Талисман Мито отрывок

Огромная черная тень налетела на макушки сосен… Невидимая ладонь обманчиво-нежно пригладила, приласкала и...  мощно дернула за вершины вековых деревьев. Тайга накренилась, закачалась, заскрипела тревожно всеми стволами своими, обреченно  принимая в себя электрический разряд. Ураган, поднятый невидимой ладонью, вспенил лес и начал валить деревья, одно за другим, прокладывая путь незрячему кому-то, идущему напролом сквозь тайгу. Еще один  разряд, прямо в центр холма, который был хорошо виден из маленького окна!
Я вздрогнул, прижал уши, как напуганная собачонка, и почувствовал всем  своим существом необъяснимое величие этого момента.
Будет еще один разряд, третий, так показалось мне. И действительно, молния, со всего маху, обрушилась на окраину нашего затерянного мирка, попав прямо в полуразрушенный сарай, проделывая дыру в его старой крыше.
Все залило водой…

В этот день тайгу разворотило, как никогда, и старожилы говорили, что подобное было только после падения метеорита: большие воронки от вырванных с корнем деревьев повсюду, ветви заплетены в чудовищные косы. Перепуганное зверье кричало по ночам, лишенное своих нор.

В этот день я получил на руки, прямо с небес, талисман Мито…


                ***

В маленькую комнатку, предназначенную для пяти человек,  шумно ворвался Глупый - десятилетний лохматый мальчишка с дефектом губы, которого на самом деле звали Колька. Он был похож на смешного, вечно улыбающегося кролика, но сейчас Глупый был всерьез напуган!
- Ты видел? Ты видел? – шепеляво заголосил он. – Побежали туда, в сарай! Там во-о-от такая дыра! – и он развел свои пухлые руки как можно дальше одну от другой.
Я зачарованно слушал звуки его неприятного голоса, ловил каждую нотку его причудливых интонаций! Я слушал это, как музыку, потому что до этой минуты – я не слышал ничего и никогда!
- Ванька, ты что? Почему ты так смотришь на меня??? – закричал Глупый, и в мои уши больно стрельнуло от громкого звука. Я зажмурился и попробовал произнести любой звук в ответ. Но нет, немота моя осталась.
- Я слышу тебя! – ответил я жестами Глупому.
- Как это? Прямо вот слышишь? Ты ж глухонемой!
- Прямо слышу! Это началось только сейчас, когда ты пришел, - отчаянно жестикулировал я.
- Мда… Дела, - важно протянул Глупый. – Пошли в сарай? Туда что-то упало,  я видел! Ты правда слышишь меня? Или врешь?
Я искренне закивал головой в ответ и улыбнулся.

Наш дом-интернат заблудился в Полуйской возвышенности, среди непроходимых лесов  на берегу реки Глубокий Полуй.
Никому не ведомо, как посреди кедров, сосен и берез, между топкими болотами и норами диковинных красных лисиц, в краю, где снег тает только в мае, а высота его достигает более полуметра к концу зимы, появился наш зеленый двухэтажный домик, обнесенный тощим забором.
При известной удаленности от федеральной трассы, до нас чудом доезжали машины с продовольствием, а иногда приходили просто подводы с лошадьми.
В нашем интернате проживали дети, всего тридцать-тридцать пять человек. Каждый из нас был дефективен с самого рождения. И как только нас собирались переселить отсюда, куда-нибудь поближе к цивилизации и нормальным людям, обязательно происходило какое-нибудь событие, мешающее сделать это с нами…
Меня, Ваню Громова, как и многих других, поместили сюда по достижении мною пятилетнего возраста, когда уже стало понятно, что никто и не собирается меня усыновлять. Мне рассказывали, что мама моя умерла при родах, а я был рожден глухонемым, то есть – именно дефективным…
Глупый, мой единственный преданный друг здесь, Колька Ветров, был рожден с заячьей губой. Увидев его после рождения, родители как-то сразу невзлюбили моего верного сотоварища и забыли о нем  навсегда.
Но ни я, ни Колька, ни остальные жители нашего заброшенного мирка никогда не сетовали на судьбу! Мы жили в суровом глухом краю, где не было места слабакам и нытикам. Мощные кедры кланялись нам в пояс каждое утро, а сосны утирали наши редкие слезы далеко не носовыми платочками. С самого детства мы  прекрасно знали главный таежный закон – здесь выживет только сильный.
 
