Дневник III-15 Продолжение о Словении

Дневник III-15 Продолжение о Словении

продолжение

Милейший человек итальянец Франко. Спрашиваю его:  «Джиованна Ваша жена?»  «Да».  Он познакомил меня со своими детьми.  Я спела Франко: ”Cosi,  tu mi piace,  cosi...”

Одна женщина,  с которой мы вчера обнимались,  сказала мне: «Вы красавица».

Мы были в двух костёлах,  слушали замечательную игру виолончелиста.  Грубые словенские песни никому из нас не понравились.

Вечером во дворе замка играл словенский оркестр.  Дирижировала женщина.  Исполняли концерт для скрипки, солировал Миха Пагачник. Потом сыграли 5-ю симфонию Бетховена. Потом были замечательные словенские танцы.

18 июля 1996 г. Дни тянутся длинные. Не прошло и недели, как мы здесь. Я не понимаю быструю немецкую речь.

Были занятия с Франко. Мы занимались темпераментами. Я была грустна и никак не могла изобразить сангвиника.

Послышалось пение. Внизу стояла группа, образуя несколько кругов, они пели трезвучие. Я простилась с Франко, пошла к М. Пагачнику. В нашей группе мы делали исцеляющие движения под пение. Не хочется уезжать отсюда.

19 июля. Мне приснилось, что мама отошла в мир иной. Я видела, как она движется сквозь помещения-слои куда-то. Я встревоженная звонила по мобильнику в Москву. Поговорила с мамой, успокоилась. (через 4 месяца она умерла)

Перед сном Лиза Г. рассказывала нам легенду о Парсифале.

20 июля. Сижу на солнце и слушаю, как поют словенские женщины в белых платьях.

Что за прелесть танцы! Как мне хочется танцевать. Последний день нашей милой жизни. Мы репетировали песни на лужайке перед замком. Мы общались с людьми, обедали, договаривались о концерте.

21 июля. После завтрака мы нарядились в русские костюмы. На мне была длинная рубаха, юбка, под подмышками был повязан фартук, на голове платок, а поверх него красный кокошник. Мы пели русские народные песни, пританцовывая. На нас смотрело человек двадцать. Мы вовлекали в наш хоровод желающих, каковые нашлись.

После концерта мы на трёх автобусах доехали до места, где родился Рудольф Штейнер. Это бывшая Австро-Венгрия, Кральевиц. Дом, где родился Штейнер, жив, стоит, но он закрыт, мы походили вокруг него. Теплом повеяло от этих мест. Ночевать нам придётся в зале ожидания на жёстких скамьях.

22 июля. Срыв одной из наших женщин из-за персиков, подаренных нам. Начались крики, оскорбления из-за недоразумения, грубые слова, всё это было направлено в мой адрес. Таким, как я, люди, подобные этой женщине, ошибок не прощают. Я поняла в который раз, что справедливости здесь не найти, все готовы только упрекать меня за малейший мой промах.

Проанализировав произошедшее, я поняла, что, конечно, было недоразумение, но как всегда бывает, тёмное начало в человеке подхватило этот повод и сделало из него скандал. Всего этого можно было бы избежать, если бы меня выслушали. Но женщина сразу, не разобравшись, бросилась меня осуждать, ругать и унижать при всех.  Никто меня не защитил.

Мы пересели в другой поезд. Я подошла к этой женщине, пристально глядя в глаза её, я взяла её руку в свои руки. «Мир?», - спросила она. «Мир должен быть всегда», - очень серьёзно сказала я. Потом добавила: «Прости меня. Я не хотела ничего дурного».

Женщина сказала мне: «Я тоже не хотела. И ты меня прости. Спасибо!» Я поняла, что гордость не позволяла ей извиниться передо мной. Я, обратившись к ней первая, помогла ей. Она слабый духовно человек. Под нежным её голосом скрывается бессердечие. Она не видит себя, обманывая себя и других.

Наблюдая наших людей, я прихожу к печальным выводам. Не говорят «спасибо», «пожалуйста», не извиняются. Меня не видят и не слышат или воспринимают искажённо. Да, поистине мои друзья не здесь, на земле, а в другом, более возвышенном мире.

