главы перевернём листок календаря и др

               
ПЕРЕВЕРНЁМ ЛИСТОК КАЛЕНДАРЯ

                Снова нам не повезло:
                Опять удача – всем на зло!

Лечение не могло длиться бесконечно. Постепенно, «товарный» вид Софьи Борисовны возвращался к ней, как должное. Из больницы она вышла ещё более привлекательной. Софья Борисовна скучала по Мейлаху и завершающийся срок путёвки, сулил им скорую разлуку.
Встреча с Мейлахом на из любимом месте была невозможна по двум веским причинам, одна из которых – многолюдность. Вторая причина объясняла первую:
Гриша, получил информацию о потрясающем эффекте, для потенции мужчин, который был получен на примере  случая с Мейлахом. Как человек дела, Григорий тут же проверил эффект на себе и трёх своих любовницах. За один вечер, двух он заездил, а любовницу от первого брака – пожалел, оставив начатое на завтра, если сам останется живой.
Получив положительный эффект, он тут же взял в аренду этот участок побережья, наставил ульев и организовал персональное обслуживание каждого клиента с гарантированным эффектом. По своим каналам организовал рекламу, разместил рядом точку питания и прокат тюфяков на ночное время. За отдельную оплату, клиентам предлагались стимулирующие капельки, приготовленные ветеринаром из конского возбудителя. В общем, сервиз был достойный спроса отдыхающих!
Софья Борисовна с Мейлахом с пониманием отнеслись к прогрессивной деятельности Гриши и написали ему в книгу  «жалоб и предложений» грамотную, аргументированную благодарность, а он, в свою очередь, добился выделения им отдельного совместного номера на оставшееся время отдыха, без доплаты.
К сожалению, времени оставалось мало, а любви – много! Мейлаху, как раз, хватало  расчётного ресурса пчелиного наполнения и Гришиного возбудителя до окончания путёвки. Счастливое продолжение совместного отдыха предполагало достойное его завершение и они решили устроить прощальный ужин в ресторане.
И вот, нарядная красивая пара вошла в ресторан под звуки джазового оркестра. Софья Иосифовна была в роскошном вечернем платье, а Мейлах в ослепительных израильских зубах с голливудской улыбкой. Почтенный метрдотель, оценил значимость кошелька прибывшей пары и сразу же засуетился , предложив самое удобное место с видом на зал,  недалеко от оркестра.
Опытный официант,  не мешкая поднёс меню и так же быстро испарился. Софья Иосифовна, наклонившись к Мейлаху тихо шепнула, что то на ушко, а потом, передавая приличный по толщине пакет добавила в слух:
- Будь свободен, в выборе блюд и напитков. Экономия в такой вечер неуместна, и очаровательной улыбкой закрепила сказанное.
- Что будем заказывать? – поинтересовался официант и уставился на Мейлаха. Мейлах беспомощно растопырил глаза и волнуясь выдавил из себя:
- Котлеты монастырские и винегрет, а ещё…., но почувствовав, что Софья Борисовна нажимает ему на ногу, подумал, что сильно « размахнулся», добавил – полу порционные.
Официант, с недоумением заметил:
- Извините, но у нас ни студенческая столовая!
 Здесь, немедленно вмешалась Софья Борисовна и исправила положение:
- Прошу простить моего супруга, это у него такая маленькая шалость, - любит розыгрыш, - пояснила дама и на французском языке стала перечислять неслыханные «супругом» блюда и напитки, а в завершение, добавила на русском языке:
 – Всё, по высшему разряду!
За короткое время два официанта заменили приборы на серебряные, посуду на хрустальную, поставили подсвечники с зажженными свечами, ёмкость со льдом  из которого с любопытством на гостей поглядывало французское шампанское, по всей вероятности, изготовленное в Одессе.
- За нас с тобой! - подняв бокал произнесла Софья Борисовна и после первых хмельных пузырей в голове, начала серьёзный разговор:
- Дорогой Мейлах! Я за это время привыкла к тебе и тебя полюбила. Ты, я вижу, то же ко мне неравнодушен. Давай уедем вместе за границу и будем там жить по человечески. У меня за границей богатый дядя, да и другие родственники ни бедные. Договорились?
Мейлах растерялся от такого предложения. Он нервно налил рюмку коньяка, затолкал в рот, через непривычные зубы кусок балыка, помогая вилке указательным пальцем и вытирая руки о край скатерти заговорил:
- Дорогая Софочка, куда же я дену из паспорта свою жену, будь она неладная. Это такой репей, что от неё не избавишься! Её интересы только затронь, она и межгосударственные границы разрушит, и войну той стране объявит. Ты же не знаешь её сумасшедшеё энергии. Она послов с ума сведёт! И не даст мне никогда развода!
- Не нужен нам её развод. Ты не знаешь главного! Когда я тебе помогала устраиваться в санаторий,  обратила внимание, что все твои паспортные данные совпадают с данными моего мужа. Кто нам может помешать? Штамп в паспорте? Ты потеряй паспорт, а потом, когда его получишь ни ходи делать отметку в ЗАГС, мы тебя впишем, где надо, и вся песня!
Мейлах, с изумлением глядел сверкающими от коньяка глазами и был не против такого варианта. Рахиль Менделевна в его жизни создавала такие же удобства, как борона в лесу, и пока она не загнала его в дур дом, он должен был что то предпринимать!
Так , что ты мне на это скажешь, дорогой? – глядя на Мейлаха в упор немигающими глазами спросила Софочка. Жду ответа.
Я согласен, только мне всё равно придётся потерянный паспорт получать по месту жительства и встреча наша состоится примерно в октябре! Так и запиши, в свой блокнот, куда ты всё любишь записывать – «МЕЙЛАХ В ОКТЯБРЕ!»
Все принципиальные согласования о совместной жизни были завершены и довольная пара с хорошим настроением продолжила праздник любви.
Метрдотель постоянно посматривал на поведение необычайной для этих мест парочкой. По его инициативе, ведущий музыкальной программа объявил об исполнении песни в честь  почетных гостей и указал на Мейлаха с Софьей Борисовной. Услыхав это, Мейлах поднялся  на небольшую сцену для оркестра, переговорил с музыкантами. Яркий свет приглушили и вот, после небольшого проигрыша, в лучах софитов появился Мейлах и запел прекрасным голосом песню своего авторства обращённую к Софье Борисовне:

От костров рябины тихо веет холодом,
Журавлиным многоточьем между строк.
Далеко ушла весна, но сердце молодо,
На устах липуч и свеж медовый сок.

Пора рябиновой печали
Поёт янтарною листвой,
Мы слишком поздно повстречались,
Как осень с нежною весной…
Уму и сердцу вместе тесно,
Жизнь уготовила ответ:
Пора рябиновой печали
Капризно переменит цвет.

Только светлое возьму в пору пришедшую,
В многоцветную, рассветную зарю,
Как икону, вознесу любовью женщину,
За которую судьбу благодарю.