На территории интерната, кроме жилого корпуса, были еще: баня; спортивная площадка; пищеблок;  старый сарай, который разрушила сегодня молния; маленькая древесная мастерская, где ребята постарше учились заготавливать лес и сооружали всю нашу нехитрую мебель. Для девочек был отведен небольшой закуток, рядом  с мастерской, где они учились шить, и мы с гордостью носили перекошенные, часто разнорукавые обновки, особенно, если получали их из рук самой Йол…
Йол… Она была прекрасна!

Я бежал вслед за Глупым и слышал каждый свой шаг! Я слышал глухаря за забором, слышал кедры, куниц, тявканье лисицы!
- Глупый, Глупый! Как это здорово – слышать все! – показывал я жестами Кольке.
Но Колька бежал далеко впереди, и его большие уши весело обдувало ветром. У сарая он остановился как вкопанный, потрогал руками тяжелый навесной замок.
- Давай через дыру, в крыше? – предложил я.
- Давай! – ответил мне Глупый по привычке жестами.
- Я теперь слышу! - замахал руками я.
- Да, я и забыл пока бежали, - задохнувшись, выпалил он.

Мы быстро взобрались на толстую березу и оттуда сиганули прямо на хлипкую крышу сарая,  она с готовностью  прогнулась  под нами. В самом центре крыши, в ржавом металлическом листе, зияла большая круглая дыра. Ее теплые ровные края, аккуратно загнутые внутрь,  еще дымились, испаряя воду, которая редкими струйками моросила с неба.
Мы опустились на четвереньки и осторожно поползли к отверстию.
- Сюда скоро придут большие, нам надо торопиться, - приговаривал Глупый.
Большими мы называли всех, кто бы старше нас.
И мы осторожно-торопливо сползли вниз, на кучу тряпья и мусора, опаленных всего несколько минут назад.

В сарае стоял зловонный запах старой тлеющей ткани, она еще прогорала, светясь меленькими угольками, но вода, проникающая сюда с неба, не давала возникнуть здесь настоящему пожару.
«Здесь можно запросто угореть», - подумал я и начал в спешке оглядывать темноту сарая.
Глупый пошел наугад в сторону самой дальней стены, вытянув впереди себя руки и чертыхаясь, потом он упал и застонал в отчаяние, так как вымазал новую рубашку, пошитую ему только позавчера.
- Меня убьют, убьют! Полина меня теперь накажет! – причитал он.
Я не мог отвечать Кольке, так как в темноте он не мог разглядеть моих жестов. Поэтому, вместо ответов, я двигался по своей собственной траектории, пятился задом, когда наступил босой пяткой на теплый, круглый по форме и жесткий предмет…
Я внимательно посмотрел на Глупого, он увлеченно разгребал кучу мусора, выискивая воображаемый осколок метеорита или падшей звезды. Тогда, я незаметно наклонился и взял в руки то, на чем только что стояла моя нога.
В мрачном свете сарая, я начал с любопытством разглядывать странный, не наш предмет.
Два больших железных кольца, скрепленные между собой железными скобами, находились – одно в другом. Диаметр большего был примерно со взрослую ладонь, меньшего, внутреннего – с мою ладонь, детскую. Оба кольца были тщательно оплетены тонкой шерстяной веревкой. А в центре маленького кольца, как большой жук,  был помещен камень, светлый, чистый, оправленный в металл, похожий на бронзу. Камень был абсолютно прозрачным и белым, огранка его была грубой, кустарной и совсем не ювелирной.
Не знаю, что нашло на меня, но я воровато спрятал находку в карман, и тепло предмета приятно пощекотало кожу на ягодице. Затем, я снова посмотрел на Глупого и решительно пошел к нему, через черное месиво грязного, мокрого тряпья и тлеющей бумаги.
Со стороны улицы уже приближались голоса больших. Они шли сюда, к сараю,  заинтересованные не меньше нашего странной круглой дырой на его крыше.


- Нибиру не умерли! Нибиру живы! – услышал я зловещий голос прямо над своей головой.

- Бежим отсюда! – жестами закричал я и схватил Глупого за воротник злополучной рубашки. Ворот затрещал, лопнула ткань в моих руках, и мы в панике начали выбираться обратно, на крышу, сквозь дыру, подсаживая один другого. Еще мгновение, и мы уже на березе, сидим на ветках и смотрим, как большие открывают увесистый амбарный замок сарая.
- Ты слышал голос? – испуганно спросил я Кольку.
- Слышал! Это Протас и его дружки пришли метеориты искать. Вовремя мы сбежали!
И я понял, что Глупый не слышал ничего…

