Страх

 Снег идёт сегодня как-то по-новому. Как-то иначе. Озираясь вокруг и изумляясь этому обнаруженному для себя факту, человек в тёмной куртке и полосатых брюках торопится к празднику. Этому удивительному и, пожалуй, самому популярному во всём мире празднику. На улицах, до этого не видавших такого заснежья, спешит, бежит, спотыкается и не успевает бесконечное количество народа. С пакетами или без, пешком или нет, все они немного опаздывают куда-то. Солнце, смешиваясь со светом городских фонарей, медленно озаряет небо алым закатом.
Человек в полосатых брюках, беззаботно размахивая чемоданчиком в руке, уверенно двигается сквозь толпу, заполонившую центр города. На лице мужчины простоватая улыбка, которая в другой день, может, и вызовет любопытные взгляды, но не сегодня. Ему, должно быть, около сорока, но эта улыбка смело скидывает лет пять в возрасте; полноватый и тучный от сидячей работы клерка, он двигается сегодня легко и непринужденно. Радостные мысли полностью овладевают им, и он уже почти не различает дороги.
Вдруг звонит телефон, вырывая его из фантазий. Он в спешке начинает рыться в карманах; не дай бог с работы, думает он. Куда угодно, но только сегодня не на работу! Он находит телефон и смотрит на экран. Исчезнувшая, было, на мгновение улыбка снова расцветает на его лице.
– Алло?
– Володька! Ты где отмечаешь? У Антоновой? – спрашивает радостный голос человека, уже явно принявшего «пару грамм» спиртного.
– Да, а ты?
– Я тоже, тебя забрать? Ты где сейчас?
– Я в центре, подарок выбираю, – глядя по сторонам в поисках магазина, который он безнадежно пропустил две минуты назад, отвечает Владимир.
– Сейчас к центру не пробиться, пробки, да и снег метёт сегодня. Я могу тебя с остановки на Калинина подкинуть, если там всё не завалит, подъезжай туда и скинь гудок.
– Да ладно. Я дойду, – с присущей ему скромностью отказывается Владимир.
Друг безапелляционно его прерывает:
– Чё так «ладно», звони! А лучше я позвоню через часик, когда все собираться начнут потихоньку.
– Ну, если тебе будет удобно...
– Расслабься! Всё, пока, Володь, тут перекрёсток сложный. Руль требует мои руки обратно.
Владимиру даже кажется, что он слышит в трубку резкий звук тормозов, а после – гудки.
Он находит взглядом магазин: в нём гораздо теплее, чем на улице. Набирает в два больших пакета всё сладкое, что видит. Фрукты занимают немалую часть. Выходит на улицу, где снова звонит телефон; обе руки заняты, и мужчина, прилагая огромные усилия к тому, чтобы ничего не уронить, пытается вытащить из кармана трубку. Вокруг много людей, но краем глаза Владимир замечает в толпе молодого парня в серой «кенгурухе» с надвинутым на глаза капюшоном. Лицо у прохожего чрезвычайно бледное. Володя старается не обращать на него внимания, концентрируется на своих манипуляциях с телефоном. Но парень, раньше двигавшийся спонтанно, теперь, похоже, имеет чёткую цель. Его лицо застыло в нервном напряжении. Вот он уже совсем близко, и Владимир, почти доставший телефон, видит его прямо перед собой. Они встречаются взглядами. Всё тело сорокалетнего клерка сигнализирует об опасности внезапным страхом; глаза, прежде скрытые под капюшоном, наполнены решимостью; весь мир вдруг замирает. В руке у парня что-то блеснуло, совсем незаметно и практически неуловимо предмет вонзается в ногу Владимиру. Тянущиеся секунды кажутся ему вечностью, и он совершенно ничего не может сделать, он наблюдает. Это шприц! Это не нож, не гвоздь, это чёртов шприц! Запоздалая боль заставляет всё вокруг вновь зашевелиться, парень со всех ног продирается сквозь толпу. Владимир, забыв обо всём, бросается за ним. «Что это?!» – думает он.
– Что ты мне вколол, что на этой игле?! – это он уже, сам того не замечая, кричит вслед убегающему наркоману.
