Немного спама

На мою свободу слова
Льют козлы свободу лжи...
Ю.Шевчук, (ДДТ) «Ларек»

Немного спама в ваши души

Как бы ты ни любил свою родину, все равно она отлюбит тебя первой. И это противостояние может длиться бесконечно, пока ты не уедешь в какую-нибудь Америку. Довлатов так уже сделал. Но ведь ничего не изменилось. Потому что свою родину можно терпеть в непосредственной ее близости, а можно и увезти ее хоть за тридевять земель. От твоего перемещения ее сущность РОДИНЫ фактически не изменится.
Поэтому и я, сидя в нашем блестящем так скажем Шурмовске, который некоторые приезжие так и звали Шаурмовск (потому что останавливаясь на 5 минут на остановке возле станции Шурмовск-Битеньск покупали шаурму у тамошних шаурмовщиц Вали и Гали, известных не только умением сделать из кошки свинью, но и из воробья курицу), так вот сидя там, я тем не менее пыталась изо всех сил любить город. И газета моя собственно о нем и была. Но с немного литературным уклоном.
Если по-честному желаешь писать, то, как минимум, нужно делать выпады А) — в сторону Емельяна Михайловича Воздвиженского (он руководит заводом промышленных отходов) Б) в сторону Виктора Борисовича Плювина — это фигура вообще беспрецедентная, В) организации непонятного назначения «Общественное движение Зеленый Шум» и Г) конечно же мэра Евлампии Петровны Кричинской. Между прочим потомственной дворянки. Судя по фамилии. Видимо нехило кто-то (ну ладно, чего душой кривить, известно кто) вложился в предвыборную компанию этой дамы и не поленился выписать из области грамотных маркетологов и пиарщиков, которые, в свою очередь, не поленились почитать классику и присвоить Евлампии Петровне ненароком столь модный ныне статус аристократической дамы... Так вот,чтобы много сил и денег не уходило на «выпады» в сторону сих господ, лучше создать газету литературную. Чтобы без намеков и полутонов писать обо всем и ни о чем одновременно. А в итоге получилось совершенно наоборот.
Скромным гражданам было невдомек, что газета моя была что ни на есть выходом из кризисной идиократической в общем-то ситуации, которая складывалась здесь на протяжении, не побоюсь этого слова, 200 с лишним лет! А я вот как истый просветитель и вместе с тем романтик (ибо одно без другого быть не может) тут разошлась и великое дело затеяла. Литературную газету. Ну не то, чтоб аудитория наша не соответствовала. Все знали Пелевина — замечательного современного писателя, любимца админов и продвинутых философов. Только часто Шурмовцы путали его с директором завода ФТОРХЛОРБРОМЙОДСИБУТИЛЬСВИНЕЦСЫРЬЕ Виктором Плювиным. Собственно большинство населения города нашего и есть его скромные труженики. Места наши на редкость красивы, но, как известно, чем дальше и лучше место, тем быстрее делается оно ссылкой. Ибо зимы наши 50-градусные, метели затяжные, а лес валить можно веками - и километра не повалишь. Поэтому Шурмовск на карте найти можно с трудом, зато в жаргон закоренелых преступников он вошел с полным правом. Тут и изменять нечего было. Шурмовск, да Шурмовск... Общее мнение о горожанах никто не складывал, ибо, как я уже говорила, поезда с опаской останавливались здесь на 5 а то и 3 минуты и уносились дальше в лесную глушь. Там не так мрачно.
Что уж тут говорить... Но крепла моя уверенность  в великий русский авось. И появилась она — газета «Будущий день». Хотя стала уже прошлым. Для меня. Но можно ли назвать прошлыми наши переживания, коль они навечно укрепились в твоем подсознании? С трудом. Ведь можно извлечь, вдоволь поиграться с ними и вновь водрузить на место, мол, пылитесь, родные, до следующих мемуаров или ностальгической бутылочки вина...
