Алия -Крутое восхождение 4

     В Москве апрельская слякоть,  выключаемая на ночь лёгким морозом.  Размалеванный рекламой жигулёнок несётся на улицу Героев Панфиловцев.  Третий заказ за день.   Игорь Доватор стремительно   выполняет обещание,  данное Лидочке.  Она только что  выяснила, что родит  ему  сына.
      Теперь он не последний из Доваторов.   Мысль, что записать его придётся Ахметовым,  он отбросил сразу.   За деньги нынче всех можно уломать, а регистраторша в ЗАГСе – существо и вовсе нищее.   Запишет,  как он скажет.  Она ж ни чем не рискует.
Доватор поднялся на третий этаж.   
–  Вот здесь труба в стене лопнула, – показывает ему растерянная хозяйка.  - Ладно,  сосед где-то кран завернул, так не течёт.  Но сколько я могу ждать без воды.  А в ЖЕКе обещают прислать слесаря через неделю.  Мол,  у всех проблемы.
– А я вам пришлю сегодня, – внушительно говорит Игорь и продолжает игру.  – Телефон я вижу в коридоре.  Позвольте воспользоваться?
– Да, естественно.
– Работа вместе с материалами будет стоить пятьдесят рублей.  Тут ведь стену придётся проломить и снова восстановить.  Согласны.
– А куда мне деться? – слегка растерявшись,  ответила хозяйка.   Слесарь из ЖЕКа содрал бы десятку, не больше, но ведь мучил бы неделю мусором и занудством.
  Система, которую разработал Игорь, действовала безотказно.  Те же самые слесаря из разных районных  ЖЕКов вошли в кооперацию.  Инструменты и материалы централизовано закупал сам Игорь.  Он же обеспечивал работой и назначал цену.  Ему десять процентов плюс стоимость материалов, остальное – исполнителю.  Не выполнишь заказ, или не сдашь деньги – вылетай из кооперации.  И ни каких судебных процедур. 
 Большие и сложные заказы он выполнял сам,  или  с Андреем, или напарником из команды.
 На том конце подняли трубку. 
– Алё.   
–   Сергей Евсеевич, есть  работа.  Материал и инструмент на месте.  Я начну – вскрою стену, где протечка.  Дальше ты сам. 
Потому тебя и зову, что ты мастер и всегда трезв.
 Игорь повернулся к хозяйке.  А та рот раскрыла.
– Что? и сегодня у меня будет чисто,  и вода будет течь из крана, а не из стены?
– Фирма зря денег не берёт, Мария Семёновна.  Где я могу переодеться?
– Да хоть в ванной.  Только Вам  же и вымыться будет негде.  Воды нигде нет.
– У моего кооператива простой принцип.  Клиент платит хорошие деньги.  Мы делаем хорошую работу.  И ни каких забот клиентам.
 Через час машина с яркой надписью «Ремонтно-строительный кооператив У! ДАЧА», чуть громыхая содержимым самодельного кузовка летела к четвёртому адресу.
     Для Розы и Леры, увы,   сети удачи принесли рыбку малую, странную и не скоро. 
    Июнь  месяц, темнеет поздно.  Они обе сидят до упора на своём кусочке земли,  перед входом в свою бетонную норку.   Работы  у Розы нет и  потому обе они остервенело учатся,  вцепляясь зубами каждая в свои науки.   Лера старается, чтоб поддержать мать, но и не только.  После истории с попыткой изнасилования, Лера ни в какие посиделки,  вечерушки и выходы на дискотеку не ввязывалась.  Вот и заполняла пустоту учебниками, сидя рядом с матерью.
  Оторвавшись от учебника иврита, Роза сунула усталые глаза  в  русскоязычную газету.  И вздрогнула. 
«Требуется няня.  Знание русского обязательно».
Похоже на издёвку, кто ж из нас, бедолаг, русского то не знает.  Но надо звонить.  Долгов много и сидеть без работы  больше нельзя. 
 Ответили по-русски.
– Слушаю.
– Вам нужна няня?
– Да, мы платим 10 шекелей  час.  Устраивает?
– Конечно,  устраивает, – нерасчетливо воскликнула Роза.  Да и как не воскликнуть, если за полы платят только семь, да и это  - поди найди.  Волна репатриации из Союза поднялась такая, что на всех и таких мест не хватает
– А где вы живёте и как вас зовут?
