Дочь полковника КГБ

     — Не так… не так… — она с какой-то мукой в голосе произнесла эти слова, обхватила руками мою спину, сильно напрягла их, прижимаясь упругой грудью ко мне; а внизу тоже с силой сжала свою плоть.
 Я замер от неожиданности и остановил свои движения. Она раскрыла огромные глаза зеленого цвета, в которых виднелось какое-то новое для меня выражение, и снова повторила:
      — Не так!
 Я опешил, не зная, что ответить ей. Поскольку в свои двадцать пять лет считал себя уже достаточно опытным любовником, постигшим премудрости сексуального общения с прекрасным полом не только на практике, но и «теоретически подкованного»; с помощью истрепанных брошюр, отпечатанных на машинке, и передававшихся из рук в руки только «хорошим знакомым».
      — Почему не так, Таня? — спросил я.
 Наверное, в этот момент у меня было глуповатое выражение лица, поэтому она, чуть вздрогнув, поморщилась, разжала руки, уперлась ими в мою грудь и тихо произнесла:
      — Пусти…

 В это прекрасное летнее утро секс у нас случился во второй раз. Вчера мы приехали на машине отца в дом моего дедушки и бабушки, что стоял на берегу огромного залива. Накануне я встречал её на вокзале. Её приезд из Смоленска в мой родной город был полной неожиданностью. С Таней я познакомился поздней осенью, в годовщину Октябрьской революции, когда мы с братом с трудом пробились в ресторан гостиницы «Смоленск», в которой жили по случаю участия в спортивных соревнованиях.
 Мы топтались у входа, который охранял грозного вида швейцар, и уже начали мерзнуть, когда дверь открылась и изнутри выглянула симпатичная брюнетка. Она окинула оценивающим взглядом собравшуюся перед входом толпу и внезапно указала швейцару на нас с братом:
      — Вот их пропусти!
 Местный дядя Коля повиновался, и мы волшебным образом очутились в грохочущем весельем огромном зале ресторана. В воздухе отчетливо чувствовался запах винных и водочных паров, флирта, чего-то запретного, манящего к себе, ибо за столиком, куда нас усадил официант, сидели четыре прекрасные девушки, одна лучше другой и с улыбками разглядывали нас.
      — Давайте знакомиться! — воскликнула после минутной паузы та, что выбрала нас среди толпы. — Меня зовут Лена!
 И она протянула маленькую ладошку через стол. Я машинально пожал её.
      — Анатолий.
      — А ваш брат? Так похожи… Вы наверняка близнецы? — улыбалась Лена.
      — Виктор! Да, вы угадали, — чуть привстал со стула мой брат и с достоинством кивнул головой.
      — Очень приятно! А это… — Лена сделала жест рукой в сторону своих подруг и представила их. — Катя, Валя и Светлана!

