ручья от Второго. Я могла его запросто найти, не выписывая головокружительных знаков бесконечности. Но в таком случае не нашла бы «пластиллиновых ёжиков». Не полюбовалась бы Стоем из-под ельника. Не погладила бы курчавую крону старого букового леса. Не прошла бы уже дома начальный курс введения в общую геологию Карпат, который мне подсказал, что черные дырки в камне – вовсе не черные дыры во Вселенной, а всего лишь песчаниковое гнездовье кристаллических призм альбита, вымытых оттуда рекой и перепадом температур.  Не сделала бы личное, почти астрономического масштаба открытие о горизонте событий, разворачивающихся из одной точки. Над «і». И возвращающихся туда же с другой стороны. Не прониклась бы присутствием отпечатка собственной руки и капельки интеллектуального пота на камне, усмиряющем горный ручей с до«і»сторических времен и до самой до Свалявы. Не увидела бы на одном из вдохновенных снимков Второго эффект иризации на воде - отражение трех человеческих фигур в золотом отливающем равностороннем треугольнике.


ГРИБЫ С АРОМАТОМ ЦВЕТОВ
Сегодня Святой вечер. Праздничного настроения не чувствуется. Да, собственно, давно праздники воспринимаю как суррогат отдыха. На рождественские дни мои домашние уехали на Львовщину к бабушке. Поэтому руки у меня развязаны и голова отдыхает. Да ведь даже ноги развязаны! Можно будет предпринять недалекое путешествие. На Чонки? Нет, на Чонки ходила вчера. Вчера там было очень мокро и неуютно. Но так захотелось подышать! Особенную радость мне доставили растущие в январе грибы и среди них какие-то невиданные мной до сих пор экзоты, похожие на снеговиков в юбочках или на каштаны, вышелушивающиеся из колючей кожуры. Впрочем, похожи они и на обыкновенные дождевики, "старички" также выпускают сквозь отверстие в шляпке облачко серых спор – «дымят».
Удивилась еще одной находке - крестообразному переплетению корней березы вокруг корня растущей ели. Изумление вызвал тот факт, что в радиусе ста метров от ёлки не наблюдалось ни одной растущей на поверхности берёзы. Что это? Берёзы уходят в подполье? Можно о подобном думать, если вспомнить, как беспощадно вырубаются местным населением березовые рощи, и предположить, что деревья обладают сознанием. А почему бы и не иметь им интеллект? Мы же так изощренно третируем Природу, что она просто обязана развить и противопоставить засоренным человеческим мозгам разум иного толка.
И, как всегда, в лесу ждали меня «мои» грибы – как раз пригодились к сегодняшнему ужину. В этот раз обнаружились зимние обитальцы, у нас их называют глывами. Есть две разновидности, одна из них растет на деревьях, иногда довольно высоко, и  в наших краях весьма уважительно относятся к грибникам, умеющим их оттуда доставать. Мне же попались два увесистых гриба другой разновидности – растущие на грунте. Ты не поверишь, но эти, невзрачные, серые или с бежево-ржавым оттенком зимние грибы пахнут цветами!

МУЗЫКАЛЬНОЕ НАСТРОЕНИЕ
До чего изменчивая штука настроение! Когда делать, в общем-то, нечего, руки так и чешутся. Рождество выдалось ранним-ранним. Как всегда, кофе еще до умывания. И чтобы не превращать праздник в обыденность, решила послушать музыку в Ютуб. Нашла несколько красивых колядок и поколядовала ими себе же. До чего же хотелось, чтобы утро начиналось по-другому, к примеру, письмом, которого ждешь-не дождешься. Да если бы оно оказалось в моей почте, я точно уж не удержалась бы, даже спящих соседей не пожалела бы, включила бы на всю громкость "Чардаш Монти" и сплясала от радости!
После того, как индюшиная нога запеклась в духовке и можно со спокойной душой ждать своих родных колядников, вернулась к монитору - теперь полтора часа буду роскошествовать под "Щелкунчика".
В поисках колядок на Ютуб обнаружила "Рождественскую песню" нашей Русланы с вкраплениями мелодий именно из "Щелкунчика". Казалось бы, не вяжется. Ан нет, чудесно, очень даже органично. Впрочем, талант Русланы - это нечто особенное, выдающееся. Когда она спела на Евровидении "Дикі танці", я сразу предсказала, что именно она станет победительницей. Была уверена, что такое божье дарование, помноженное на запредельный труд, зрительское жюри не сможет отдать на откуп политическим предпочтениям. Так и случилось.

КОЛЯДКА ДЛЯ ДРУГА
Второй день Рождества. Пора адаптироваться к будням. Хотя по календарю и завтра еще предстоит выходной. Вчера много было телефонных разговоров, к счастью, с людьми, которых люблю и с которыми не часто удается побеседовать.
А вот от колядников в этом году сплошное неудовольствие – приходят колядовать лишь подвыпившие дядьки да цыгане. Завтра, если ничего не изменилось (потому что власть у нас все меняется и все меняет), то, по традиции, в центре города должны выступать сельские бетлегемы. Впрочем, вряд ли там можно будет услышать что-то по-настоящему яркое и самобытное. Сценарии у этих коллективов давно написаны хорошим литературным языком, и от такого преображения страдает искрометный русинский юмор. Кажется, в позапрошлом году немного посмотрела рождественские представления, и они показались мне пресными и скучными. В череде последних лет, пожалуй, самыми оригинальными были ребята-бетлегемы, ходившие с колядками по нашему микрорайону в прошлое Рождество. Но тогда мне не пришло в голову включить либо видеокамеру, либо диктофон. Всего лишь сфотографировала их.
Пока писала эти строчки, пошел снег. Еще не густой, но сухой, настоящий, подкрепленный легким морозцем. Вполне вероятно, что к вечеру смогу пробежаться по снежку.  И – это удивительно! – ко мне в окно стучится соседский сиамский кот, настырно так стучит. Впущу, пожалуй, покормлю. Ясное дело, что он ищет Мыцю. Но Мыци нет, она заболела накануне Нового года, подхватив где-то на наших мусорных свалках стригущий лишай. Мы с дочерью пытались её лечить, но ничего не помогало. Зато в геометрической прогрессии росла угроза заражения этой грибковой болячкой домашних. Можно было бы усыпить несчастную кошку, но на семейном совете решили, что у неё еще, может быть, остался шанс выжить – ведь мы измазали на неё целую баночку противогрибковой мази. Поэтому отвезли ее в лесок, откуда хорошо видно сытное и теплое село.
А, вот в чем дело! Сиамский спасается у меня на окне, его туда друг мой Ричи зачем-то загнал. Псина сейчас сидит на дорожке под снегом и смотрит обиженным глазом на мое окно. Один друг остался, и тот обижается.  А ведь кормила утром – индюшачьей ногой, которую вчера ели вчетвером, с взрослыми детьми, зашедшими в гости, да так и не осилили.