Владимир начинает задыхаться. Свернув в тёмный проулок, он уже потерял из виду парня.
– Что ты сделал? Что ты сделал? – кричит он в темноту.
Сердце бешено колотится, начинается аритмия. Он падает на одно колено, приложив руку к левой стороне груди. Сгибается пополам, к глазам накатывает что-то тёмное, лёгкие судорожно поглощают воздух, то замирая, то взрываясь внутри, пытаясь найти ритм бешено и вразнобой колотящегося сердца.
Успокойся, говорит он себе. Спокойно, спокойно.
Вдыхает носом, глубоко. Выдыхает ртом. Вдыхает – выдыхает. Снова вдыхает, снова выдыхает. Он полностью сосредоточен на своём дыхании. Нельзя даже сказать, сколько времени точно прошло, прежде чем он полностью восстановился и смог вернуться к своим вещам, которых уже и нет. Кроме пары пустых, заваленных снегом пакетов и разбившихся бутылок спиртного.
Владимир засовывает руку в карман за телефоном. Но его там нет. Он выронил его, когда погнался за парнем. Несколько минут он ползает вокруг пакетов, пытаясь отыскать трубку, но вместо неё находит лишь тот самый шприц.
Солнца уже совсем нет. Город, прежде казавшийся таким родным и дружелюбным, внезапно становиться холодным и безразличным. Оживленная улица медленно пустеет. Уже видны первые пьяные гуляки. Они, шатаясь, в обнимку  друг с другом поют песни, один их только вид заставляет людей обходить пьяниц за несколько метров. Вроде  даже никто и не заметил произошедшего, совсем никто, случившееся принадлежит только Владимиру. Только ему и больше никому. Он, опустив руки, не спеша идёт прочь от этой проклятой улицы. Ветер нарастает, снег уже полностью покрывший весь город мечется подхватываемый воздушными потоками, заваливаясь за воротник, попадая в глаза и всячески раздражая людей. Владимир смотрит строго перед собой невидящими глазами, не обращает внимания на назойливый снег. Он думает. Думает, что, может быть, всё обойдётся, может шприц зашёл недостаточно глубоко, что бы заразить его чем-нибудь, а может он и вовсе не заразен - это просто чья-то злая шутка. Может, может, может...
Сам того не заметив, Володя оказывается у своего дома, который находиться совсем на окраине. На чём он ехал, как дошёл, сколько времени потратил он не знает. Знает только, что эта многоэтажка его дом, а быть он должен совсем в другом месте, в гостях на празднике. Без особого сожаления входит в подъезд, поднимается в темноте на свой этаж. Работающие лампочки появляются, только начиная с четвёртого этажа, ему трудно подниматься так высоко, однако всё же он предпочёл прогулку по лестнице лифту. В зрачке двери напротив не горит свет, но в тишине наполнившей дом можно слышать мерные шаги туда-сюда, человек, живший там, расхаживает в полной темноте.
 Всех своих соседей Владимир знает, иногда, пьёт с ними чай, общается в лифте, улаживает споры, но кроме человека, живущего напротив. Того вообще никто не знает, он замкнут и необщителен, несмотря на то, что живёт здесь давно. Володя видел его пару раз, с чем-то вроде картин. Возможно, он художник?
А что если это вовсе не шутка, что если его чем-нибудь заразили, думает он. Да, это точно, что заразили. Не станет никто просто так тыкать шприцем в людей. Вздохнув, снимает обувь, так и не закрыв окно, садится на диван в гостиной, подставляя лицо залетающим с улицы снежинкам.
Вдруг вспоминает, что его ждут. Смотрит на часы, почти десять. Нужно предупредить. Подходит к домашнему телефону в коридоре и замирает, сняв трубку. Он же не знает наизусть ни единого номера, всё было сохранено на сотовом. Кладёт трубку. Под телефоном торчит уголок какой-то бумажки. Берёт его и идёт снова к окну, в гостиную, что бы увидеть, что там написано. Потом ещё пару раз не спеша прохаживается взад-вперёд по комнате, держа клочок бумаги в руке.
Подходит к телефону, немного постояв, набирает написанный номер.