Понравившийся припев, подхватили  многие, сидевшие в зале и, чуть замедляя темп из за большой не управляемой дирижёром массы людей понеслись слова:
Пора  рябиновой печали
Поёт янтарною листвой…

Растроганная Софья Борисовна, со слезами на глазах слушала проникновенную песню, в прекрасном исполнении автора, и благодарила судьбу, подарившую ей такого человека. Посетители ресторана, оказавшие повышенное вниманием новой песне, с интересным исполнителем , завершающие нотки встретили овациями.
В зале на какое то время стало тихо. Посетители ресторана смотрели, как женщина, к которой была обращена песня, вышла на эстраду и присев у рояля, запела романс, отлично поставленным меццо – сопрано, аккомпанируя сама себе:

Как воск свечи, роняет скрипка слёзы,
Плывёт своим теченьем, не спеша.
Пока есть ты, не угасают грёзы,
В прекрасный мир возносится душа.

И от него, не будет отреченья,
 Не оборвётся призрачная связь.
Возвышенность, блаженство вдохновенья…
Ты в нём живёшь, сполна ни насладясь.

Пока любовь - вершина всей отрады,
Как вечный праздник у грядущих дней,
Она по праву, царствует и надо
Коленопреклонение пред ней…

В это время, из оркестровой группы, около рояля встал скрипач и виртуозно стал дополнять мелодию звуками альта, рвущими сердце на части своими струнами.
Мейлах находился  на таком же изумлённом и возвышенном эмоциональном подъёме. Софочка пела романс, на слова, то же принадлежащие перу Мейлаха!
К завершению последних аккордов, автор, в руки которого метрдотель передал огромный букет роз, подошёл к исполнительнице и привстав на одно колено, поцеловал ей руку и вручил букет. Зал опять разразился аплодисментами. Удивившая людей пара вернулась на свои места и ещё долго пребывала под впечатлением музыкальных находок!
Через некоторое время, к столику подошёл неизвестно откуда появившийся одессит Гриша и сотрясая восторженным языком воздух стал расспрашивать, о дальнейших планах влюбленной пары и вдруг предложил:
- Не уезжайте, ни куда. Я вам устрою бесплатные гостиничные номера на первое время, а потом организую приличную квартиру. Мы создадим  цыганский ансамбль песни и пляски, вы в нём будите исполнять романсы, а труппу я наберу быстро – у меня в запасе, как раз есть ещё три талантливых еврея. На первое время, должности цыган заполним ими, а потом я найду ещё их, сколько нужно. Здесь, на юге, нашего «брата» хватает! Через неделю поедем в гастрольную поездку по курортам побережья, так и знайте! Серьёзно подумайте о моём предложении, денег будут полные чемоданы и ещё авоська, на карманные расходы…Жду вас в пятнадцатой комнате!
 Гриша исчез так же неожиданно, как появился. «Волка ноги кормят», а этого ещё и талантливая головушка подкармливает!

*    *    *

Наступил прощальный день. Это чувствовалось во всём. В сборе и упаковке чемоданов, в отсутствии праздничного настроения  и наступающей на горло тоске. Решили напоследок прогуляться в районе порта, поговорить,  помечтать о предстоящем пути и может быть увидеть тот корабль, который увезёт их за счастьем в далёкую страну.
С обширной территории порта открывался  великолепный вид на стоящие на рейде громадные теплоходы. У причала, блистая опрятными белыми боками на морской глади неподвижно покоился супер лайнер, на котором огромными накладными буквами было выведено название – «ЛИЛИ МАРЛЕН». На его фоне, люди выглядели, как муравьи снующие со своими чемоданами, сумками, женами и детьми сплошной змейкой продвигающиеся к трапу. Музыка, неслась откуда то сверху, как с небес и бодрыми ритмами подгоняла пассажиров в ненасытное брюхо лайнера.
Вот так и мы… - мечтательно промолвила Софочка, и от этих слов поэтическая душа Мейлаха заныла стоном рожающей коровы.
- Пойдём отсюда, ещё рановато нам смотреть такие прощальные картинки, скоро мой поезд, в обратную сторону, а я ещё в туалет ни ходил, доверчиво сказал о заветном, Мейлах, и ускорил шаги.
Через час,  Софья Борисовна, отправляла домой, как на войну, ни желающего возвращаться в лапы Рахиль Менделевны, разбалованного ласками, достатком и пчёлами посвежевшего, пышущего здоровьем Мейлаха. Прощание было не долгим, но запоминающимся – Софочка, переборов свои микробные опасения, прилепила Мейлаху поцелуй, звонкий, как оплеуха и даже не стала дезинфицировать после этого свой рот! Она ни бежала за поездом выкрикивая советы и пожелания,  а Мейлах, не должен был в ответ  широко открывать рот, поэтому зубы Мейлаха из окошка не вывалились.


                ПОД СТУК КОЛЁС

                Доверившись любви
                У разума не спрашивай совета!

Как это часто бывает в практике железнодорожного ведомства, то есть в МПС, случаются путаницы с билетами. К сожалению, Мейлаху вместо положенного спального места оформили билет в общий вагон, где ни только ничего не получится со сном, но  ни нашлось даже сидячего места. Остановившись в проходе, возле окна, он смотрел на убегающие столбы, и вслушиваясь в отбиваемую колёсами по стрелочным стыкам чечётку задумчиво выводил строчки новых стихов, под впечатлением всего увиденного и пережитого за время встречи и расставания с Софочкой.  Получалось неплохо:
 
Твои губы коснулись щеки,
Задрожала земля под ногами
И граница легла между нами
Через рельсы, вагоны, гудки…

Обрывает дорога слова
И улыбка, прощальная вяло,
Словно облако солнцем играла
И тоской зеленела трава.

И тут меняя, ритм стихов он развивая мысль далее получил продолжение, которое выглядило припевом к складывающейся песне:

Бегущие обочины, крылатые мосты,
Весёленькими стаями проносятся кусты
И серебристый аист, пронзая небо, тает
Вдруг душу растревожит и тут же, согревает…
Тобой!
Завершив описание движения поезда и увиденное из окна, он продолжил, вернувшись к прежней рифме и логически завершающейся конечной мысли:

От забот и судьбы ни бегу –
В золотистом сиянье заката.
За сирень, что полна аромата,
И за счастье, у жизни в долгу.

О любви все слова не сочтёшь,
Потому, обжигаются губы
Человеком, которого любишь,
И которого искренне ждёшь!