                ***

Жители Нибиру - двенадцатой планеты по шумерской солнечной системе - анунаки, рослые трехметровые существа, отнюдь не исчезли бесследно несколько тысячелетий назад. Обладая мощным разумом и большим количеством антивещества, используя привилегии телепортации, они легко спроецировали свою жизнь на самый большой осколок, оставшийся от распада планеты, введя в заблуждение всю Вселенную и сымитировав свою кончину.
Судя по шумерским записям, они видели анунаков лишь единожды, в момент прохождения Нибиру вблизи Земли, примерно шесть тысяч лет назад. Но и эта единственная встреча оказала достаточно сильное впечатление на шумеров.
Неважно. Сами анунаки бывали здесь достаточно часто задолго до того, и каждые три тысячи шестьсот лет, когда их планета сходилась с Землей, они высаживали сюда свой рослый десант для золотодобычи и разведения биороботов.
Жизнь среднего анунака была долгой и однообразной. Он мог прожить триста шестьдесят тысяч земных лет буквально на одном дыхании.  Но даже такой исполин категорически отказывался работать на шахтах несколько тысячелетий подряд, ожидая, когда его ненаглядная, высокоразвитая Нибиру вернется и  заберет его обратно домой, к жене и детям…
Так вот и появились биороботы, согласные абсолютно на все. Им был определен ничтожно краткий срок жизни – сто лет, чтобы они плодились, смешивались как семечки, не успевая созреть, понять что-либо или взбунтоваться. Все, что интересовало анунаков – это золото. Им был нужен защитный золотосодрежащий экран для планеты. И, надо сказать, они успели создать его!
Биороботы… Анунаки никогда не задумывались о них всерьез! Анунаки заселили ими не одну планету, каждая из которых приносила им определенную пользу и была, безусловно, выгодна.  Но золотосодержащий экран был только у Нибиру, в знак того, что она есть начало и конец всего.
Месопотамские шумеры, так же, хорошо знали и о взрыве в системе Сириуса, но не знали ничего о причине его. Пострадало несколько обитаемых планет, а жителей с самого Сириуса приютило племя догонов в центральной Африке, приняв их за Богов.
Так анунаки расправлялись с теми, кто нарушал законы Вселенной.
- Все! – произносил главный анунак – Догун.
И наступало беспорядочное, неприглядное, абсолютное ВСЕ…

Итак, примерно триста тысяч лет назад, путем скрещивания ДНК анунака и ДНК прямоходящего примата было затеяно именно то, что можно было наблюдать сейчас из любого окна, любого здания на планете Земля. Разумная Жизнь, где ум и разум – являются постоянными космическими факторам и едины для каждой обитаемой планеты.

- Поразительно! – громко захохотал Догун, продолжая начатый десять лет назад разговор. – Они возомнили себя покорителями Вселенной! Но знаешь, что им мешает? Срок жизни! Они боятся умереть по пути на далекую звезду!  Они называют это чуть ли не единственной причиной для отказа от покорения Вселенной! – Догун вздохнул, пошевелил толстыми пальцами ног, поудобнее сел на высоком камне, подпер голову мощным кулаком.
- И никому, никому из них не приходит в голову, что здесь кроется явный подвох! Если время во Вселенной легко охватывает такие масштабные сроки, а жизнь их – ничтожно коротка на этом фоне, то с ними что-то сильно не так!
- Вместе с ДНК они взяли дерзость анунака, - ответил Гану, поводя плечами. Он делал так всегда, когда речь заходила о планете Земля, судьба которой вновь встала под большой знак вопроса.
- И разум примата, - со злостью добавил Догун. – Им никогда не узнать об искривлении временного пространства!

Догун и его верный друг и советник, Гану, сидели рядом на большом белом камне уже одиннадцатый год. Что-то около получаса, если перевести это на обычное земное время.  Нибиру, неукоснительно следуя своей эллиптической орбите, уверенно приближалась к Земле, и с этим надо было что-то делать.
Мощное гравитационное поле Нибиру уже начинало оказывать неизбежное влияние на события, происходящие на Земле. Так бывало всякий раз… И всякий раз приходилось начинать все заново! Правда, сейчас, Нибиру подходила к ней всего лишь в виде большого осколка, что оставляло Земле твердый шанс.
- Земля в огне. Это видно даже отсюда, - сказал Гану.
- Она их не любит, - задумчиво ответил Догун. И они оба озадаченно замолчали.
Пошел слабый кислотный дождик, он приятно щекотал спину и забавно шипел на красно-сером песке. Причудливое ушастое зверье разбежалось по норам.
- Почему они так не любят дожди? -  с улыбкой спросил Догун и вытянул ладонь под косые струйки.
- От кислоты их панцири меняют цвет, и они потом не узнают друг друга, - рассмеялся Гану и тоже вытянул ладонь.