Какое-то время идут гудки, кажется, кто-то не спешит подходить к телефону, но потом они прекращаются, и приятный женский голос говорит:
– Дом престарелых, я вас слушаю.
– Алло, здравствуйте. Я могу поговорить со своей матерью сейчас? – мямлит Владимир.
– Если б я ещё знала, кто она, – раздражённо отвечает женщина.
– Орлова Анна Петровна, она ещё не спит?
– Минуточку.
Он ждёт, размышляя над тем, что хотел сказать. Может, и вовсе ничего не говорить, да какая разница, в конце концов. Зачем звонит, он и сам не знает, но ему определённо этого хочется.
– А-алло, – раздаётся в трубке старческий голос.
– Привет, мам.
– Кто, кто это? – запинаясь, спрашивает женщина.
– Это я, твой сын, – с грустью отвечает Володя.
– Мой сын?
– Да, Владимир, мама, Володя, помнишь?
– Владюша, сынок! Как, как ты?
– Я? Я... заболел немного, как ты? Тебе там хорошо?
– Ой, да вот концерт смотрим по телевизору. Сегодня новый год, знаешь? Вкусно покушали сегодня. А болеть нехорошо, вызови «Скорую», мы тут сразу вызываем, чуть что с сердечком, дежурные врачи есть. А ты выздоравливай, не болей.
– Ах да, новый год, с праздником тебя. Не знаю, надо вызвать, но вряд ли они мне помогут, мам. Извини, я давно тебя не навещал, работа, дела всё никак не соберусь, но я приеду, обязательно приеду, на праздниках, нет, завтра, завтра приеду, – запинаясь, тараторит Владимир.
– А я жду тебя, каждый день жду. Приезжай, и завтра ждать буду, – со слезами в голосе отвечает Анна Петровна.
– Ты не волнуйся, мам, не волнуйся. Как там, о тебе хорошо заботятся, как кормят?
– Кормят? А… а кто это? – мгновенно прекратив плакать, как ни в чём не бывало, спрашивает бабуля.
– Это сын твой. Володя, – удерживая слёзы, представляется он.
– Сын? Володя?
– Да мам, Владюша, Владюша твой.
– Владюша, сынок! Как ты?
– Всё в порядке, мам, – вытирая глаза, безразлично отвечает.
– А мы вот концерт смотрим, новогодний. Покушали сегодня хорошо, празднично. Как здоровье твоё?
– Хорошо здоровье. С Новым Годом тебя, мам. Как ты, не устала ещё?
– Ой, да нет, не устала. Кто, кто это?
– Я люблю тебя, мам, – признаётся он, всхлипывая.
– Владюша? Это ты?
– Да, мам, это я.
– Как ты? Как здоровье? Я тут волнуюсь, что с тобой, не приезжаешь давно.
– Всё в порядке, завтра приеду, завтра обязательно приеду. Мне пора, мам, спокойной ночи.
Немного помолчав, Анна Петровна, расстроенная, пытается его задержать:
– Куда ты? Мы даже не поговорили, Владюша.
– Завтра наговоримся, концерт весь пропустишь. Пока, мам.
Кладёт трубку. А вдруг не приедет, думает он. Вдруг его заразили чем-то смертельным. Вдруг эта зараза уже растеклась по всему телу и уже начинает действовать. Сердце тревожно заколотилось. Как, как это случилось? Он не может умереть просто вот так. Владимир, вытерев мокрые глаза, начинает лихорадочно прохаживаться из комнаты в комнату. Его руки покрываются потом, несмотря на жуткий холод, который царит в квартире с тех пор, как распахнулось окно. Чем он заслужил это, что он сделал плохого, почему именно он, на улице было полно народу. Владимир снова погружается в свои мысли, его медленно охватывает необъяснимый страх, сердце колотится. Он снимает куртку, кажется, что он начинает потеть. Тяжело дыша, садится на диван под окно. Оно ему порядком надоело, похоже, Володя только сейчас начинает чувствовать, какой от него сквозняк.
Звонит телефон. Словно к последней спасательной шлюпке на корабле, он бросается к трубке.
– Алло?
– Алло, Володька! Наконец-то дозвонился! – икая и еле волоча языком, восклицает на другом конце радостный голос.