Пока Мейлах писал стихи, места в вагоне ещё более уплотнялось нахлынувшими людьми с какой то промежуточной станции, но это не смущало поэта и не мешало ему работать. Если ранее, он стоял на двух ногах, то и теперь, на на двеух но одна из них опиралась на обувь второй.
После очередной станции, стало свободней и он смог пробраться подальше от сквозящего окна и заполучить сидячее место. В то же время, он заметил, что - то произошло с его ушами. Ему показалось странным, что он слышал в голове какие то посторонние шумы, но речь окружающих ему была недоступна для восприятия. Один из пассажиров, спросил у него что - то, но Мейлах наблюдая за действующими губами собеседника не расслышал ни одного слова. Он не слышал даже стука колёс и чувствовал стук - воспринимая встряску вагона на стыках рельсов. Неожиданное открытии сначала обеспокоило, Мейлаха, а потом, он рассудил – это не самое страшное..
К родному городу он подкатил на поезде окончательно убедившись, что простудившись у открытого окна совершенно потерял слух и понимал разговор только по жестам и артикуляции губ.
Прежде чем зайти в дом, Мейлах зашёл в свой сарайчик и только в известных одному ему местах  спрятал остатки денег полученных на пляже, а так же свои новые зубы и заглянув в места обитания Василия с Фёдором, возвратил им деньги и арендованные вещи. Про свои любовные похождения он умолчал, чем обидел друзей. Про пустой рот друзья не спросили, что бы не расстраивать друга, выпытывая про очередное приключение.


ЖЕНА МОЯ,  НЕ ДЕЛАЙ ПЫЛИ!

                Начинается театр.
                Уточним немного:
                У кого – то с вешалки,
                У меня – с порога!

Мейлах! Куда это ты бегал запутывать следы своих походов «по долинам и по взгорьям»? Ты знаешь, что тибя ждёт любимая жена, как собака палку? И Дора, уже глаза свихнула глядя на дорогу, зубы тибя ожидают на подоконнике, туалет уже наполнился без тибя, а ты путёвку портишь неизвестно где. Пусть бы лучше миня послал туда – продолжала говорить Рахиль не обращая внимание на то, что Мейлах ничего не слышит. Он показывая на уши, говорил ей, что ничего не слышит и по мелькающим в скороговорке губам не может понять смысл сказанного ею. Рахиль такие доводы не принимала и продолжала молотить языком:
Что ты со мной всё время споришь? Уже научился спорить руками! Сходил бы выгулял свои зубы, а то они скоро заржавеют на подоконнике ожидая пока ты их приспособишь к делу.
Боже мой! Какое счастье, что я оглох – подумал Мейлах, но  если бы у неё отнялся язык, было бы ещё лучше!
На работе Мейлаха ждали ни только учётные дела, но и вопросы, связанные с организацией партшколы. Представитель райкома выдал идею Мейлаха, как свою, и хотел подробнее выведать у него детали, что бы информировать руководство. Хорошо, что Мейлах оглох и был оставлен в покое от обсуждения многих проблем навалившихся на него. Он занимался только своей основной работой. Сотрудники, соседи, знакомые – быстро привыкли к его глухоте и он этому был рад. Но, как говориться – «не долго музыка играла». Однажды ночью к нему принесли повестку из военкомата.
-  Раз повестку принесли в два часа ночи, то наверно началась война?  - подумал, рядовой запаса Мейлах и загрустил. Он даже не мог предположить, что у местного военкомата направлять посыльных с повестками  в два – три часа ночи,  в мирное время – было любимым занятием.
К счастью, война не началась, это его вызвали на плановую медкомиссию при военкомате. Во дворе всех прибывших выстраивали рядами и колоннами, что бы майор, мог развлекаться командами: «Становись!», «Смирно!». «По порядку рассчитайсь!». «Вольно!», а потом опять то же самое.
Мейлаха выгнали из строя после двух первых команд и без очереди направили на комиссию. Приказали раздеться до гола и запустили в большую комнату, где за длинным столом сидели врачи, среди которых был Мензель. Узнав Мейлаха он заставил его повторить известные упражнения и повертев молоточком перед носом молчавшего рядового, как бы про себя сказал: «Ни созрел ещё»! - подписал анкету. В общем, Мейлаха направили в процедурный кабинет.
Усадив пациента на кушетку молодая сестричка среди прочего разнообразного инвентаря для пыток больных, выбрала самый большой стеклянный шприц и стала наполнять его жидкостью. Мейлах, который патологически не переносил: СС, КПСС, ОБХС, представителя райкома Карьеревича и уколов, дрожа от страха начал расстёгивать брюки, но сестра его остановила - не туда мол… В общем, когда этим шприцом ему промыли уши – он стал слышать даже шорох прорастающей травы! 
Теперь возникла проблема – как быть дальше? Жизнь опять превратиться в кошмар! Как может  нормальный человек терпеть дебильные распоряжения начальства, бесконечные упрёки жены, да ещё радио, ко всему прочему…?  И он решил, ни показывать вида, что слух к нему вернулся!
Мудрость решения оказалось очевидной. Сколько нового, интересного, поучительного и полезного узнал наш герой благодаря своей глухоте!
Директор с коллегами и «представителем» в его присутствии не боялись обсуждать скрытую информацию – «кто, где, кого и как?», Рахиль, любившая разговаривать даже сама с собой, то же кое что поведала, а что говорили соседи по коммуналке – это особая тема для анализа обстановки.
В подчинении Мейлаха, в бухгалтерии, был женский коллектив. Сначала к глухоте начальника они относились настороженно, недоверчиво, но при своей хитрости и осторожности, женщины наглеют  быстро, если чувствуют безнаказанность.  Вместо Мейлах Абрамович, они между собой пользовались условной кличкой -  «Глухой пень». Разговоры про моды и про роды, стали в рабочее время превалирующими. Со временем, его невольно осведомили о всех болячках каждой сотрудницы,  о особенностях их организмов. Он имел познания в сложностях семейных отношений коллег, о мужьях, друзьях,  любовниках и интимных предпочтениях, только не мог от них добиться правдивого ответа – кого он должен «благодарить» за ошибки в очередном отчёте? Случалась и забавная информация. Как то одна из сотрудниц,  не имеющая в своём хозяйстве ни только мужа, но не имела даже любовника, в присутствии Мейлаха своей коллеге откровенно сказала:
А наш «Пенёк», ничего! Каким образом его «жена – стерва» удерживает, что он никогда, и ни с кем?  Она вздохнув, перекладывала бумажки не вникая в их содержание.
- Эх, мне бы такого, потянувшись, с приподнятыми вверх красивыми руками, она расслабила мышцы ног и колени её невольно получили какую то степень свободы…
Глухота Мейлаха, была очевидной, для коллег и знакомых, но был рядом с ним человек, который никогда ни терял осторожности.
Рахиль Менделевна время от времени, делала контрольные проверки слуха у мужа, но безрезультатно. Мейлах был «глух», во всех хитроумных проверках. Она однажды потеряла бдительность и в разговоре с Мишей в присутствии Мейлаха допустила оплошность. Когда Миша защищал Мейлаха от мамы при очередном разговорном нападении, Рахиль воспротивилась этой защите:
- Кто он тибе такой, что ты иго так оберегаешь, ни папа он тибе, ни думай так, на этого тюфяка. Просто, он ближе других стоял около миня в то время, когда я для тибя выбирала папу. И забудим про это, навсегда! Ты иму ничего не должен. У тибя есть мама и больше тибе никто ни нужен, даже даром.

                УТЕРЯННАЯ ГРАМОТА

                От неожиданной удачи и кошка
                Может в обморок упасть!