– Я Роза Доватор, живу в центре абс…
– Не годится.  Мы  живём от вас слишком далеко,  и оплачивать дорогу не сможем. 
–  А мне всё равно где снимать квартиру.  Сниму рядом с вами.
– Ладно, приезжайте, познакомитесь с ребёнком, мы на вас посмотрим, вы на нас. 
– Хорошо, назовите адрес.
– Поселение  Санур,  деревня художников.  Любецких спросите.   Автобус два раза в день.  Утром в семь и вечером в семь.  Когда вас ждать?
– Утром.  Завтра. 
 Она сказала это и испугалась.  На кого же она оставит Лиору? Но сказанное - сказано.  А если умножить 10 шакалов на 12 часов, то получается  страшная шакалья стая.  За неделю заработает больше,  чем зарабатывает за месяц, урывая куски на заменах  заболевших поломоек.  К тому же летом на заработки кидаются студенты и школьники – самая дешёвая и энергичная рабочая сила.
 Да выбирать не из чего.  Ольга присмотрит за Лерой.   
 Назавтра автобус повёз её по кручам Самарийский гор покрытых зеленью и потому живописных и даже вдохновляющих.    Правда, от  скольжения над пропастями у неё замирало сердце.  Но это оказалось сущие  пустяки по сравнению с камнепадом.  Арабские мальчишки вертели самодельными пращами и запускали в них тяжеленными камнями.  Пока удары падали на жестяные бока автобуса, никто вроде даже не обращал внимание.  Но у следующей арабской деревни камень влетел в окно,  и Розу осыпало осколками стёкол.  Тогда из автобуса выскочили трое солдат и пустили очередь из автоматов.  Арабские парни скрылись за домами.  Автобус покатил дальше.   
    В еврейских поселениях люди входили  и  выходили.  Потом  сошли  и солдаты.  Роза почувствовала страх, но впереди автобуса вдруг выкатился армейский джип.   Так и въехали в ворота старинной крепости  Сан Ур.  Там  стояли передвижные домики с подходящим названием – караваны.  Но Любецких она нашла внутри крепостной стены. 
 Когда-то там,  у бойниц,  стояли пушки, но теперь это стало цепью мастерских. В одной из них  Роман и Марина Любецкие ваяли свои нетленные произведения. 
– Понимаете,  Роза.  Мы получили большой заказ.  Оформить  новый отель в Тель Авиве.   Мы вынуждены уезжать туда на целый день.  Рутеньке нашей год, но вы взрослая женщина и уверены – справитесь.   А жить можете в караване.  Практически бесплатно.  Соглашайтесь. 
Длиннорукий медлительный Роман и бойкая быстроглазая Марина смотрели  так умоляюще, что Роза осмелилась уточнить свой гонорар.
– То есть вы готовы платите мне 120 шекелей ежедневно?
– А у нас есть выбор?
– У меня тоже, как ни странно выбора нет.  А когда приступать к работе?
– Если вы уже здесь то и приступайте.  Вот вам ключи от каравана. 
– Вы что оставили малютку запертой в этой жестянке, – возмутилась Розалия.
– Нет, это мы позаботились о вашем ночлеге.  Кое какую еду мы вам там,  в холодильнике оставили, как перекусите, так и к нам.  Рутенька в коляске вон за тем панно спит.
  Через полчаса   Роза вывезла коляску на лужайку.  Ребёнку нужен свежий воздух.  Это ясно,   а что делать со своим ребёнком?   
Лиору придётся отправить в интернат.   
Впрочем,  какой уж теперь интернат.  Год учебный кончается.  Но, что она будет делать, если забрать её сюда?
  Девочка в коляске подняла голову и расплакалась.   
 – Я тебя понимаю, Рутенька,  мамы нет, а вместо неё какая-то чужая тетя.  А,  может,  ты просто кушать хочешь.   
– Галять, – вдруг сказало это чудо природы. 
Удивившись, Роза вынула девочку и проставила на ножки.
Она зацепилась маленькой ручкой  за указательный палец  Роза и пошла исследовать лужайку.  Розе пришлось идти  с ней,  согнув спину.  Иногда девочка приседала, чтобы рассмотреть суетливую жизнь букашек, занятых непонятным делом.  С ней приседала и Роза.  Вначале ей и самой все это было любопытно  и потому не в тягость.