Владимир, в принципе, не ожидавший никаких звонков, всё же явно надеялся на что-то другое, потому что прежде напряжённое выражение лица меняется на совсем уж безнадёжно погрустневшее.
– Алло? Слышишь меня? Я тебе и на сотовый звонил, и на работу, куда ты пропал!? Мы тут у Таньки отмечаем, помнишь Таньку?
– Да, да слышу. Я... я так, всё в порядке. Тут кое-что срочное... эээ... ну... не смогу я приехать, в общем, – запинаясь, объясняет Владимир.
– Аа-а, ну это ясное дело – не сможешь, знаешь, как дороги завалило! Снегопад! А мы тут отмечаем, значит, весело, водочки уже накатили пару раз, и это ещё куранты не пробили, – смеётся собеседник.
– Ой! – внезапно хватается за сердце Володя. Он всё так же потеет, стоять тяжело, а из-за пота ему становиться совсем холодно.
– Что такое? Алло? Ты слышишь меня?
– Да сердце кольнуло, устал просто. Давай, Колян, завтра всё расскажешь, мне пора.
– Сердце? Ну ты, если чё, то «Скорую» сразу, в твоём возрасте шутки с сердцем плохи. Это, знаешь, оно тебе так говорит, мол, какого хрена к друзьям на вписку не поехал. Ах-хах, да? Ну лан, раз такой занятой, то покедова, завтра рассольником меня напоишь, приедешь.
– Да, приеду, напою. Пока.
Кладёт трубку. Подходит к окну и закрывает его. В груди снова что-то сжимается. Дрожа от холода, Владимир присаживается на диван. Глаза полностью привыкают к темноте. В его квартире минимум мебели. Не то чтобы это черта его характера, скорее, это показатель заработка среднестатистического клерка, не добившегося ничего особенного в своей области. Сердце, о котором он позабыл на время разговора, продолжает истерически стучать. Похоже, ему становиться трудно дышать. Владимир смотрит на только что закрытое окно. Нет, он ни за что его снова не откроет. Нужно звонить в «Скорую», он не может понять, что с ним происходит.
С трудом подходит к телефону, пот уже начинает заливать глаза. Набирает номер – занято.
– Да что же это! – хриплым голосом ругается он.
Страх, отступивший на какое-то время, накатывает с новой силой. Похоже, он всерьёз начинает верить, что умирает.
Перезванивает, одновременно пододвигая к себе стул:
– Городская больница, я вас слушаю.
– Здравствуйте, можно вызвать «Скорую»?
– Прямо сейчас?
– Сейчас! А когда же ещё!?
– Не кричите. Для кого?
– Для себя.
– Что вас беспокоит?
– Мне плохо.
– Болит что-то конкретное? У вас приступ?
– А что, того, что мне плохо, недостаточно? – раздражённо возмущается Владимир.
– Нет, и нечего возмущаться, – в тон ему отвечает медсестра.
– Извините. Меня сегодня на улице укололи шприцом, после этого у меня начало побаливать сердце, потею сильно, сейчас вот дышать всё тяжелее.
От наступающего раздражения и злости Владимиру становится хуже, он тяжело дышит в трубку и ежеминутно вытирает пот со лба.
– Вас укололи шприцом? Что в нём было? – безразлично спрашивает медсестра.
– Я не знаю! Какая, к чёрту, разница!? Я задыхаюсь! – не выдерживает он.
– Не орите на меня! Сколько вам лет?
– Сорок шесть.
– Выпейте успокоительное, сейчас все дежурные машины на выезде. Ничего неотложного через шприц не передаётся.
– Успокоительное!? Вы что, доктор?
– Нет.
Задыхаясь и дрожа от холода, что есть сил Владимир кричит в трубку:
– А мне нужен доктор, чёрт возьми!!! Мне нужна «Скорая»!!!
Она бросает трубку. Прерывистые гудки.
 
– Сука! – с негодованием вырывается у Володи.
Успокоиться, успокоиться, ему нужно успокоиться, повторяет он про себя. Вдох – выдох. Вдох, теперь медленно – выдох. Перезванивает.
– Городская больница, я вас слушаю.
– Здравствуйте, это снова я. Извините меня, пожалуйста, но мне действительно нужна помощь.