В день приезда Мейлах написал заявление в милицию об утере паспорта. Он с надеждой ждал положительного результата от этой маленькой хитрости и вот, ему пришла повестка явиться в паспортный стол. Встречу ему обусловили  не в приёмный для граждан день и  почему то в кабинете следователя по особо важным делам. Это настораживало и так затравленного жизнью Мейлаха.
- Садитесь, пока вот сюда – сурово сказал майор, усаживая Мейлаха на стул, и направил в лицо свет лампы. Предупреждаю, что вы должны говорить правду, и только правду. К нам поступило заявление, в котором утверждается о вашем намерении бежать за границу, поэтому у нас к вам появились вопросы. Закурив папиросу, закинув ногу за ногу майор начал допрос:
- Нас интересует, почему вы обманули «органы», имитируя утерю паспорта?  Откуда у вас появилась иностранная валюта и с какой целью вы хотите покинуть страну, в сложное для нас время – время развёрнутого строительства светлого будущего?….- и он начал приводить цитаты из решений партийных съездов.
- Вот ваш паспорт! Узнаёте? Вот валюта! Узнаёте?
Майор выложил на стол паспорт Мейлаха, спрятанный им по приезду с курорта в курятнике, и десять «тугриков» - одной бумажкой, лежавших в пиджаке. Как вы объясните этот факт?
Мейлах задумался, как вывернуться. Наступила пауза и он заметил, что из за ширмы, лёгкое покашливание и клубы папиросного дыма выдавали присутствие скрытого от глаз, главного дознавателя, который прикрывался обычным майором. Кроме того, со стены, на Мейлаха смотрел пронзительным  взглядом человек с козлиной бородкой – Фридрих Энгельсович Дзержинский, кажется, и подмигивал следователю, в знак согласия с его строгостью.
Мейлах, сразу понял, кто его выдал. Кроме Рахиль никто не способен на такое, и понял почему. Вместе с паспортом он спрятал стодолларовую купюру, а тугрики, которые ему бросил в шляпу какой то монгол, отбившийся от экскурсионного стада, лежали у него в пиджаке, и кроме неё такую подмену никто не мог сделать. Значит долларов у них нет, и ничего они ему не «пришьют», на это и хитроумная Рахиль рассчитывала – немного испугать меня, что бы не рыпался в сторону от неё.
Учитывая  разгаданный маневр он не растерявшись пояснил следователю:
- Паспорт, видимо, по пьянке куда ни будь сунул и забыл, был уверен, что потерял, а тугрики - цыган на базаре подсунул на сдачу, а я не заметил. Не выбрасывать же их, может стране пригодятся, так заберите их себе в карман.
Допрос на этом не завершился. А что вы поясните по поводу зубов?
- Каких зубов? – спросил Мейлах, имеющий два комплекта.
-  Не знаете каких? Иностранных! Вон тех, что на полке лежат и он достал с полочки новые зубы Мейлаха.
У него отлегло от сердца – с золотыми пришлось бы труднее отговариваться.
- Эти зубы, я на пляже нашёл, видно волной выбросило, с проплывающего рядом иностранного парохода. Ваши товарищи это должны были заметить, так пусть подтвердят!
Такой отзыв схитрившего Мейлаха подкупающе подействовал на «Органы» и ему разрешили быть свободным. Почувствовав к себе снисхождение, он набрался наглости попросить у майора:
- Выдайте мне новый паспорт. Я не могу этим пользоваться – на фотографии я не похож на себя и с этими словами он вставил свои зубы с голливудской улыбкой. На майора смотрел совершенно другой человек! Вы представляете, какие у вас будут трудности, если меня нужно будет найти, а я на себя не похож?
С Мейлахом согласились и выдали ему зубы, новый паспорт, заодно он « нечаянно» прихватил старый и поблагодарив за справедливость, право охранительных работников,  вышел на свободу. Мейлах, опять стал «глухим», как до входа к следователю.


                ПРОЗРЕНЬЕ ПРИХОДИТ НЕ ВДРУГ   

                Порядочность дорого стоит.
                Наглость – цены не имеет!

- Мейлах! Как хорошо, что ты уже пришёл, а то я думала, где ты загулялся, на работе что ли? Не услышав ни слова в ответ Рахиль вспомнила, что он глухой и успокоилась.
Случившиеся события,  Мейлаха ни в коей мере ни огорчили, а только лишний раз убедили, что ему нужно немедленно уезжать к Софье Борисовне, но письма «до востребования», как они договаривались, он пока не получил.
Ничего, подумал он, время терпит. Мысленно отрешившись от всех  сегодняшних злоключений он лёг спать и мгновенно уснул. Сон у Мейлаха был спокойный, глубокий с интересными сновидениями уносившими его на далёкий юг, к единственной интересовавшей его женщине – Софье Борисовне. Во сне он сладко потянулся и ощутив тепло присутствующей рядом женщине, повернулся на бок и нащупав рукой лакомые места остановился на одном из них. Сон продолжался до тех пор, пока ему ни показалось слабое «тивканье», похожее на писк цыплят. Мейлах впервые видел сны с таким звуковым сопровождением и улыбнувшись, повернулся на спину, вновь заснул. Через некоторое время, этот звук разбудил его опять и что - то тёпленькое, влажное завалившись между подушками  пискнуло ему прямо в ухо. Мейлах пугливо встрепенулся и оторвал голову от подушки, по которой попискивая бегал неизвестно откуда взявшийся маленький цыплёнок, а в постели, рядом с ним лежала похрапывая в глубоком сне Рахиль Менделевна. Когда она забралась к нему в постель, он даже не заметил.
Рахиль потревоженная супругом открыла глаза, в её волосах, уютно устроился второй цыплёнок, но он пригрелся и лежал молча. Мейлах, как ошпаренный соскочил на пол и поспешно оделся. Только потом, выяснилась причина ночного происшествия.
Оказывается, в курятнике сидела наседка, которая вывела в этот день цыплят, но два яйца ещё лежали с невылупившимися. Рахиль, привыкшая ни кому не давать покоя, поминутно бегала проверять курицу и до того ей надоела, что та откинула эти два яйца беспокойной хозяйке и сошла с гнезда со своим выводком. Но Рахиль так просто не проведёшь. Она, что бы не пропали яйца попусту, положила их в бюстгальтер, сохранив тепловой баланс в яйцах, а к утру цыплята вылупились и расползлись по постели. Они не предполагали, что у них будет такая большая «наседка» и искали себе другую, поменьше, с пухом и перьями, мечтая попасть в общее цыплячье стадо.
Мейлах, с особым предпочтением и нежностью относился к женской груди, поэтому оскорбился, что у Рахиль она доступна не только ему, но и каким то несмышленым цыплятам! Он с уверенностью предположил - Софочка, никогда бы не допустила  такую живность в свои закрома.
 Щемящее чувство тоски и семейной неустроенности перенесло Мейлаха на диван, где не было ни цыплят, ни Рахиль, ни её запаха с куриной отдушкой, что бы никогда больше не возвращаться в постель к Рахиль! С этого дня, его супружеский долг, как у большинства мужчин, стал проявляться только в одном – сожрать то, что тебе приготовила жена, и поделиться своим теплом и скрипом с любимым диваном!
Рахиль, как ни в чём ни бывало поднялась с постели, встряхнула, для приведения в порядок приспособления на лямках и вправила туда, то что там должно находиться при этом, даже не заметила, что на пол выпала прятавшая там бумажка, оказавшаяся той долларовой купюрой, подаренной Мейлаху Софочкой.
- Ой, что это? Неужели с цыплятами вылупилось пособие на их содержание?  Мейлах, как ты можешь объяснить это, со своей умной головы? - притворно спросила Рахиль.
Мейлах был по прежнему глухим, и к тому же ему «отняло» речь наглостью супруги.