СНЕГ ПОШЕЛ
Снег пошел вчера во второй половине дня. Тихо-тихо сыпался на землю, а вечером уже поскрипывал под ногами прохожих. Нужно было сделать кое-какие покупки. Возвращалась из магазина через двор одной из пятиэтажек. Там ребятня успела вылепить симпатичного снеговичка. По всем законам жанра, даже нос морковкой, а не какой-нибудь замороженной картошкой. Ему и штиблеты приделали, смахивающие на калоши 56 размера, при росте обутого в них – метр с кепкой из последнего, найденного в окрестностях, осеннего листика.
Устроила снеговику фотосессию. И, знаешь, очень правильно сделала, поскольку сегодня снеговик исчез. Не осталось от него и кучки снега, как если бы его случайно развалили гуляющие во всю ночную тьму неприцепные дворняги. Судя по всему, снеговик ушел. Раз в калошах – не пропадет. И вот любопытно: куда же он двинул? Глазами на запад смотрел. И чего он в тамошних дождях не видел?  Была бы я снеговиком, непременно вернулась бы на север.
Сегодня утром исполнила свое намерение – проложила маршрут по снегу в северном направлении. На Чонки, конечно. Куда же еще! Чем выше поднималась, тем основательнее вкушала зиму. На макушке моей горки снежный покров раза в три толще того, что у нашего дома. И странное удовольствие – ощущать, как крошится под ногами наст. Не рискнула, впрочем, пробежаться по нему босиком. Может, и зря. Все чего-то остерегаемся. А в детстве горячий снег под голыми пятками пел частушки.
Ты знаешь, мне кажется, что о снеге нужно писать много и в мельчайших подробностях. Пытаться передать все возможные его оттенки. По-моему, поколение наших правнуков сможет что-то уразуметь о снеге только из оставленных нами заметок. Вот я и попытаюсь составить для них детальное описание моего сегодняшнего снега.
Он похож не на сахар, а на довольно тонкого помола морскую соль. Он почти не вспыхивает искрами даже на солнце, но при этом слепит глаза белейшим бархатом. Но это сверху, а ниже – другой слой, иной снег, запекшийся тонкой корочкой, под которой почти полое пространство, опирающееся на склоненные  к земле сухие стебли трав. Было бы снега больше, он, конечно же, придавил бы своим весом траву, распластал ее. А так получилось подобие пористого настила, в котором путник бредет, то и дело проваливаясь повыше щиколоток. Вытянуть ногу – это значит, сначала выпутать её из переплетения стеблей. Но только в том случае, если сошел с дороги в поле. Я, и правда, то и дело отклонялась от широкой парной колеи, проложенной еще вчера чьим-то джипом-вездеходом. Для меня топать беззаботно по утоптанному – удовольствия мало. Снег – это не протекторная дорога, снег – это целина. Она испытывает, и устоять перед нею невозможно. Пройти снежную целину – почти то же самое, что пройти испытание любовью, от которой некуда деваться.


ТЕЛЕЗВЕЗДА В ПЛАЩЕ-НЕВИДИМКЕ
Сборы на телевидение. Несколько раз приглашали принять участие в одной из программ. Все время отказывалась – ну, не публичный я человек. Да я, вообще, человек-невидимка, и чувствую себя в этой роли превосходно.
Кто-то недавно мне рассказывал, что специалисты-нанотехнологи изобрели все же сказочную ткань, одежда из которой делает человека святым духом. Ну, может, не совсем святым. Потому что есть у нее один недостаток. Ты в этой одежде никого и ничего не видишь, чтобы не спотыкаться впотьмах, нужно в облачении делать прорези для глаз. Мне кажется, зря изобрели, у меня уже есть плащ из такого материала, я его частенько набрасываю на себя, выходя из дома. Плащ – всепогодный. И есть у него достоинство – он, кроме прочего, корректирует настроение и самоощущения того, кто рискнет его надеть. Прорези для глаз в фасоне моего плаща имеются. Так что если мне хочется поглазеть на мир и себя показать, такая возможность предусмотрена – глаза я безбоязненно выношу на всеобщее обозрение. Ну, а встречные-поперечные пусть в мои глаза смотрятся сколько угодно. Кроме отражения себя самих, они там могут увидеть мою радужку. А моя радужка наполнена всякой всячиной, разноцветной и блестящей.
На телевидение поехала в этом плащике. Сначала показалось мне в нем прохладно, немного даже знобило – за окном маршрутки все рассматривала бело-кристаллическую живопись инея вдоль дороги. Иней отдаленно похож на снег, бывает даже красив, но колюч неимоверно. Если образно, то снег – это только-только родившийся ёжик, смахивающий на розовую мышку, а иней – это совершенно взрослый дикобраз с синим лесом острых иголок. Впрочем, в моем плаще и дикобразы не опасны, краем своей спецодежонки укрощаю агрессивного дикобраза до состояния приглаженности. Теперь он у меня смотрится почти домашним зверьком – если не под голову вместо подушки, то хоть у стенки как декоративное украшение интерьера.
В городе с телецентром нет снега. Это немного прискорбно. Впрочем, инея там тоже не оказалось, и это привнесло в атмосферу моей плащ-палатки некое умиротворение. Я невидимо фланировала по проспекту до телецентра, и моя радужка была невостребованной в калейдоскопе лиц и силуэтов, сливающихся в фон, отдающий сероватым мерцанием пасмурного дня. Мою разноцветность, кажется, заметила лишь черная ворона, встретившая меня на городской автобусной остановке у выхода из вокзала. Ты и представить не можешь, как я ей обрадовалась! Надо же, настоящая черная ворона! Да я таких уже несколько лет не видела! В основном попадаются серые, этих на каждом шагу полно, и они для меня давно стали указателем того, что вокруг полно мусора, который следовало бы обойти – так полезнее для здоровья.
Черная ворона сидела на ограде у остановки и, наверное, ждала попутный транспорт, потому что деловито заглядывала в окошко приостановившегося «жигуленка». Видимо, легковичок показался ей ненадежным, она последовала моему примеру – сначала бодро зашагала по разноцветной плитке тротуара, а потом и вовсе полетела впереди меня, время от времени присаживаясь на ветки райских яблонь, поджидая меня там ровно столько, чтобы я успела наверстать расстояние, которое она успела преодолеть.
Так я и дошла до телецентра, не глядя под ноги, но прыгая с ветки на ветку, поклевывая на ходу райские яблочки, изучая уютные балкончики, завешанные посленовогодней стиркой, да укромные местечка со слуховыми окнами, дышащими теплом и вкусностями под ветшающими, но все еще надежными крышами.