– Я могу дать вам номер психологической помощи населению.
– Что? – спрашивает Владимир в недоумении.
– Записывайте, – диктует она номер.
Рука машинально записывает цифры на клочке бумаги. Вот только Володя никак не может понять, чем это ему поможет.
– Они хоть работают в Новый Год? – жалобно стонет он.
– Не знаю. Скорее всего.
Она снова кладёт трубку. Владимир встаёт со стула, ноги подкашиваются, придерживаясь о стены, продвигается к кухне. Там аптечка. Сердце стучит так, будто стремится вырваться из груди. Дыхание то и дело сбивается, ему становится страшно. Очень страшно. Нужно успокоительное, думает он. Его спасенье. Споткнувшись в темноте о кухонный стул, он добирается, наконец, до медикаментов. Случайно сбрасывая попавшиеся под руку лекарства, он пытается нащупать баночку с лекарством. Вот, вот она!
– Нашёл! – хриплым голосом обрадовано шепчет он.
Стакан. Тридцать капель, нет, лучше сорок, сорок пять. Залпом выпивает. Садится за стол. Не помогает. Наверное, должно пройти время. Сердце вроде как немного успокаивается. Может, действительно стресс?
Дыхание, тем не менее, и не думает успокаиваться. Дышать всё тяжелее, ему кажется, что его кто-то душит. Он встаёт и возвращается к телефону. Набирает номер, который только что записал на клочке бумаги.
Гудки.
– Центр психологической поддержки населения. Меня зовут Алексей Свиридов, я вас слушаю, – монотонно рапортует молодой психолог.
– Алексей, мне дали ваш номер в больнице, – еле дыша, говорит Владимир.
– В больнице? На приёме у психотерапевта?
– Нет, только что.
– Только что? – голос у Алексея кажется совсем растерянным. – Да вы еле дышите!
– Да, я... я задыхаюсь, – в страхе шепчет Володя.
– Хорошо, успокойтесь. Опишите кратко ваше состояние, пожалуйста, не спешите, старайтесь дышать ровно и глубоко, – взяв себя в руки, просит психолог.
– Я, я весь мокрый от пота, учащённое сердцебиение и ещё затруднено дыхание, слабость, вот, вот вроде всё. Похоже, я умираю...
– Вы не умираете, не думайте об этом. С вами раньше такие приступы случались?
– Нет, нет, это первый раз. Меня сегодня какой-то наркоман уколол использованным шприцом, всё началось после этого.
– Уколол шприцем? Вы на... как вас зовут?
– Владимир, Орлов Владимир.
– Владимир, вы дышите? Не забывайте глубоко дышать.
– Да, я дышу.
– Вы, наверное, очень испугались, когда это произошло?
– Не знаю, сначала нет. Потом стал думать о последствиях, знаете. Всё-таки чёрт его знает, чем он мог меня заразить.
– Да, я понимаю, вам нужно выпить успокоительное.
– Я уже выпил.
– Хорошо, оно скоро подействует. Вы не волнуйтесь, скорей всего, у вас тревожное расстройство. Обычно через шприц можно заразиться гепатитом или ВИЧ-инфекцией, ни то, ни другое за один день не убивает, – успокаивающим голосом говорит Алексей. – Главное, следите за дыханием. Сколько вам лет?
– Сорок шесть, – вдох-выдох. Вдох, медленно выдох, – А кроме ВИЧ, может это быть что-то ещё?
– Не знаю. Есть проблемы с сердцем?
– Да. Ишемия, хроническая.
– Нужно вызвать вам ««Скорую»» . Не забывайте о дыхании, нужно дышать ровно.
– Я пытался, всё, что они сделали, это дали ваш номер телефона.
– Ясно, – Алексей на секунду задумывается, как вдруг в трубке что-то пиликнуло. – Владимир, у меня вторая линия, попытайтесь дозвониться в «Скорую» всё-таки.
– Нет, нет! Не отключайтесь, – забыв о дыхании, восклицает Володя, – мне только стало лучше!
– На второй линии, похоже, самоубийца, мне передали, я должен ответить, не забывайте о дыхании, я вам ещё перезвоню.
