даже в мельчайших деталях

...ДАЖЕ В МЕЛЬЧАЙШИХ ДЕТАЛЯХ (ЦИКЛ ПРОЗАИЧЕСКИХ МИНИАТЮР)

Пижонская корректировка мысли Гегеля, принадлежащая Марксу, относится, как известно, к великим событиям. А вот в том, что касается событий/явлений мелкотравчатого, так сказать, порядка, история повторяет себя даже в мельчайших деталях. Вот, например…


ЛЮБИТЕЛЬ ПОБОЛТАТЬ

…Видится мне высокий, подслеповатый (веке в девятнадцатом он носил бы очки), жизнерадостный болтун, бодро шагающий из смрадного Авентина по направлению к Форуму. Там, рядом с Форумом, есть одна книжная лавка, куда болтунишка несет очередной свиток изрядного диаметра. На поясе брякают покрытые воском дощечки (нечто вроде записной книжки, ибо ум творца работает, работает, работает…).

Он приветливо и ласково перебрасывается словами с коллегами, которые, повесив голову, уныло тащатся в противоположном направлении. Вот только на веселые шпильки: «Марк Сергий Сингульт, что-то на этот раз твой свиток месяца несуразно мал! Но тогда, клянусь Марсом, обычная твоя белиберда стала еще гуще!» — болтунишка вмиг ощетинивается и начинает лаяться с шутниками…

Очень даже возможно, что болтунишка продаст свой свиток за горстку медных ассов. И очень даже возможно, что свиток купит потом какой-нибудь одураченный покупатель. Вот только закончит свиток свои дни, будучи пущен на затыкание дыр в комнате для гостей, — во время нервной, предсатурнальной суеты…

ЛЮБИТЕЛЬНИЦА ЦИТАТ

…Рассказывают ещё, что однажды во времена правления достославного императора Флавия Веспасиана, в одну безлунную ночь некая Сухэетайя Кархарийя, жительница Александрии, тайком пробралась в знаменитую Библиотеку… Неловко двинув в темноте плечом, бедная Сухэетайя опрокинула на себя сразу два огромных шкафа со свитками. Погребенную под грудой свитков Сухэетайю нашли только через месяц (и то случайно), ибо в этот зал Библиотеки обычно почти никто не заглядывал.

ЛЮБИТЕЛЬ ТИРЕ

…На втором этаже трактира "La inspiracion del poeta", что в Мадриде, лежа в кровати, застеленной довольно-таки несвежим бельем, дон Валериано щебетал с чуть меньшей живостью, чем обычно (все-таки сказывалась посткоитальная истома):

«Ты знаешь, я только сейчас понял, почему письма дона Игнасио… Ты не знаешь дона Игнасио?! Дона Игнасио де Спертар-и-Эскрибиро? Как? Он у вас не бывает? Ах да, конечно… вдохновением он с дюжиной поэтов может поделиться!

Да, дон Игнасио, конечно, мой друг… близкий и дорогой моему сердцу… Но я всё ломал голову, почему письма дона Игнасио вызывают у меня такие страшные головные боли. И только сейчас понял… Знаешь, в письмах дона Игнасио так много тире… И почти все тире употреблены неизвестно зачем… Глаз мой натыкается на очередное тире, и меня будто бы бьют легким деревянным молоточком по голове… А милый друг мой дон Игнасио пишет весьма длинно…

Святая Дева!.. Так вот почему дон Игнасио так часто прикрывает глаза и болезненно морщится! Он говорил мне, что это из-за старой раны, полученной на охоте… Рана эта мучает его… Нет, дело не в этом! Не иначе, он мысленно расставляет, по привычке, свои любимые тире, и когда говорит… Ба, конечно! Каждое тире бьет его, бедолагу, по голове словно бревном… Но голова у дона Игнасио крепкая, клянусь кровью Господней!

Бревно и тире, тире и бревно… Отличный образ! В следующий раз я принесу тебе сонет на эту тему…»

ЛЮБИТЕЛЬ ПЫШНЫХ ФРАЗ

«Случилась днями с доном Игнасио… Что же ты смеешься, чертовка? Ладно, смейся, смейся… История, и вправду, вышла смешная.

Дело было на приеме у графини Л. Сидит она, как положено, на возвышении. Надменная такая, серьезная… И как ей только удается? Ведь смешлива очень. Дело тут, конечно, в благородной крови. Сказано ведь: унция благородной крови фунт дарований перетянет. Не люблю ее, но у графини и дарований разных не счесть… Рядом на маленьком столике огромная такая книжища, столик под ней аж прогибается.

