Тенденция

Стоя в очереди, Жизель чувствовала, как кружится голова и темнеет в глазах. Но это ничего, она уже много раз испытывала такие приступы, и большинство из них ничем серьезным не оборачивались. Мужчина перед ней выкладывал покупки на кассовую ленту. Он, видимо, очень спешил, глаза бегали туда-сюда и руки дрожали. Конечно, никто не обращал на это внимания.
-Шесть франков, мсье.
Мужчина торопливо достал деньги из кожаного портмоне, рассчитался и вышел. Теперь подошла очередь Жизель. Ей очень не хотелось двигаться, потому что в воздухе витало что-то успокаивающее. Казалось, поведи она рукой, и все вмиг испарится. Поэтому она стояла, не шелохнувшись, ловя момент.
-Мадемуазель, - кассирше было явно не до воздуха, - надеюсь, вы поторопитесь.
Жизель поглядела на нее и кивнула, а потом кивнула еще раз. Кое-как она выпроводила свои продукты из корзинки, заплатила. И направилась к выходу. У большой прозрачной двери она остановилась, прислонившись лбом к толстому стеклу. Сегодня на улице был снег. Она таких крупных снежинок не видела с детства, лет с десяти или даже восьми. Уже потемнело, и на противоположной стороне улицы горели неоновые вывески, некоторые уличные фонари потухли и стояли в темноте, одинокие и неосвещенные. Выходить туда совсем не хотелось. Но и здесь не хотелось оставаться. Охранник смотрел на нее обеспокоенно.
-Вы в порядке?
-В порядке.
Покачиваясь, она вышла.
Перед магазином стояла молодая парочка. Они явно думали, что проведут остаток дней вместе. Жизель вдохнула зимний воздух. Сегодня шел снег, но все равно было тепло. Слева от парочки курил тот мужчина, тот, который стоял перед Жизель в очереди. Курил он тоже очень поспешно, будто торопился. Спустя пару минут пара ушла в направлении Елисейских полей, мужчина все еще курил, Жизель все еще вдыхала воздух с примесями запахов города. Докурив очередную сигарету, мужчина пошел вниз по улице. Обморочные приступы с каждым днем становились все сильней.
Маленькая Жи – так звал ее папа, и не только в детстве, а до самого конца. А когда папа умер, оказалось, что умерло и это прозвище. Кто мог теперь так назвать ее?
Жизель закрыла глаза, в голове что-то закрутилось, и она заснула, упав на асфальт.
Когда она очнулась, фонарь на другой стороне, который постоянно моргал светом, теперь погас. Улицу залил зелено-розовый свет вывесок. Людей рядом не было. Она поднялась и пошла домой. Париж будто вымер. Голова все еще кружилась, но теперь не так сильно. Жизель дошла до моста Шарля де Голля, куда идти дальше она не знала. Город огромный, людей в нем много и почти все злые и торопятся. Как тот мужчина. Жизель скучала по своему старому городку. Когда ей было 14, папа сказал, что они уедут во Францию. Папе этого не хотелось, и Жизель не хотелось, но решение было принято. Потом папа умер. Попал под машину. Никто не знает, была ли это вина водителя или папина вина. Это дело не стали даже расследовать, сказали просто, что ей нужно все забыть и что от расследования не будет толку. За рулем сидел высокопоставленный чиновник. После этого ее взяла на попечительство одна женщина, Фрида. Она была очень добрая. Потом Жизель окончила школу и поступила в художественный университет в Берлине. Она проучилась там совсем недолго, около года. Ушла сама, потому что не смогла учиться там. Ее отец был известным архитектором, уважаемым профессором. Может поэтому все смотрели на нее с деланной жалостью, просили держаться и жить дальше. С его смерти прошло пять лет, а они все еще лезли в чужое дело. И она уехала в Париж. Продолжать обучение здесь оказалось проще. Хотя недоставало денег, но здесь было хорошо. Только людей много, и все злые.
Поплутав немного, она дошла до дома. Ее комнатка находилась на чердаке. Конечно, не лучшее место в городе, но там было уютно. Стены и потолок в красках. Здесь она жила почти полгода, и кроме нее и арендодателя, сюда никто не заходил. Это была ее маленькая нора, где никто никого не найдет. Всегда темнота, а кто будет искать в темноте? Завтра в школе ее ждет экзамен по живописи 18 столетия. Это не сложная тема, но работа еще не готова. Жизель подошла к мольберту в дальнем углу чердака. На бумаге был изображен одинокий нагой странник. Ночью, при блеклом свете луны, он шел по плохо освещенной каменной мостовой Парижа. Его звали Пьер. Жизель не знала, куда и зачем отправился Пьер. Полотно нуждалось в последних штрихах, и Жизель взялась за кисть. Было около полуночи. В дверь постучали.
