Я и Маргарита

               (история отношений)
  Я читал лекцию студентам 5-го курса.
  - Созвучные разнокорневые слова можно было бы назвать парономазами, - сказал я,  -  но такого термина, к сожалению,  в лингвистике нет.
Нет,  есть, -   уверенным тоном возразила мне сидевшая за вторым столом красивая смуглая девушка с длинными, гладкими, черными, как смоль,  волосами. – Этот термин я слышала на  лексикологии.
  - Да? А мне он не попадался. Я думал, что я сам его придумал.  Было бы неплохо, если бы он функционировал. Это облегчило бы общение. А то приходится каждый раз прибегать к описательному обороту.
  Она обещала посмотреть в лингвистические словари, в книги, чтобы убедиться в наличии этого термина.
После этого эпизода девушка — ее звали Маргаритой -  попала в поле моего зрения. Стараясь не привлекать к себе внимания, я  незаметно   изучал черты ее внешнего и внутреннего облика.
      Она была  среднего роста, стройная, изящная.    Ее тело было  настолько гибким и пластичным, а  походка  легкой и грациозной,  что мне  казалось: достаточно ей захотеть, и она полетит.
      Ее овальное лицо было совершенным.   В  серых  миндалевидных глазах светился ум и проницательность.  Открытый высокий лоб с небольшими выпуклостями вызывал представление о мощном интеллекте,  прямой классический нос – о  благородстве, тонкие дугообразные брови - об утонченности натуры, а   вишневого цвета губы с   ломаной каймой  верхней  губы – о  чувственности.
Когда я смотрел на нее, в груди у меня щемило, и мне хотелось стать  совершеннее.
    Я ждал, когда она сообщит мне о результатах поиска, но она не подходила ко мне.   
 Через месяц  я спросил у нее, заглядывала  ли она в словари.
  - Да. Там написано, что этот термин еще не вошел в оборот, не имеет статус официального научного термина, - ответила она.
 - Я же говорил…  Но теперь я буду его употреблять…  Раз  другие преподаватели пользуются им,  то мне  и бог велел.
   Я продолжал наблюдать за нею. Она  была  интересна мне и как мужчине и как писателю.  Мне давно хотелось населить  свою автобиографическую эпопею  красивыми и умными женщинами. 
Я заметил, что на лекциях она ничего не записывает механически, бездумно, она подвергает сомнению каждую произнесенную мною фразу. Один раз в тексте лекции мне попался неуклюжий оборот. Перестроить предложение на ходу я не решился и   прочитал ее в том виде, в каком она была записана у меня на листе. Маргарита  отреагировала мгновенно. Она поморщилась и  с недоумением, вопросительно посмотрела на меня.  Меня бросило в жар. Пришлось лихорадочно комментировать, объяснять. Кажется, мне удалось  выпутаться из паутины собственных слов  и сохранить свое преподавательское  лицо. Я понял, что  этой девушке палец в рот не клади, и мне это нравилось. Своей критичностью она напомнила мне меня  самого, каким я был в студенческие годы
   Я тайно восхищался ею, но вскоре  заметил, что она, староста группы,   нередко   пропускает мои  занятия.  Меня захлестнули досада и раздражение.   Я пришел к мысли, что наши отношения необходимо радикально изменить.   Мне не терпелось хорошенько проучить ее.  Я предвкушал, как на последнем занятии, читая    список студентов, которым  поставил зачет-автомат, я  не назову ее  фамилию. 
Очевидно, пропуская занятия, она надеялась на мою снисходительность.  Но она просчиталась. Если я замечаю, что кто-то  пытается злоупотреблять моей симпатией,   то, как бы хорошо я ни относился к этому человеку, я решительно иду на конфликт с ним.   
   В начале декабря во время перерыва  она подошла ко мне и  спросила, можно ли ей «отработать» пропуск. 
    Меня захлестнуло раздражение:
Нет смысла отрабатывать. Вы все равно будете сдавать зачет!   У вас несколько пропусков.