Энтузиазм мой был исключительно гол, по математическим наукам где-то в аттестате болталась твердая тройка, а потому нужно было искать сподвижников, поддерживающих финансовую сторону моего предприятия. Они очень быстро нашлись. Небезызвестный Виктор Борисович Плювин и Емельян Михайлович Полупокер (сменивший свою недвусмысленную фамилию вскоре после получения им ответственного поста директора завода промышленных отходов на Воздвиженского) так вот, эти замечательные и милые люди браво взяли дело в свои руки. А я, тем временем радовалась начавшемуся делу и не предполагала, что там начнется тако-о-о-ое, что и вспоминать страшно...
Наивно полагая, что финансовые мои помощники, ограничатся долей с продажи, я набрала прекрасную команду университетских друзей-журналистов, владеющих пером, как топором (эта поговорка у нас в Шурмовске актуальна, потому что, как я говорила, моден у нас лесоповальный кич). Ребята толковые, и никакой редакторократии у нас не было. Договорились на общих планерках вместе решать, каким будет номер, что мы будем делать, правили материалы тоже вместе, благо газета литературная. Каждый из нас в Шурмовске и за его пределами был немножко известен парочкой книг или стихотворных сборников. Некоторые состояли в почетном Шурмовском литературном объединении, имели собственный стиль, острый язык и необходимый нормальному человеку багаж знаний. Все мечтали поскорее отсюда свалить и все копили на это деньги. Собственно, мой проект и был, так сказать, для всех стартовой площадкой в «нормальную жизнь». Гонорары делили пополам, тишь да гладь. Но в один прекрасный день в нашу милую уютную редакцию с видом на городской парк влетело существо. Оно обдало всех присутствующих неимоверно терпким запахом мужского псевдоодеколона (мы так и не поняли изо рта или от одежды так пахло) и воссело посреди редакции. На голове у существа была вязаная кепочка болотного цвета с милым цветочком в районе левого уха. Шарфик а ля Айседора Дункан болтался на хилой шейке. Немая сцена.
- Вы к кому? - секретарь наш спрашивает.
- А вы кто? - как ни в чем не бывало отвечает оно тоненьким слегка хриплым голоском.
- Я вообще-то секретарь редакции «Будущий день», - деловито поправляя очки, насупилась Лиза.
- Прекрасно. Почему секретарь не предложила мне кофе?
Редакция замерла.
- А с чего это...
- А с того, что я ваш директор по мерчендайзингу, франчайзенгу, пиару, креативному подходу, а также рекламный менеджер... В общем, я теперь ваш идейный вдохновитель.
- А-а-а, так вы от Емельяна Михайловича? - с улыбкой спрашиваю я. - Очень приятно, Мария Сергеевна...
- Что вы тут разводите? - перебивает меня оно, запутавшись в проводах от компьютера, и, неловко покачнувшись, падает.
Редакция не выдерживает и взрывается хохотом. Лелик Межебицкий бьется мордой об клавиатуру, Яна Иволгина захлебывается кофе и прыскает на свои же опусы, Лиза нервно протирает очки (она не терпит на работе эксцессов) и тоже хихикает, Катенька переплетает свою русую косу и плачет от смеха, Женька-электровеник, успевшая к тому времени уже везде позвонить и навести справки о странном госте, угрюмо похохатывает, а я нервно грызу карандаш.
После этого существо нас возненавидело на веки вечные. Оказалось, что наш супер-пупер директор, ничто иное как зам-зам-зам-зам-зама Виктора Борисовича Плювина по работе с общественностью. Зовут сие создание, как оказалось, очень мило - Федор Фуфыркин. Но он просит называть себя не иначе как Фаддей Леонидович. Хотя этот Фаддей Леонидович вряд ли будет даже старше Катеньки — нашей самой молодой сотрудницы-практикантки. Вторгся он в нашу среду (а вернее срЕду) стремительно, нагло и по-хамски. Среда для многих журналистов — святой день. Ибо именно в этот день идет священный процесс верстки.  И не дай тебе бог растревожить улей гениальных, раздраженных, самолюбивых и напряженных газетчиков. Федечка растревожил.