Я стою, беседую с доном Алехандро, доном Себастьяном и доньей Лаурой… Она вдовица… Нет, что ты!.. Нет, нет!.. Да, вот так! Еще чуть-чуть щеки вниз оттяни…

Мы все стихи пишем… Я тебе уже говорил, кажется… Дворянин может признаться, что пишет стихи, если только стихи хорошие. А читать стихи кому-то надо, с кем-то поговорить о них надо. Вот мы и… подружились.

Дона Алехандро ты знаешь? Сама ты пустомеля, бездельница и глупышка! Бороды вот только у тебя нет. Ай!

Дон Себастьян человек в Мадриде новый… Недавно вернулся из Нидерландов. Командовал немецкими наемниками… Да, и сам почти немцем стал. Все время бормочет под нос по-немецки… Фарргемайншафт!.. Фарргемайншафт!.. Тьфу, что за язык!.. Пройти с ним по Мадриду невозможно. Все время твердит: Шмутц! Шлямм! Дюрхайнандер! Уверяет, что в юности сбежал из дома, примкнул к странствующим комедиантам. Пьесы, говорит, для них писал. Странно, но ни одной приличной остроты от него не слышал… Может, врет? Не встречала его ни разу? Да, точно… изрядный домосед.

Стоим, разговариваем… Видим, входит дон Игнасио. Подходит к хозяйке, поцеловать руку. Графиня встает, кладет книжищу на плечо, как лесоруб бревно… Ой! Как ты памятлива, моя прелесть!.. Плечо к земле так и пригнуло. Все притихли, графиня выдумщица известная. Графиня протягивает руку, дон Игнасио руку целует. Графиня спрашивает: "Ваша книга, дон Игнасио? Только вам, известному силачу, и под силу такую поднять… пардон… написать!" "Моя," — отвечает дон Игнасио. Он её… эту книгу ездил тайно печатать в Картахену, от Мадрида подальше. Привез с собой оттуда четыре десятка копий… Три вола, рассказывал, пали по дороге. Как книга к графине попала, неизвестно. Но она со всей Испании, да что там, со всей Европы, книги выписывает…

Дон Игнасио хотел уж было отойти от графини, да она и говорит: "Не смогла ни одного вашего стихотворения, дон Игнасио, до конца дочитать. Почему бы так?". Дон Игнасио побагровел, от гнева голос у него пропал. Взвизгнул, почти пискнул только, но довольно громко:

Меня читают те, кто сам явление;
Им кажется волшебным это чтение!

И на нас четверых смотрит, будто за поддержкой обращается. То ли хочет всему обществу показать, что каждый, мол, из нас это явление и есть.

Дон Игнасио — мужчина крупный, видный… А тут писк неприличный, а слова-то, слова!.. Сама понимаешь: все захохотали, прямо-таки зарыдали от смеха. Дон Игнасио от нас четверых взора не отрывает. Ну, дон Алехандро струхнул, мигом спрятался за спину доньи Лауры… Дон Себастьян глазами хлопает, рот открыл… Я думаю, не понял он ничего. Говорю же, почти немцем стал… Я зубы сжал до боли, чтобы только не расхохотаться вместе со всеми. Что у меня с лицом, наверное, творилось! Только донья Лаура и сумела твердо посмотреть в глаза дону Игнасио. Она умом особым не блещет, стихи пишет плохонькие, но гордости и смелости ей не занимать…»


ПРИМЕЧАНИЯ

Пижонская корректировка мысли Гегеля… — см. «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» Карла Маркса.

…из смрадного Авентина — В античные времена Авентин был довольно бедным районом Рима. Только очень сознательные граждане относили свои нечистоты в ближайшие общественные уборные. Большинство же, не мудрствуя лукаво, выплескивало нечистоты прямо на улицу. При этом гигиенические стандарты Авентина все-таки существенно превосходили стандарты других античных городов: имелись многочисленные «точки доступа» к свежей проточной воде, в районе было множество бань и т.п.

Марк Сергий Сингульт… — Marcus Sergius Singultus.

…предсатурнальной суеты — предпраздничная суета перед Сатурналиями, праздновавшимися во вторую половину декабря, имела, по мнению многих исследователей, много общего с предпраздничной суетой перед Рождеством.

Сухэетайя Кархарийя (греч.) — букв. бестолковая акула (так в найденной нами рукописи; возм., прозвище).

La inspiracion del poeta (исп.) — вдохновение поэта.

Унция благородной крови фунт дарований перетянет... — версии этого аристократического присловья, слегка неуклюже переданного доном Валериано, известны еще с античных времен.

Фаргемайншафт — Fahrgemeinschaft (нем.), использование (колесно-гужевого) средства передвижения группой лиц, состоящей, по крайней мере, из двух человек; сейчас вновь популярно в Германии среди экологически ориентированной молодежи.

Шмутц! Шлямм! Дюрхайнандер! — Schmutz, Schlamm, Durcheinander (нем.), сор, грязь, беспорядок.