В облаке - звезда...

В  чуме шумел очаг…
Было темно, тепло и уютно…
Прохор тихо наигрывал какую-то мелодию на гитаре,  Маринка полулежала на медвежьей шкуре и думала о Москве…
Прохор запел:

Я брожу по городу…
Пустынны улицы… Лунный свет...
Осень поделят поровну
Серый дождь и белый снег…
Фонари уставшие,
В облаке – звезда…
А листва опавшая,
Словно… навсегда…

Я брожу по городу…
Осенних деревьев печальный вид…
Стёкла -  навстречу холоду
В центре чёрных квадратов плит…
Тротуары  жёлтые,
Капли на проводах…
Как будто, обнажённые
Осенью - города…

Я брожу по городу…
Мокрый лист мне упал на грудь…
Я грущу по поводу,
Птицы снова собрались в путь…
Фонари уставшие,
В облаке - звезда…
А листва опавшая,
Словно… навсегда…

Я брожу по городу…
Пустынны улицы… Лунный свет.
Осень поделят поровну -
Серый дождь и белый снег…

- Знаешь, это ...как прыжок с крыши..., если бы не... - Марина практически сорвалась на крик, но вдруг замолчала.
-  Понимаешь, девочка моя, даже ничего не смогу ответить тебе по содержанию, однако... - произнёс Прохор и открыл пачку «Беломора».
 - Сочинялось-то с гитарой в руке... – продолжил он, разминая папироску холодными пальцами. 
Марина ещё что-то говорила... Но он её не слушал.
Прохор чиркнул спичкой о коробок и поднёс дрожащий огонёк к папиросе.
Горящая спичка на мгновение осветила обветренное и небритое лицо знатного оленевода. Марина успела заметить, что в щелках мудрых глаз мужественного человека блестят слёзы.
-  Было грустно и одиноко... – произнёс Прохор.
Шумно выдохнув дым, он откинулся на спинку стула.
- Понимаешь, получилась красивая мелодия сначала... – немного помолчал. - Потом кто-то нашептал слова...
Он снова глубоко затянулся и незаметно смахнул слезу:
- Вот так и родилась тихая мелодичная песенка.
Марина вдруг встала на табурет, громко прочитала текст песни и снова обратилась к нганасанину:
- ... «В облаке – звезда…» - она посмотрела на Прохора. – Что её яркость превышает все мыслимые пределы?!  Её видать...,  или ты носом её чуешь?
Прохор ответил не сразу.
Он аккуратно положил горящую папироску на край пепельницы и сказал:
- Сейчас я услышал этот текст как стихотворение, - он наклонился к столу и опустил свою седую голову на руки. – Да…, наверно…  Если - облака, то  звёзд не видно...
Но... Ма-ри-на, зато как это крррасиво, однако!!!! … - Прохор медленно поднял голову и покосился на дымящуюся в пепельнице папиросу. - Когда в облаке - ЗВЕЗДА...
Он закрыл глаза и улыбнулся.
А Марина продолжала:
- «Я грущу по поводу!» А это? Объясни, от какого паровоза оторвалось?
Оленевод встал, взял папироску из пепельницы, подошёл к  выходу и откинул полог.
Холодный свежий воздух ворвался в жилище.
Жёлтая тундра, укрывшись дымкой, провожала короткое полярное лето,   на горизонте Путораны уже белели снежными вершинами. 
Было тихо.
И только небольшой косяк птиц в  осеннем тяжёлом небе украшал печальный таймырский пейзаж…
- А поводов для грусти осенью искать долго не приходится, Марин…  Смотри, снова птицы собрались в путь! – и, не оборачиваясь, неожиданно добавил:
– Однако, погрусти, Марин! Видимо, не «в настроение» тебе моя  песня!
…Прохор затушил папироску в шершавую ладонь и запел…

Я брожу по городу…
Мокрый лист мне упал на грудь…
Надо спешить на проводы,
Птицы снова собрались в путь…
Фонари уставшие,
Падает  звезда…
И листва опавшая,
Словно… навсегда…