Притворись собой

...На одном из форумов мой ник Невидимка. Потому что люди меня не замечают. Даже когда я в хорошем настроении – между мной и миром  - стена.
В детстве бабушка называла меня черствой. А меня интересовали мелкие детали и предметы. Люди маячили где-то поодаль.
Я была тонкочувствующей и эмоциональной девочкой, и могла бы вырасти очень отзывчивой. Однако, мне частенько приходилось защищаться, убегать и прятаться. А комфорт от общения был довольно редким явлением.
Но и этого мне хватало, я не скучала и мне пожалуй даже нравилось играть одной в уголке, сидя на табуретке слушать рассказы взрослых в гостях, и не играть с детьми. Я по-своему понимала правила игры, и не понимала ролевых игр, меня занимали интеллектуальные задачки, я часами что-то разгадывала или собирала. Детям не было со мной интересно, легко запомнив всех рыб в настольной игре, я обыгрывала подружку, я знала как собрать кубик рубика, даже если крайний кубик у него отвернут,
я играла в шахматы, а дети не умели, я загадывала такие слова "в колечко", которых дети не знали,а в прятки я пряталась так, что никто не мог меня найти.
Помниться, мне неприятно было брать детей за руки (назначение санитаром в 1м классе закончилось ничем - я наотрез отказалась смотреть вымыты ли у детей уши и руки), и поставить себя на место другого было затруднительно. Я сторонилась детей и играла одна, иногда с кем то одним.
Я рано стала осознавать свою отличие от других, отрыв, свою особенность и нетактовость.
Это могло стать небезопасным, поэтому я стала учиться притворяться такой как все, копируя наиболее вероятные ответы и изображая видимость наиболее типичный реакции.
Моя семья была сложным коктейлем из разношерстной публики, и кто-нибудь меня постоянно мучил. Все они производили впечатление в той или иной степени неудачников.
Меня учили не врать, но постоянно притворялись и врали сами.

Особенным маньячеством в педагогике относительно меня отличалась бабушка, естественно педагог с оооогромным стажем, учитель русского языка и литературы. Благодаря ей, вместо открытой и тонкочувствующей я стала огрызающимся зверьком.
Мама как то назвала ее «жандарм».
Бабушка сделала в жизни много хороших вещей и обладала немалым числом талантов, но  в отношении меня и близких она совершила и много гадостей, мне повезло особенно – я была самой маленькой и самой безответной в семье, частенько проявления бабушкиной любви носили характер насилия, в основном морального.
Благодаря ей я научилась ненавидеть и бояться. Я ненавижу строгость, когда орут, манипуляторов, неискренность, насилие в любом виде, и в принципе старух.

Однажды она устроила мне показательный процесс воспитательного свойства, после чего я окончательно перестала доверять людям. Я стояла перед 7 взрослыми (и по совместительству самыми близкими людьми) как на эшафоте и никто не прекратил пытку. Никто не заступился. Кто-то улизнул, кто-то струсил, кто-то опустил глаза.
К слову сказать, русские не сдаются-  бабушка не добилась своего – кроме морального вреда – ничего хорошего не случилось.

Я в одночасье разучилась доверять и близким и чужим, а стена выросла до небес, так делать не надо было, нет, так было категорически противопоказано делать.. Но теперь уже ничего не изменишь.

6 долгих лет я стоически терпела, а потом переехав, сожгла и порвала все, что напоминало навязчивое внимание бабушки.
Но я была уже отравлена этим ядом, я чувствовала себя изнасилованной и запуганной. Тем более что садистские шуточки отца никуда не делись, я пряталась под стол, запиралась в своей комнате, жаловалась маме, но все бесполезно.
К тому же «любящая бабушка» постоянно жаждала меня лицезреть.
При встречах кроме нотаций и упреков я ничего интересного не видела, единственное – бабушка хорошо готовила – а дома частенько есть было нечего. Выслушав порцию всхлипов притворно умирающей бабушки (а умирала она лет 20), я пулей вылетала домой.

Дома было пусто и холодно, Мать была отстраненной, отец использовал меня в качестве мальчика для битья, а принесенный в дом котенок просуществовал одну ночь. На следующий день его выкинули, лишив меня единственного друга.
Я не ела 3 дня. Видя на моем лице вселенскую скорбь притихли даже мои давние школьные мучители.
В школе я молчала, и не улыбалась. Если ко мне прикасались – вздрагивала.

Если бы не насильственные попытки меня адаптировать, вернее сделать «нормальной», а вернее «такой как все», сопровождаемые постоянным внушением «как же тебе трудно будет в жизни», я была бы по-своему счастлива.
Ну была бы я странной, но меня бы это не смущало. Я от природы была любознательной, и наверняка значительно приспособилась бы с помощью интеллекта. Хотя мне бы это стоило значительных усилий.
Но когда меня загнали в рамки и в чувство глубокой вины непонятно за что, сделать это стало крайне сложно.
Меня вовсе не стоило «выцарапывать из панцыря», рано или поздно я сама бы вылезла оттуда из любопытства. Так как это было нечасто, то и эффективность общения я бы наработала  большую чем у остальных.
 И если бы меня в этом поддерживали, или хотя бы не мешали, я была бы сейчас другой.

А главное я была бы собой
Мне не нужно было бы притворяться, и кроме прочих тяжелых чувств жить в страхе разоблачения.
Стена, возведенная для защиты от насилия теперь только мешала развиваться.
Так однажды настал момент полной отрезанности от мира. Потом был кризис, заброшены книги, недели невыхода из дома или бродилки без цели по окраинам.
И волевое решение заставить себя общаться насильно, общаться вопреки. Понимание, что я вообще не умею общаться

Попытка достучаться до матери с просьбой помочь ни  к чему не привела – ее позиция «ты сама себе напридумывала болезней» не поколебалась даже при виде крови из порезанных бритвой вен..

Мне запретили быть собой, и теперь мне приходится вспоминать какой я была, а иногда даже нарочито не сдерживать асоциальные, практически аутичные черты…
Но быть собой почему-то все равно легко и приятно