ПТИЧЬИ СЛЕДЫ
Вот и еще один праздник удалось пережить без особых потерь. А потери во время праздников почти неизбежны. Однажды в день св. Марии я чуть было не потеряла ногу в гостях. А в давний-давний Новый год у меня с головы безвозвратно пропал парик с рыжей шевелюрой. Очень жаль до сих пор – прикольная была нахлобучка. Ею уши можно было греть даже в тридцатиградусный мороз. В последние годы самой ощутимой праздничной потерей для меня бывает потеря аппетита. Но после появляется очень личностное приобретение – жадность к белым листам, которые обязательно должны быть исписаны к следующему празднику.
И ведь понимаю, что безнадежное это дело – строчить о своих впечатлениях, воодушевляясь туманной перспективой того, что, может быть, они попадут в историю. Подобные дневники – то же, что и птичьи следы на свежем снегу. Снег растает, и следов не останется.
Нет, с историей наперегонки играть не будем. Дневники для тебя – это моя попытка догнать лишь тебя, никак не историю. Спросишь, зачем? Чтобы положить руку на твое плечо и чтобы от этого короткого неожиданного для тебя прикосновения ты повернулся ко мне с выражением непроизвольного, нечаянного удивления на лице.
Сегодня я снова опоздала. Пока пекла на кухне пироги для сына, твоя пирога уплыла. Когда я парилась у духовки, ты сообщил, что уезжаешь. Открыла письмо, и указатель времени в почтовом ящике обнадежил: послание пришло, исходя из сервисного хронометража, всего лишь три минуты назад, до твоего ухода из дома оставалось целых семнадцать минут. Я мгновенно застрочила ответ . Коротко.  Кликнуть. Успеть. Есть! Часовой индикатор выдал новое время – отправки моего исходящего с пожеланием тебе доброго пути. Оказалось, опоздала ровно на час и три минуты. Это я к тому, что со своими пирожками я вечно опаздываю. С некоторым опозданием вырабатывается  у меня и привычка отпускать тебя в твои бесконечные путешествия и вояжи. И пока ты не вернешься, тысячу раз буду укорять себя за то, что не поспела к твоему отъезду со своими пирожками.
Самое больное место – успеть. Успеть, во что бы то ни стало! Вчера, когда еще вволю могла пообщаться с тобой, проигнорировала этот святочный дар, предпочла лезть опять на свою гору. И все – из-за страстного, до болезненной пульсации в большом пальце правой ноги, желания снять на «цифру» настоящий снегопад, показать эти фото тебе, чтобы появился очередной повод  воображать о твоем присутствии в моем снегопаде. Сфотографировать метель я успела. Но обрабатывать и отсылать альбом после изнурительной борьбы со стихией уже не было сил. Сегодня отправила ссылку. Но ты по ссылкам не ходишь – время декабристское истекло. В середине января самое то – думать о марте, тем более на Мартинике.  Думай, конечно.
Который год пытаюсь угадать, когда у тебя день рождения. Интуиция все это время подсказывала мне, что ты - мой собрат Лев. Но интуицию задвинул в угол Гугл, несколько дней тому назад выдав мне ссылку на профиль с твоим именем и мартовской датой рождения. Рыбы меня не разочаровывают, разочарование может наступить лишь там, где слишком много слов. Твой же профиль немногословен – имя и дата. Представляю твое удивление, когда откроешь в почте мое мартовское поздравление: откуда, мол, узнала?! Кто ищет, тот находит. Иногда - неверный ответ. Гораздо реже – правильный. Тут с датами и временными отрезками путаешься, а как не заплутать в поисках верного ответа на вопрос, который и не был озвучен? Но я упорно его ищу в знаках, символах, шифрах, в недосказанном и несказанном, в том, что витает в таких тонких и неосязаемых сферах.  Мои поиски становятся все более и более похожими на поиски предмета, оставившего в доисторические времена правильное прямоугольное отверстие в толще камня. Помнишь ведь? Кажется, я ищу магический кристалл. Предчувствуя, что найду его у тебя.
Успеть бы к твоему дню рождения.

