Антихоспис

1

Можно ли бомжевать в благоустроенной квартире, когда любящая супруга разбирает постель, пахнущую морозной свежестью «ариэля», когда в холодильнике лежит тот набор продуктов, который не позволит развиться палочке Коха?
«Можно! Можно!» - забилась истерично требовательная мысль. Именно она заставила мужчину резко остановиться, словно он играл в детскую игру «Замри!», на улице перед витриной магазина. Взглянув на манекен, изображающего подростка, он оглянулся и словно впервые увидел этот город, эти дома и самого себя в витрине. Накатилась давящая усталость путника, выбравшегося из трясины. И вот он стоит весь в слякоти от контактов с работодателями, их совершенно равнодушными офисными работниками. Надо бы снова что-то искать. Но вопрос: куда еще можно поехать?
Куда ехать по этим улицам, впервые ставшими серыми и скучными?
А ведь было время, когда он, Аркадий Мамонтов не мог надышаться воздухом этого крупного российского города. И ранним летом, под звук дождя, когда асфальт покрывался потоками воды, хотелось идти по воде по щиколотку, не обращая внимания на то, что сандалии вот-вот развалятся, и придется шлепать босиком.
И осенью из окна общежития, когда с восторгом смотрел на золото листьев, стекающее с деревьев на землю.
И зимой, когда выманивал жену и дочку в близлежащий парк, чтобы забросать их снежками, вывалять в сугробах снега, не замечая того, что тот быстро становится серым, грязным, разлагающимся на кристаллы, составляющих «сезонные» кольца многоразового оттаивания и смерзания.
Его удивление жизнью в России никак не могли понять новые знакомые, люди далеко не бестолковые и понимающие красоту. А он отвечал: «Ну, как вы не можете взять в толк, что я приехал с юга, а там такой удивительной красоты природы нет!»
На нем был пуховик китайского производства, купленный по дешевке на Кировском рынке, шапка из кролика, проданная в метро теткой подозрительного вида, ботинки уродливой формы, предложенными благотворительным обувным магазином, где надо было заполнить какую-то квитанцию. Еще были широкие брюки из толстого грубого сукна, теплые, но дешевые и купленные под настойчивым нажимом Софы, жены, привезенной им из Ашхабада. Она метиска от украинца и еврейки из Одессы, безумно красивая восточной красотой женщина, была по характеру очень практичной, выторговав у грузина-продавца эти брюки. Мамонтов возвращался из регистрационной палаты, где, наконец, были узаконены его права на ту теплую, из кирпича, с центральным отоплением квартиру. Таким образом он стал полноправным гражданином Российской Федерации, но гордости не почувствовал после долгих проволочек, хотя желал быть благодарным государству приютившем его.
Появилась лишь успокоенность созданным им миром из этих квадратных метров, жены, работавшей в службе занятости населения, дочки, учившейся в хореографической школе при театре оперы и балета. А кто он сам в этом мире, живущий на пособие по безработице и, подрабатывавший по черному налу в представительствах центральных газет и журналов? И не было надежды, что его возьмут в эти издания.
Должности все распределены, и на него смотрят как на гастарбайтера в сфере СМИ. Вот почему ему абсолютно равнодушен его возраст и лишь оставался вопрос: сколько ему осталось существовать на этом свете?
И при всем этом он отмечал свои дни рождения. Даже был юбилей. Но то ли ему исполнилось 50, то ли 60, а милые люди за праздничным столом говорили что-то даже о сорока годах. В сознании закрепилось знание о некоем усредненном десятилетии жизни на этой земле. Разве это не безумие?
И ночью, придя домой, он пожаловался Софе на свое сумасшествие. Она спала, как всегда тихо, разыскав под его подмышкой укромный уголок. Аркадий резко открыл глаза в темноту, вспомнив события дня, и спросил, вероятнее всего того, кто был в нем еще в памяти и уме:
- Сколько мне?
- Тебе, - тотчас же отозвалась жена, будто и не спала, - тебе...
- Нет, не надо, не говори! Спи! Но еще секунду, скажи, почему я не хочу помнить своих лет?
- Ты устал, - Софа приподнялась, не снимая с себя одеяла, прижавшись к спинке кровати, и получилось, что муж оказался внизу, - у тебя два года нет работы, и тебя никто не печатает...
- Но я люблю жизнь!