Но потом она устала и с нетерпением ждала,  когда же, наконец, устанет неуёмная Рут.   
   Откуда-то явилась ещё одна коляска, и при ней женщина сухая и старая как  саксаул. 
– Эй, женщина, ты взялась за тяжёлое дело.  Эта девчонка тебя замает.
 Роза, продолжая держать девочку за ручку, то есть в полусогнутом состоянии, подняла глаза, чтобы увидеть кавказское лицо женщины, тоже ведущей за ручку ребёнка.  Мальчика, скорее всего.  Та тоже шла согнувшись.
– По-моему вы в моём же положении.
– Я в положении бабушки.   Куда мне деться?  Сын на еврейке женился.   В эту тоску, в  задрипанный аул приехал, потому что на приличное место денег заработать не может.  Ай вай,  Ереван бросил.   
–  А сын что – художник?
–  Оба они художники от слова худо.  Единственное толковое произведение вот оно.  Прелестное армянское дитя.  Что ему в Израиле делать? Подрастёт – увезу на родину.
 Роза слушала армянку, внимательно следя за девочкой.  А той, видимо  надоело стоять на месте, и она попыталась идти самостоятельно, но свалилась на мягкое место и ничего, продолжила путь на четвереньках.
–   Вы думаете, родители отдадут вам своего мальчика.
–  Ещё и спасибо скажут.  Богема – зачем им дети.  Зад голый, но машина есть.  Укатили в Тель Авив, якобы заработки искать, а на самом деле…  Ах,  не хочу и говорить.  Продадут грошовое за гроши, и давай тратить.
Выслушав эту сентенцию, Роза решила, что чужих слёз с неё хватит, свои бы не потекли.
– Ой, извините, побегу, а то моя Рут, так и за ворота убежит, – сказала она удаляясь.
– А, ещё наговоримся. 
Так  и началась её новая работа.
Наступила святая и нетерпеливо ожидаемая суббота, но, увы, Роза встретила её в печали – выяснилось, что даже на субботу домой вернуться невозможно.  Автобус  в пятницу из Тель Авива  возвращал Любецких позже, чем уходил автобус на Иерусалим.
Прокрутившись в бессонной ночи, Роза  ранним утром позвонила в их с Лерой келью. 
  – Соберись и в воскресение с первым автобусом на центральную автобусную.  Автобус сюда уходит в семь.  Ничего не случится, если пару недель не походишь в эту дурацкую школу, а там лето, каникулы, а после видно будет.  Может,  Любецкие работу закончат и … Ключ ни кому не отдавай, сюда привези. 
   Лера – Лиора явилась с радостным любопытством на этот край земли, где с горы видны вокруг одни арабские деревни.   А Роза тут же начала терзаться мыслью: чем бы её занять. 
 И тут им обоим несказанно повезло.   Партия  самых крутых сионистов  "Тхия"  задумали провести на этой отдалённой земле маленькую  предвыборную компанию для завлечения в свои сети выходцев из России. А чтоб народ охотно прибыл,  атака шла под грифом "Фестиваль русской культуры"
 Утром в субботу, то есть, вопреки религиозным запретам, художники развернули выставку своих работ,  вышли на площадь барды с гитарами встречать  гостей.  Со всех концов Израиля   в Санур покатили специально нанятые автобусы  и частные автомобили  с израильтянами русской закваски.
  Роза и Лера, свободные от забот,  глазели на удивительную эту выставку ничем не ограниченного художества.
- Будь у нас деньги, я бы скупила всю эту выставку, - мечтательно изрекла Роза.
- Когда у всех у нас появятся деньги, всё это будет стоить в десять раз дороже,- прокомментировала ситуацию радом ходящая женщина, вытаскивая  с тяжким вздохом наверно последнюю сотню шекелей, чтоб купить блюдо с великолепным женским портретом.
Величественная дама – художница, протянула ей сдачу одной бумажкой достоинством в пятьдесят шекелей и чуть улыбнулась горькой улыбкой.
- Покупатель всегда прав. Я надеялась продать это в Тель-Авиве за 500, но есть хочется сегодня.
Роза и Лера ещё полчаса восхищались  полотнами и керамикой, потом  вместе со всеми высыпали на площадь.