                АХ, ЭТИ ТРЕПЕТНЫЕ СТРОКИ!

                Взгляни на мир, душой поэта!

На примере совместной семейной жизни с Рахиль, Мейлах понял, что от женщины -  слабого, беззащитного создания, можно спастись только бегством, но нет уверенности в том, что убегая от одной, встретишь следующую не хуже этой.. С таким опасением он всё чаще задумывался о будущем, но любовь слепа и ведёт жертву в очередной омут без учёта реалий жизни.
Мейлах в ожидании сообщения от Софьи Борисовны стал задумчив и всё чаще уединялся  для осмысления происходящего, а так же фиксировать свои мысли поэтическими строчками, появление которых для него становилось жизненной необходимостью. Стихи были грустные, но человечные, передающие страдания автора от непонимания его души окружающими:

Когда с собой наедине…
В разгар великолепья лета,
При солнце, жгучем в вышине
Вдруг растворишься в мыслях где – то.
Когда с собой наедине –
Воспоминания, как птицы,
Как календарные листки –
Мелькают образы и лица.

И тут же, как будто вобравший в себя свежий глоток воздуха, уже в другом ритме, сообщал:

Как с ветки падающий лист
Я одинок и неказист.
Терял друзей, терял подруг
И замыкал печальный круг…
Но, как  для каждого из нас
Был у меня счастливый час
И для него не жалко жизни,
Что б повторить его хоть раз!

Чувствуя, что строфы нужно  уравновесить, он пошёл дальше:

Вдыхая жизни аромат
В просторах неба над собою,
В годах терявшихся в ветрах
Всяк человек, чего – то стоит.
Когда с собой наедине…
Ни кто не даст тебе совета,
Не возвратит счастливый час –
Он без обратного билета!

Что бы прочувствовать глубину строк, он всё стихотворение стал читать в слух – громко, чётко, ясно, как это делают неизвестные поэты, что бы их услышали и оценили. Когда поэт становятся известным, то он начинает лениво мямлить, кашлять, блеять – подчёркивая свою оригинальность, а слушатели должны были это терпеть до тошноты и, как всё стадо назначенных «авторитетами» почитателей таланта делать вид, что им понятно и интересно!
Мейлах так выразительно, увлечённо читал, что не заметил, как в комнату вошла соседка Дора, и прислонившись к косяку двери внимательно слушала автора. Когда Мейлах завершил чтение, она попросила его ещё чего ни будь почитать из своих произведений, а потом заметила:
- Твои стихи Мейлах, очень интересны, для людей. У нас во дворе  все об этом говорят. Почему бы тебе не вступить в союз писателей? Ты прекрасно дополнил бы своим творчеством их классику, вымученную ковырянием в носу и ограниченностью размерами балкона в  общении с природой и  простыми людьми. Тяжело им там, в столице. Ты видишь, как они несчастны, что даже прочитать внятно свои строчки не имеют сил! Приезжают к нам иногда на выгул, в библиотеку, для встречи с читателями, поплачут строчками и до следующего раза никто о них не вспомнит - не запоминаются!
Дора,  работала в библиотеке, и знала о чём говорит. Мейлах задумался о её предложении и стал готовиться в столицу, в союз, как ему казалось, не чуждый его творческим интересам. Пока придёт письмо от Софьи Борисовны, есть время, разведать, а может быть даже вступить туда.
- Походи по редакциям, у тебя есть, что им предложить, поверь мне, твоим творчеством должны заинтересоваться – с искренним расположением к автору советовала Дора.
Столица встретила Мейлаха, как поэта, – неприветливо. Ни в одной   редакции с ним ни хотели разговаривать -  некогда, говорят. По многочисленным кабинетам, коридорам и закоулкам шастали угрюмые очкарики с протёртыми до лакового блеска локтями, коленями и задницами.
- Простите вы член СП? С не членами не работаем! Да и вообще, своих поэтов не считано, ни меряно!
Мейлах решил зайти к композиторам, предложить свои тексты песен. Опять вопрос:
- Вы член СП? Мы с рядовыми авторами дела не ведём – отвечают. Нот на всех вас не хватит!
В логове Союза писателей была безлюдная тишина. Но это так казалось. Кабинетов было много, но каждый  пользователь, закрывал за собою дверь на ключ,  чтоб посетители не лезли, как тараканы, со своими книжками, бумажками, разговорами. Таким простым способом им гарантировалась   недоступность к святая святых, к вступлению в СП. У тех, кто рангом повыше – двери бдительно охранялись секретаршами. Посетителям, слава Богу, в туалет вход сделали свободным от замков и секретарш, что бы приезжие поэты не подмачивали углы и без того подмоченного учреждения.
Мейлах, был настырный, как все бухгалтера, и в поисках справедливости обратился в писательское учреждение рангом пониже – в областное.
Перед дверями приёмной сидел пожилой человек с уставшим видом и клевал носом. Видно было, что он приехал из далека и насиделся под дверями ожидая начальника, по наслышке - с птичьей фамилией, который приходил на работу ни к прибытию посетителей, а после их ухода.
Мейлаху хотелось поговорить со свежим человеком:
- Вы наверно по поводу вступления? Расскажите мне, как принимают в члены СП.
- Да ни как не принимают! - сказал он и продолжал:
- Посмотри на мои ботинки – здесь стоптал, лысина - была раньше, а седину то же приобрёл тут. У них своя система работы с литераторами.  Сам я живу на селе и меня легко отогнать от столичных привилегий. Им, например, нужно две рекомендации, а мне, деревенскому – три. У нас в районе ни одного писателя нет, ни то, что в деревне. Все они здесь пасутся, и деревенским, столичные члены, рекомендаций не дают. Это их ни касается! Привёз я свои книги, так их читать не хотят! Передали на рассмотрение в секции -  главного управления по борьбе с молодыми авторами. Там нашли запятую не в том месте и от ворот - поворот! Узнали, что мои книги раскупили читатели – опять обида. Они привыкли, что их книги стоят на полках, как памятники на погостах и гордятся этим. Раз не покупают: «Сам писал – сам читай» и не пеняй на кого – то, если ты даже классик!
Я, всё, что они требовали – доставил. Жду, что будет дальше. Они, учитывая мой возраст, хотят, что бы я быстрее помер. Тогда все проблемы отпадут сами собой и Союзу писателей не нужно будет тратиться на похоронный венок! Кому нужны эти затраты? Им на бронзовые памятники больше средств останется. Я пришёл к этому мнению поговорив с одним «членом», да и рядовые членики, в принципе, дают основание делать такой вывод.
А, что касается тебя, так советую не связываться, если тебе дорого своё здоровье. Скажут тебе:
- Молодой ещё! - и пошлют за рекомендациями, учётными карточками, выписками, анализами, справкой из вендиспансера, ходатайством от соседки Доры и так далее. Не известно, что им в голову взбрендит. Это мы понимаем, что СП – общество единомышленников, членство в котором развивает, насыщает идеями и интересами общества, повышает уровень писательского мастерства людей стремящемся к этому, а не приватизированная крыша, для избранных.
 В общем, пока всё соберёшь, заявят, что возраст вышел, и нет смысла, как и в моём случае, тратиться на венок! Я всё понятно объяснил?
Мейлах, ошеломлённо слушал монолог незнакомца и спросил, откуда он знает Дору?
- Дору, я знаю, потому, что слышал, как Мейлах чистил туалет! Про это знают все. Забавная была история! Я про неё написал. Скоро выйдет книга, почитаешь.
Мейлах, получил полную информацию о писательских перспективах возвратился в свой город. Там его ждало письмо от Софьи Борисовны.