Нибиру, планета, которой Солнце касалось лишь вскользь, слегка задевая и не освещая ничего, легко меняла свой угол наклона к орбите, вертясь перед робкими лучами Солнца то одним, то другим боком, улавливая робкие, еле заметные солнечные лучи. Она с успехом преобразовывала их в мощный световой поток, более,  чем достаточный для полноценной жизни своих детей – анунаков.
Вся планета была окутана невидимым коконом -  сетью упорядоченных атомов, которые давали не только свет и тепло, они являлись непоколебимой защитой и полным гарантом безопасности Нибиру. Сеть так же  усмиряла внутренние восстания планеты, сдерживала бури, колебания и извержения на ней, активно взаимодействуя с золотосодержащим защитным экраном.

Вопреки мечтаниям и фантазиям землян, отдаленная планета выглядела вовсе не так, как виделось людям через их собственные иллюзии. Видимая часть жизни на Нибиру была проста и достаточно аскетична. Вся площадь ее была покрыта красно-серым, крупным песком. Высокие острые белые скалы разделяли планету на  круглые отсеки. Иногда, в качестве развлечения анунаки возводили небольшие  пирамиды со сложными лабиринтами внутри. На Нибиру не было абсолютно никакой растительности, кроме кармары – жесткой дикой травы, доходящей до пояса среднего анунака.   На другой стороне, где-то очень далеко от того места, где сидели Догун и Гану, плескался единственный океан,  состоящий из слабой, разбавленной кислоты. Воздух содержал ничтожное количество кислорода, но анунаки могли дышать не только этим газом. Они могли пить не только воду, и есть не только еду. Их биологические потребности резко отличались от примитивных земных.
Все здания и сооружения на планете строились не вверх, как на Земле, а вниз, вглубь песчаного покрытия, формируя лишь слабые холмы на поверхности. Там находились и дома, и лаборатории, и мощные энергетические заводы, пульты и камеры телепортаций, фермы атомов сети, системы слежения за другими планетами, фантастические сады.  И подземный мир этот был отлажен до невозможной, непостижимой для землян точности.
Здесь никогда, ни разу за четыре миллиарда лет,  не было произнесено слова – сбой.

               
                ***

На бегу, запинаясь и всхлипывая от страха, я намеренно отстал от Глупого и побежал в сторону захудалого отхожего места, которое виднелось поодаль, в тени двух разлапистых синих елей. Через его дощатые двери  я мог видеть абсолютно все, что происходило сейчас на территории интерната, но меня отсюда не было видно никому. Я торопливо запер дверь на толстую щеколду и уткнулся лбом в доски, переводя дух.
Меня безумно волновали два вопроса -  Почему я начал слышать? И что лежит в заднем кармане моих штанов? Я все еще чувствовал тепло странного круглого предмета, но боялся взять его в руки, чтобы вновь не услышать страшного голоса!
- Ванька! Ванька! – беспомощно озирался Глупый по сторонам, крутя своими ушами из стороны в сторону.
- Вот дурак! – подумал я. – Сейчас соберет толпу зевак! Все начнут искать…
Пусть он замолчит, что ли? – мысленно попросил я неизвестно у кого.
Колька внезапно умолк, но не потому, что услышал мои молитвы, он увидел Йол, идущую от мастерской к пищеблоку и замер на месте, боясь пропустить хоть что-то из происходящего.

В начале лета Йол исполнилось пятнадцать. Высокая, закаленная, сильная девушка с твердым характером и железной силой воли. Ее длинные черные волосы спускались ниже плеч, кошачьи зеленые глаза иногда посматривали хитро, с прищуром, сверлили насквозь. Ее нельзя было обмануть! Казалось, вот соврешь ей сейчас и сгоришь прямо на этом месте! Она была понятлива до безобразия! И даже я, который не мог произнести ни слова, был уверен – она слышит меня, знает все мои мысли.
Но Йол, как и все мы, была тоже дефективна. Одна ее нога так и осталась короче другой, не смотря на заверения врачей, что с возрастом эта разница сотрется и все встанет на свои места. Вот почему она шла сейчас через двор на костыльках, медленно переставляя здоровую ногу и пропуская вперед, больную, оставляя росчерк на жесткой траве.  Походка ее была нетвердой, она раскачивалась, опираясь на рукоятки костылей, и было видно – какие сильные у нее руки от этого многолетнего истязания. Но, черт побери! Она была прекрасна!!!
Я зачарованно смотрел на ее удаляющуюся спину. Я любил, безумно любил эту девушку! Я мечтал, как вырасту, стану сильным, очень сильным и унесу ее отсюда на руках, на большую землю, к нормальным людям. Я ходил к озеру, которое мы прозвали Накарак, ловил там карасей и ел их сырыми, вместе с тиной, потому что так делали японские самураи. Они были такими же молчаливыми как я. Мне оставалось только стать большим и сильным.
Я мечтал, как будет смеяться Йол моим рассказам об этом глупом детском времени, как мы будем жить в маленьком домике, где-нибудь на берегу Оки, а во дворе будет непременно бегать большая белая лайка.
Я никому не рассказал бы об этих мечтах даже под пыткой! Но мне казалось, что Йол читает мои мысли, блуждает в самых потаенных закоулках моей души, видит насквозь мои несостоятельные и чистые детские грезы.
Мальчишки постарше смеялись надо мной.
- Вон твоя собачонка бежит, - кричали они Йол, когда видели, что я крадусь за ней сквозь кустарники, чтобы оказаться рядом, если она вдруг потеряет равновесие и упадет.
Йол сверкала зелеными глазами, недовольно обводила взглядом «гороховых шутов».
- Пошли вон! – отвечала она и спокойно продолжала свой путь, позволяя мне идти рядом.