 Она опешила. Видимо, не ожидала от меня такой реакции. 
 Она заглянула в мой «журнал».
Почему у меня так много «н»? У меня был только один пропуск. – В ее тоне появилось недовольство, холод.
Нет, два. Неужели вы думаете, что я  стал бы приписывать вам пропуски?  К тому же, кроме пропусков, у вас есть опоздания. Один раз вы опоздали на целый час...
Автобус попал в пробку.
В другой раз вы ушли на час раньше…
Но вы же сами разрешили уйти. 
Вспомните, в  самом начале учебного года  я сказал, что «автоматы» получат только те, у кого вообще нет пропусков. Если есть хотя бы один  пропуск, даже по уважительной причине,  то придется сдавать зачет.
Когда, она, поджав губы,  вышла из аудитории, у  меня на душе заскреблись кошки.
 
     На последних двух занятиях  студенты  читали  свои рассказы, написанные по моему заданию.
  Публично анализировать рассказы мне было нелегко, так как назначенные мною  рецензенты высказывали о рассказах своих товарищей только лестные мнения, и говорить о недочетах приходилось мне одному. Любое критическое замечание студенты принимали в штыки, и моя нервная система  была напряжена до предела.
  Можно было, конечно, ограничиться комплиментами, но тогда цель этого вида работы  – совершенствование стиля юных авторов – не была бы достигнута.
Неожиданно  помощь пришла от Маргариты, которая бросила какую-то критическую реплику в адрес рассказа Светы Ермаковой,  толковой, симпатичной студентки, которая только что решительно отвергла  мои замечания. «Не боится… - подумал я о Маргарите. -  Как бы ей самой теперь не досталось». 
  Когда Маргарита, стоя за  кафедрой, читала свой рассказ, со стороны первого ряда шел   неприятный гул. Я про себя отметил, что мои предположения начинали  подтверждаться:  товарищи демонстрировали ей свое недружелюбие. Я хотел вмешаться, призвать студентов  к порядку, но неловко было  прерывать рассказчика.  Маргарита сама  остановилась и обратилась к  студентке, сидевшей на первом ряду:
Таня, пожалуйста, не мешай!
 Ее тон был резким, раздраженным, недовольным.  Я понимал, что эта  вспышка гнева вызвана, прежде всего,   уязвленным самолюбием.
Я  ни слова не сказала!  - возмутилась студентка.
- Извини. Это я говорила, -  призналась  рыжеволосая  девушка, сидевшая возле окна. – Больше не буду.    
  Маргарита судорожно улыбнулась и   объяснила  примирительным тоном:
Шум мешает читать.
 Мне понравилось, что она не стала обострять отношения с однокурсниками: значит,  достаточно  пластична.
 Чтение продолжилось.
     Ее рассказ  «Ива» был написан в романтическом ключе: люди и события, изображенные в нем, были загадочны и необычны.  Повествование велось от имени одинокого сорокалетнего мужчины. Героиня  была больше  похожа на сомнамбулу,  чем на юную  девушку из плоти и крови. В затянутой экспозиции герой  предавался философским рассуждениям об одиночестве.  Завязка действия произошла лишь на третьей странице.  Глубокой ночью  в окно своего дома герой увидел странную девушку, сидящую на заборе возле живописной ивы.  Вначале она не вызвала у него интереса,  но так как в   последующие ночи она снова и снова    приходила к иве,  у него разгорелось любопытство. Он подошел к ней. При свете фонаря ему непостижимым образом удалось рассмотреть  ее глаза: они были «черны, как сама ночь». Они познакомились, разговорились.  Оказалось, что у них родственные души. Теперь все ночи напролет они вместе проводили в разговорах  о звездном небе и об одиночестве. К сожалению,  кроме платонического общения, им ничего не нужно было друг от друга. 