ОН ЖДАЛ С ВОЛНЕНЬЕМ МИГ ПРЕКРАСНЫЙ.

                Когда со стороны, никто не подогреет,
                И острая любовь к жене, со временем, тупеет!

Из столицы Мейлах приехал поздно ночью – уставший и голодный. Что бы не беспокоить Рахиль он не стал включать электричество и при свете  луны, увидев на столе контуры миски решил поесть. На ощупь достал хлеб, ножик, ложку и приступил к еде. Суп оказался не вкусный, но что поделаешь, сам виноват, нужно к ужину приходить. И в то же время, жена позаботилась, приготовила, что смогла,  за это спасибо!  Только утром он сквозь сон услышал, как Рахиль спрашивала у сына:
- Миша! Куда ты вылил помои, которые стояли на столе? Я туда смела  крошки и объедки для Дориной сучки? Где, где… Здесь, на столе с вечера стояли. Как не сливал? А куда же они делись? Неужели этот ёлупень съел и не подавился?
Мейлаха, вспомнившего вчерашний «суп» стало подташнивать, но он оставаясь «глухим» не подал вида, что слышал разговор. Поднявшись с постели он не стал завтракать,  побежал на почту.
 Письмо от Софочки уже два дня ждала получателя.
Вскрывая конверт дрожащими руками Мейлах даже не предполагал, что в нём находилась семейная путёвка на две персоны в тот санаторий, при  котором их свела судьба.
В тёплом, пышущем любовью письме сообщалось, как она, Софья Борисовна, скучает, ждёт и надеется на скорую благополучную встречу. Он то же об этом мечтал, разгребая и отметая все препятствия мешающие встрече.
На работе, в их дебильной школе,  работала проверочная комиссия  «ОТ ТУДА»! Один верхний начальник, расценив предложение о создании партшколы, на базе умственно неполноценных, как «политическую незрелость» приказал, именем партии, отметить всех своей немилостью «без выходного пособия», без права занимать «хлебосольные места» повышенного комфорта, то есть - номенклатурные.
Карьеревича –  перевели на актуальную отрасль хозяйства - поднимать молочное производство, а остальных рассовали  по местным «дырам», что б знали, как давать советы, о которых не просят! Мейлаху было всё равно и его уже ничего не огорчало – он готовился к отъезду.
Возвратившись домой Мейлах объявил супруге о намерении ехать в санаторий по выделенной «горящей» путёвке.
- Опять поедешь тугрики добывать? Или уши ремонтировать? – глядя в лицо мужу, спросила Рахиль, а потом добавила:
- И чем это ты зарабатываешь? Может партшколы создаёшь из красивых женщин?
Не получив ни какой реакции на свои слова она успокоилась. Ей тошно было вести беседу с человеком, который не слышал её и, главное, не мог огрызаться. Это лишало её разговорного стимула и делала жизнь не интересной.
Мейлах готовился к отъезду обстоятельно. Завершив все хлопоты, со справками и анализами он с сапожником Яшей Курвицем  сделали в чемодане второе дно и две потайные полости В которые упрятали документы, деньги и письма Софьи Борисовны, с которыми Мейлах ни как не желал расставаться. Они ему были дороги, своей теплотой и искренностью. Новую челюсть от Давида Марковича, он зашил в подкладку шляпы, а челюсть от Доры, решил надеть в дорогу.
Долгожданный день отъезда наступил.
Мейлах шел с небольшим чемоданом, в шляпе и костюме с галстуком. На его руке зависла расстроенная Рахиль, не желавшая отпускать Мейлаха на курорт, предчувствуя, что это добром не закончиться.
- Мейлах, зачем нам этот курорт, разве тибе дома плохо? Давай вернёмся – супчика покушаешь, на диване полежим, нарушим, как следует, Божью заповедь -  «не перелюбодействуй», с Мишей песенку споёте, к Доре сходишь, стихи ей почитаешь, кто этой крысе кроме тебя почитает? Сходишь проведать Федю с Васей. У них плохо со здоровьем – они пить бросили и организм протестует. Проведай их, поддержи протестующий организм, а то они не выдержат, помереть могут!
Ты наверное за деньги обижаешься? Ну ни хочу я их отдавать раввину и остальным. Пусть будут, для дома, для семьи. Тебе они совсем не нужны – нельзя деньгами портить детей и мужчин, они тогда будут глупостями заниматься!
За челюсть то же не обижайся. Чего бы она лежала на окне? Ещё упадёт куда ни будь. Или, что ей делать у тибя во рту -  всё равно выбьют! У тибя иначе ни получается, а в ломбарде ей, как раз хорошо, и спокойно! Как ты сам этого не понимаешь?
- Чего молчишь? Ты думаешь я не знаю, как  ты притворяешься глухим? – и Рахиль мгновенно изобразила Мейлаха с открытым ртом и «придурашным» видом.
Я тибе, ни КГБ, миня просто так ни проведёшь. Это я в милиции, за ширмой сидела вместе с подполковником. Между прочим, интиресный мужчина – сказала Рахиль и поддернула руками груди, поправляя видимо, выползающую из «орбит» вату. Он миня туда пригласил, как консультанта, по особо важным делам. Есть у них, такая привычка, чужих жен приглашать на женскую консультацию.
 Кого ты хотел обмануть? Ты только об этом подумать не успеешь, а я уже тебя висчитала!  В общем, пора домой, в свои пенаты! -  как говорят умные люди, для дураков.
Мейлах шел настойчиво, только вперёд, к поезду, и ничего его уже ни могло сбить с твёрдого намерения. У открытой двери вагона Рахиль, используя последний шанс задержать мужа около себя, обвила его шею руками и непрерывно целовала, стараясь усыпить бдительность и задержать, что бы он  не успел на поезд. Мейлах, обслюнявленный Рахиль Менделевной,  как «зонт, зацелованный дождём», если говорить образными словами поэтессы Варвары Черковской, то станет понятно, почему заскочив в последнюю минуту в вагон, Мейлах сплюнет остатки поцелуев в грязный угол тамбура, и с остервенением вытрет губы рукавом пиджака.
Поезд, тронулся. Мейлах опасливо посмотрел на перрон, не высовываясь из окна. Рахиль Менделевна стоя около знакомого ей столба, в который она «въехала» лбом в прошлый раз, энергично помахивала косынкой в след уезжающему Мейлаху.
В купе, традиционно, заседала весёлая компания, подтверждая популярность всенародной русской забавы «на троих»! Мейлах, от участия отказался. Показав на уши, от разговора воздержался и положив под сиденье чемодан, под подушку – туфли, он забрался на свою полку, и наконец то, спокойно уснул.