– Нет, не бросайте трубку!
Гудки. Последней фразы Свиридов, видимо, не услышал. И Володя снова один в своей квартире. Стрелка часов переваливает за одиннадцать ночи, несмотря на это, вокруг тишина. Значит, соседи разъехались кто куда. Он, стараясь сохранить дыхание и не думать о своём состоянии, встаёт, чтобы переодеть мокрую рубашку. Сердце под действием лекарства на время успокаивается. Накидывает поверх рубашки ещё и куртку. Дрожа от холода, проходит к кухне, включает свет и зажигает духовку, чтобы быстрей согреться. Ему становится легче, но надолго ли? Это может повториться, нет – это точно повторится.
– Не думай об этом, – говорит он себе, – не думай.
У него же ишемия, а если сердце не выдержит нового приступа? Нет, его бы предупредили. Если это повторится, значит, здесь что-то не так.
– Нет, нет, нет, всё в порядке, – в отчаянии убеждает себя Владимир, – они правы, это стресс, он пройдёт, сейчас всё пройдёт.
А вдруг?
– Нет, не хочу!
Нестерпимо долгие минуты он борется с собой. Несмотря на все усилия, страх упрямыми накатами, подобно морским волнам, овладевает им. Он чувствует, что время передышки заканчивается. Грудь сдавливает монолитными тисками, сердце вновь набирает обороты. Резкий, неожиданный звук заставляет отвлечься. Он что есть сил бросается в коридор. Это звонит телефон.
– Да!?
– Это Алексей из...
– Вы ошиблись! – прерывает Владимир его.
– В чём? – недоумённо спрашивает Алексей.
– Это повторяется! Мне не становится лучше, только хуже!
– Вы звонили в «Скорую»?
– Да! Я вам говорил! Они не приедут!
– Нет, нужно было позвонить ещё раз. Не волнуйтесь.
– К чёрту не волнуйтесь! Вы всем так говорите? Кому-нибудь эти разговоры помогли?!
– Да, помогли, и вам помогут, главное, дышите ровно, – пытается убедить его Алексей. – Вы слышите? Не сбивайте дыхание.
–Помогли, значит? А тот парень? Или кто вам там звонил? Быстро вы с ним поговорили. Зачем они вообще вам звонят? Чтобы вы их разубедили?
– Да, обычно так и есть. Звонят поговорить. Вам нужно позвонить в «Скорую».
– А ему, ему помогли?
– Не знаю. Он бросил трубку. Хотите, я позвоню?
– В «Скорую»? Значит, что, я умираю? Со мной всё-таки что-то не так!? – со злостью бросает Володя и роняет трубку от внезапного приступа удушья.
– Я не знаю! Не знаю! – срывается молодой психолог.
Всё ещё задыхаясь, Владимир с трудом поднимет трубку:
– Только не отключайтесь... Мне… – сумбурный вдох, – мне нужно с кем-то говорить. Я тут один. Мне страшно.
– Я должен позвонить в «Скорую», это займёт пару минут. Вам срочно нужна медицинская помощь! Позвоните кому-нибудь.
– Я не могу, у меня... у меня нет номеров и записной книжки. У вас, у вас есть автоопределитель?
– Да, есть.
– Дайте мне номер того человека, который вам только что звонил.
– Я не имею право… – с неуверенностью отвечает Алексей.
– Да какая, к чёрту, разница! Он умирает, я умираю! Ему нужно поговорить, и мне тоже, он, может, уже с собой покончил! Вам ничего не будет за это!
– Ладно, записывайте, – диктует номер. – Скажите ваш точный адрес, пожалуйста.
Продиктовав адрес, Владимир бросает трубку. Дрожащими руками набирает номер телефона, который дал Алексей. Гудки, никто не отвечает. Неужели уже решился? Гудки. Ну же, ответь.
– Здравствуйте, вы позвонили Кузнецову Дмитрию Анатольевичу, оставьте своё сообщение после сигнала... пи-и-ик.
Автоответчик. Записанный голос принадлежит, казалось, мужчине средних лет. Наверное, почти ровесник.