 * * *
Мне даже по началу было его жаль. Но, зная не по наслышке Виктора Борисовича, вернее его варварские методы работы с живым материалом (это он людей так называл), потихоньку становилось жаль уже себя. Не думала я, что придется такой монетой платить за скромные его вложения в нашу газету. А вот пришлось. И окружали его люди такие же. Приземленные и хамовитые.
Федечка пришел на следующий день, фальшиво улыбаясь и вытирая носик розовым платочком. Не удивлюсь, если на нем были вышиты инициалы «Ф.Ф.» с вензелями. Он принес с собой личный горшочек с геранью, установил его на столе (где между прочим раскладываются гранки) и водрузил на стульчик (который между прочим был мой) мягкую подпопную подушечку со словами: «Как у вас тут твердо! И воняет». После этого вынул из ридикюля освежитель воздуха и принялся порхать по редакции, будто сказочная фея, и прыскать в разные углы ароматом весенних цветов и альпийских лугов. Редакции уже смешно не было. Потому что от этих вот людей зависело наше будущее. «Будущий день», я бы сказала...
Федечка был криативен до безобразия.
- Мне кажется, - гнусаво сказал он, подпиливая ноготочки, - что вам не хватает криатива.
- Чего-чего? - угрожающе спросил Лелик, - его перебили, когда он рассказывал нам на планерке о региональном форуме поэтов, посвященном его любимому Достоевскому. Он и сам немного был похож на петербургского студента. Кажется, что именно в тот момент он вытащит топор, и Федечке придется побыть в роли старухи-процентщицы.
- Криатива. - Невозмутимо прогнусавил Федечка. - Ваша рубрика мне не нравится. Ну что это такое — «Русская литература - сквозь столетья»? Это ведь для занюханных училок! Давайте так! - И он вытаскивает из чудо-ридикюльчика распечатанную цветную глянцевую страничку с названиями рубрик.
Я беру это в руки и в прямом смысле слова падаю под стол. «Светский Шурмовск — желтая страничка»; «Клубничные истории — голый Достоевский»; «Мы сидели и курили — как создаются стихи»; «Закулисные интрижки — театр и буфет»; «Пойдем приценимся! - прогулки по музеям»; «Клубная культура — где потанцевать»; «Sex, drugs, rock-n-roll — все для молодежи»; «Нася-я-я-я-льника! - советы по декору»; «Покупай, живоПИСЬ! - о художниках и не только»; «Не обойтись без топора! - проба пера»; и наконец «Немного спама в ваши души — обращения читателей».
Обалдевшая редакция онемела. Все посылали безмолвные проклятия невозмутимому Федечке, который уже что-то строчил в своем ноутбуке, при этом кокетливо успевая поправлять шарфик. Спас его от неминуемой смерти Виктор Борисович, будто почувствовавший угрозу для своего питомца.
- Алло! - с яростью крикнула я в трубку.
- Здравствуйте! Мне Машеньку. - Прошипел зловредный Виктор Борисович.
- Это я...
- Как ваши дела? Все нормально?
- Просто отлично. Ваш Фе... Фаддей Леонидович...
- Отличный парень, не правда ли? Вы сработаетесь обязательно. Идейный, он мне сауну оформлял! Знаете, такой с искоркой в глазах!
- … - Что я могла ответить?
- Ну продолжайте, у вас все получится. Он вам показал уже наверное маленькие доработочки? Ну мы так набросали, в смысле вы конечно можете не все рубрики переделать. Но вы поняли в каком направлении нужно работать?
- ...-  Я онемела совершенно.
- Вот и молодцы. Отлично. Скоро сам приеду проверю. Работайте.
Гудки.