Итак, я смотрел ей в спину, через дверную щель отхожего места, а рука моя сама собой потянулась в задний карман, чтобы достать оттуда странный круглый предмет.
Я поднес его к лицу, и через центральное кольцо, сквозь белый прозрачный камень снова посмотрел на Йол. Она уходила все дальше, все так же покачивалась и напрягала руки…
- Я так хочу, чтобы она стала здоровой! – отчаянно подумалось мне. – Я так хочу, чтобы она стала здоровой! – снова подумал я и заплакал.

- Сегодня ты получил на руки талисман Мито, - услышал я тот самый зловещий голос, который ни за что не хотел бы услышать вновь.  – Ты отвечаешь за него!
Я не мог закричать, я только закрыл глаза, на ощупь выбил засов из петли и быстро побежал к жилому корпусу, выбросив проклятый талисман в ягодные кустарники у забора.

А ночью Йол кричала… Она делала это так сильно, что голос ее уносило далеко в тайгу, и взъерошенный филин боязливо втягивал голову в пушистое тельце.
Я проснулся от этого страшного крика и сразу узнал ее голос. Мне нельзя было попасть в комнату девочек ни под каким предлогом, но я мог стоять у простенка, рядом с дверью, до тех пор, пока ей не станет легче.
Никто не понимал, что с ней происходит. Девочки, живущие на соседних кроватях, отделенные от нее всего несколькими тумбочками, испуганно наблюдали за девушкой, которая в бессильной злобе комкала простынь, лицо ее стало багровым от нестерпимой боли, и пена появилась в уголках рта…
На крики прибежала испуганная Полина, наша монашка-надзирательница, едва не затоптав меня своими большими черными башмаками. Но и она попятилась, увидев представленную картину, осенила Йол крестом и беспомощно опустила руки.
Йол не подпускала к себе никого. Она пыталась укусить или ударить любого, кто делал к ней хотя бы шаг, и взгляд ее был безумен…
- Господи! Что с ней такое? – в ужасе шептали все.
- Свечку, свечечку надо бы зажечь, -  с сомнением сказала Полина, снова пятясь к двери и приоткрывая ее телом.
Я едва смог заглянуть внутрь и мгновенно, одним цепким взглядом, охватил все, что творилось внутри. И я сразу все понял…

Талисман Мито телепортировал сюда, взятую неизвестно откуда, здоровую ногу Йол. Но сначала, он отправил туда ногу больную. Он разложил ее на молекулы, затем на атомы и в беспорядочно-идеальной  последовательности передал по невидимой трубе вспять. Затем, он нашел иной временной поток, параллельную цепь возможного развития событий, другой, более удачный сценарий развития жизни Йол, не воплощенный в нашу трехмерную реальность и разложил там на атомы ее реально существующую здоровую ногу. Талисман Мито ловко свернул временное пространство конвертиком, взяв его осторожно за самые уголки, наложил проецируемое на реальное одним точным, ловким движением, чтобы атомы здоровой ноги ни в коем случае не заблудились, и направил их, в беспорядочно-идеальной последовательности, прямо сюда, на эту кровать, где истошно кричала Йол, потому что это было действительно больно. Никакого волшебства, никакого чуда… Простейший, научно объяснимый факт.

Я развернулся и, глядя в пол, пошел прочь от комнаты Йол, а через несколько шагов буквально запнулся об Глупого, который торопился мне навстречу.
- Что? Что там такое??? – испуганно спросил он.
- Там все в порядке. Ей уже лучше. Она увидела страшный сон. Колька, не говори никому, что я стал слышать, а? – попросил я его вдруг.
- Хорошо, не скажу. А почему?
- А потому! – нелогично объяснил я. – Мне надо на двор, не ходи за мной. Я в туалет и обратно. Сейчас приду.
 
