Электричка

    Заряд хорошего настроения, вызванного солнечным днем и обилием симпатичных девушек, исчерпал свои резервы на входе в старую электричку. Электричка, величаво именуемая голосом вокзального диктора «пригородный поезд», при первом знакомстве указала на истинную свою характеристику – «пригородный», дав понять, что слово «поезд» присвоено за выслугу лет.

    Встретив на входе специфическим запахом, электричка сурово приветствует своих пассажиров деревянными спинками сидений, выкрашенных в  ядовито-коричневый цвет, уже издали указующий, что комфортная жизнь – это то, что может случиться с вами за пределами данного раскинувшегося в пространстве стального коня, а иметь надежду на комфорт внутри сего средства передвижения, иллюстрирующего чудеса отсутствия не только таланта, но и мысли ее создателя, – это роскошь, недоступная в ближайшие три часа поездки. «Зато спина будет в тонусе» – думают нововходящие в вагон люди, увидев ждущие их яркие, но от этого отнюдь не более радостные, деревянные спинки – и… ударившись позвонками о неподатливое дерево, прощаются и с этой соломинкой самоуспокоения. Идея находить хорошее даже в плохом остается за пределами данного магического места – внутри пригородного поезда царит свой особый мир, со своей атмосферой и философией, а иногда законами выживания и микроклиматом (но такие вагоны надо ускоренно избегать).

    Осознавая, что в ближайшее время ожидает скорее длительное мучение нежели приятное приключение, но кое-как устроившись, люди настраиваются на анабиозное состояние и переходят в режим наблюдения за новоприбывшими. По каким-то неизученным психологическим законам места заполняются в определенном порядке – со временем в каждом из «отсеков» сидений сидит один человек. Затем скамейки заполняются по два, причем, как правило, сидящих на противоположных сиденьях, но не напротив друг друга, а удаленных на максимальном диагональном расстоянии. Возможно, дело в психологическом законе стремления к максимальному личному пространству, которое пытаются сохранить люди, распределившись таким образом. Но по мере приближения времени отправления, электричка с набившимися в нее людьми пренебрегает не только потребностью в психологическом пространстве, но и вынуждает смириться с отсутствием физического пространства.

    Наконец наполнив себя биологической массой, стальной конь просыпается, оповестив пространство гудящим звуком, подготавливающим расположившуюся публику к началу движения. Легкое возбуждение прокатывается по вагону.

    Толпа, попавшая на ближайшие пару часов в безвыходное положение, пытается себя приобщить к любому возможному занятию. Чудеса внутреннего мира электропоезда уже начинают проявляться – нечитающие начинают читать, ненавидящие математику решают задачи-судоку, нежелающие думать ломают голову над неподатливым словом кроссворда. Люди спасаются от безысходности, пытаясь себя убедить, что избранное занятие в общем-то интересно. Некоторые проявляют рационализаторство, всем своим видом показывая, что самое полезное и целесообразное в данной ситуации – поспать. Кто-то пытается забыться о дороге активной беседой, дополняя окружающую и без того шумную среду своим, кажущимся ему важным, колебанием воздуха. В целом все разнообразие заполняет пространство шумом, в котором нет места для праздной тишины.

    Глаз, осознавая, что обречен на созерцание беспросветной обыкновенности внутреннего интерьера вагона, в панике начинает блуждать по сидящим впереди, переходя от лица к лицу, в поисках хоть чего-нибудь необычного, что может быть интересным.

    Среди ничем не выделяющихся людей, которые видимо просто прожили жизнь как положено – в обстоятельствах ничем не приметных, встречаются те, на ком взгляд вынужден останавливаться немного дольше, что объясняется специфичностью лиц и фигур, сформированных под влиянием необычности жизненных обстоятельств. Такие люди требуют более продолжительной задержки взгляда для возможной «расшифровки» их судеб.

    Через несколько сидений впереди сидит вполне «понятный» парень. Сложный рельеф под плотно прилегающей майкой, сознательно формируемый туго напряженными мышцами, которые молодой человек показательно стремится выдать окружающим за расслабленное состояние, компенсируется простым устройством выражения лица. Зато хорошо тренированные пальцы интеллектуально, очень точно и технически отработано находят чешущееся место на крепкой коротко стриженой голове.  При этом парень остается вполне довольным – пальцы хорошо делают свое дело. Еще не раз в ходе пути будет он благодарен им за хорошо  сделанную работу.

    Неподалеку сидит плотная волевая женщина с твердым взглядом, перемежевывающимся с мимическим движением сведенных бровей – вошедшая в автоматизм наработка многих лет руководящей должности. Видимо, ответственный участок производственного цеха требовал соответствующей профессиональной отработки напряженности выражения лица. Трепет должны ощутить подчиненные видя, что начальник участка свела брови. Привести в движения всех и вся, и исправить неисправность – вот миссия данных сведенных воедино бровей и жизненное предназначение этой женщины. Автоматизм этот она давно уже не замечает, однако о существовании оного осведомлена, ибо не раз после своего назначения на должность целенаправленно отрабатывала внушительность данного мимического движения перед зеркалом, расценивая данную процедуру как необходимую для профессиональной пригодности черту, к которой она даже испытывала гордость и расценивала иногда как личное достоинство.