Спасло нас чудо. В прямом смысле этого слова. Чудо было именно в перьях. Да-да. И оно впорхнуло легкой 100-килограммовой походкой в редакцию в тот момент, когда я готова была испустить древний боевой вопль и повести в атаку всю редакцию, готовую разорвать голыми руками это маленькое гнусавое сопливое и очень креативное существо.
Маргарита Львовна Пышкина-Воздвиженская (она же Чудо-в-перьях) — надежда и свет всей рекламной жизни Шурмовска. Тут же облюбовала себе стол Женьки-электровеника. Водрузила в тумбочку звенящий и бренчащий пакет, открыла папочку, встала посреди редакции и хорошо поставленным голосом продекламировала, ни разу не запнувшись и не подняв на нас глаза: «Я, Маргарита Львовна Пышкина-Воздвиженская, ваш рекламный директор. Прошу меня любить и жаловать.» После чего невозмутимо прошествовала за стол Женьки и водрузила пухлую попу на Женькин хлипкий стульчик, испустивший истошный скрип под новой хозяйкой.
Резюме:
Имя: Маргарита Львовна Воздвиженская, в девичестве Пышкина.
Опыт работы: Бывшая оперная певица в Доме культуры Леспромхоза
Стаж работы: рекламный директор Завода Бытовых Отходов  - 3 года (собственно столько, же сколько и находится на должности жены директора этого завода Емельяна Михайловича Воздвиженского).
Знание языков: русский в совершенстве
Знание компьютера: Word, Paint, vkontakte, mail.ru, odnoklassniki.ru, пасьянсы «Косынка», «Паук», «Солитер» - чемпион по раскладыванию в 2009 году.
Цель работы: догнать и перегнать всех.
Личные качества: надоедливость, гламурность, целеустремленность, вульгарность, креативность, умение находится во всех местах одновременно
Хобби: проведение корпоративов, пение в караоке, коллекционирование розовых пушистых зверьков.
Такой вывод сделал Лелик Межебицкий уже по истечении 20 минут нахождения вышеозначенной дамы в нашем помещении. В блог поместить это он не решился.
* * *
С того памятного дня наша редакция превратилась в паноптикум или музей мадам Тюссо. Кому как удобней. Оказалось, что противостояние НАС и НИХ — это еще бабка надвое сказала. Интереснее было наблюдать как они между собой делят непонятно что. Редакция была разделена в прямом смысле пополам. Федечка, что ни день, пытался нас «построить»: выдвигал какие-то гениальные идеи, изобретал правила поведения в редакции. (Одно из них, например, запрещало сотрудникам «без надобности перемещаться по офису»). Маргарита Львовна (булгаковских масштабов ведьма) в пику Федечке изобретала свои правила (типа отмечать корпоративы только вместе с начальством) рассовывала Спанч-бобов во все углы, переставляла мебель по фэн-шую, переругиваясь с креативным директором, который в этот момент старался переставить мебель как в модном журнале дизайна. Курилку Федечка запретил, закрыл и забетонировал, после чего редакция серьезно задумалась о стратегии мщения. Маргарита Львовна раздала всем жвачки и бесплатные блокнотики (угадайте какого цвета) с наклейками о здоровом образе жизни.
Женька-электровеник, которая имела самую обширную сеть связей из всех людей, каких я когда-либо знала, пробила по своим каналам любопытнейшую информацию. Оказывается, что эти наши замечательные креативные директора некогда имели непродолжительные интимные отношения. После коих Федечка окончательно и бесповоротно обратил свои взоры к мужчинам, а Маргарита Львовна впала в жестокую депрессию, вышла замуж за одного из крупнейших олигархов Шурмовска и безбожно растолстела. Судьба столкнула их на арене страстей, которой наша газета быть и не мечтала.