А  во дворе я упал на колени и начал продираться сквозь колючий кустарник, повторяя мысленно только одно:
- Талисман Мито! Талисман Мито! Ну, где ты? Кс-кс!
И в свете Луны, в ее зловещем мерцании сквозь темные облака, я внезапно наткнулся на  «белого жука»,  довольно мерцающего ей в ответ.

- Ты должен хранить его, - настойчиво повторили мне.
- Да, я понял, понял! – торопливо согласился я, вытирая кровь с расцарапанного об куст лица. – Кто вы? Кто вы?
Но никакого ответа не последовало…

                ***

- Догун, нам надо хорошенько подумать перед тем, как учинить расправу на Земле.
И Догун, и Гану внимательно посмотрели друг на друга.
Два больших исполина, до четырех метров в росте, они были похожи один на другого, как родные братья. Их плоские лица с маленьким бугорком вместо носа имели правильную овальную форму, круглые черные, блестящие глаза располагались близко к центру, что делало их издалека слегка косоглазыми. Крупные ярко-красные губы часто кривились в презрительной ухмылке, обнажая ровные белые крупные зубы.  Их рознил только цвет волос. Догун имел пышную черную шевелюру, а Гану был блондином. Они собирали свои волосы в длинные хвосты, чем отдаленно напоминали первобытных людей из каменного века.
Одеты анунаки тоже были весьма странно. Брюки и майки с длинными рукавами  были выполнены из ткани, которая подражала окружающей среде, и полностью обтягивали мускулистые мощные тела. Таким образом, сидя на белых камнях, они были одеты в белые пористые эластичные одежды.   
- Давай думать, - согласился Догун. – По неосторожности, я оставил там талисман в прошлый  наш визит, его надо обязательно забрать. Он постоянно переходит из рук в руки, как только предыдущий его хранитель становится неблагонадежным. Буквально вчера Мито перекинуло в глухую тайгу к мелкому глухонемому мальчику. Там мы его и найдем.
- Насколько я знаю, талисман Мито наделен небывалой силой? – спросил Гану.
- Да, он может почти все. Я получил его от матери несколько тысячелетий назад, и так глупо обронил на той планете.  Пока талисман там, Земля может быть спокойна.
- Земляне знают его тайну?
- Нет. Они слишком недоверчивы. Талисман несколько лет пролежал в краеведческом музее, пока его не стянул какой-то проходимец, чтобы открыть им бутылку, а потом бросил его через забор  никелевой  шахты. Кто-то нашел талисман и создал по его образцу логотип для целого ряда этих примитивных средств передвижения – автомобилей. Люди могут использовать талисманы только так, - аргументировано закончил Догун.
Гану в ответ лишь презрительно скривил губы.
- Я никак не могу понять, почему потребление всегда становится приоритетным в модели развития земной цивилизации?
- Потому что они приматы, Догун. В них закладывается стадное чувство выживания, семейственность, затем появляется принцип выделения из стада  – у кого больше и кто лучше? Они культивируются один из другого, быстро размножаются, а вследствие короткого срока жизни боятся  не успеть захватить, получить все.
- Может определить им другие сроки жизни? Насколько я знаю, понимание ложного пути развития приходит к каждому из них, в среднем, после сорока земных лет, - задумчиво произнес Догун.
- Но тогда это будут уже не люди… Это будут анунаки, а это мы с тобой проходили.
- Мы в ответе за Вселенную, Гану. Люди измотали Землю.
- Я полностью с тобой согласен, Догун.

К белым камням, на которых сидели анунаки, медленно подошла дочь Догуна, Йол,  почти точная копия Йол земной.  Высокая сильная девушка с длинными черными волосами, с бугорком вместо носа и хитрым взглядом зеленых кошачьих глаз. Обтягивающая одежда ее было зеленовато-лилового цвета, и это говорило о том, что она только что вышла из сада, где выращивала свою прекрасную цветущую мураки. Лицо Йол сейчас  было печально.
- Что с тобой? – спросили ее оба анунака.
- Я пришла просить за Иных, - тихо ответила она.