- А я тебя, мой милый, и ты в глубокой депрессии. Софа наклонилась и стала осыпать лицо Аркадия
поцелуями, но тот впервые не ответил на ее ласки, потому что хотел знать о себе не по паспорту, а по душе.
Хотя кому польза от паспорта? Кто еще в этом мире интересуется, каково ему жить без родины ни с большой, ни со строчной буквы! Кинула его родина, как изменившая женщина, убежала, оставив ему лохмотья воспоминаний о друзьях, первой любви, могилах родителей, искренних соболезнований туркмен, которые наравне с другими пришли на похороны отца, а после - матери.
Все рухнуло, потому что те, кто решал судьбу СССР, были торопливы, бестолковы и безродные, рассчитывали на иную вечность для себя, в течение которой они будут богаты и любимы врагами их великой Отчизны...
Он попытался уснуть, борясь с мыслями о судьбе дочки, у которой проявляются очень и даже, очень восточные черты, и ее могут в любой момент, как «чурку», забить бейсбольными палками ребята из подворотен. Ребята, воспитанные на кухнях в мыслях о том, что они единственные настоящие русские, а остальные - не люди!
Наутро, словно по расписанию, он снова отправился на поиски работы. Купил газету на остатки пособия за месяц и стал искать вакансии. Но для него ничего не было. Он хотел смять, выбросить эту большую и бестолковую газету, когда взгляд зацепился за слова «...возвращаю радость жизни...».
Так он узнал о существовании доктора Дроздова, который как бы обращался именно к нему: «Для тех, кто угнетен жизнью, потерял к ней интерес и находится в постоянной депрессии, предлагаю лечение. Достаточно одного сеанса, и вы обретете вкус к жизни, станете полноправным членом своей семьи, трудового коллектива, общества. Я жду вас!» И далее шел адрес. Оказалось, не так уж и далеко от места, где находился Мамонтов.
Он пошел в поисках человека, не скрывавшего явную, неприкрытую ложь, беззастенчивое надувательство. Он хотел взглянуть в глаза этому «доктору», чтобы понять, как выглядит Непристойный Обман. Это был дом в районе проспекта Масленникова среди тупиковых улиц, упиравшихся в забор подшипникового завода. Обычная «сталинка». На двери квартиры № 16 латунная табличка: «В. А. Дроздов, доктор технических наук. «Антихоспис».
Мамонтов беззастенчиво разглядывал своего собеседника, выделяя признаки утонченного образа жизни: на руке — швейцарские часы, очки «хамелеон». Кожа лица и рук свидетельствовала о высоком качестве питания. Одним словом, перед ним эстет современного бытия. Таких в России стало много. Они не сеют, не пашут, но доход их не покидает.
Похоже, все эти мысли были плохо упакованы, и Дроздов легко разобрался в них:
- Я не возьму с вас ни копейки, ну а позже - решите сами.
- Когда это позже?
- Когда станете работать, появятся деньги, да вы и сами найдете меня...
- Хорошо, такое меня устраивает. Лечите!
- Сидите и не вставайте, — Дроздов подал посетителю небольшую гранулированную капсулу.
- Подождите, - вскочил Аркадий со своего места. - Вы сотрете память о моей прошлой жизни?
- Я обновлю ее, без ущерба прошлому. Глотайте и запивайте!
Аркадий отставил опустошенный стакан. Свет погас и... вспыхнул. Может, через мгновенье, может, спустя вечность.
- Вот и все, - улыбнулся ему незнакомый человек, когда глаза привыкли к свету.
Мамонтов осмотрелся больше с удивлением, чем со страхом.
- Как я сюда попал? Кто вы?
- Вам стало плохо на улице, и я привел к себе, - ответил мужчина, понимая, что полная правда уже ни к чему. — Вы потеряли сознание. Я Дроздов и вы мой гость.
- Позвонить можно?
- Звоните, - хозяин квартиры протянул свой сотовый телефон.
- Софа, - сказал Мамонтов, и радость появилась на его лице, - это я. Понимаешь, здесь со мной...
- Аркаша, — не стала слушать жена, — срочно приезжай ко мне в офис, поступила вакансия. Не пожалеешь. Или позвони в издательство. Я никому не предложу это место! Вот телефон...
Мамонтов попросил у Дроздова еще звонок.