СОБАЧИЙ ДЕНЬ
Вчера у меня был совершенно собачий день. Предупреждаю: если тебе собаки не по нраву, то это твои проблемы. Меня же лающие, тявкающие, скулящие, гавкающие, брешущие и кусающие существа вовсе не раздражают. Разве только дохлые, особенно, если на меня их вешают. Я – типичная собака. Особенно выразительно это сходство проявляется, если мне приходится долго сидеть на цепи, в будке, если на меня набрасывается свора блох, а лапой за ухом почесать у меня не получается; если вкусной похлебкой давно не угощали, а вместо нее  громыхает на хозяйстве давно вылизанная алюминиевая миска; если соседские коты пережидают крещенские морозы, медленно поджариваясь на батареях отопления, и некому ухо откусить за поползновение на мою алюминиевую миску; если даже общипанные курицы – и те надо мной потешаются, мол, псина ты неугомонная, а толку? – даже яичницы с тебя не допросишься. Петухи – те, вообще, выкобениваются, так и норовят заклевать мой замерзший до мозга хрящей хвост в прошлогодних репьяхах.
И я сорвалась с цепи и пошла по следу. След обязательно куда-нибудь приведет. След – это какая-никакая дорога. Так что если не в Рим, то на Мартинику, если не на Мартинику, то хотя бы в подходящий сугроб, где можно всласть выкупаться, оставив в нем зимовать ерепенистых хвостовых ежиков.
Утром бужу мужа: «Хочу посмотреть, чем ты в лесу занимаешься. Давай обещанное – возьми меня сегодня на свой обход. Чонки мне уже порядком поднадоели, дрейфую по них, как белый медведь на тающей льдине, только собаки там за мной бегают да облаивают почем зря. Словом, однообразие замучило». Сглянулся, одевайся, говорит, поедем разнообразить твою жизнь.
Обходов – два. Один начинается в Бразилии и ведет к Синим Потокам по урочищу, называемому Долинками. Другой – рядом с природным заказником Вовчий. Куда там твоей экзотической Мартинике до нашей Бразилии под Синими Потоками с Вовчим!
Нет, я, конечно, тебя понимаю. Мартиника тебе нужна, чтобы окунуться в иной мир и родиться оттуда Гогеном. Адаптироваться на Мартинике – дело, в общем-то, полезное, если позже ты решишь нырнуть поглубже на Таити. Но иных миров много, есть и такие, которые находятся поближе Мартиники, добираться к ним дешевле и рождаться в них безопаснее. Я такой и выбрала.
Моего мужа Бразилия встречает почти ежедневно. Меня же – в третий раз. Два предыдущих моих заезда сюда были связаны с визитами к местному художнику, хибарка которого расположена на берегу реки Латорицы. Бразилианский художник – не чета тебе. На кой ляд ему поиски тонких материй на Мартинике и профессиональные прорывы в звездные галактики Творца! Он чужих коров, которых хозяева натравливают на его образцово-показательный огород, разрисовывает им на память. И ходят в Бразилиии коровы з розовыми и изумрудными боками, на которых контрастными ядовитых оттенков красками наш художник пишет хозяевам индивидуальные внушения, вроде таких: «Зробив дядя, на себе глядя», «Хоч ялова, та телись», «Пішли наші в толоку!», «Як не вертись, корово, а хвіст ззаду», «Любила смородину – люби й оскомину». Если попадается корова особо терпеливая, её хозяин может рассчитывать на шедевр с изображением то козака с таранью вместо оселедця, то моряка в бескозырке и с пионерским галстуком на шее, то повитрули верхом на граблях. А еще бразилианский художник с гарбузами управляется, которые выращивает на берегу Латорицы. У него дом, двор, огород и прилегающий к приусадебному участку берег реки завалены огромными живописными тыквами. Вымахали на компостных кучах. Наш бразилианец вот уже лет двадцать на собственном примере пропагандирует хорошо забытые традиции культурного земледелия, гарантирующие потребителям экологически чистый продукт. Сизифова работа, надо заметить. А между тем, продукт под названием «На тобі, серденько, гарбуза» спросом не пользуется. Поэтому приходится нашему художнику еще и малярничать, и рамы для картин коллег строгать. За рамами я к нему и приезжала два раза.
О рамках я вспомнила и в третий приезд. Бразилии явно не хватает достойного обрамления. Какие пейзажи тут открываются! И именно здесь находится скрытый от праздных любопытствующих лаз в те самые иные миры, откуда так хочется снова и снова на весь белый свет появляться.
Но о белом свете – в следующий раз.

УЧАСТИЕ В МАРАФОНСКОМ ЗАБЕГЕ
Про белый свет? Повременю, пожалуй. Сначала про то, как засветился зеленый.
Так вот. В одной из социальных сетей дан старт марафонскому забегу с участием украинских литераторов. Самые быстрые, самые выносливые имеют возможность примарафониться к своему гипотетическому издателю, который, согласно задумке организаторов этого забега, наденет на голову победителя лавровый венок славы и начнет его издавать тиражами, исчисляющимися как минимум пятизначными числами.
Я тоже записалась в марафонцы. Передвигаюсь трусцой по обочине и изучаю расклад писательских беговых сил. В первый же день после регистрации персонального профиля в этой группе в мою почту пришло едва ли не двадцать уведомлений о том, что стартовый пистолет пальнул и на марафонскую трассу уже вышло обозначенное количество участников. Всего же в писательском марафоне задействовано более двухсот человеко-единиц. Пока сложно предоставить статистику о зрителях и всех судьях забега, потому что не все заявили о выбранном для себя статусе в этом марафоне, некоторые предпочитают оставаться в густой тени у подножья самого Олимпа.
Словом, бегу понемногу, экономлю силы для второго дыхания.
Вперед вырвался бегун под номером 9. Я осталась, понятное дело, далеко позади, но и ко мне долетает его запыхавшееся и прерывающееся  «хо-к-к-у, х-хо-к-ку…». Ну, как будто: «Хочу, хочу, но уже не могу. Да и леший поймет, хо-к-ку ли…» Юморной фрукт, экзотический.
Интересно наблюдать за стайкой еще неоперившихся писарчуков, шумных и дружных, которые бегут, держась за руки. Номера у них – от 50 и дальше. Присмотрелась: да у каждого – ещё и по ахиллесовой пятке. Так и сверкают! Пишущие сказки, да всё децкие, по-другому говоря. Чудаки! И попробуй докричаться до них, что катятся они колобками, не имея ни малейшего понятия, из чего и с какой целью сделаны. И что прежде чем бежать, надобно сначала все о лисьих повадках хотя бы в Википедии прочитать. А по большому счету, узнать об отличиях ангела от Врангеля и Врунгеля.
Бегут, хоть и разрозненно, литераторы украинских мегаполисов с яркими номерными нашлёпками на груди. Но несть им числа. Узнаю по шароварам, вышиванкам и венкам на головах. В шароварах путаются, вышиванки китайских размеров, венки кособочатся. Вообще-то, больше похожи на ночных бабочек и мотыльков с потрепанными крыльями. Немного жаль их, не добегут. Галушек мало в детстве ели.
Один бегунок мне понравился. Пока ты на Мартинике, буду возле него держаться. Приятно смотреть, как он непринужденно, вприпрыжку идет по дистанции и поет о некоем Мартине, и, выводя собственные рулады, не гнушается имитировать птичьи трели. Прислушалась: да ведь это соло чайки для фортепиано с симфоническим оркестром о нечаянном то ли пока порыве, то ли уже прорыве – пролететь низко, на бреющем полете, коснувшись волны хотя бы кончиком крыла. А ей Богу, молодец! Пока волна укрепится и наберет разгон, он научится держаться на ней и – можешь мне верить – взлетит верхом прямехонько на Олимп. Если я удержусь рядом, может, он и моим переводчиком-перевозчиком подрядится.
Ну, а о белом свете – завтра. Пока его спектрограмма созреет, я, может быть, отдышусь.