 Мы поочередно приглашали барышень на танец, смеялись, разговаривали ни о чем, веселились и дурачились. Простое, кратковременное знакомство в чужом городе, ни к чему не обязывающее. Видно было, что мы нравимся девочкам, и они не прочь продолжить знакомство.
      — Как тебе Лена? — шепнул брат, толкнув меня ногой под столом.
    —  Ты, я вижу, уже глаз на нее положил! — ответил я и засмеялся.
 И спустя секунду встретился с внимательным, изучающим взглядом Лены. Она на самом деле была хороша: правильные черты лица, густые и длинные черные волосы, аккуратно уложенные в прическу, красивая фигура с тонкой талией и волнующими ножками; темно-карие глаза светились таинственным отблеском, как будто тем самым омутом, где «черти водятся».
 Тут с невысокой эстрады, расположенной в углу зала, раздался голос солиста:
     — А сейчас объявляется белый танец! Дамы приглашают кавалеров!
 Ансамбль заиграл медленный танец, красивую и популярную в те годы итальянскую песню «Козасей» (в переводе «Ну зачем?») Музыканты уже исполнили первый куплет и припев, а Лена, не отрываясь, смотрела мне прямо в глаза. Я в нетерпении заерзал на стуле; честно признаюсь, что в тот момент мне очень хотелось, чтобы именно она, самая красивая из всех девушек, что сидели напротив нас, пригласила меня танцевать. И я отчетливо видел, что Лена чувствует мое желание, но как будто хочет меня поддразнить, помучить, испытать терпение. Тем временем брата уже вывела из-за стола вторая красавица — Валя, и они растворились в толпе перед сценой.
     — Разрешите вас пригласить? — раздался над моим ухом ангельский голос. В эту секунду в глазах Лены метнулись искры злости, досады и раздражения. Я повернулся влево, откуда зазвучал этот небесный голосок. Передо мной стояла невысокая блондинка, с большими зелеными глазами, застенчивой улыбкой и как будто виноватым выражением на прелестном личике.
     — Извините, но он не танцует! — вдруг резко произнесла Лена. — Не видите, мы разговариваем!
 Не люблю, когда мною начинают командовать. Особенно девушки. Тем более, что мы сидели с Леной и молчали, она вела свою женскую игру под названием «потерпи, миленочек».
     — Извини, но я танцую! — отчетливо проговорил я и резко встал из-за стола. Блондинка, покрасневшая и уже, было повернувшаяся уходить, снова вспыхнула, но на этот раз уже радостным румянцем; я взял её под руку и мы медленно отошли от стола, чувствуя спиной негодующие флюиды, что исторгала красивая Лена.
     — Спасибо вам, — ангельский голос прошелестел едва слышно, когда она положила руку на мое плечо.
     — Не за что… — улыбнувшись, ответил я, и опустил правую руку на талию девушки. Я отчетливо помню тот приятный холодок, что пробежал по моему телу, когда мы слегка прижались друг к другу в медленном танце.
     — Ну зачем, ну зачем, ну зачем? — старательно выводил певец, согнувшись вопросительным знаком и едва не касаясь губами микрофона.
     — Я, наверное, обидела вашу девушку? Извините… — проговорила блондинка. От её волос приятно пахло французскими духами. Позже я узнаю, что они назывались Climat.
     — Нет, что вы?! — рассмеялся я. — Мы познакомились лишь час назад. Случайно. Девушки пригласили нас за свой столик, так как их кавалеры почему-то не пришли сюда.
 Блондинка вздохнула, как мне показалось, с заметным облегчением и немного сильнее прижала свою правую ладонь к моему плечу. Это движение мгновенно передалось мне в мозг, где-то там внутри вспыхнули искры приятного предчувствия, и я решил «атакнуть девушку на бреющем полете», как образно выражался мой брат, желая завязать перспективное в сексуальном плане знакомство с противоположным полом.
     — У вас такой необыкновенный голос. Словно у ангела. Как вас зовут?
 Она откинула голову, посмотрела мне в глаза и засмеялась.
     — Таня. И почему — как у ангела? Вы слышали, как разговаривают ангелы?
     — Конечно! — соврал я, чувствуя, как немного краснею. — Мне однажды они приснились. И их голос был в точности похож на ваш. Меня зовут Анатолий.
 Таня улыбнулась и чуть сильнее прижалась ко мне грудью. Я ощущал эти два твердых бугорка чуть повыше своего живота, в том месте, где расположена аорта, и внезапно почувствовал такой прилив сумасшедшего желания, что он едва не стоил мне приличного реноме. Я инстинктивно немного отодвинулся от партнерши по танцу, чтобы она не обнаружила своим телом невесть откуда появившуюся твердость. Чтобы отвлечься и рассеять это спонтанное наваждение, я задал ей нескромный вопрос:
     — А можно, Таня, мне узнать ваш номер телефона?
 Она снова внимательно посмотрела мне в глаза.
     — Конечно.
     — Говорите.
     — А вы разве запомните? — девушка чуть улыбнулась.
     — Естественно. У меня хорошая память. И…
     — И? — снова ладонь чуть сильнее обычного надавила сквозь ткань пиджака на мою кожу.
     — Невозможно не запомнить номер телефона такой красивой девушки, как вы! — танец уже заканчивался, солист допевал последние ноты в микрофон, поэтому надо было спешить с решительным «пике».
 Она назвала цифры. Я кивнул головой, старательно держа их в памяти.
     — Спасибо, Танечка! Вы прекрасно танцуете! — шутливо произнес я, провожая таинственную и прекрасную незнакомку к её столику. Там уже сидела девушка, вероятно, подруга. Она внимательно рассматривала меня.
     — И вам, спасибо, Толечка! — в тон ответила блондинка, усаживаясь за стол.