 Там к этому времени,  возвышаясь каким-то образом над толпой,  вещал седобородый муж, явно  высокого чина.
  – Все мы люди русской культуры и выбросить её на помойку истории можно только вместе с нами. 
   Гаррик Губермана  так и гласит:
   Живым дыханьем фразу грей,
   И не пуская в тираж халтуры.
   Сегодня только тот еврей,
   Кто теплит русскую культуру.
– А нам  и нечего больше теплить, – раздался голос из толпы к чинопочитанию не приученный.  – Мы, что, знаем еврейскую культуру?
– Не базарь, израильская культура пока переживает период внутриутробного развития.  Вот примем роды и тогда. 
 –  Ну да, в Росси нам не давали быть русскими и мы за этим приехали в Израиль.
– Ха, здесь нам не дают быть евреями.
– А вы и не хотите.
– Ага, евреем можешь ты не быть, но иудеем быть обязан.  Спасибочко.
– Не мельтешите.  Существует богатейшая культура на идиш.
– Шолом Алейхем, что ли? Не маловато ли?
–   А дайте мне слово, я вам кое-что тут объясню.
– Да бери.  Гайд-парк у нас чуть левее.
– Ладно, торжественную часть посчитаем закрытой.  Дальше самодеятельность, – объявил высокий чин и спрыгнул с табуретки. 
– Арье, давай, говори, а я отдохну.
 Арье не заставил себя ждать и выдал:
– Народ, вы не знакомы с Яковом Фридманом.  Я вас познакомлю.  Он писал на идиш, а я перевёл.   