ОЗАБОЧЕННОСТЬ БЕЛКАМИ
Векша – древнерусское название белки, региональное псковское – мысь. Поскольку я пишу роман о белках, появившихся в них и по твоей милости, узнать мне о них желательно как можно больше. Оказывается, векша – это еще и сорока в одном из русских говоров. К сорокам вернусь позже.
У любимого мною Аксакова не нашла о белках почти ничего, у Пришвина – небольшую миниатюру, которая мало что прояснила для меня о беличьем племени.
В детстве с белками я была как бы поближе знакома, их много жило в еловом лесу, который примыкал к нашему санаторному дому. Позже белки мне встречались все чаще ручные да подневольные, крутящие колеса на потеху детворе во всяческих «живых» уголках и зверинцах. А на Чонках белок не видела, и уж было решила, что их там нет вовсе. Но в один из летних дней белку я там обнаружила. Вернее – сначала она заметила меня и из-под корня дерева взобралась на одну из веток посредине ствола высокого дубка. И уже оттуда внимательно рассматривала меня глазами-бусинами. Чутко подрагивал за ее спиной кончик хвоста-опахала.
У русинов распространена фамилия Лоскорих, и мне казалось, что в переводе на русский этим словом у нас называют именно белку. Но муж уточнил: нет, не белку, а бурундука. Впрочем, бурундук тоже близкий родич белки, из отряда грызунов, но не такой сноровистый и более приземленный.
Первую встреченную мной на Чонках белку я попыталась снять на видео. Зверек сидел высоко, функция видеосъемки мной еще не была  уверенно освоена, и кадры получились размытыми. Просматривая их дома на мониторе компьютера, серой белки в отсветах солнца на зеленой листве не нашла. Будто и не было её вообще – так, пригрезилась, словно лесной августовский мираж или бельки в зеленом прибое, на мгновение приобретшие контуры чего-то знакомого, ранее мною виденного.
Я даже никому не рассказывала о зверюшке, чтобы мне не приписали нездоровой склонности ко всяческим «белкам». Но не расстроиласьиз-за пропажи, ведь хорошо запомнила дерево, облюбованное прыткой мысью.
Предзимье разредило кроны, сделало лес прозрачным. Поздней осенью я снова наведалась на беличий полигон. Белкование мое однако увенчалось лишь находкой избёнки, в которой векша решила зимовать. Жилище ее увидела среди ажурного плетения ветвей. Раньше мне казалось, что белки должны жить исключительно в дуплах, может быть, лишь слегка обозначенных на поверхности ствола ободком из разросшегося камбия. Но белкин дом оказался несколько иным. Он находился на высоте около десяти метров от земли. Вход в него был приспособлен у крепкой и относительно короткой ветки. Отверстие дупла не просматривалось из-за множества мелких веточек, торчащих из него наружу. Если бы не этот странный торчащий пучок, немного похожий на березовый веник или на сегмент птичьего гнезда, топорщащийся перпендикулярно к стволу, если бы не мое знание о том, что именно здесь должен находиться белкин дом, никогда бы не нашла это убежище, ни при каких обстоятельствах не обратила бы на него внимание, так надежно оно было забаррикадировано и замаскировано.
Мой взгляд, цепляясь за ветви и верхушки деревьев, устремился в синеющую перспективу ясного неба. Чуть повыше, метрах в пятидесяти от этого дерева нашлось еще одно с таким же беличьим домом.
Но, может, всего лишь мое воображение, подогретое желанием увидеть здесь белку, строит для меня эти странные избушки на деревьях? Может быть, беличьи дома совсем не так выглядят?
В Интернете нахожу столько всего о белках, что этого хватило бы на написание настоящего романа о беличьей цивилизации – по примеру «Муравьев» Бернарда Вербера. В том числе, и об архитектурных пристрастиях белок. Дома они преимущественно строят в форме шаров, полусфер, округливают углы, словом. Иногда занимают гнезда птиц, прежде подкрепившись кладкой яиц или даже вылупившимися птенцами певческих видов. Нет, никак белок нельзя назвать постящимися орехоедами и грибниками. Оказывается, белки успешно питаются и насекомыми, и даже ящерицами. Так стоит ли переживать из-за кажущегося мне уменьшения их популяции?!
Тебе наверное смешно: с чего это я так озаботилась белками. Мне самой любопытно было бы понять, зачем я всю осень старательно собирала орехи, методично подсчитывая их количество – хватит ли. Ореховая лихорадка, которой у меня не наблюдалось никогда раньше, должна же что-то означать.  Кстати говоря, клондайк из грецких орехов закончился для меня лишь позавчера – нашла три самых стойких орешка, вмерзших в снежный наст. Отковыряла. И сверкнуло в глаза белым светом. То есть беличьим. Отнесу, пожалуй, белкам, как и те, которые припасла раньше. Мерзнут ведь. А в мороз голодать нельзя. Белкам для сугрева души и хвоста нужно полноценное белковое питание.