 Больше в этот вечер мы не разговаривали и не танцевали. Всё внимание привлекли к себе наши новые знакомые девушки. Теперь уже Лена, ничуть не стесняясь, приглашала меня на танец, её сменяла Валя, потом Света и Катя. Пару раз их опережали девушки из-за других столиков, расположенных по соседству. В общем, в этот праздничный вечер, мы с братом, как говорится, были нарасхват. Несколько раз я смотрел в ту сторону, куда проводил Таню, но её столик закрывала шумная и большая компания, и невысокую блондинку не было видно.

 Тане я позвонил не на следующий день. И не через неделю. И даже не через месяц. А лишь год спустя, когда мы снова спортивной делегацией приехали в Смоленск. В тот памятный вечер мы с братом проводили девушек домой, галантно, как истинные джентльмены, распрощались с ними. Никаких намеков на «послушать музыку в номере отеля». И потом — секс в первый же день знакомства. Не наш стиль. Мы же не животные, чтобы спариваться просто по зову, идущему из пространства между ног.
 Девушки это оценили. И сами попросили у нас телефон номера гостиницы, где мы жили. Потом они приходили к нам в гости, все четверо, мы играли в карты и другие незамысловатые игры, на «выпить стакан воды» или «поцеловаться», в общем, весело, непринужденно проводили время. Потом у Лены был день рождения, на который мы были торжественно приглашены. И вот там прилично выпили, выбившись из «спортивной формы», что незамедлительно сказалось на моих результатах. Я покидал Смоленск с чувством сожаления, мне очень понравился этот город, его люди, скромные и застенчивые девушки, обслуживающий персонал в гостинице, ресторане и других точках общепита. Иногда я чувствовал укол совести, она словно беззвучно упрекала меня в том, что я так и не позвонил прекрасной блондинке, но я сам даже не понимал, почему я не сделал этого той поздней и холодной осенью.
 По приезде в родной город меня ждало суровое известие: повестка из военкомата, в которой я призывался на действительную военную службу в качестве офицера. И мне на целый год пришлось забыть о поездках в другие города на соревнования, пришлось пройти испытания под названием «Армия — хорошая школа, но лучше пройти ее заочно». Именно так.
 Но мне удалось вырваться из этого ада на две недели. Спортивное руководство сумело отвоевать меня у штабных крыс, привезя им письмо за подписью чуть ли не члена обкома партии.
 Я снова в Смоленске! Летом! В первый же день навестил самые красивые места в городе: огромный православный собор, оборонительную стену, ресторан, где произошло знакомство с местными девочками. Но им я звонить не стал. Ибо в данный момент я завис в «атакующем пике» над одной симпатичной представительницей нашей спортивной делегации. Я был знаком с нею примерно два года, но мы впервые попали вместе в поездку. Она тоже звалась Татьяной, имела внушительный бюст и аппетитную задницу, на которые заглядывались многие мужички как из нашей команды, так и простые прохожие. Таня, блондинка с голубыми глазами, была глупа от природы, но тщательно скрывала это от окружающих. В принципе, «легкая добыча» для меня. Тем более, что она лицезрела мою персону в форме бравого старшего лейтенанта, а в ту пору советских восьмидесятых годов девушки были весьма как падки на военных офицеров. Но я не хотел оставаться дольше двух лет в доблестной армии, и по этой причине однажды даже лишился аппетитной любовницы, подруги жены моего брата по имени Лена (ох, уж везет мне в жизни на этих Лен!). Наш с ней жаркий автомобильный секс (за неимением места) уже планировался плавно перетечь в любовные утехи в гораздо более санитарной обстановке пансионата на морском побережье, как Леночка, узнав мое твердое мнение о неизбежной отставке из армии, в мгновение ока переметнулась к «запасному варианту» в виде унылого, но кадрового служаки из тыловых крыс.
     — Нам «штатьё» не нужно! — вот был её лозунг, весьма распространенный в девичьей среде восьмидесятых прошлого века.
 Я немного жалел об этом, вспоминая наш первый секс с Леночкой, когда она, голодная до невозможности, просто сама чуть ли не изнасиловала меня на разложенном сидении батькиных «Жигулей». В медицине такое явление называется «бешенством матки». Но я долго вспоминал об этом явлении, и всегда — с огромным удовольствием.

