Дорога в никуда

Бессонница  уничтожала остаток короткой летней ночи. На смену ей торопился  бледный рассвет. Он нагло заглянул в окно, рассмотрел женщину, бесстыдно  разметавшуюся  в кровати, мужчину, пытающегося натянуть на себя одеяло,  мещанский фикус в углу.

- Почему  не спишь, Вадим? – Наташку разбудил стук форточки, с которой забавлялся разгулявшийся ветер.

Ответ на вопрос был, но проговорить его вслух не хватало мужества. Как сказать  Наташке, с которой  делит постель, что с мыслями о Юльке, Юле, Юленьке  он не расстаётся?

Вадим взял подушку и, на цыпочках  прокравшись  в гостиную, облегчённо вздохнул. Здесь в одиночестве  он мог судить себя  строгой мерой,  одновременно  являясь и  прокурором, и судьёй, и защитником.

Вот  перед ним она, Юлия Смолина, худенькая, стройная, голубоглазая, со смешным хвостиком, перетянутым серебристой,  в тон платью, ленточкой.
 
Он, Вадим Мезенцев, высокий, хорошо сложенный,  кареглазый,  с копной густых тёмно-каштановых волос.

- Не смотри на меня так, я не выдержу  взгляда, - это она.

- Кто сказал, что любви с первого взгляда не бывает? – это он.

Оба мечтали об аспирантуре. Но Вадима ждала армия, а Юлю -  школа в Эвенкии. Встретившись летом в родном посёлке,  и  он, и она забыли обо всём. Хотелось быть вместе постоянно: касаться, чувствовать, гореть. Вадим стал её первым мужчиной.

- Самый нежный, самый добрый, мой, мой, - шептала Юлька  в порыве страсти.

- Не верь мне, Юлька, прошу, не верь, - раздражённо бормотал  Вадим.

Из потёмок его  озлобленной души внезапно вырывалось плохое настроение.  Радость Юльки превращалась в пыль. Но она старалась   понять и   простить. Не надо ссориться: им отмерено  мало времени,   каждого   ждёт неизвестность, дорога в никуда.

Когда  Юля в лёгкой одежде и лакированных туфельках приехала в Эвенкию, там  лежал снег. Говорят, здесь когда-то жили динозавры?  Язык эвенков имеет много общего с русским? Это тема её будущей диссертации? Но эвенков в обозримом пространстве не было. О диссертации думать не хотелось. Время остановилось.  Замерла Юлька. Оживала, если слышала стук  в окно  и голос почтальона дяди Васи:

- Эй, хозяйка! Есть кто дома? Ну, дочка, пляши!

Плясала. Потом трясущимися руками открывала конверт, читала первый раз, второй, потом шёпотом вслед  за автором повторяла: «любимая», «девочка моя», «люблю, люблю, люблю…» Затем бережно разглаживала  на листочках каждую морщинку, каждый изгиб и оставляла  письмо в развёрнутом виде на столе.

Посёлок – две улицы, магазин и школа.  Время пошло. Теперь оно измерялось  уроками, учебным днём, учебной четвертью.
 
- Мне бы только «день простоять да ночь продержаться», -  думала Юля, делая вид, что слушает невразумительный лепет  ученика.

– О чём это он? – вздрагивала она, возвращаясь в реальность.

В том году караван с продуктами питания для рабочих графитного рудника, единственного предприятия в посёлке, не пришёл.  В магазине продавали водку, которую местные жители покупали ящиками, маринованные огурцы, сайру в масле, московские конфеты. Местные жители питались дарами тундры. Неприспособленная к жизни Юлька этого была лишена. К началу ноября у неё стали выпадать волосы, из дёсен сочилась  кровь.
 
В декабре на лёд Нижней Тунгуски сел первый самолёт. С ним Юлька улетела домой. А оттуда через неделю  отправилась поездом в  Спасск-Дальний, к  Вадиму. И опять - в никуда.

Вадим  нервно закурил  - вспышка на мгновение осветила  измученное бессонницей  лицо. Что дальше? Память замолчала перед  строгим судьёй – совестью, но ненадолго. Как преступника тянет к месту преступления, так и его тянуло к воспоминаниям.

Юльку встретил на бронетранспортёре, знай наших, и отвёз  в однокомнатную квартиру, которую  лейтенанту выделило командование.  Не беда, что первый этаж, не беда, что влажные комнатные тапки за ночь примерзали к полу.  На узкой солдатской кровати горели  страсти, способные растопить любой холод.  А днём, чтобы не замёрзнуть,  Юлька надевала особое обмундирование: ватные брюки, фуфайку, валенки. Свадьбу решили не откладывать. Мечтали о ребёнке. И мечта, кажется, сбылась.