    Вот девушка ищет общения и просто внимания. «А ты вроде мной заинтересовался» – говорит ее осторожный посыл глазами.

    Электричка, содрогнувшись, замедлила ход и остановилась. В вагон вошла компания «давнишних друзей». Очевидно, они выезжали на природу. По внешнему виду все немного потрепаны, однако между ними чувствуется некая общность: у всех одежда не по размеру – слишком большая кепка, слишком большая прическа. Дружественность данной компании поначалу даже умиляет. Вдруг один из «друзей» занялся  дележкой шоколадки. Левый глаз женщины с прической Валерия Леонтьева начал косить. Рукой ковыряя шоколад, который активно рассыпался и быстро таял, начал «товарищ» радушно передавать куски шоколада друзьям. Все брали – отказаться было не в их правилах, компания ведь проверенная… Все принимали шоколад, силились улыбаться, однако подтаявший шоколад из нестерильной руки товарища вызывал отвращение не только у окружающих, но и у самих «товарищей по дружбе». В такие моменты понимаешь: вот идеальный пример того, что дружественность и радушие тоже должны быть в меру.

    Напротив сидят мама и дочь. Дочь ярко украшена косметикой. «Моя красавица» – думает мама, поддерживая начинание дочери по обильности нанесения косметики. Ведя разговор о каких-то жизненных ситуациях, дочь время от времени корчит пренебрежительную гримасу и делает брезгливый жест рукой, демонстрируя как ловко она может отшить неугодных. «Моя умница, вся в меня» - думает мать, откровенно гордясь своей дочерью. Дочь, довольная собой, но, сохраняя суровое выражение лица, переключается на дальнейшее чтение книги. Сохранять суровое выражение лица – наработанный мамой и переданный дочери опыт – необходимое условие демонстрации для окружающих высокой собственной цены.  Не раз это выражение лица заставляло местного Васю-монтера ощутить себя никчемным отвергнутым тараканом, осмелившимся, преодолев свою робость, подойти к этой в прямом смысле слова яркой, то есть ярко накрашенной, одинокой женщине. А ведь Вася даже не пьет – ну так, бывает с друзьями по выходным… и то, от тоскливой одинокой жизни больше. Ну нет машины, и что? – машина – дело наживное, не нужна просто пока – работа рядом, жить есть где. Ан нет, такая женщина ждет «достойного». «Принца ей подавай» – бормочет Вася, горько сплевывая в сторону обиду от собственной отверженности и невостребованности. По недалекости своих мыслительных возможностей Вася всегда думал, что дело в отсутствующей машине, но, интуитивно ощущая, что это не совсем так, все же отказывался себе признаться, что дело может быть в нем самом. Признать неудачу с машиной проще, чем признаться в неудачности самого себя…

    В действительности трудно было определить, чего ждет от жизни эта женщина. Очевидно было лишь то, что она ждет лучшей судьбы для своей дочери. При этом в ее голове совсем не  появлялось сомнения, что создавая дочь полностью по своему подобию, ее скорее всего ждет такая же судьба – ожидание «достойного» в условиях беспросветного окружения Васями и Петями. Книжка, к которой дочь пыталась устремить свой взор, никак не удерживалась ее вниманием. Не удивительно: черты лица, выражение глаз и посадка рук, указывали на большую естественность для нее раздавать оплеухи мужу, который поздно вернулся с работы и принес не всю зарплату, а ту часть, что осталась за вычетом трех кружек пива, нежели держать известную, но почему-то такую скучную, книгу. Жалко будет, если даже удовольствие раздачи оплеух будет недостижимо для этих рук в связи с так хорошо отработанной, непробиваемой для потенциальных Васей и Петей суровостью лица. От таких мыслей стало немного не по себе…

    Электричку также конвульсивно содрогнуло, и после небольшой остановки в вагоне появился полноватый пожилой человек темного цвета лица с тачанкой в руках. Неудобство жизни, воплощенное в тачанке с двумя стоящими друг на друге мешками, все время норовившими упасть, тяжелой ношей преследовало этого старика. Два колесика тачанки полностью лишали ее устойчивости, превращая ее в воплощенное исчадие неудобства, в связи с чем она требовала постоянного дежурства руки данного измученного человека. Найдя подходящее место для посадки, старик приспособил ручку тачанки себе под мышку и временно зафиксировал таким образом ее устойчивость. Неудобство ощущалось в пространстве вокруг него, но сам старик сознательно отрицал существование неудобства, не признавался себе, что жизнь, воплощенная в этой тачанке и необходимости ее волочить, достала его уже до предела. Душа этого человека требовала бунта, требовала подвига: необходимо было выбросить данную тачанку за пределы электрички – вон из своей жизни, со всем ее содержимым. Однако покорность оказалась сильней. Трусость признать необходимость бунта и решиться на него определила, что цвет кожи лица будет темнеть и дальше под влиянием горьких переживаний неудобства жизни. Кое-как ему удалось уснуть в неудобной позе, с лежащей рукой поверх чрезмерно высокой спинки.  Приспустившиеся мышцы лица, потерявшего ото сна контроль за собой,  изобразили брезгливое отношение к жизни. Неправильность жизни нашла свое воплощение в грушевидной форме туловища – в свисающих с талии излишках изобличались моменты расточительной жизни. Да, в темной полосе под названием жизнь бывают свои белые полосы, в последствии откладывающиеся в подкожных тканях сальными запасами.