МЕДИТАЦИЯ СО СВЕЧОЙ
«Лентикулярные облака появляются в атмосфере, когда сильны горизонтальные воздушные потоки. Такие облака повторяют линию гор, рельеф местности». Это вчера в Интернете прочитала. И фотография к информации была приложена – над пиком горы еще одна гора, из облаков, похожа, впрочем, и на огромную летающую тарелку. Надеюсь, ты еще помнишь о моей версии «дыхания гор».
Сегодня наконец-то решила помедитировать на свечу, повторить опыт брата. Ты, вероятно, догадываешся, что по-настоящему, как книжка пишет, медитировать я не умею. Зато наловчилась книжки писать. Вот пишу и медитирую, а свеча сама по себе горит. Все сошлось. Проснулась ровно за минуту до того, как выключили свет в микрорайоне. Недовольно мурлыкнул телефон, оставленный на подзарядке. Глухая ночь, но спать совершенно не хочется. Кажется, я обпилась облепиховым соком. Он оказался таким тонизирующим средством, что мне теперь не нужна даже подзарядка кофе. В общем, свеча горит. Свеча не простая. С нею я сидела в ту самую ночь… Так что это самая подходящая для медитации свеча.
Загадываю: если из парафина образуется во время горения хотя бы подобие елочной ветки, значит Ёлка состоится. Если же парафин расплавится в лужицу, а электричество до тех пор в доме не появится, значит и Ёлка в луже окажется. Вот, блин, как же не хочется попадать в мочилово!
Так, медитирую, медитирую… Может, с медом помедитировать? Съем, пожалуй, ложку того, который у меня с лимоном и чесноком, эликсиром молодости называется. Впрочем, не помешает и кофе приготовить. Кто знает, сколько еще сидеть у свечи, а до рассвета неблизко.
Пока запаривался кофе, медитация закончилась – да здравствует свет!
Что же у нас получилось?
С одной стороны - нормальная такая еловая лапа, а с другой – не поверишь! – зеленый страус. Причем, нетипичный. Голову не в песок сует, а гордо держит под самым фитилем, к свету тянется, лапы устойчиво уперлись в подсвечник. Есть и небольшая лужица. Рядом застыло земноводное. Будем считать, что это не жаба, а лягушка-путешественница и лужица – это питательная среда для нее, которая служит одновременно и пространством для путешествий. И вот еще одно наблюдение: фитиль принял форму хвостика то ли спелого арбуза, то ли тыквы. Ну, то есть, арбуз как бы съеден, осталась лишь подсушенная плодоножка.
Ну, и последняя новость из моего медвежьего угла. Вчера ходила к нотариусу. Он огласил завещание одного моего шапочного знакомого, который полгода тому неожиданно скончался. Представь, этот человек оказался исчезнувшим автором нашего сайта – Пятницким. А в реальной  жизни был владельцем обувного магазина и не менее выдающейся фамилии – Царь.
Поскольку у человека не оказалось прямых наследников из числа родственников, он завещал свою квартиру соседям – молодой паре, ютившейся с родителями и младшим братом в однокомнатной хрущовке. А магазин – мне. Ума не приложу, что делать с сапогами, туфлями, кроссовками и тапочками 45-го размера.
Помещение сдам в аренду одному из своих «трубачей» - Игорьку. Он сумел поднатужиться и за два года штампования именных кружек с портретами местных юбиляров собрал денег на ризограф, широкоформатный фотопринтер, еще какую-то полиграфическую технику. Как раз собирался запускать её в подвале жилой пятиэтажки. В общем, вытаскиваю его из подполья, пусть открывает предприятие мини-полиграфии. Первый заказ у него уже имеется – полное собрание сочинений Царя-Пятницкого.


БОРЬБА С ЗАСТОЕМ
Никуда, конечно, я не уехала. Сижу дома. Что-то с самочувствием не совсем хорошо, устаю от физических нагрузок. Пришлось из-за постоянно тревожащих болей в легких идти на рентгеноскопию. Страшного, как мне сказали медики, нет, но некоторые неприятности все же имеются - застойные явления в легких и расширенное сердце. Впрочем, это для меня не новости - с застойными явлениями веду борьбу уже года три подряд:)
И в "Белках" застой. Нет, что-то, конечно, я пишу, почти каждый день, но без того подъема, с которым работала раньше. И не вижу пока отчетливо, что же у меня должно получиться. Кажется, нужна крохотная деталь, от которой весь романный механизм заведется. Но что это за деталь и куда ее "присобачить" - конструктору никто не желает подсказывать:) Придется самой изобретать.
Пытаюсь рисовать с натуры. Ну, не совсем с натуры, - на натуре сейчас долго не высидишь,-  а глядя на снимки. Кажется, что-то получается. Не стараюсь в точности передать пейзажи - до листика или травинки, меняю их, добавляя, например, дерево на скале или болтающийся в море буй. Использую фильтры в Фотошопе, с помощью которых можно художественно деформировать мои корявые штрихи и изменять перспективу.
Не обижайся, пожалуйста, на меня за то, что я закрыла страницу на литпортале. Это, правда, все от усталости.  Да и пребывание там не добавляет мне ни чувства уверенности в себе, ни чувства причастности к тебе. Корю себя за навязчивость, за дурацкую привязанность. Думалось, мое ребячество не будет вызывать у тебя отторжения. 