Своего героя Маргарита изобразила  бесплотным романтиком. Мне было неприятно, что у Маргариты, как и у всех девушек,  было весьма искаженное представление о  мужчинах средних лет. Ей и в голову не приходило, что нам  свойственны те же желания, те же влечения, что и крепким двадцатилетним парням.  От молодых людей мы отличаемся только осознанием  быстротечности жизни. Мы понимаем, что старость и смерть не за горами, и,  охваченные  паникой,   торопимся получить от жизни последние наслаждения и порой  пускаемся  во все тяжкие. 
.... Общение с таинственной незнакомкой  захватило героя,  но внезапно без всяких объяснений  она перестала приходить к иве. В заключение рассказчик сообщил, что ее звали Надежда.  Ее имени автор придал особое символическое значение.
      Мои прогнозы полностью подтвердились: после прочтения рассказа студентки набросились на автора  с едкой критикой.
  Первой нанесла удар студентка со среднего ряда:
Слишком много книжных слов. Мне было неинтересно.
Вслед за нею серию точных ударов провела   Ермакова Света.   На Маргариту сыпались удары и справа и слева.     На ее красивом  лице отразились   растерянность и напряжение.
Меня  вполне  устраивал  дух критицизма, царивший при обсуждении рассказа: теперь  у меня появился простор для маневра. Но меня огорчало то, что студенты выступили против Маргариты единым фронтом. Ее рассказ был не хуже других рассказов, но его подвергли полному  разгрому. У меня сложилось впечатление, что с нею  сводят счеты.  Мои личные обиды отошли на задний план. Мне хотелось поскорее броситься на ее защиту.   
      Когда студенты закончили выступления,  заговорил я.   
   - Я отчасти согласен с критическими замечаниями Светы, но надо отметить, что  ваш рассказ, - я посмотрел на Маргариту, -  имеет бесспорное  достоинство:  у вас хороший  литературный стиль. 
  На ее лице мелькнуло выражение  благодарности. Я почувствовал, что вырастаю в ее глазах.
     -   Да, в рассказе много книжных слов, - продолжил я с воодушевлением. -  Но это не канцеляризмы и не штампы.  У каждого автора свои языковые пристрастия, свой вкус. Я, например,  тоже люблю книжные обороты, несколько  повышенную тональность речи. – Я бросил взгляд на  девушку со среднего ряда, а потом снова перевел его на Маргариту: 
 -   У вас есть чувство стиля. Это главное для писателя. Но, естественно,   есть и недостатки...  Основной из них – немотивированное поведение персонажей. Девушка глубокой ночью сидит на заборе возле ивы…  От  нее ждешь каких-то экстравагантных поступков. Но дальше  разговоров на обычные темы она не идет.
  - Они говорят не на обычные темы. Они говорят о небе, о луне, - возразила Маргарита своим приятным голосом. - Вы бы стали говорить об этом с девушкой?
А о чем же еще говорить с девушками? – пошутил я.
 Она засмеялась.
- Я советую вам обострить сюжет, внести в него элемент драматизма, - продолжил я. - Например, пусть девушка расскажет ночному другу о разрыве с парнем, от которого ждет ребенка. Пусть мужчина влюбится в нее и предложит ей выйти за него замуж. Девушка, конечно, не сможет ответить сразу, она попросит время на размышление, и вам, автору,  решать, придет ли она в следующий вечер к иве или  навсегда исчезнет из  жизни одинокого мужчины.
Обескураженная критикой товарищей,  Маргарита, в отличие от других авторов, со мной почти не спорила.

Пришло время зачета.  Я сидел спиной к окну. Когда Маргарита начала отвечать,  ее осветил яркий луч солнца.  Я вдруг увидел, что передние  зубы у нее коричневатые, а нижние вдобавок разной длины и зубчатые.  Меня передернуло от отвращения. Пока  она  говорила, я старался не смотреть на нее. Я не мог понять, почему раньше я не замечал ее дефекта.   
По выражению ее лица я понял, что она догадалась о постигшем меня разочаровании, и мне было  стыдно перед нею.
Выслушав ее ответ, я  не стал задавать ей дополнительных вопросов,  торопливо поставил зачет, и она навсегда исчезла из моей жизни.