    После очередной остановки в вагон вошел поджарый пожилой человек с умным выражением лица, выглядящий достаточно бодро, и маленькая девочка, которая видимо являлась его внучкой. Девочка тотчас принялась рисовать. Держа в руке карандаш желтого цвета и сразу определившись, что будет рисовать солнце, девочка на мгновение задумалась. Задумчивость эта по-видимому была вызвана необычайной яркостью желтого цвета карандаша, который был сделан с добавлением светоотражающей краски, что придавало ему особую насыщенность, которая словно разрезала своей необычностью серое окружение вагона, как маленькая волшебная палочка, несущая кусочек солнечного волшебства. Очарованные таким волшебством на доли мгновений мы были связаны единой нитью одинакового переживания. Увидев, что за ней наблюдают, девочка смутилась и вышла из легкой задумчивости.

    Маленькая девочка, переживая замечательные эмоции детства, скоро о них позабудет, как это случается со всеми нами. Куда, подевались наши переживания от кусочков разноцветного стекла разбитых бутылок, смотря через который в яркий солнечный день, испытываешь необъяснимую радость внутри? Где те гипнотические минуты созерцания огоньков на новогодней елке, которые часами занимали воображение своей природой цветного света?… Все эти позабытые впечатления никуда не исчезли, а просто скрылись за толстой массой переживаний и забот о насущной жизни.

    Также и девочка, переключившись на поглощение пирожка, мгновенно потеряла то сияние глаз, которое ощущалось, когда она радовалась желтому цвету карандаша…

    Я надеваю наушники. «А-мено!» – поют продолжительно зевающие рты впереди сидящих пассажиров. Поразительно, насколько могут искажаться лица в процессе зева. Подавляю свой позыв к зеванию – зеваю с закрытым ртом. Меняю песню – динамичнее в ритмах транса начали пролетать за окном деревья. Глаза девушек, сидящих напротив стали более выразительными, если присмотреться можно увидеть огненные искорки. Солнце, окрасив небо в необычные оранжево-желтые тона, добавляет загадочности всему окружающему, находящемуся по ту и по эту сторону стен электрички. Горящее, расплавившееся в теплых облаках солнце, на фоне проносящихся верхушек потемневших на фоне яркого неба деревьев, гипнотически заставляет задуматься о скоротечности земной жизни, вечности красоты, удивиться причудливости форм существования и многообразию его проявлений в каждом месте пространства, даже в обыкновенном вагоне пригородного поезда, даже во время простого тянущегося настоящего заурядного времени. Невольно начинаешь ощущать, что и солнце, и облака, и деревья, бегущие с разным темпом и ритмом, и люди, качающиеся в вагоне как колония поплавков, подбрасываемых и опускаемых  волнами, – все это связанно невидимой нитью, во всем этом что-то есть, все это о чем-то пытается сказать. И наблюдая за этим действительно ощущаешь, что везде зашифрованы либо «радость жизни», «спокойствие», «красота», «восхищенность», «надежда», иногда даже «божественность», либо наоборот –  «угроза», «опасность», «неудобство» и т.п.

    Возвращаюсь сознанием в вагон. Пассажиры также затянуто и монотонно, как и само движение пригородного поезда, проживают требуемые три часа существования до выхода в ритм нового места назначения. Божественное откровение, приключившееся со мной в пути под музыку транса,  в наблюдении за движением, природой и людьми, похоже, не сподвигло никого и ничего на духовный бунт и вообще не оказало никакого влияния на внутреннюю атмосферу застойного внутреннего мира электрички. Существование не наполнилось жизнью. А как сильно было ощущение, что дух растворен во всем, и во всем видны его проявления.

    Единственный, кто оказывал реальное воздействие на людей в вагонах – водитель электрички. Ощущая себя повелителем стальной мощи, ускорял он движение, властно увлекая за собой несколько сотен покорных ему людей. Головы и тела людей мерно покачивались на ходу в такт стучащим колесам.

    Единственный, кто чувствовал себя бодро, был сам электропоезд. Энергично летел он вперед и снова ощущал себя молодым и полным сил…