Золотом солнца в волнах голубых раннее утро сияло.
С берега в море деревья и травы в цветах,
волнуемы ветром, глядели.
Там, в изумленье неслышном, свершилось Адама начало.

Арье и дальше сыпал на головы слушателей красоты новорожденного мира.  Роза и Лера слушали его,   прислушиваясь и комментариям умников от литературы

Обнял он Мир восхищенный
Выплеснув в Мира сосуды напев её светлый
И потекла по сосудам травинок
И по прожилкам камней разноцветных.
И по волнам голубым растекаясь до неба,
Воздух собой наполняя как ясная песня,
Смысл уловимый во всём обретая.. 
 - Фридман писал почти танахически. 
- Это как?
- Стихи на одних образах без ритма и рифмы.

     Роза и Лера, устав слушать нерифмованные стихи,  тихо ускользнули к следующему представителю русской культуры.  Но тонкорунный юнец, потряхивая нежными кудрями пел знакомое: Окуджаву и Высоцкого.   Потом он объявил, что споёт  «Йерушалаим золотой», то есть свой перевод песни  Номи Шемер.  И запел::

Здесь воздух гор как сон прозрачен
поит вином своим.
Колоколов певучих плачи
 доносит ветер к ним
 
Песня оказалась короткой и такой убедительной, что они дослушали её до конца.   А Лера даже повторила припев
.
   И вознеслась луны улыбка
над серебром мечты.
Я каждой песни твоей скрипка
Мы вместе – я и ты.
Иерушалаим золотой.


–  Давай вернёмся? – спросила Роза.
– К Адаму?
– Всё как всегда от Адама. 
 А поэма действительно всё ещё текла, слегка поблескивая образами, бродившими в неведомые времена в голове неведомого поэта писавшего на неизвестном языке предков.    
Первой сдалась Роза
      – Пошли Лера, поищем ещё чего-нибудь.
      – Пошли, вздохнула Лера.
      Они направились к стене крепости,  возле которой какой-то лысоватый бородач пел нечто новое:

И жён российских огнь-плоть,
Плевав на правила судьбы,
И сдюжив детские гробы,
Несла Россию.
Молотьбы,
Рожая, не бросала баба.