О, эти Иные!.. Догун ненавидел и боялся их!
Вообще, все анунаки были поражены способностью Иных противостоять очевидно-неминуемым вещам и событиям.
Иные образовались на Земле в результате преобладания в некоторых особях биороботов гена анунака над геном примата. Это были обыкновенные люди, такие же, как и все остальные земляне,  но в них оказалась заложена неодолимая сила, направленная на сохранение планеты Земля любыми возможными и невозможными путями.
Сами земляне даже и не догадывались об их существовании. Более того, они с удовольствием называли таких людей убогими, применив далее к ним термин – альтруисты. Но ни первое, ни второе слово ни в коей мере не отражали сути того, чем являлись Иные на самом деле.
Иные прекрасно знали об устройстве Вселенной, но не как о схематическом расположении планет на небесной карте. Они знали, что начало и конец всего – космическое знание. И знанием этим они могли пользоваться в совершенстве. Именно посредством схемы мысль-космос-мысль, они и предотвращали многочисленные беды, которые так и не произошли на Земле.
Более того, если бы Иные имели возможность объединиться, объединить свою мысль и свои усилия, они бы стали для планеты Земля тем, чем был для Нибиру золотосодержащий защитный экран.
И сейчас, когда планета Нибиру торжественно  приближалась к Земле, Иные стали наиболее сильны и активны. Можно сказать, что наступал их «звездный» час, момент противостояния разума и сверх разума. А один из них, Ваня Громов, держал в руках талисман Мито…

Но каковы были шансы того, что Иные на Земле объединяться? Нулевые…
И Догун не мог ради шайки особенных людей, пощадить целую толпу алчных, амбициозных зевак, разбазаривших одну из лучших и благодарных планет во Вселенной. Абсолютно не мог!
Продумав все это десятки раз, он спокойно поднял глаза на Йол и спросил:
- Ты пришла просить за кого-то в отдельности, или за все племя Иных в целом?
- Я бы просила за всех, но знаю, что невозможно, - она оправила свою обтягивающую одежду, ставшую пористо-белой, и присела у ног отца, пристально посмотрела ему в глаза. Догун совершенно не мог выдерживать этого взгляда.
Красно-серый песок пошел мелкой рябью от теплого ветра. Кармара вдалеке изогнулась упругой волной. Взрослые панцирные ушастики засеменили меж камней, оправившись от страха перед недавним кислотным дождем…
- Я знаю, она будет просить за  Йол и за тех, кто будет с нею. Будет просить за тех, кто вступит в отчаянную борьбу за спасение хотя бы квадратного метра планеты Земля от огня и разрушений, - нетерпеливо вставил Гану и вздохнул.
- Йол, мы не можем забрать их сюда, к нам, здесь почти нет кислорода и воды. Здесь нет условий для жизни земных биороботов, - ответил дочери отец.
- Они не биороботы, отец! И то, что они делают там, на Земле, среди бездушных четырехчакровых существ, заслуживает всяческого уважения!
- Я согласен, - молвил Догун. - Йол, если они так сильны и упрямы, то, может, они сумеют сами отвоевать себе часть планеты? Смогут начать на этой части новую жизнь? Я бы позволил им эту дерзость.
- Догун, а не проще заполучить Иных в союзники и сделать их потом приемниками целой планеты? Они достаточно разумны, чтобы содержать Землю в порядке и не разорять ее, - осторожно спросил Гану.
Йол с надеждой посмотрела на отца.
- Этот сценарий невозможен. Они будут бороться не только за саму Землю, они будут пытаться спасти каждого из живых существ, каждого биоробота, каждую букашку. Им не свойственны полумеры, - резко ответил Догун.
- Они будут спасать тех, кто называет их убогими??? – снова спросил Догун.
- Увы, да… И потому - они обречены.
- Но  у них есть талисман Мито! Талисман, способный сворачивать время и телепортировать целые планеты! – с ужасом прошептал Гану.
- А кто скажет им об этом? Знание о Талисмане засекречено защитным экраном Нибиру. Это знание не поступит в головы Иных никогда! Как цветет твоя мураки? – нежно спросил Догун у  Йол.
- Цветет.., - ответила ему дочь и поднялась на ноги.

- Никогда не думал, что Земля обретет союзника на Нибиру в лице моей собственной дочери, - задумчиво сказал Догун, глядя в спину удаляющейся Йол.
- Сильного союзника, - эхом повторил Гану. – Если она спроецирует им знание о Талисмане, она погубит Нибиру!
Догун резко вскочил с камня и побежал вслед за Йол.
- Йол! Йол! – закричал он, и его утробный бас угрожающе полетел над пустыней.
Йол обернулась и испуганно замерла на месте.
- Если ты кинешь им знание про Мито, первое, что они сделают – это уничтожат нас и Нибиру! Это единственное, что придет им в голову! Они смахнут нас с лица Вселенной, как пыль! Ты разрушишь многомиллионный ход истории! Ты разрушишь все, Йол!
- Я не буду делать этого, отец.., - уверенно ответила она.
- Я не верю ей, - прошептал Гану и повел плечами.