С фотографии паспорта смотрел человек, полный надежд. Только что Аркадий предъявил документ в банке, чтобы открыть депозит. Если полистать, можно увидеть дату рождения. Не трудно высчитать, что хозяину паспорта всего лишь 52 года! Он ведущий журналист еженедельника «Время» и его часто приглашают в качестве эксперта на телепередачи. Ему много звонят и пишут.
Спрятав паспорт, Мамонтов уверенным шагом вышел на улицу к своей Audi, взялся за ключ зажигания, и вдруг увидел из окна машины человека, которого стал искать в последнее время.
Да, это был человек из его снов — высокий, седой. Мамонтов выскочил из машины и бросился вслед за ним. Тот, словно почувствовав погоню, обернулся и раскрыл руки:
- Я же говорил, что мы с вами встретимся!
- Почему я вас знаю, и почему вы мне снитесь?
- Может от того, что пришла пора рассчитаться?
- Но за что и сколько?
- За то, что я вернул вам возраст и надежду. Полтора года назад вам стало на улице плохо, и я заставил вас выпить лекарство. И при мне вы позвонили супруге, которая сообщила вам приятное известие.
- Да мне стало плохо, - Аркадий уверенно вспомнил то, что ему подсказал доктор, — и вы привели меня к себе. На вашей двери было написано, что вы Дроздов, и вы открыли у себя антихоспис.  Кстати, что это такое?
Врач кивнул головой:
- Все так и было. Я изобрел таблетку «счастья», так называю ее клиентам. На самом деле она антидепрессант и выключает...
- Да, помню, - азартно прервал доктора Мамонтов, — было темно, а затем - яркий свет ворвался в мою жизнь. Я ведь был как зомби... Выходит, вы спасли меня, вылечили, и я должен вам за это! Сколько?
- Сумма немалая. И я могу еще подождать.
- Назовите. У меня есть деньги, расплатимся, только не возвращайте мне прошлого и сами не появляйтесь в моих снах!
Дроздов понимающе улыбнувшись, прикоснулся к руке Аркадия.
Они рассчитались, и Мамонтов, усаживаясь в машину, понимал, что не зря.

p.s. За первую часть рассказа автор стал лауреатом (второе место) конкурса Писатель года-1011"
Вторая часть написана через два года.

2

 - Что мы здесь делаем? И кто ты? – спросила Софа.
Аркадий от неожиданности замер. Обычно Софа закрывала глаза, отдавшись ласке мужа.
В последние годы она все реже давала понять, нравится ли то, что делает с ней муж, проснувшись утром, или нет. Но Аркадий ждал, когда все-таки Софа блеснет своими прекрасными  глазами, с какой-то потаенной запятой в глубине их разреза, и перед ним предстанет лицо ее юности. Кожа щек под воздействием желания превратится   в  два нежно-розовые лепестка, благоухающие вечной  свежестью   райского цветка,  чуть приоткрытые губы станут дразнящими и обещающими наслаждение.
Он привез ее в Россию, как садовник перевез драгоценный цветок, чтобы пересадить на новую почву. И радовался тому, что она  расцвел еще краше.
Обещающей быть всегда изумительно красивой увидел Аркадий  свою в жену в Одессе, в первую брачную ночь. Еще днем, на свадьбе, он сидел за столом и смотрел на ее тетю Бетю, так она представлялась всем на Привозе, и думал, что теща еще очень красивая в свои 50 лет. И уже тогда он знал, что и Софа в этом возрасте будет такой же привлекательной женщиной. Но ошибся. В минуты утренней близости Софа была еще краше, к сокрытой для других мужчин ее постоянной молодости примешивалась мудрость зрелой женщины.
- Еще мгновение, - прошептал муж, почувствовав скорее осязанием дрогнувший в незаметном движении бутон цветка.
И увидел, как оно, превращение,произошло - лицо Софы запылало, и Аркадий со стократной пылкостью стал осыпать его поцелуями.  Ее ответные ласки были не менее пылкими и страстными. И ей, как красивой золотой рыбке не хватало на кровати кислорода, заключенного в воде.
Но скрипнула дверь комнаты дочери и они замерли, опасаясь, что их бурные чувства могли ее разбудить.
Однако больше никаких звуков не последовало, кроме хруста у кормушки в прихожей.  Значит, Леночка просто выпустила кошку из своей комнаты.
- Софочка, ты меня еще любишь? – спросил Аркадий, возвращаясь к тем ее словам, которые могли бы прекратить их любовную игру.