                ОПЯТЬ, ЗНАКОМЫЕ МЕСТА.

                Ложь – лицевая сторона действительности.

Софья Борисовна, стоя в толпе встречающих с букетом роз всматривалась в поток людей выискивая своего Мейлаха. И вот, он здесь, как говориться – собственной персоной. С распростёртыми объятьями он бросился к своей Софочке, с развешенными для поцелуя губами, но вышла промашка.  От его поцелуя милая дама увернулась, оставив зазевавшемуся Мейлаху возможность чмокнуть воздух. Она не изменяла своим  гигиеническим правилам – дезинфицировать партнёра в контактных зонах.
Санаторная комната под №14, в которой разместилась пара, была похожа на №13, только вместо Альберта, в ней рядом с Мейлахом была ненаглядная Софочка. Она хлопотала над своими вещами и, как все женщины, под предлогом – «Не мешай, не видишь, что ли?»  отмахивалась от ласкового рукоприкладства изголодавшего по женской близости Мейлаха. Знакомая реакция любимой женщины его обидела и он, насупившись, то же, принялся хлопотать над  своими вещами. Желая похвастать своею любовью к Софочке он полез в потайное отделение чемодана, куда бережно для хранения упрятал её письма, но вместо них, в знакомом пакете лежал уголовный кодекс с подчёркнутым текстом, где указывались сроки наказания за подделку документов. Спрятанных там  денег, он то же ни нашёл. Опять вражеские проделки жены ставили его в тупик своим коварством и наглостью. Хорошо, что паспорта остались не тронутыми, потому, что они хранились в третьем потайном месте – в грязном белье Мейлаха, прихваченным  для конспирации.
В дверь постучали – это зашёл одессит Гриша за паспортом. Разговорились. Оказывается, Альберт, ещё не уехал. Он с помощью Гриши на «трактатах» заработал на обратный билет, на машину, дачу, а потом связался с любовницей,  под руководством  которой бросил свою науку, промотал всё и ещё залез в долги по уши.
 Если хотите с ним поздороваться, то можете зайти в №13, он сейчас там, держится двумя руками за голову и плачет – усыновил её детей, а они требуют своё:
- Папа, давай деньги! Не дашь – морду набьём! – говорят, а так, хорошие ребята, на него смахивают лицом, только кулачки побольше!
- Я его успокаиваю, как могу. Всё уладится, говорю,  может посадят скоро кого либо из них, а может сам  ласты склеишь от такой жизни. Все под Богом ходим – завершил рассказ Гриша и побежал по делам.
Через пару часов Гриша принёс готовый паспорт, где в графу  «Особые отметки» в качестве законной супруги была вписана Софья Борисовна. Он галантно поздравил «молодожёнов» и пожелал, что бы исполнилось то, что в очередной раз им взбредёт в голову.
И так, в этот день свершилось сразу два события – долгожданная встреча и «за документированные»  Гришей брачные отношения. В этот день они решили больше делами не заниматься, а провести вечер вдвоём. Софья Борисовна, по сложившимся у неё правилам, проверила у Мейлаха чистоту рук, ног, ушей, шеи, протёрла лысину влажной тряпочкой, заставила постричь ногти на всех конечностях и оттянув у мужа резинку трусов заглянула для порядка на то что у него там находилось. Пожав плечами, она без особого интереса к увиденному хмыкнула, и отпустила резинку для звонкого щелчка по животу мужа, а в завершение контроля, проверив рот, позволила себя поцеловать. Мейлах выключая свет вспомнил о пчёлах, но потом ничего, убедившись, что всё у него в порядке, забыл о них. Люди всегда забывают о хорошем, плохое они способны запоминать на долго!

                *  *  *

Утром семейная пара собиралась в консульство для получения  визы. Для выезда на постоянное жительство в зарубежную страну нужно было согласие обоих супругов, по одному их не выпускали, в связи с этим Мейлах был для Софьи Борисовны необходим, именно в качестве супруга, так как прежний муж о выезде даже слышать не хотел.
Сборы были долгими и тщательными, особенно, что касалось внешнего вида жены. Она много раз меняла одежды, оставив самую эффектную, изменяла причёску, румянилась, пудрилась и выщипывала брови – желая быть неотразимой. Пожалуй, она достигла этой неотразимости, и вот, по дороге в консульство, вспомнив важную для неё деталь туалета она попросила Мейлаха посмотреть ровные ли стрелки на чулках. Мейлах,  присмотревшись на её чулки обнаружил, что на одном, стрелка была ровная, а на другом – вообще не было! Не желая, огорчать жену, тем более, возвращаться домой из за такого пустяка, он сказал, что ровные, и они пошли дальше со спокойной совестью.
Консул внимательно ознакомился со всеми предъявленными документами, расспросил о настроении, работе специальности и без особых прикрас разъяснил присутствующим, что их страна, пожалуй примет человека имеющего диплом санитарного врача помощником лаборанта. Свои, не очень  желают копаться в чужом дерьме исследуя, что там завелось, ненужное организму, а с бухгалтерами – проблема. В их бухгалтерском учёте не увлекаются системой приписок требуемых цифр, для красивой отчётности, и советские специалисты в этой области не пригодны к использованию. Рассчитывать Мейлаху можно только на должность уборщика мусора в трущобах Гарлема, так как темнокожие американцы такой работой брезгуют.
- Если такая перспектива устраивает соискателей визы, то нужно подойти через месяц за результатом – сказал консул и молча, кивком головы попрощался. Он смотрел в след уходящей паре и мысленно заметил: она ничего, аппетитная, только неряха – чулки не могла одеть одинаковые, а он вообще тюфяк, но с уборкой мусора должен справиться.  На большее пусть не рассчитывает…

