Отрывки из жизни графомана

 • Моя проза понятна не всем. Жизнь абсурдна и хаотична. Мне неинтересно писать  про однообразие дней, быта… Пусть это и графомания, но по иному я не могу!
  Пишу только о необычных, на мой взгляд, событиях,думах, часто вычурных.
 Необязательно связывать их воедино.  Можно читая, с любопытством следить за одним сюжетом, затем «перескакивать» на другой и наслаждаться им.
 Существует такой термин «Рваная литература» -  на первый взгляд, события никак не связаны между собой. Но, когда делаешь акцент на деталях, рано или поздно, складывается цельная картина, только нужно заставить работать интеллект и "включить" душевное восприятие. Это даже становится интересным, собирать все паззлы воедино.

 * **
    Парадокс! Офис издательства находился на территории колбасного завода. А чего, собственно, я ожидал, когда подыскивал дешевенькое издательство для публикации сборника своих весьма неплохих, как мне представлялось, стихов?  Я хотел опубликовать сборник стихов небольшим тиражом, и раздать брошюры друзьям.
    Я долго плутал по размытым слякотью тропам, вдыхая неприятный, приторно-гнилой запах мяса. Наконец-то отыскал. Длинное серое здание, видимо, складское помещение, арендованное под офис.
 на двери – покосившаяся табличка: Издательство «Альфа».  Зашел внутрь – полный бардак. Снуют туда-сюда люди с какими-то коробками, на полу ошмётки от этих коробок, а на драных кожаных креслах валяются мятые брошюры, обрывки бумаги, мотки веревок. Я даже не знал к кому обратиться. Вынул из кармана блокнот, пролистал, нашел запись: «Эмма Валентиновна, издательство «Альфа», комната номер двадцать девять». Именно с ней я договаривался о публикации. Так, теперь нужно отыскать комнату двадцать девять. Рядом со мной «прошелестела» девушка со стопкой брошюр в руках. Я догнал её.
 - Простите, не подскажите, где находится комната двадцать девять?
 Девушка что-то пробурчала себе под нос и поспешила дальше.
 Ладно, найду сам, сориентируюсь в этом хаосе. Меня чуть не сбил с ног мужчина, тащивший на плече огромную коробку. Работа кипит! Побродил я по коридорам, наконец, нашел заветный кабинет.
 Постучал несколько раз, пока прокуренный голос не прохрипел:
 - Входите!
 Я вошел. За столом, заваленным рекламными проспектами, брошюрами, пачками листов бумаги, сидела дородная дама в необъятном лиловом балахоне. Её волосы, не выдержав очередного осветления, выглядели как растрепанная пакля. Дама курила сигарету через мундштук. Колоритный персонаж! Я обратился к ней:
 - Простите, Вы Эмма Валентиновна?
 - Допустим,… Что Вас интересует, молодой человек?
 - Эмма Валентиновна, меня зовут Василий Найденов, я звонил вам, насчет публикации стихов и принес материалы для печати.
 - Отлично, юноша! Тогда составим и подпишем договор. Ваши вирши через месяц будут опубликованы.
 - Ждем-с.
 Когда все было готово с договором, и я вышел на улицу, меня переполняло воодушевление, и вместе с тем, ощущение нетерпения, скорей бы вышел мой сборник!
 Пробираясь к выходу, - поскорей бы покинуть территорию завода, - я увидел интересную сцену. Два  «явных алкаша»,
 наверняка рабочие завода, расстелив на каменной глыбе газетку, разложили на ней скромную закуску – нарезанный батон колбасы и буханку хлеба. Они разливали водку в пластиковые стаканы, и пили, как воду, не морщась, заедая колбасой и хлебом, отламывая его кусками от буханки. «Разряжались» после смены.
 Один из них окликнул меня:
 - Парень! Выпей с нами, мы зарплату за декабрь обмываем!
 - Это в марте-то! Да, выпить стоит!
 Не знаю, почему я откликнулся, возможно, эмоции бушевали, хотелось с кем-то пообщаться, прямо сейчас, сию секунду, поэтому я к ним и присоединился. Я очень импульсивный и часто действую спонтанно.
 Проснулся дома, абсолютно не помнил, как попал домой. Дико болела голова,
  В голове и на душе мутно с похмелья…

 Муть-жуть
 Вязкая
 Светом яркая
 Разносолами богатая
 Цветами увитая
 Молитвами избитая
 С головою непокрытою.
 Скорбь надвигается
 Перерождается
 Потоком извергается
 Славословия многословия
 Словоблудия словомыслия.
 Детство юность фантазии
 Старости оказии
 Пролетела жизнь бесплодная
 Осталась муть болотная...