- Конечно люблю, дурачок, - ответила жена. -  Но мне иногда кажется, что это не я в этой квартире, а какой-то мой двойник. От того и все становится вдруг чужим, совершенно новым, и непонятно, откуда то явившимся в мою жизнь.
«В мою жизнь», - эти слова эхом отозвались  в душе Аркадия. Это напомнило ему, что, не смотря на долгие годы совместного проживания они, все-таки два, нет, уже три,  отдельно живущих на этом свете существа, объединенных таинством брака и семьи. И это не было каким-то обидным признанием жены в их самостоятельности. Нет, Софа была чистым и не испорченным человеком, искренне отдаваясь чувствам и мыслям.
- А потом все пропадает, жизнь возвращается в обычное русло, - продолжила Софа. – И я рада, что ты, как мужчина,  все довел до конца…
Она покраснела.
Господи! Да она еще стесняется называть интимное вслух.
Аркадий в восторге бросился целовать ее губы, щеки, веки, лоб. Дело бы вернулось на исходные позиции, но снова скрипнула дверь. Леночка уже вышла к ванной.
Софа посмотрела на часы. У ее первокурсницы сегодня вторая пара. Надо приготовить  завтрак.
…Они расстались у подъезда департамента занятости населения, дальше Мамонтов повел машину к университету. Леночка помахала матери ладошкой. Самому Аркадию можно было не спешить – он работал шеф-редактором, и фронт работы для него  образуется ближе к обеду.
- Здравствуйте, Софья Андреевна! – вахтерша, женщина уже в годах, несмотря на полноту встала. На ее лице появилась добрая улыбка. Все в департаменте любили Софью Мамонтову за красоту и порядочность в отношениях с людьми.
- Здравствуйте, Валентина Никитична. – Как ваша внучка? Сошло покраснение?
- Сошло, сошло! Все после ваших советов, Софушка, и наладилось.  Спасибо!
- Да вроде бы и не за что.
Софа имела в виду, что каждая женщина должна разбираться в болезнях детей.
- Приезжала врачиха, студенточка,  и  не могла сказать, что у внучки. А вы сразу же определили…
Они еще немного поговорили, но надо было идти к себе.
И в коридоре, и в кабинетах было тихо. Коллеги  были в них или подходили к своим рабочим местам, но это происходило тихо, как в доме, где только что находился покойник, которого недавно   отпели и отвезли на кладбище.
Ситуация в департаменте не была такой же, один к одному, но некая схожесть присутствовала. На днях  проводили на пенсию Семена Давыдовича, начальника департамента. И его кабинет занял неожиданно откуда-то появившийся Денис Лыщенко. Так назвали их нового начальника в областной газете. В интервью спросили у него, не   молод ли он для такой должности? «48 лет? Нашему губернатору 46. Да, для мужчины это расцвет. Опыта мне хватит». Так ответил журналисту Лыщенко. Редактор, а это был как раз Аркадий Мамонтов, убрал слова про губернатора. Получилось более емко и убедительно. Ведь дальше шел рассказ об опыте работы Дениса Сергеевича в Министерстве обороны России в звании полковника интендантской службы.
- Софья Андреевна! – раздалось в динамике селекторной связи. – Зайдите к Денису Сергеевичу.
Софа схватила косметичку, подкрасила губы, пригладила волосы, подмигнула своему отражению в зеркальце.
Как только она закрыла за собой дверь, Денис Сергеевич  вышел к ней из-за стола и галантно приложился к ручке.
- Присаживайтесь, Софья Андреевна.
Они сели, рассматривая друг друга. Правда Софа быстро опустила глаза и видела  отражение начальник на лакированной поверхности столешника.  Начальник же вперился в нее взглядом так, будто был художником, запоминающим образ. Далее он по памяти намеревался набросать эскиз на ватман. Ведь для него главное – поймать момент открытости души.
«Она дурочка, - подумал он. – Но какая красивая! Ее бы сейчас на стол этот разложить, да войти в нее с закинутыми на его плечи прекрасными ножками! Нет, выше поднимать ее по должности не стоит. Нельзя регулярно трахать начальника отдела. Нельзя».
