ЕМУ

Лёгкая капелька на запотевшем от дыхания окне чуть набухла и тронулась с места волшебно и очень медленно. Такой рисунок на стекле бывает лишь в морозную январскую заполярную ночь. Наслоившись причудливый узор не оставил надежды на какую либо прозрачность…

Он был верным другом. Хотел быть для всех самым-самым… Самым лучшим, самым внимательным, самым заботливым, готовым сорваться по первому зову, свернуть все преграды и преодолеть напасти. Он мало кого впускал в свою жизнь, всё отшучивался, прикалывался и был душой компании, но близко – никого. Но, впустивши, проникал глубоко и полностью раскрывался сам. И очень хотел, чтобы это ценили. Он ревновал своих друзей и гордился за своё прозвище, данное ему за верность, порою цепного пса, хотя и не все могли оценить эту преданность.

Капля росла, собрав всю влагу на пути через оттаявший участок, и ускоряла свой путь, всё ниже, к замороженному бледно-голубому узору…
И наконец, остановившись на мгновение, врезалась горячей набухшей сферой в холодную безразличную плотную твердь. Разверзая привычную глазу спокойную гладь узора и плохо сочетавшуюся с происходящим логику, уверенно и упрямо двигалась вниз, всё более освобождая прозрачность...

Всего десять дней назад Каштан, сидя на больничной койке в позе лотоса и сильно наклонив голову вперёд, хрипел, что конечно скоро вылечится, потому что у него ещё много планов и задумок, и потому что уже пора ехать на турбазу, ведь мы все давно собирались. Просил рассчитывать на него, так как он уже договорился о мясе на шашлык, и мечтает глотнуть хорошего красного вина.
Только в этой позе было возможно хоть что-то сказать, преодолевая бесконечную нестерпимую боль, стянувшим лимфомой горлом. А потом…

Потом он уснул…
…и облегчённо улыбнулся…