 Я с трудом «дополз» до кухни, налил стакан холодной воды из под крана.
 Мгновенно осушил его. Вода ледяная, немного полегче стало. Поплёлся обратно в комнату.
 Только сейчас обнаружил, что на мне грязнущая куртка, а на ногах ботинки, облепленные комьями грязи, спал в грязной уличной одежде. Поскорее скинул всё и улёгся на диван, завернувшись в теплый плед.
 Я провалялся до обеда, а потом меня потянуло писать. Снова нагрянула моя графомания. Я отыскал  блокнот и записал свои размышления.
 Крутится в голове сюжет, я  начинаю подбираться к нему, словно акула, описывающая круги вокруг своей жертвы-сюжета.
 Бывает,  что я стараюсь не поддаваться на уловки графомании, нахожу разные предлоги, чтобы избежать этого, потому что, записав, какую-то вещь, чувствуешь себя опустошенным.  Графомания отнимает много душевных сил.  Но когда из меня «прёт» я не могу не писать.
 Иногда после написанного, чувствуешь очищение,  становится необычайно легко. Некий Катарсис! Как уживаются вместе подобные противоположности? Загадка…

 Озарение!
 Путешествие-плаванье
 Сайты страницы свидания
 Бесконечные клавиши пианиста-писателя
 Катарсис...



 Сегодня решил лечь спать пораньше. Выспаться надо перед институтом, а то совсем его забросил, а вечером - на подработку надо.

 Снилось мне жемчужно-голубое небо, до неба высилась огромная гора крупных золотисто-коричневых грецких орехов. Внезапно, орехи треснули, и выползла из них «тьма-тьмущая» тараканов. Вместо горы грецких орехов, выросла «живая» гора мерзких копошащихся тараканов, до самого неба…  Кто-нибудь умеет толковать сны? Мои тараканы в голове? Еле пришел в себя ото сна.
 Как мне надоели эти будни. Все дни, словно клоны, спасибо творчеству (графомании), которая хоть как-то разнообразит быт.


 Из блокнота графомана.

 К. - Твоё дыхание обдаёт меня ядовитыми парами.
 М. – Это не страшно, зато ни один паразит на тебя не сядет.
 К. – Ты брызжешь слюной, а она прожигает моё пальто, отвратительные дыры.
 М. – Смотрится стильно!))
 К. – У тебя с языка сочится змеиный яд.
 М. – А ты накапай в баночку и полечись, говорят он полезный! Нет, я придумал лучше –
          укушу тебя за руку и вылечу навсегда…
 ***
 Я "человек без кожи".
 Любая эмоция, событие, могут настолько "зацепить", что  порождают  гротескные, абсурдные мысли и переживания,  с точки зрения нормального человека. Я признаю, что являюсь, в некотором роде, аутсайдером.
 «Человек нормальный» воспринимает реальность относительно постоянной (без искажений), адекватно реагирует на происходящие события. «Человек – с  - ума -  сшедший», даже обычные чувства -  радости, горя, тревоги, воспринимает сквозь призму своего безумия. Когда человек сходит с ума, мир для него начинает жить по своим собственным, непонятным, часто враждебным законам, и человек в этом искаженном мире ведет себя соответственно.  Человек, потерявший разум сталкивается с первобытными ужасом и хаосом,  недоступными «человеку нормальному».
 Меня часто настолько охватывают эмоции, что я просто не знаю, что с ними делать, а разрядка часто происходит совершенно непостижимым образом.

 В тот вечер обида, досада полностью овладели мной, даже не помню по какому поводу.
   Все бурлило внутри. В глазах стояли слезы, злые, колюче-обжигающие.
 Я нашел на балконе толстый железный прут (на балконе у нас целый склад инструментов, досок, "железяк"). Прут был весьма увесистым.
 Я  вышел из подъезда, погрузившись в темноту сонной улицы. Прижимая прут к сердцу, кошачьей поступью,  заскользил по переулку. Вышел на соседнюю улицу. Там, возле многоэтажки, расположились в ряд новенькие иномарки.
 Сжимая изо-всех сил стальной прут, я остервенело принялся крушить  машины.  Сработала сигнализация. Некто, в одних семейных трусах, выбежал на улицу и схватил меня за шиворот. Я вырвался и побежал, сворачивая, то в один, то в другой переулок. А за мной никто не бежал...
    Я рухнул на газон. Засунул прут  под куртку, прижал  к сердцу. Сердце бешено колотилось о железяку.  Отдышавшись, я внезапно разрыдался. Стало легче. Поднявшись, я выкинул железный прут  в ближайший мусорный бак.
    Внезапно, раздался вой полицейской сирены. Я сообразил - в трех домах отсюда - живет мой лучший друг Мишаня. Тихо я прокрался к его дому. Зашел в  подъезд и поднялся на третий этаж, ноги дрожали. Позвонил в десятую квартиру. Безрезультатно, звонок не работал, тогда я пнул дверь.
 В прихожей возник Мишаня.
    - О, Васёк! Проходи, - пробасил обрадованный Мишаня,- а мы тут попойку затеяли! Тебя, как всегда, где-то носит, мобик заблокирован, дозвониться не можем. Проходи уже  давай!
    В крохотную квартирку набилось человек десять. На полу стояли ящики с пивом, валялись пустые бутылки, окурки. Сквозь  дымовую завесу сигаретного дыма трудно было что-либо различить.
    - Присаживайся, если найдешь,  куда.
 - Парни, бычки в пепельницу или в пустые бутылки кидайте, сколько раз говорить! - командовал Мишаня.
    Народ развалился на  полу, сидели на подоконниках, самые везучие оккупировали диван.
 Раздался возглас: «Васёк! Классно, что пришел!». Кто-то протянул мне бутылку холодного пива.   Я сел на пол, прислонившись к стене спиной, глотнул холодного пива.
 Да, именно этим людям вокруг меня… близким людям, друзьям, по сути, братьям,
 и хотел я посвятить свои стихи.
    Закрыв глаза, на мгновение, я  почувствовал себя абсолютно счастливым...