 Однако, вернемся в жаркое смоленское лето и в тот липкий, июньский вечер, когда я, не без некоторых усилий, соблазнил грудастую и голубоглазую Танюшу, заглянувшую ко мне в номер «посмотреть телевизор». Она пару раз больно укусила меня за руку, чуть пониже плечевого сустава, когда мои пальцы нащупали запретные «ориентиры». Я притворно изобразил корчащегося в муках раненого бойца, и женское сердце смягчилось, дало мне возможность расстегнуть замысловатую пуговку в самом низу ее трусиков (придумают же такое!) и снять их со всеми вытекающими последствиями.
     — Ничего себе — зашла телевизор посмотреть! — притворно восклицала Таня, вздымая от напряженного дыхания свою и без того высокую грудь. Она быстро потела, и это мне как-то не нравилось. Таню хотели соблазнить и другие члены нашей делегации, но она почему-то отдала предпочтение мне.
     — Приходи ко мне вечером в номер… — шепнула она на следующий день, когда мы увиделись с ней в зале, где проходило спортивное состязание. Она просто сияла улыбкой весь этот день, секс часто дает женщинам огромный импульс для долгого сохранения прекрасного настроения.
 Я зашел. Но после постельных утех почему-то мне совсем не захотелось оставаться с Таней на ночь, делить её постель. И я ушел в свой номер, где жил вдвоем с разбитным парнем по имени Игорь. Тот еще раньше меня, в первый же день, сделал «наскок» на грудастую Танюшу, но потерпел сокрушительное фиаско.
 На третий день я заскучал. Секс с ней уже не так привлекал меня, как в первый вечер. И я, внезапно вспомнив несколько цифр телефона местной смоленской Танечки, подошел к автомату и позвонил. Было около десяти вечера, я только что покинул потные объятия голубоглазой блондинки и непонятно почему вспомнил про зеленые глаза.
     — Да…слушаю… — снова тот же ангельский голос вызвал у меня в голове отчетливые воспоминания о нашем танце.
     — Здравствуйте, Таня. Я Анатолий, помните меня? Мы познакомились в ресторане «Смоленск», больше года назад…
 Она помолчала, потом я почувствовал в трубке её улыбку.
     — Аааа.. Это вы? Какими судьбами? Я уже давно забыла думать про вас, решила, что вы просто так попросили мой номер телефона.

 Мы разговорились.

 И в конце беседы она назначила мне свидание. На её работе.
     — Вечером, в шесть, я заканчиваю. Приходите!
 Отбой. Короткие гудки в трубке.
 «Зачем мне это надо, черт! Новые впечатления? А… по-моему, с ней можно поговорить о разных вещах, не то, что с этой… уже замучила меня своим сексом…»