Накануне регистрации Вадим пришёл домой пьяный. Плохое настроение  в соответствии с его линейной жизненной формулой перешло в раздражение, затем в агрессию.

- Я в этой жизни чувствую себя проигравшим, - начал он вполне миролюбиво. – Мне не везло с детства.  Корни-то  гнилые. Я родился слабым. У матери не было молока.  Где силу взять? Был слабым, слабым и остался.  Отец – офицер-неудачник, уволенный  из армии за пьянку. Чувство обиды  заставляло  искать виноватых. Искал и находил.  Отыгрывался на жене, детях… Пьяный, он становился невменяемым: бил мать смертным боем, выгонял нас, детей, босых, раздетых,  на мороз.  Мы прятались в соседской баньке… - глаза Вадима, ставшие угольными, сверкали не по-доброму.

Накинув на плечи шубейку, Юлька на всякий случай подвинула шаткий стул  к двери. Вадим продолжал:

- Так было, пока  мы с Серёгой не подросли и не дали отцу настоящую взбучку. Да, били…    Помогло. Теперь он издевался над матерью только в наше отсутствие.  Жили бедно на зарплату учительницы начальных классов.  А у нас, если ты не  богат и не знаменит, ты – никто! Но за себя постоять я  мог… Пусть попробуют… Пробовали – и получали… - Вадим сжал кулаки. -  Я был в возрасте, когда человек учится быть злым.

Юля боялась пошевелиться.

-  А дальше ты сама знаешь:  Валька, моя первая школьная любовь, предпочла мне преподавателя института…  Я не хуже этого старика: учился  хорошо, окончил с отличием политех. В аспирантуру собрался. Обещали…  Бац! В армию забрили.  В армию, которую я ненавижу! А в аспирантуре вместо меня учится другой: у него есть «волосатая рука» …  Скажи, как после этого жить?! –  Вадим с размаху  стукнул кулаком по столу.

- Вадик, - стараясь быть спокойной, начала Юля. – Нельзя же смотреть на жизнь, как на серию неприятностей. Жизнь – это ряд испытаний, которые мы переживём. Поверь, мы не бессильные жертвы обстоятельств. Мы сами научимся контролировать происходящее. Ты выпил, возбуждён… - не успела Юля закончить фразу, чтобы  примирить будущего мужа  с действительностью, как получила удар по лицу.

Приютили соседи. Всю ночь плакала. Утром простила. В обед отправились в ЗАГС. Но радость вскоре превратилась в пыль.

Родился Женька. Оттаяла Юля. Сын – свет в окошке, её кровиночка. Ребёнок метался между родителями. Он не понимал, кто прав, кто виноват. Ему нужны оба.

- Мама, а почему  папа всё время злой?– спрашивал сын.

- Какой же он злой? Просто его обидели, - как могла,  объясняла Юля.

Отслужили Мезенцевы, переехали в небольшой городок. Работа не приносила Вадиму ни морального, ни материального удовлетворения. Жили на учительскую зарплату Юли. Время от времени Мезенцев напивался до потери сознания.  А когда приходил в себя, бил Юльку  по голове так, чтобы не было видно синяков. Но вскоре он и об этом перестал беспокоиться.

Одиннадцать лет терпела Юля. Почему? Одному Богу известно. Наконец терпение кончилось: Женьку за руку, сумку в руку и…    в никуда!

Голос совести замолчал, но зато в истерике забился будильник: на работу пора. «Эх, хорошо бы начать всё сначала!» - с этой мыслью Вадим вышел из дома.

На автобусной остановке два успевших опохмелиться мужика, с красными от перепоя глазами, с утра пораньше искали ответ на извечный русский вопрос «ты меня уважаешь?» Если «да», отношусь к тебе хорошо. Если «нет», получишь по шапке. Слово за слово -  дошли до рукоприкладства.  Каждый защищал своё «я», требуя  уважения. Вадим бросился их разнимать. В руке одного из мужиков блеснул нож.

Вадим лежал в луже крови…  Вокруг суетились какие-то люди, скрипели тормоза, визжала сирена…

В этот миг почему-то решило  взойти никчёмное солнце… Но  Мезенцев не увидел его. Он  уже шёл по пустынной  дороге в никуда…