* * *

Весна, я «плавлюсь» на солнце, ощущаю себя чем-то вроде амебы… Пошел в магазин, накупил акриловых красок. Дома, в нетерпении, трясущимися руками я развинтил крышки, поставил склянки на подоконник, запустил пальцы в краски и просто начал размазывать их по стеклу… я выбирал цвета, созвучные моим ощущениям. Почему-то именно пальцами, хотелось их размазывать, наносить один слой на другой, смешивать тона, мне приносило это несказанное удовольствие. Никакой гармонии здесь не наблюдалось, только наслаждение процессом. Когда подобное занятие мне надоело, я потерял к нему всякий интерес.
В ванной долго, тщательно отмывал руки от краски, наблюдая за разноцветными разводами в раковине.
Накинув ветровку, я вышел на улицу. Парило, чувствовалось приближение дождя.
Вечерело, хлынул дождь, редкие прохожие разбежались по домам. Поначалу, я словно неприкаянный слонялся под дождем, впитывая его в себя...Я вышел к набережной, долго стоял, облокотившись о парапет, наблюдая, как вспенивается грязными пузырями река.
Дождь прекратился. Я промок насквозь, но не чувствовал дискомфорта. Вдыхая ароматы свежей листвы, сырой мостовой, я сливался с мокрым городом воедино. Он принял меня в свои продрогшие объятия.

***
Домой идти не хотелось. Я свернул в ближайший паб и заказал глинтвейн. Пока я отогревался, смакуя пряный горячий напиток, ко мне подсел бородатый тип с графинчиком водки и двумя стопочками.
- Не помешаю?
- Нет, конечно.
Я допил глинтвейн, он разлил нам водки. В его взгляде было какое-то смятение, глубокая борозда пролегла между бровей, чувствовалось, что ему хотелось выговориться.
- Виктор, - представился он.
- Василий.
- За знакомство!
После третьей стопки его потянуло на разговор.
- Понимаешь, жить бессмысленно и скучно, да и все эти пресловутые смыслы надуманны, так, погоня за тем, что рассыплется в прах…
Я не совсем понимал его…
- Зачем заварили эту кашу-жизнь?
Не спросив нас, засунули в мясорубку, - крутитесь, как хотите.
Жизнь - трясина, на миг высунешь голову  на поверхность– вот оно счастье! – и снова в пучину.
А счастья просто не может существовать для всех, хотя бы по «закону маятника».
Нет счастья для ВСЕХ одновременно! Что хорошо для одного – «гибельно» для другого!
Лучше бы ничего этого не было, не существовало жизни.
Прекрасный гармоничный безжизненный космос…

Кажется, я стал понимать его. Мы пили и проговорили до утра.

***
Мои родители умерли, когда я учился в девятом классе. Мы остались вдвоем со старшей сестрой. Ей тогда было двадцать пять. Она варит мне борщи, на этом наше с ней общение заканчивается. Она живет в своей комнате, меняет «бойфрендов», меня это не касается, я творю в своей комнате что хочу. Конечно, много я ей доставил хлопот своими попойками, ночными посиделками с приятелями, да просто, когда меня «выгружали» почти бесчувственного у порога и звонили в дверь… Со временем как-то ужились. У меня хватило ума поступить в институт и устроиться на работу. Нас почти все устраивает.

***
 

Я изливаю на бумагу, всё, что мне приходит в голову, отрывки из моей жизни, даже если это полнейшая чушь. Графомания не дремлет, она кружит надо мной, словно стервятник, и, когда приходит в ярость, начинает долбить моё темя своим стальным клювом. Мне не остается ничего, кроме того, как хватать ручку, клочок бумаги и выдавать поток излияний. Я не могу исцелиться от своей болезни.

*продолжение следует…