– Алло? Дмитрий? Если вы всё ещё там, возьмите трубку, пожалуйста, – сердце Владимира отзывается болью и жжением на каждое слово. – Это Володя, вы меня не знаете. Но мне нужно с кем-нибудь поговорить. Вы единственный человек, номер телефона которого я знаю.
Грудная клетка сдавлена, словно под прессом. С огромным трудом он дышит. Каждый вдох отзывается болью в области сердца. Трубка выскальзывает из мокрых от пота рук.
– Пожалуйста, ответьте, я умираю... мне страшно. Вам ведь тоже, наверное, страшно? Решиться на такое, да, страшно, наверное...
Пауза.
– Ответьте. Пожалуйста, ответьте!
Тишина. Мучительные секунды тот, к кому обращены слова, не прикасается к трубке. Стоит рядом, но не прикасается. И вдруг решается.
– Алло, Владимир? Вы ещё здесь? – спрашивает беспокойным мягким голосом.
Для Володи это словно озаренье, словно луч надежды. Он снова не один. Психолог позвонил в неотложку, она должна скоро приехать. Нужно только продержаться, немножко продержаться.
– Да, да. Я ещё здесь! Как хорошо, что вы ответили!
– Вы задыхаетесь? Почему вы звоните мне? Почему не врачам?
– Я, я звонил. Это долгая история. Они скоро приедут, мне становится немного легче, когда я говорю с кем-нибудь.
– Понятно. Откуда у вас мой номер телефона?
– Мне дал его Алексей, вы звонили ему, помните?
– И что, вам некому было больше позвонить? – Дмитрий недоумённо поднимает бровь.
– Да, некому.
– Я вас понимаю… Ну и о чём мы будем говорить?
– Не знаю, говорите лучше вы... мне тяжело. Чем вы занимаетесь, например?
– Я? Да так, – небрежно и немного разочарованно начинает Дмитрий, – рисую. Рисую картины немного, не очень-то получалось на самом деле. По крайней мере, заработать на этом не вышло.
– Ну, это же не повод... – говорит Володя.
– Не повод, – соглашается тот.
– Ой! – Владимир внезапно хватается за сердце.
– Что с вами? Владимир! Похоже, я вас слышал! – кричит в трубку обеспокоенный Дмитрий. – Владимир, вы там?
Тишина.
– Владимир! Вы где живёте? На каком этаже? Вы слышите? Алло?! – надрывается Дима.
– Я сейчас! Сейчас! – уже бросив телефон, он мчится к выходной двери. Ему кажется, что он услышал. Услышал вскрик не в трубке, а из подъезда. В его квартире стоит кромешная темнота. Спотыкаясь о мебель, он добирается до выхода. Дверь напротив его квартиры немного приоткрыта сквозняком. Внутри темно, и только с кухни идёт свет. Дмитрий машинально нащупывает выключатель. Свет. В коридоре, у тумбочки с телефоном, сидит на стуле обмякший, тучный мужчина. Дмитрий подбегает к нему, крича:
– Владимир! Володя! Очнитесь!
Он ничего не понимает. Прикладывается ухом к сердцу. Ничего не слышит. Суетливо стаскивает Владимира со стула на пол.
– Так, так... что делать, – в панике говорит себе, – массаж сердца. Да, массаж сердца.
Кладёт обе руки на грудь, крест-накрест.
– Раз, два. Три! – шепчет он.
Не помогает. Тогда ещё раз, и ещё раз, и ещё раз. В подъезде слышатся шаги. Дима кричит:
– Быстрей, быстрей!
Для него всё, как в тумане. Никогда он не был ещё в ситуациях, требующих так быстро что-то решать. Это буквально был не он, а кто-то другой. Он просто смотрит со стороны, как этот кто-то делает массаж сердца, потом этого кого-то отпихивают какие-то люди, а потом он, этот кто-то, садится в «Скорую» рядом с Владимиром, над которым до сих пор суетятся те люди, и едет.
 
Через несколько дней Дмитрий побывал на похоронах Володи. Там было много народу, все знали покойного достаточно близко. А он нет. Об ушедшем говорили тёплые слова, а он не знал, что сказать. Что он точно знал, так это то, что Владимир, похоже, спас ему жизнь.
 
Конец.
06 августа 2011 г.