23 июля. Мы приехали в Будапешт, сняли для всех нас квартиру. Всем купили кг абрикосов и по 2 персика. У нас общие деньги идут на еду. Абрикосов мне не досталось. Когда я об этом заикнулась, никто не извинился. Каждый день то один человек, то несколько людей травят меня, не замечают меня, грубят мне и хамят.

Сделали салат. Я в это время стирала в ванной. Вместо приглашения к столу, меня спросили, буду ли я есть. «Нет, спасибо», - сказала я. Одна из женщин пришла в ванную и обняла меня, сказав мне: «Прости меня».

Позже мы с ней поговорили. Я сказала, что в каждом человеке надо видеть Христа, а Его никогда не будешь ни ругать, ни унижать. Женщина слушала меня хорошо,  согласилась со мной, сказала, что я еду с ними, чтобы их очистить и чему-то научить. Она сказала: «Я обещаю никогда не обижать тебя».(Она выполнила своё обещание, она никогда не обижала меня больше, а через несколько лет она отвела меня в кафе и угостила. Помогла мне с работой. Слава Богу!)

Мир воцарился между нами. Мы отправились гулять. Дошли до реки, перешли мост, спустились в подземелье, там находится храм Богородицы, в нём Ченстоховская икона Её. Это орден паулинов. Его резеденция на Ясной горе находится.

Мы поднялись наверх, увидели водопад, над ним наверху стояла фигура святого Геларда с крестом в руках. Поднявшись выше, мы обнаружили маленькое отверстие с проточной водой из источника. Этот родник бил из недр горы и низвергался вниз водопадом.

Мы, не сговариваясь, стали в полном согласии крестить друг друга, поливая головы святой водой со словами: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа». Это действие совершенно нас примирило.

Я выпила полную чашу неприятностей от моих собратьев по антропософскому обществу. Я простила им всё. Пережила их недостатки. Одна мне сказала: «Прости,  сорвалась». Вторая: «Я огрубела». Уроки смирения мне были каждый день. Я не смела положить себе немного еды. Я ждала, когда мне что-нибудь останется.

Я боюсь людей. Мне не с кем общаться в мире. Желающая всем помогать,  исполняющая все просьбы, я постоянно натыкалась на нежелание людей мне помочь.  Чтобы не прослыть мрачным меланхоликом, я должна сказать, что приливы нежности были у меня временами ко всем, кроме Игнатия. Но эти мои порывы быстро убивались людьми. Виталий М. был добр и заботлив в отношении меня, я называла его своей мамой.

Когда мы ехали в Словению, у И. глаза сияли, как звёздочки. Теперь они у него бегают по сторонам, в глаза он не смотрит, а если смотрит, то на миг, в глубине зрачков тепла нет. Я стою с чашечкой кофе, он сидит. Где хорошее воспитание?  Они держатся все вместе, как маленькое стадо.

Неужели Маленьким принцем
Мне остаться на этой земле,
Вспоминая о робкой розе
На планете своей родной?

Неужели закат чудесный
Мне не встретить рука к руке
Ни с подругой, ни с другом чутким?
А на небе сонмы Богов,

Распростёрши сизые крылья,
Голубиные ризы ткут.
Всё проходит, и всё неизменно:
Пища, голод, и страсть, и лёд.

Неужели отроком смелым
Мне уже никогда не бывать?

Тем не менее мы с Игнатием гуляли и читали друг другу стихи, он мне свои, я ему Пушкина, Тютчева, Фета, Александра Кушнера, свои.

25 июля. Мы едем домой в поезде. Я порываю с этими людьми. Я увидела, что эти люди подвластны демонам, которые калечат и травят меня. Я легла ничком и два часа за них молилась. Потом я встала и сказала им: «Вы большие интеллектуалы.  Но вот здесь у вас не хватает. (Я показала на сердце) У меня нет адвоката. Я сама должна себя перед вами защищать." Мы поговорили. Я поняла, что они будут изворачиваться, выяснять с ними отношения бесполезно.

26 июля. Утром нас разбудили пограничники. На столе была помойка. Я так натерпелась от господ антропософов, что больше не хочу с ними общаться. На вокзале, пристально глядя на них, я попрощалась, поклонилась и пошла одна со своей тележкой к метро.

Вечером мне звонила Лариса Юрасова, несколько раз она просила у меня прощения,  сказала, что любит меня. Хороша же эта любовь...

Мой рисунок.