О ПЛАВАЮЩИХ ПСИНАХ
Мусорник у нас в микрорайоне коммунальники убирают по вторникам и четвергам. Вчера была среда и метель с самого утра, которая до позднего вечера не прекращалась ни на минуту.
После обеда - прогулка в магазин. Захватила фотоаппарат, чтобы запечатлеть  снегопад. Но получилось у меня видео смехопада. В этом обрушившемся на землю снеге люди еще кое-как ориентировались, поскольку рост им позволял возвышаться над сугробами. А вот друзьям нашим меньшим пришлось снег преодолевать вплавь.
Я наблюдала за двумя собаками, которых явно обескуражила эта прорва снега. По снежной целине они плыли, словно в океане, загребая лапами снег и пытаясь добраться до твердой суши. Торчали только головы с ушами.  Удивило то, что выбравшись на дорогу, они почему-то не побежали в том же направлении по колее, оставленной протекторами невесть как пробравшейся к нам машины, а нырнули снова в заносы у соседских гаражей, обогнули их, выписав пируэт вокруг небольшого пятачка на местности, и потрусили обратно.
И только сегодня я поняла причину странных виражей плавающих собачек.
Все дело в том, что собаки назубок выучили график работы коммунальной службы, попросту говоря мусорщиков. И приметили, что жильцы микрорайона избавляются от бытовых отходов уже накануне вечером – выносят пакеты на «законную» свалку. А в пакетах – куриные и рыбные кости случаются. Вот за объедками собаки и «приплыли». Но собачьей радости не оказалось на виду, да если и была таковая, то снегом её присыпало основательно. Не веря своим глазам, шарики сиганули за гаражи: вдруг их кормушку перенесли или передвинули? Но помойка блистала стерильной чистотой. Впервые за двадцать лет.
Так что не спрашивай меня, зачем я снимала шелудивых псов. Как же было не запечатлеть событие целого двадцатилетия в масштабах нашего города! От этой невероятной чистоты у наших шариков пробудилась генетическая память и они шарахнулись от нее обратно – в обшарпанную голодную конуру на территории промышленной зоны, откуда они сторожат горы опилок и штабеля досок. Конечно, какому псу приятно вспоминать о хирургическом столе профессора Преображенского. Не ровен час, опять кому-то вздумается из шариков производить шариковых. А шарики в шариковы не желают.
Сегодня должна была приехать мусоросборочная машина. Но ее нет до сих пор. И наш микрорайон снова , как и прежде, преобразился в клондайк для шариков. А я иду мимо этих россыпей, которые собакам на потеху, и думаю: нет, не пойду я к начальству коммунальной службы с жалобой. Какой смысл заставлять его вспоминать школьную программу, читать что-то, писать резолюции на моей бумаге шариковой ручкой, ежели оно там шариковым родилось, шариковым его оттуда и вынесут.  И даже мое преображение в профессора Преображенского, случись таковое, не поможет ему увидеть в нашей помойке клондайк, на котором нужно работать и работать, не покладая лап, чтобы доплыть к берегам священным Нила. Потому как у шариковых, подобно нашим барбосам, остались только лапы загребущие да гипофизы законсервированные. И, как пить дать, увидя меня, убежит наше шариковое начальство за гаражи. Мне об этом наперед известно, поскольку знакома с професором Преображенским.
Ех, насмотрелась я всяких страшных дел за свою жизнь, но никогда еще не видела собак, испугавшихся снега.

ВРЕМЯ ПИСАТЬ ПИСЬМА
Рисую картинки с сюжетами, которые должны,по моему замыслу, ускорить твой приезд. Сегодня ночью рисовала луну. Она была очень яркой. Как и тени, падающие от деревьев на снег,  - тонкие и отчетливые. Тени казались более реальными, нежели сами деревья, которые растворялись в лунном свете до голубовато-прозрачного марева.
Под луной ощущаешь усталость. Пространство, наполненное снегом, слепит и утомляет до звездочек в глазах. Конца не видно. Да никто его никогда и не увидит, как не видел собственного начала. Но все мы периодически видим чужие начала и чужие финалы. И волей-неволей приходится верить, что та же участь уготована и нам. Приходится верить этой периодике.
В результате моих ночных наблюдений, на картинке получилось две луны. Одна – моя, другая – твоя, деревья и тени – общие. Смотрят друг на друга наши луны кислыми лимонными дольками.  Но если бы их развернуть на плоскости листа вовне, они все равно смотрели бы друг на друга. Но с обратной стороны листа. Если сложить оборот краями внутрь. И любопытно, что в таком случае мы закрыли бы собой и деревья и тени.  Или они переместились бы на обратные стороны лун. Пожалуй, пусть все остается по-прежнему.
Что там у тебя на Таити? Я могла бы, конечно, представить твою жизнь, полистав странички в Ютуб. Но что-то мне подсказывает, что Таити в интернете, и Таити в твоей жизни – это всего лишь омонимы с различными смыслами.
А я тут все ботинкам из обувного наследия не найду применения. Наверное, устрою распродажу, а на вырученные деньги можно будет учредить премию имени Пятницкого. Господи, какая чепуха! Пишу эти небылицы, зная, что ты ни одному слову не веришь. Лишь бы поболтать, хоть о чем-нибудь, хоть о старой истертой подошве, которая жизнь исходила вдоль и впоперек, а мира так и не увидела, поскольку всегда была повернута рабочей поверхностью, так сказать, к лицу земли.
Мне кажется, я похожа на такую же подметку. Лишь в редкие часы профилактической промывки да просушки бываю повернута вовне. Но даже в таких исключительных случаях приходится только статично глазеть на происходящее вокруг, прислонившись к поддерживающей опоре. Причем у этого «вокруг» весьма скромный диаметр.
Кстати говоря, сегодня дата, симметричная предполагаемому «концу света»,  – если читать её с конца, то она соответствует настоящей.  Все как бы сошлось в одной точке. Значит ли это, что вот он – момент жизни, момент рождения, момент начала начал? Для кого-то, наверное, да. Для меня – всего лишь новый повод для обнаружения в своей голове мыслей, уже давно кем-то думанных-передуманных.
Снова взгляд случайно коснулся цифр времени на мониторе – 12.02. Полдень. Ни начало, ни конец.  Так что же? А просто – время писать письма.