Жизнь наша сделалась замечательной и веселой. Лелик любовно рисовал на «Своде Правил Поведения В Редакции» мерзкие рожи, Яна выкидывала из своей тумбочки очередных розовых слоников, я грызла 45-й карандаш, Катенька багровела и жевала вторую пачку жвачек, мечтая о сладостной затяжке, но, тем не менее, газета выходила и довольно сносно. Пока великие мира сего решали, что нам пить на корпоративах и можно ли выходить в туалет во время рабочего дня, мы неспешно занимались своей журналистской работой. Лиза вертела с бессмысленным видом какой-то каталог косметики, который ей впихивала неустанная Женька (когда она успевала заниматься сетевым маркетингом?) и говорила в трубку как психиатр:
- Нет, вы не так поняли. Журналистка там не была. Нет. Про Африку писал Иван Львович — это наш писатель известный. Она с ним говорила! Нет, вы меня послушайте, не могла она там быть. Почему вы не согласны? Ну откуда это следует? (Пауза. Лиза с невозмутимым лицом тычет пальцем в каталог и шепчет Жене: «Малиновый вот этот гель. Ага, номер 6656. Запиши правильно».) Да-да-да, конечно, я вас слушаю. Продолжайте. И что вам пенсию, говорите не платят. Угу. Конечно записываю (Сидит в «Одноклассниках»).
Вообще наши сотрудники отличались одним замечательным качеством журналистов — цинизмом. Но когда дело доходило до смешного или наоборот трагического, были предельно внимательны. Это ведь творческие люди. Помню, как каждую неделю снаряжали Лелика в очередной Урюпинск. Форумы,  богемные сборища, выездные гастроли театров и балетов, - все это было на нем. И когда совершенно случайно Яна Иволгина вызывалась «пофотографировать» всё это, немного краснея, все сочувственно качали головами и говорили, мол, конечно, Яна, это на цветную полосу пойдет. Сейчас оформим командировку, и т. п. Хотя всем было понятно, что, во-первых, у Лелика с Яной небольшая интрижка, общий сын и совместно нажитый кот, а во-вторых, что Лелик, наверное, устал платить алименты и хочет вернуться. Это все тщательно скрывалось, конспирировалось и умалчивалось. Конечно же.
Женька вечно встревала в какие-нибудь переделки, добивалась интервью со знаменитостями, связывалась с ними через свою огромнейшую сеть связей и строчила эксклюзивы. Один раз даже подралась с самим Моней Гомосеевым, из-за того, что он на концерте, пробегая по залу, крикнул «Я вас люблю, Чукотск!» Ну она и не выдержала... Зато какой кадр засняла Яна тогда!
Иногда в редакцию приходили умопомрачительные письма. Разбирать их приходилось всей редакцией, потому что у одной меня времени на это не хватало. Народ Шурмовска отличался оригинальностью и большим умением находить и описывать абсурдные ситуации. Гарольду Пинтеру и в самом сюрреалистическом сне не приснилось бы подобное. Мы все любили бабу Таю, которая каждую неделю как часы посылала нам очередное письмо с красивыми собственноручно нарисованными картинками. То она писала поэму о курицах (целью которой оказывается было разъяснение появления птичьего гриппа), то сетовала на низкую пенсию (пытаясь неумелым стилем превратить свое сочинение в фельетон), то просила слезно отремонтировать ей унитазный бачок (и твердо верила в то, что газета это сделать обязана), то писала воспоминания о войне (на 26 листах в клеточку с продолжением). Если в какой-то четверг письмо не приходило, мы уже настораживались. Потому что, казалось, нет ничего на Земле более константного, чем неистощимый литературный дух бабы Таи. Еще нам звонил постоянный читатель, который никогда не говорил, как его зовут, зато проблема у него не менялась никогда: во сколько будут показывать «Футбольную ночь» по ТВ-10? Мы каждый раз отвечали, что наша газета не печатает телепрограмму, мы литературная газета, обращайтесь в другую, но он с упорством звонил, матерился, грозил перестать нас покупать, но под конец разговора принимался хвалить рассказ такого-то или стихи такой-то, репортаж с выставки или спектакля, и, плача от умиления, вешал трубку.