-  Во – ещё один любитель русских баб.
-  Хуже, ему нужна рафинированная Россия, а вовсе не Израиль.
-  А тебе что не так.
- Так.  Потому и понял.  Моему телу нужны прохлады,  туманы над рекой, скрип снега под ногой.   А душе не молитва,   а марш энтузиастов.
-   Зачем же мы сюда приехали?
- Убежали,   скажи, от чего.
- От хамства  и нищеты.  Только куда от себя то убежишь.   Русские мы – еврейского происхождения, но ведь вся Россия такова.  Тургенев ногайского происхождения.  Пушкин – эфиопского.  Ахматова и Ахмадулина татарского. А про Чингиза  Айтматова и Искандера Файззулина и говорить нечего. Они живут в своём происхождении, являясь большими русскими писателями.
- Так евреи же, по собственному определению,   в списке народов не числятся.
   - Не  в том дело
- А в чём. 
-  Мне мою жидовскую морду с детства били. 
Надоело.
- А я сам всё время морды бил за оскорбления, но тоже надоело.
Роза и Лера слушали эти разговоры даже внимательней чем стихи. 
Потом  они  ушли в другую сторону, присели на траву и долго слушали непрерывное попурри из Чайковского, Рахманинова, Шостаковича, Прокофьева.
 Совершено незаметно день перевалил  время обеда,  и публика потянулась к автобусам, потому что буфета никто не привёз,  и угостить такую ораву немногочисленные хозяева уж никак не могли.  К тому же всё  мороженное дети доели, а все напитки допили.
 – Ну что, дочь, веселья на сегодня хватит.  Пошли учиться.
–  Угу, ты будешь слушать последние известия на лёгком иврите и лезть в "Ворота для Начинающих".   А мне  что прикажешь учить?  Я всё и так знаю. 
– А у кого по ТаНаХу неуд и по арабскому тройка с натяжкой?
–  А я, на будущий год вместо арабского русский возьму.  В этой стране он тоже иностранный.   А танки Танаха на таком староеврейском  написаны, что я их просто не понимаю. 
 При  этих  словах за ними закрылась дверь каравана.
– Всё равно и тем более учить надо. 
– Не,  мам,  ТаНаХ в одиночку не учат.  Учитель нужен.
– Ну, если так, то будешь ты мне помогать учиться.  Будешь мне повторять текст с магнитофона, но медленнее, чтоб слышать могла, где кончается одно слово и начинается другое.
 Через пять минут Роза  таки обратилась за помощью к Лере.
– Слушая, я не понимаю.  Тут новость странная.  Все слова понимаю, а смысл ускользает.   Прочти, пожалуйста.
– Написано  – «прямая абсорбция», а у нас что  кривая? А,  поняла – мерказухи закрывают.  Значит прямо в свою квартиру.
– Откуда она возьмётся  – своя?
– Мам, про это не написано. 
– Придётся с умными людьми поговорить.  Вот мы же живём в караване.  Это даже нам по карману.  Так вот нас в Сануре и абсорбируют. 
– А мне здесь нравится.
– Лера, мне тоже, но тебе же учиться надо. 
– А, пока осень придёт, ещё какой-нибудь закон выйдет.
–  Ладно, давай зарабатывать деньги.  Будут деньги, будет и квартира. 
  С этого места, как с горы времени,  покатили будни полупустого селения, где, конечно же, шли   своей дорогой свои драмы и свои творческие муки, но шли они всё же мимо двух непричастных созданий.   У них только и было, что гуляния, кормление, переодевание  и уборка.  Художники временами приглашали Леру убираться в своих мастерских.  Приглашали и позировать, но это Роза пресекла сразу.
 В общем,  время шло, а вопрос стоял на своём месте. 
 Так приблизился сентябрь.  Чтобы остаться в Сануре, Леру надо было б отправить учиться в интернат.  Этого ни Роза,  ни Лера не хотели.  Страшно становилось обоим.
И вот они сидят понурые, а убегать от вопроса дальше некуда.
–  Обратно в мерказуху нас не примут, потому что туда уже не принимают. 
 Правильно говорила Хана.  Мерказуха, как папа и мама, а теперь мы сироты,  и надо  пробиваться самим.
Поехала я снимать квартиру.
– А деньги,  мамочка?
– На пару месяцев мы с тобой заработали, а дальше тьма кромешная.  Я только надеюсь, что шум газетный обо мне забыт, и устроиться на уборку будет не сложно.
–  Мамочка, я буду тебе помогать, только не надо интернат.  Там меня уж точно изнасилуют. 
– И я хочу, чтоб ты была рядом.  Ребёнок мой, мне без тебя страшно.   Я же умру, если с тобой что-нибудь случится.  Какие у меня надежды на будущее? Только ты.  Ты многое можешь достичь и старуху мать не бросишь.  А?
– Куда же я тебя брошу, мамуль?
– Вот и ладно.  Я еду выбирать квартиру, а ты  за Руткой пока присматривай.  Она с тобой покладистая,  и ты всё умеешь не хуже меня.   
– Да справлюсь я. 
 Роза выехала бездумно, а  прибыла в Иерусалим в состоянии полного отчаяния.  Что толку с адресов выписанных ею из израильских газет.  Надо ж  было ей, дуре, дозвонится до кого-нибудь.  Люди же днём на работе.  Она же будет одни замки целовать.
А где ж ей приткнутся до вечера и где переночевать, если не успеет на вечерний автобус? Ох,  эта жизнь.  Сантименты наказуемы.  Надо было вчера не слёзы лить, а созваниваться.
Но не возвращаться же обратно.  Придётся напроситься ночевать к Ольге, или к Доре.  Они, может, и советом помогут.  Сами они такие же горемыки несчастные, но советы давать умеют …
 Ладно, дали бы хоть с их телефона позвонить.  Иначе придётся мешок  телефонных жетонов на почте купить. 
 Подавленная волной жалости к себе она и не заметила, как села в автобус идущий в Гило к центру абсорбции.
Там она также  автоматически поднялась на второй ярус, то есть к своей бывшей келье, вытащила из сумочки так и не сданный её ключ и открыла дверь.  И только тут поняла, что её детская хитрость сработала.  И подсознание не зря тащило её сюда.  Видимо здешнему начальству до такой степени начхать на всех, что её двухмесячное отсутствие никто  не заметил. 
   Радоваться, конечно, рано.  Могут наказать за увезённый ключ длинным шекелем из тощего кармана.  Все равно надо хоть вид делать, что всё в порядке.  Вроде,  как и не уезжала никуда.
Посидев несколько минут, она взялась стирать пыль,  за одно проверяя, всё ли на месте.
  Всё было на месте.
–  А мы думали и всем говорили, что ты на курсах по Автокаду в Тель- Авиве.  Пристроилась там как-то и дочку взяла на лето.   Только вот счета надо оплачивать, – такими  словами встретила Дора Абрамовна блудную дочь мерказухи. 
– Оплачу, Дорачка Абрамовна.  Я вам так благодарна. 
– Не пойму за что, но это лучше, чем тоска и ругань, выползающая здесь из всех углов.  Да ты не бойся, на тебя непременно набежит  зрелый принц.  Ты ж у нас красавица.
   Обрадованная Роза действительно сияла красотой.  Всё как-то так удачно сложилось.  Теперь не надо ломать голову и мямлить на жалком иврите, что ей нужна дешёвая квартира и при этом,  в преддверии зимы,  не сырая.   А главное – не надо платить бешеных денег за квартиру.  И ещё главней – она здесь не одна. 
 Она побежала на почту теперь не за жетонами  для телефона, а платить за газ, воду, телефон и ещё за что-то, но всё в микроскопических при её деньгах размерах.  Если их не было дома, то счётчики ничего не накручивали.
Она основательно наполнила холодильник и в том же приподнятом настроении поспешила на последний автобус в Санур.