                *  *  *

Медовый месяц у Мейлаха длился целых три дня, включая день приезда, а потом началась обычная семейная жизнь, как у всех - с упрёков и претензий.
- Мейлах! Почему у тебя так плохо пахнут ноги? – в первый день спросила она его.
- Милое солнышко! Чему тут удивляться? Разве ты не знаешь откуда они растут? – как можно ласковей постарался спросить культурный супруг.
-  Но запах, если честно сказать, такой же, как у твоего любимого сыра «КАМБЕРЕР», голландского происхождения!
- Мейлах! Где ты достал такой храп? Ты мне уже им всю жизнь отравил!
Как будто прожитые вместе два дня – это уже вся жизнь? А что она мне на третий день сказала? Ч то я ей не даю спокойно спать, потому, что желаю иметь, то что мне позволено было до женитьбы! Два года, мол её никто не беспокоил. Кто же будет её беспокоить, если муж сбежал и рядом никого? Это хорошо, что я появился, что бы было кого упрекнуть.
- Вот сволочь – подумал Мейлах, а вслух сказал немножко по другому:
- Софочка! Ну кому ты бережёшь свою конфетку? Придёт время, захочешь угостить, а желающего не найдёшь!  «Каждому овощу, свой фрукт», как говорила моя Рахиль,  а она  была мудрой женщиной -  шла  в ногу, но всегда стояла поперёк, потому и осталась теперь одна. Используй её опыт, пока не поздно!
Софья Борисовна, менялась на глазах. Это была уже не та женщина -  ласковая, хрупкая, нежная, возвышенная. Это была почти Рахиль Менделевна, только пока по карманам не лазила. Она теперь всё куда – то спешила, постоянно ходила на почту для телефонных переговоров, в консульство для консультаций, в магазины, для покупок. Мейлах ей мешал и всё чаще оставаясь в номере один, он чувствовал, что падает интерес к нему его «липовой» супруги. Пора становиться глухим, решил он. Это испытанный способ узнать обстановку вокруг себя.
Возвратившаяся из очередного похода жена, хлопнув дверью, обратила внимание, что Мейлах, читающий газеты «между строк», даже не повернул голову в её сторону. Она, предполагая в нём  наличие обид, накопившихся за долгое отсутствие супруги, заигрывая спросила:
- Почему, мой муженёк не встречает улыбкой свою любимую жёнушку?
Слова Софьи Борисовны были так же, фальшивы  и гнусны, как заявление правительства о всенародном одобрении повышения цен на ликёроводочную продукцию. Возмущённый Мейлах хотел было ей сказать про это, но воздержался, что бы не выдавать себя, и обоими руками показал на свои уши. Она  из писем Мейлаха знала, что он иногда теряет слух, и спокойно приняв его глухоту написала  на бумажке: «Ничего, дорогой, не огорчайся! Меньше слышишь – здоровей будешь»! и положила текст перед носом.
Визы на обоих были оформлены раньше обещанного срока – Гриша и здесь помог. Софья Борисовна, заказала билеты и стала собираться в дорогу подгоняя  в этом нерасторопного Мейлаха .У него вещей было совсем мало и она предложила Мейлаху положить свои вещи в один из двух её чемоданов – новых, красивых и совершенно одинаковых. Во второй она его не допускала, ссылаясь, что ей неудобно показывать сугубо женские вещи, мол стесняется. Что бы исключить путаницу, она привязала к ручке своего чемодана красную ленточку и успокоилась.
Накануне отъезда, Софью Борисовну в позднее время вызвали телеграммой на переговоры. Мейлах решил её сопровождать, с целью безопасности. Ожидая её у переговорной кабины по обрывочным фразам разговора он понял, что с другого конца провода, кто - то решительно не хотел, что бы Мейлах, выезжал вместе с Софочкой. Он был там нежелательной персоной.
Софья Борисовна не пыталась как либо объяснить Мейлаху  содержание телефонного разговора,  используя его глухоту в своих целях, и они молча пришли в номер. Эта ночь для  Мейлаха была кошмарной. Он не смыкал глаз всю ночь, думая о том, что его не тянет за пределы своей страны и зачем он туда поедет, если там у него ничего и теперь уж, похоже, никого нет? Софочка стала вести себя очень странно…
 Утром, они на такси доехали до порта, а далее, Мейлах с двумя чемоданами стараясь не отставать от супруги шёл по бетонной мостовой к причалу.  К трапу для посадки на известный  красавец лайнер «ЛИЛИ МАРЛЕН» тянулась длинная очередь к которой пристроились наши будущие эмигранты. Софочка, забрала от Мейлаха чемодан с красным бантиком и встала в очередь впереди него. Недалеко от очереди стоял хорошо одетый мужчина и посматривая на Софью Борисовну, как показалось Мейлаху, подзывал её к себе. И действительно, Софочка , сорвавшись побежала к нему на переговоры. Она кивнув в сторону мужа сказала собеседнику:
- Говори смело, он глухой, как пень и ничего не слышит – дала возможность ему разговаривать о чём то важном. Из доносившихся слов Мейлах  чётко услышал слово «чемодан» и «поторопись». Потом они словно почувствовав, вероятность утечки информации перешли на шёпот.
У Мейлаха, стало тяжело и тревожно на душе. Он глядел на красный бантик и вдруг, с неясным причинным мотивом перевязал его на свой чемодан. Уж если они муж и жена, то какая разница, где будет бантик?  Очередь продвигалась и Софья Борисовна, ухватив чемодан с бантиком встала впереди Мейлаха. Её документы были заранее подготовлены к таможенному контролю. Через досмотр пропускали по одному человеку, но вещи проверяли не у каждого. Как только она переступила порог контрольного пункта, перед Мейлахом неожиданно встали два человека мешая его проходу. Пока он пытался их обойти, Софочка, не оглядываясь на него прошла дальше, а там её чемодан с улыбкой принял молодой мужчина и они скрылись за палубными постройками. Мейлах понял, что все фокусы Софочка проделывала не случайно. Он вынул свою патентованную челюсть и скривив рожу подошел к  пограничному контролю, предшествующему таможенному. Пограничник сверив фотографию в новом паспорте с беззубой рожей, где подбородок доставал до носа, перекрыл проход границы цепочкой и позвал старшего по званию. Мейлах не растерялся и успокоил офицера:
- Извините, это я по ошибке, взял паспорт старшего брата. Я сейчас сбегаю домой и принесу свой. Вы задержите пароход, если я буду опаздывать!. Очень вас прошу. Я быстренько!
Схватив чемодан, он без оглядки рванул от контрольного пункта, виляя между ларьками и киосками, запутывая следы. Он оказался в тихом месте и из - за угла какой - то постройки глядел на крутую корму теплохода, где в тёмно синей морской бездне, начали работать ходовые винты медленно разворачивая громадное морское чудовище под бравурные звуки марша на курс следования, который для Мейлаха был несомненно чуждым. Порыв ветра, сорвал с него шляпу и бетонной пылью дунул в глаза.  То ли от соринки, то ли от радости, то ли от обиды на себя, из глаз Мейлаха катились слёзы и он спрашивая сам у себя повторял вопрос:   
Как я мог? Как я посмел решиться покинуть Родину?
  Вытирая платком слезящиеся глаза он достал зеркальце, что бы убрать из глаз соринку, но, посмотрев на сваё отражение, что - то в  у него внутри дрогнуло. На него смотрел совершенно седой человек – постаревший, пожалуй, за час прощания с Родиной не менее, чем на десяток лет!