Он вспомнил Марину Викторовну, красавицу из финотдела министерства. Вот где у них была смычка! Жаль, что женщина приглянулась его начальнику, Степанову. Пришлось отдать по праву старшинства. На корпоративе чуть ли не подложить Мариночку под этого ублюдка-маразматика. А тот, вместо благодарности, посоветовал Лыщенко исчезнуть из министерства. Видимо, Мариночка, думая о Денисе при своем новом ухажере, посмеивалась над попытками того сойти за молодого ловеласа. Такие плохо скрываемые в интимной обстановке сравнения приводят к начальственному  раздражению. Если не к гневу!
Изучая прекрасную сотрудницу Лыщенко знал, что муж у нее  писака. Знает он их, журналюг, все продажные! Попросит главного редактора повысить Мамонтова. Тот правильно поймет неожиданный жест и будет смотреть на проказы жены сквозь пальцы.
- Мне представили вас, Софья Андреевна, как очень хорошего специалиста. Я бы хотел войти в курс вашей работы.
- Она нудная и скучная, Денис Сергеевич, - усмехнулась Софа и в упор взглянула на начальника. Этого было достаточным, чтобы обоим понять  истинную подоплеку вызова.
«Однако не дурочка»!
- Как можно так отзываться о любимом деле? – укоризненно спросил Лыщенко. – Прохоров сказал мне, что вы ее любите.
«Где это он успел спросить своего зама обо мне?» - удивилась про себя Софа. Но ответила по-другому:
- Я нахожу прелесть в любом деле.
Получилось очень даже двусмысленно. Женщина покраснела.
«Клюнула!»
От этого открытия у Лыщенко вдруг вырвалось:
- Я попросил подготовить документы на ваш перевод начальником отдела.
- А Дьяконову куда? – мгновенно отреагировала Софа.
- Ксению Петровну?
- Да, ее.
- Она уже на пенсии. Пусть идет отдыхать.
- Но ведь и я уже почти на пенсии…
Лыщенко чуть не подскочил. Он думал, что ей чуть за тридцать. Как же не посмотрел внимательно   личное дело? Только что  думал повезти эту женщину в Москву, на утверждение. Он уже представлял уютное двухместное купе в фирменном поезде и очень бурную ночь.
- Да, но, не скажешь что вы без пяти минут пенсионерка…
- И я не хотела говорить, что вы несерьезный руководитель…
«Облом! Что она за женщина?»
Софа встала и молча пошла к двери. Глядя на ее стройную, без изъянов фигуру, Лыщенко спросил себя: «Кто сказал, что еврейки быстро стареют и становятся страшнее атомной войны?»
В этот же день, ближе к концу рабочего дня, Софе позвонил мужчина. Компьютерная программа уже была закрыта,  и этот звонок, если от безработного, не мог повлиять на результаты дня.
- Софья Андреевна?
- Да. Я узнаю вас, Василий Артемович.
 Ну как не узнать Дроздова, своего дальнего дядю по отцу? Тем более сыгравшего в их судьбе положительную роль. Именно тогда, в год кризиса Аркадия, Софа уговорила дядю открыть агентство «Антихоспис» и дать объявление в газету. Почему-то с первого мгновения, когда Софа узнала, что в этом городе живет ее дядя, решила не говорить о нем мужу. Два или три раза Софа и Дроздов, известный экстрасенс, встречались в кафе в обеденное время. Обсуждали проблемы   Мамонтова. А когда пришла вакансия, договорились разыграть сцену. В том, что Аркадий купит газету, Софа не сомневалась. Именно она посоветовала мужу посмотреть объявления в газете…
- Софа, я положил деньги, что передал мне Аркаша, на ваш счет.
- На наш общий счет, - уточнила Софа. - Вы оставили себе 10 процентов?
- Да.
- Когда мы встретимся втроем, чтобы посмеяться над вашей таблеткой? Да и чувствую себя неуютно, скрывая вас от Мамонтова…
- Наверное, не стоит этого делать. Да и Аркадий, как я понял, не особенно помнит о случившемся и не желает меня видеть.
- Хорошо, поживем, увидим, - сказала Софа.
Она положила трубку, как бы поставив точку в трудном отчете. И неожиданно вспомнила маленькое утреннее происшествие: «Что это мне  взбрело в голову такое говорить? Кто, где, когда? Неужели во мне живет женщина, неизвестная мне самой? А может я могла бы изменить Аркаше с этим бывшим полковником? Могла бы или нет? Или нет?»
Она встряхнула головой, словно избавляясь от этого вопроса, как от назойливой мухи, и с нежностью подумала об Аркаше и Леночке. Ну как они могут, даже на мгновение, показаться чужими? Как?