Никто и никогда не заходил к ней в гости, никто не просил переночевать, она не давала людям своего адреса. Хозяйка не приходила к ней в такое время. Жизель не решилась открывать дверь. Пока в комнате горела только лампа, можно было думать, что никого нет дома. Стук повторился.
-Мадемуазель Фишер, это полиция. Дело незначительное, но нам нужна ваша помощь.
Даже в темноте Жизель нашли. Как бы она ни пряталась. От этой мысли на душе заскребли и завыли кошки. Она подошла к двери и открыла ее.
-Здравствуйте…
Мужчина, стоявший перед ней, был в полицейской форме, гладко выбрит. Он много улыбался и долго разъяснял ситуацию Жизель, глаза блестели и бегали по квартире. Явно было, что он взволнован.
-…Надеюсь, вы что-нибудь слышали, иначе следствие окончательно зайдет в тупик.
На самом деле, Жизель не поняла ни слова из речи, произнесенной мужчиной. Он, наверное, представлялся также, но она упустила момент.
-Я… вообще-то редко бываю дома. Прихожу только вечером. Я ничего не слышала, к сожалению.
-Ну что ж, все равно спасибо за содействие. Но если вы что-нибудь вспомните, позвоните, пожалуйста.
Полицейский мялся на пороге, будто силясь сказать что-то еще. Жизель посмотрела на него. Вокруг глаз много морщин, хотя на вид ему не больше тридцати. Волосы расчесаны небрежно, одна прядь упала на широкий лоб. Всем своим видом человек внушал страх и жалость одновременно. Казалось, жизнь потрепала его. Наконец он произнес:
-Извините, мадемуазель, вы не могли бы принести мне стакан воды? Работа выматывает, да… - он запнулся.
-Сейчас.
Ее обнаружили, открыли ее убежище. Еле волоча ноги, она дошла до раковины. Из крана полилась сильная струя воды. Жизель закрыла глаза. Снова подкатывал обморок, это ясно чувствовалось. Выпустив из рук край столешницы, она потеряла сознание.
Матис Гайар был уже на середине маленького чердака, когда девушка вдруг упала на пол. Для Матиса это было неожиданным поворотом, но он сумел взять себя в руки. Обхватив веревку, он подошел к ней ближе. Насколько он мог судить, она упала в обморок, а значит, ему крайне повезло. Он быстрыми движениями затянул веревку на гладкой белой шее. Красивая девушка. Теперь она его девушка. Он заметил ее в октябре. Она шла по улице, низко свесив голову, но в то же время, видно было, как легки и плавны ее шаги. Эта девушка определенно рождена, чтобы стать его девушкой. Немного помедлив, чтобы полюбоваться ею, он со всей силы натянул веревку.
Умирая, она не издала ни единого звука, она была спокойной и умиротворенной. Она была ангелом. Ее шея и остальное тело посинело, но она все так же оставалась прекрасной, рыжая девушка из маленького города и ее незнакомец в тени Парижа. Матис бережно положил ее на кровать. Он любил эту девушку всей душой, и теперь, когда от нее так пахло шелкопрядом, любил еще сильнее, чем прежде. Она лежала, беспомощно раскинув руки, как будто замерев на середине танца. Жизель улыбалась одним уголком рта, будто что-то замышляя. В этот момент не было ничего прекраснее на свете. Она была чиста от всей грязи. Матис стоял у кровати, глядя на девушку. Цветок…
Жизель была податлива, она его не боялась, не плакала, не смеялась, она лежала. Матис лег рядом, дотронулся до нее и поцеловал.
Двигаясь быстро, но размеренно, он выпивал эту девушку, как стакан вина, выкуривал, как сигарету, он ею питался. Он не позволял себе грязи и пошлости, не с ней. С ней он любил.

Когда на рассвете вся любовь вышла из девушки, Матис оделся и вышел, оставив на постели ее тело.
Через неделю должна была прийти госпожа Шолар, хозяйка комнаты.