Вот только

- Вот только, ****ь, за поездом мы ещё не бегали!.. -  сказал отец, запрыгивая в штаны. –
Сколько осталось-то? – крикнул он причёсывающейся матери.
- Чего? – по обыкновению пролепетала она.
- Чего-чего!.. Мозгоклюи!.. Вот чего!  Чехонь-то хоть мою положили ей?
- Положили – положили! – заверила мать.
- Где?!
- Во-о-он лежит, - пояснила мать, указывая на картонный пакет из-под обуви. – Там внутри,  пакет зелёный…
- Ааа… - сказал отец,  открыв пакет и внюхиваясь в рыбу, а потом обратился к старшей дочери: «Эй, профессор! (потряхивая пакетом с рыбой)- Столько тебе нормально будет?»
- Чего? – по рассеянности спросила она, копошась в дамской сумочке.
- Cтолько тебе будет нормально или побольше? – не унимался отец.
- Нормально-нормально! – сказала дочь торопливо. – Я всё равно… наверняка,  её есть не буду!.. Она воняет.
-  Ну, в подарок отдашь!
-  Чего?.. Кому?...

Пока отец надевал куртку, мать и дочки вызывали лифт, чтобы спустить сумки вниз без надрыва. То есть мать вызывала лифт снизу, так как если вызывать его сверху, то он на их этаже не остановится.
Этаж у них был второй. Лифт на втором этаже караулили дочки.
Младшая отвечала за пакет с чехонью, старшая крепко держала свою салатовую дорожную сумку на колёсиках.
Когда они вышли из лифта, мать взяла салатовую сумку в свои руки.
Отец запипикал автомобильной сигнализацией.
Мать втиснула сумку в багажник, и они двинулись.
Настроение было так себе.
Ехать было чуть. Но могли и не успеть.
Когда по радио бодро заиграла песня: «Я – королева золотого песка, я – королева без прикрас и одежд, я – королева – вот моя Вам рука! Не теряйте надежд!..»,  дочки даже стали приплясывать, сидя. Через несколько мгновений старшая достала из дамской сумочки камеру и стала снимать сестру, мать, отца, их лица, реакции, наклоны головы…

Отец не выдержал.

- Чё меня-то снимать? Мотоциклиста вон снимай!
- Чё мне мотоциклиста-то снимать?
- Потому что мотоциклист на дороге – редкость!
- Ага. До первой кочки. Потом куда руки – куда ноги. 
Отец засмеялся.
- Не надо мне такого счастья, - добавила она.

Мать в такт покачивала головой и смотрела в окно. Сестра тоже.

Когда они подъехали к станции, поезд уже стоял.

- Шестой вагон! Дальше проезжай! – сказала мать, вглядываясь в таблички на вагонах.

Проехали. Остановились. Вышли.

- Фу, блин, тут грязь! – сказала младшая дочь, направляясь к багажнику, будто готовая вытащить из багажника сумку и потащить её на себе.

- Бери давай! – бросила мать отцу.

Старшая дочь в спортивном костюме и тяжелённой дамской сумочкой побежала к своему вагону.

Проводник стоял не на перроне, а в вагоне, что нервировало её, и она никак не могла найти паспорт и билет.

- Видела же! Только что видела же! – повторяла она, судорожно перебирая содержимое сумки на весу

- Паспорт у тебя! – заявила добежавшая мама.

Та стала перебирать в сумке стремительнее и как будто бы агрессивнее.

- Не-е-е…. могу найти!
- Где паспорт-то? – завелась мама.

- Что за истерика?! – гаркнул отец.

- Потом найдёте, - сказал проводник – мужчина чуть старше отца. И они вбежала в вагон.

В вагоне она за три секунды нашла билет и своё место.

Мама втащила за ней сумку, сестра – чехонь.

Занесли. Побросали. Поцеловались.

- Будь умницей. Понятно тебе! – сказала старшая младшей.

Та кивнула и убежала вслед за мамой.

Мама, сестра и папа стали махать ей рукой из-за стекла.

- Это нам машут? – почему-то заинтересовались её попутчики, разливая себе пиво на четверых.

Она поморщилась.

Ей почему-то стало неловко махать в их присутствии. Она даже стала внутренне ворчать неизвестно на кого. А поезд всё не трогался и не трогался.

- Зачем так надо было бежать? – спрашивала она себя.

Мама, сестра и папа стояли по-прежнему напротив неё, но уже не махали ей, а неслышно для неё разговаривали о чём-то своём.

Три парня и девушку хихикали и чокались пластиковыми стаканами.

Поезд тронулся.

Она схватила свою сумочку и достала оттуда камеру.

Она хотела заснять своих папу, маму и сестру. Она даже передвигалась из купе в купе, из отсека в отсек, чтобы поймать их лики.

Она дошла до первого купе в вагоне. Но поезд был быстрее.

 Да и камера включилась только тогда, когда на перроне уже не было ни души. Да и перрона уже никакого не было. Бурьян. Невесомость. 

Поезд шёл выше земли.

На стёклах было много капель. Хотя дождя не было.

«Наверное, это из-за какого-нибудь старого дождя», - подумала она.

- Ваш билетик, девушка! – обратился к ней проводник. Она повернулась, но не стала смотреть ему в глаза. – У меня – другое место, - сказала она и направилась туда, где стояли её сумки.

- Вам нельзя его оставлять! – весело закричал пузатый господин в сторону хихикающей девушки - соседки.
- Не боитесь: мы его сопьём! – улыбчиво пролепетала она, поджав ноги к груди.
- За что пьёте-то?- не унимался пузатый господин, для которому не было сидячего места, так как он был пришлый. Поэтому и повис над ними, улыбаясь.
- Быть добру! – сказал кто-то из мужчин новообразованной компании.
- Быть добру! – заголосили остальные.

Она отвернула от них голову и уставилась в окно.

- Сейчас бы рыбки! – протянул кто-то из рядом сидящих.

Она поморщилась, посмотрела вокруг себя, а потом неожиданно вспомнила:
«Господи, у меня же чехонь пропадает!»

Её запах ей казался уже не настолько вонючим. Вероятно, даже терпимым, и… может быть, даже … приятным!

- Сейчас бы рыбки! – опять повторил кто-то.

- Запасаться надо было! – буркнула хихикающая девушка.

- Иди ты! – раздосадовано пролепетал мужик и осмотрелся по сторонам. – Девушка, а Вы пьете? Пьёте? Ну, с нами выпьете?

- Я? Не-е-ет. Я не пью, я... только ем! Ммм... чехонь будете?