Дни шли, газета пользовалась успехом, благо конкурентов у нас в сфере литературных газет не было. Но финансовый кризис сделал все возможное, чтобы наши милые денечки прекратить. Он-таки докатился до нашей глухомани. Правда остались от него лишь невинные отголоски, но для местных помещиков, и они были страшным ударом.
Через Женьку мы узнали что лопнул счет в каком-то швейцарском банке у Виктора Борисовича. По городу пронеслась волна черного пиара, и на улицах заметно больше стало машин с тонированными стеклами. Коллеги из «Независимого Шурмовска» потирали руки и портмоне, выпуская очередное великое разоблачение директора завода ФТОРХЛОРБРОМЙОДСИБУТИЛЬСВИНЕЦСЫРЬЕ, а нам запретили общаться с ними. Вот так. Мы не имели права разговаривать с товарищами по работе, бывшими однокурсниками, не должны были с товарищами по университету пить пиво в ностальгических кафешках, перемалывая косточки бывшим преподам, не имели права сидеть в социальных сетях. Благо по телефону не запретили разговаривать! Хотя тогда я бы не ручалась сказать, что Федечка не наставил нам жучков. Информационная война не на шутку развязалась. В итоге детище Виктора Плювина (вместе с директором) прикупил Емельян Михайлович. Он расширился, заматерел, открыл еще парочку спортивных комплексов. Город истошно ржал: «Спортивный мир. Спонсор — Завод переработки  Бытовых Отходов. Приходите всей семьей — переработайте лишние калории!!!» Придумывала рекламу естественно Маргарита Львовна. Кто же как не она?!
Федечка стал вести себя незаметно и тихо. Он стал занимать все меньше и меньше места в редакции. Куда ему было тягаться с Леликом и Яной, концентрация которых на один квадратный метр превысила все немыслимые допустимые уровни?! В один прекрасный день Федечка исчез. Женька навела справки. За день до этого в четыре часа утра (снимки прилагались) некая темная фигура в кепочке и темном пальто да пят, с чемоданом и геранью неслышно скользнула в поезд «Шурмовск — Буборево» и растаяло в небытии.
Остались мы наедине с Маргаритой. 206 килограмм целлюлита (как спел Лелик из известной песенки). Емельян Михайлович разошелся не на шутку. И стали появляться странные новости, будто город наш будет засекреченным, и то ли тут какой-то полигон построят, то ли второй завод по переработке отходов. Вобщем, жуть. Приезжали эксперты, проводили семинары и кофебрейки, говорили хорошо поставленными голосами о непонятных и скучных вещах, говорили по сотовому под столом и уезжали. А горожане волновались, разбивали палаточные городки перед мэрией и обращались в СМИ.
Вызвав волну негодования, мусорный король, видимо, совсем потеряв остатки совести, закончил неимоверно яркую карьеру где бы вы думали? Правильно, именно там — под колесами мусоровоза... На похоронах закрытого гроба собралась общественность, куча журналистов (которые уже делали ставки на следующее первое лицо Шурмовска), одинаково бритые конкуренты, плачущая вдова конечно же. Всем было ясно, кто совершил устранение Емели Полупокера (теперь его называли только так). Это был мифический дух отмщения в виде генерала КГБ, недополучившего долю за еще не построенный завод. Шаг был исполнен искусно и метафорично. Жест как бы давал отсыл к деятельности почившего (1) и собственно само слово МУСОРОВОЗ не посредственно относящееся к генералу (2) вроде как говорило нам — мы мусора, но под нашими колесами можно и самому превратиться в мусор! Так-то.
Ну, а дни наши литературные были сочтены. Гонорары аккуратненько припрятаны, билеты на поезд куплены. Жаль, конечно, что в наше время никому кроме нас же самих не нужна ни литература, ни культура, ни будущий день. Одни обертки. И чем более эти обертки пропиарены слюнявыми креативщиками, тем выше на них цены. И тем больнее потом давят владельцев этих оберток тупые молчаливые мусоровозы...