ПЛЮСЫ ПОЛИСЕМИИ
Не поверишь, и я не верю, но зима закончилась.  И я живу почти в плюсах. А ты на полюсе. Предположительно в полисе, но без полиса о страховке рисков для жизни в мегаполисе. Это, конечно, минус. Мы общаемся с тобой с помощью полисемии, когда каждое слово прочитываем по нескольку раз, чтобы убедиться в том, что все мыслимые и немыслимые смыслы в него вложены. И оттого-то наше общение так немногословно.
Но меня опять почему-то тянет поговорить о ботинках. Может, потому что спустя несколько дней грядет сезон переобувания.  Ботинки у меня имеются, очень даже еще ничего, хоть и подошва у них трехгодичной давности. Сегодня упрятала в шкаф походный кожух – до следующих минусов в метеосводке. Ты можешь даже не отвечать мне, и без того знаю, что тема о ботинках, едва только начавшись, у меня переходит в подтему о худых ботах, а у тебя – об инках и конкистадорах. И греет меня такое знание – даже кожух на полюсе так бы не согрел, очутись я там.
 Еще придется подержать в рационе подсохшие лимонные корочки с целью профилактики весеннего авитаминоза, но не минует и месяца, как можно будет перейти на щавель. А на Чонках появится заячья капуста, которую косяки косых будут подносить мне букетами в ушах. И все, на ближайшие полгода забываем о лимонных дольках и радуемся всему, что растет, цветет, пахнет и наполняет легкие не пылевыми клещами из ветхих диванов, а во всех отношениях полезными фитонцидами и прочими антиоксидантами. Буду дышать ими впрок, чтобы дождаться тебя, не впустив ни одного свободного радикала в свои дыхательные пути. Ведь дышу-то я для тебя. Да ведь для тебя я готова даже на большее. Мир спасать буду. Спасу красотой. Вот возьму и похудею на сто восемь килограммов, выйду на подиум в шпильках и холщевом платье с накидкой-болеро из страусиных перьев. Именно из страусиных. Зря, что ли, подсвечного, почти что подвенечного, страуса намедитировала. Перья имеются, надобно их использовать. Подойду к микрофону, небрежно отодвину от него штатного ведущего, отпустив по его адресу дежурную шпильку, а может быть, и обе – чего мелочиться, - и спою шлягер под названием «Посконная правда». О пользе для тела конопляного текстиля, дела и холста, о красе обличия, отмеченного повышенной конопатостью, о добре, гребущем на всех летних парах огородницкими лопатами, о взятии Бастилии под гимн басом «Тили-тили тесто – это очень престо, если босиком». Буду стильной конопатой конотопской ведьмой, законопачу ветошью все прорехи нашего незадавшегося полисемичного общения в сети, пройду все тесты, попаду на подиуме в топ-десятку. Десять пишем, один – в уме, поди-ко, сокол ясный, ко мне. Приготовлю вареники.  Потому что охота. Эх, как охота! Пуще неволи.  Прав Аксаков. К маю жизнь свою поставлю на кон. И на конвеер тоже. Чтобы не запариться насовсем, сделаю себе веер.  Нарисую на нем картинку с аленьким цветочком. Как у подруги моей, помнишь, Вертинской? И вот, навскидку: не отвертишься, ведь мой ты будешь. Нет, слитно: ведьмой. В чем и подписываюсь на полисе. А Таити…  Н-да, патовая ситуация… Кажется, тебя оттуда придется выковыривать лопатой.  Возвращайся, наконец, с Таити. Или без. На моих Чонках лучше. И не тяни кота за хвост. Он орать будет матом. А нужно – махом. Время близится. Время идти огородами, метро, полисами, метрополиями, полями, городами да весями, чтобы навщевить – навестить, значит – друг друга. Это я тебе не невесть что говорю, и даже не невеста и не Маха. Так вот. И жду от тебя вести, туточки і зараз, Заратустра ты мой, заработанный весь без Авесты.

ОПРЕДЕЛИТЬСЯ С МАРШРУТОМ
Эх, красота! Сегодня первый по-настоящему весенний денек. Солнце уверенно выкатилось белым-белым шаром в синее-синее небо и смешливо щелкало семечки, ловко выхватывая их карманов пробегающей с юга на север облачной мелюзги.
Несколько снежных кучек, вчера еще внушительно загромождавших двор, исчезли точно так же, как исчезает подсолнечная шелуха в тех местах, где ею традиционно плюются, смачно втаптывая в грунт.
Окружность двора похожа на блин, на глазах подсыхающий на разжаренной сковородке. Синицы устроили шумную радостную толкучку на грядке с озимым посевом моркови, торгуют будущим урожаем. В небе галдит оживленное воронье, планируя стаей в сторону городской мусорной свалки, открывшей для них свои неиссякаемые закрома.
Да, грязи вокруг еще много. После сезона двухмесячной слепящей снежной белизны  глазам сложно привыкать к виду замызганных кульков и смятых пакетов, валяющихся где-попало , хочется взять в руки брандспойт и пойти поливать улицы одной мощной струей, дабы вокруг снова заблистало чистотой и чтобы можно было увидеть, как каждая травинка буравит коричневую землю, высовывая поначалу изумрудный наконечник, который от часа к часу становится все больше похожим на маленький зеленый меч. Когда этих орудий жизни пробьется из недр побольше, на буром и сером фоне появляются ликующие радостные островки, знаменующие начало образования зеленого материка, которым правит её Величество Весна.
Мартиника и Таити странным образом соединяются теперь в один архипелаг, на котором мы с тобой живем хоть и вместе, но поодиночке, готовясь к тому, чтобы прибыть на Большую Землю Весны. Нет уверенности в том, что на материке мы обязательно встретимся, но греет душу мысль, что под ногами у тебя и у меня будет все же одна платформа – устойчивая, долговременная, надежная. К этой платформе по расписанию прибывают поезда. А к лету ходят и добавочные рейсы. И теперь я знаю, что нет никакой сложности в том, чтобы попасть в один из дополнительных  вагонов, следующих в нужном тебе направлении. Нужно просто придти на вокзал и купить билет. Осталось всего ничего – определиться с маршрутом. Впрочем, он известен. Вперед.


Рецензии
Мне очень понравилось.На днях был в Закарпатье,у моих друзей завелась белочка(черный хвост и ушки,а тушка-тёмно серая).Сосед сказал,что это ласкорих,но это точно белка,бурундуков я видел на Дальнем Востоке очень много.

Перчик   12.01.2014 22:56     Заявить о нарушении
Спасибо. Мне тоже понравилось. Если на Закарпатье еще едут в гости, значит, и лоскорихи будут с орехами:)

Ирина Мадрига   13.01.2014 08:31   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.