                * * *


Я проснулся от многократного резкого металлического звука. За окном путешествовало раннее утро, а по мокрой траве бродила полусонная босая Полина, и именно она постукивала поварешкой в старое цинковое ведро, приглашая обитателей интерната  на завтрак.
Поверх этого плыл густой предрассветный туман, а еще выше кружили сойки, будили еловый густой и мрачный лес.
Из крохотного оконца открывался такой маленький кусочек такого огромного мира, что я сладко зажмурился, от предвкушения встречи с ним!
И тут я вздрогнул, вспомнив, что предмет моих трепетных детских мечтаний,  милая Йол,  лежит сейчас на кровати, всего через несколько коридоров от меня, с новой здоровой ногой!
На кровати завозился Глупый, и пока он не открыл глаза, я быстро натянул брюки и ощупал талисман в заднем кармане. Негоже носить его в штанах! Карман топырится, выдает свое содержимое. Большие обязательно пристанут – покажи, да покажи! Отберут потом непременно…
Я озадаченно огляделся по комнате и вспомнил про потаенную щель в деревянном полу, под самой тумбочкой, у окна, в которое так любил смотреть.  Я быстро отодвинул доску, она тревожно скрипнула, еще больше обеспокоив Глупого. Но я успел протиснуть талисман в узкую щель незаметно ни для кого.

Так. Если отсутствие моей глухоты можно было успешно скрывать от окружающих, и это было скорее весело, чем опасно, то здоровую ногу Йол спрятать от посторонних глаз было невозможно.
Она не появлялась ни перед кем до самого вечера, а ближе к ночи, когда почти стемнело, я разглядел ее силуэт во дворе, рядом со злополучным сараем.
- Ванька, там Йол! – примкнул ко мне Глупый.
Остальные ребята из нашей комнаты тоже прилипли к окну. Мне показалось некрасивым – пялиться в окно на больного, беспомощного человека, и я изо всех своих семилетних сил оттолкнул любопытную ватагу от окна.
- Нечего глазеть! Не в цирк пришли! – с обидой закричал я, хотя прекрасно понимал, что у них, как и  у меня нет больше здесь ни единого развлечения, кроме как смотреть чужие жизни из маленького окна. Да и какие они были здесь чужие?..
- Чего ты, Ванька? Да и ладно, эка невидаль! Подумаешь, Йол плетется! – посыпалось на меня.
Забыв обидеться еще раз, я вылетел из комнаты и застучал тяжелыми ботинками по скрипучей деревянной лестнице вниз, туда, к Йол!

Она стояла, прислонившись спиной к стене,  держа на вытянутых руках костыли, и растерянно смотрела под ноги. Девушка даже не отреагировала на мое быстрое шумное приближение, а только недоуменно повела плечами.
Я в нерешительности остановился рядом и с детским трепетом посмотрел на ее красивый упрямый профиль.
- Йол, - позвал я ее жестами.
Она обернулась ко мне, и я увидел, что она плачет, а слезы ее такие чистые и хрупкие, переливаются на длинных ресницах.
- Я слышу тебя, - сказала она вдруг.
- ?
Я попросту опешил и безмолвно смотрел в ее глаза. Я не произнес ни единого звука с самого рождения!
- Да, я слышала, ты сказал – Йол!
- Я ничего не говорил! – замахал я отчаянно руками в ответ.
- И сейчас слышу. Твой голос, такой детский и звонкий звучит прямо в моей голове. Что происходит, Ваня?
Я понемногу начинал понимать, что происходит действительно что-то важное, необъяснимое, недоступное пониманию Йол и моему. Не было сейчас никакого смысла говорить ей о Талисмане Мито, который ждал меня под скрипучей половицей. Не нужно было говорить про анунаков, которые вчера ночью терзали и допрашивали меня во сне. Надо просто брать Йол в охапку и бежать подальше от этого места!
- Йол, произошло обычное чудо и ты теперь здорова! Произошло чудо и я теперь могу слышать и говорить, если ты не обманываешь меня, – мысленно произнес я и увидел, что она действительно меня слышит. – Разве мы с тобой не заслужили этого чуда?
Девушка вздохнула и кивнула головой.
- Полина сказала, что это происки дьявола. Она крестится, когда видит меня.
- Ну и пусть! Зато теперь ты здорова! – с уверенностью ответил я.

А назавтра, весь интернат только и говорил о том, что нога Йол стала здоровой, потому что она продала дьяволу душу и забросила вечерние молитвы.