 …Она мило улыбнулась мне, бросила оценивающий взгляд, характерный только для женщин, когда они мгновенно решают — стоит ли тратить свое время на данного мужчину или нет? Светлое платье прекрасно гармонировало с копной её волос, зеленые глаза были слегка подкрашены, легкая тень помады на губах, и опять же знакомый аромат французских духов.
     — Замечательно выглядишь! — искренне произнес я в первые секунды как бы «второго» знакомства.
     — Спасибо за комплимент, молодой человек! — звонко рассмеялась она, и этот смех звучал гармоничным продолжением звуков ее ангельского голоса. — Идем!
     — А куда? — несколько глуповато спросил я.
     — Проводишь меня до дома! — она искоса бросила быстрый взгляд в мою сторону.
 «Да, тут явно поспешной попыткой будет «атакующее пике»… — подумал я.
 Мы сидели в каком-то баре недалеко от её дома, пили шампанское, ели шоколад и болтали, словно знали друг друга уже много лет. Таня расспрашивала о моей жизни, разных мелочах. Ни слова упрека о той осени, когда она, как выяснилось потом, очень ждала моего телефонного звонка. Она была и умна, и одновременно, как-то по-детски наивна. В ней не было той изощренности, того знания мужской психологии, качеств, которыми обладала та же смоленская Лена. Она говорила как-то по-особенному, не так, как многие женщины, с которыми я общался, именно её необычный голос придавал речи неповторимый оттенок, милый, нежный и поэтому, казавшийся чистым, словно журчащий горный ручей. Она смотрела мне прямо в глаза, не отводила этого взгляда даже тогда, когда глотала шампанское из тонкого бокала, и я с каждой минутой проникался всё большей симпатией к этой нежной девушке.
 Я проводил её до подъезда дома, где мы расстались после моего не совсем ловкого поцелуя в уголок её рта; она рассмеялась и, сверкнув на прощание зелеными кошачьими глазами, скрылась внутри дома.
 А поздним вечером я, проклиная себя за мягкотелость, уступил сексуальной атаке нашей Танюши, сдался на милость победительниц — её влажного, широкого лона, больших грудей, мокрых губ и призывов «растерзай меня подольше!»
 Так продолжалось еще несколько дней. Вечером я встречал смоленскую Танечку с работы, мы снова баловались шампанским в баре под разговоры о жизни, литературе, поэзии, а к полуночи я удовлетворял ненасытную землячку.
 Всё это кончилось в один вечер. Когда я с Таней подошел к её дому, она вдруг порывисто обняла меня, поцеловала в губы. Долгим, нежным и каким-то чистым поцелуем… завитушки её светлых волос касались моего уха, приятно щекотали его, я снова почувствовал огромное желание, как тогда, в медленном танце. И тут Таня совсем наивно, по-детски, как-то беззащитно, словно сжавшись перед неминуемым ударом, спросила меня, внимательно глядя мне в глаза:
     — А ты меня любишь?
 Я смешался. Не знал в первую секунду, что и ответить. Соврать? Сказать, что, конечно, люблю! И что тогда? Она пригласит меня домой? В баре, во время разговора, она как-то вскользь обронила, что все её домашние уехали на загородную дачу. И вернутся лишь через два дня, в воскресенье вечером. И, конечно… если пригласит…
 От этой мысли мне мгновенно стало жарко. Но я решил не кривить душой. И ответил…
     — Ты, знаешь, Таня… Я еще не понял. Ты мне очень нравишься… ты прекрасная… необычная девушка… точно, это не фальшивый комплимент, так оно и есть…
 Она опустила голову. Обняла руками мою шею, прижалась лбом к груди. И тут я понял: после такого я уже не смогу сегодня переспать с нашей Танюшей. Мою душу тронула вот эта детская искренность, это желание быть любимой, и, возможно, ясный намек на то, что она уже сильно влюбилась в меня.

     — Ты что? Не хочешь больше меня? Поматросил и бросил? — голубые глаза метали молнии в мою сторону. Я тяжело вздохнул, встал и затворил за собой дверь номера землячки. Вслед послышалось какое-то обидное ругательство. Но я не стал возвращаться. Она мне надоела. Бывают женщины, которыми нельзя пресытиться многие годы. А бывают такие, что после первого секса вызывают зевоту.
 Таня провожала меня на вокзале. Вся команда буквально раздевала её глазами, настолько привлекательно выглядела смолянка в своем красном, обтягивающем фигуру, платье. Один игрок, мой друг Леня Норин, напился в стельку перед отъездом: ему изменила любимая девушка, там, в родном городе. И он узнал об этом. Леня, пошатываясь, подошел к Тане и заговорил с ней, быстро перемешивая комплименты с желанием немедленно узнать номер телефона, а потом непременно жениться на ней. Смолянка только мило улыбалась. Я поймал злобный взгляд ее тезки, которая недолго горевала после моего отказа, утешившись сексом с другим членом нашей спортивной дружины.
 Мы расстались мягким поцелуем в губы. Обещанием писать друг другу. Мне предстоял еще год службы, и судьба могла меня закинуть к черту на кулички: или в далекую южную страну для выполнения интернационального долга, или в соседнюю братскую Польшу для подавления местной «Солидарности».
 Таня как будто сердцем чувствовала эту незавидную для меня перспективу, и вот, внезапно собравшись, через полтора месяца, послала мне телеграмму:
 «Встречай в понедельник, скорый поезд, вагон пять. Таня».

 Мне было приятно, что такая красивая девушка решилась на столь смелый шаг. Я чувствовал, что у нас будет всё. Несколько писем, что она прислала мне за этот месяц, были буквально пронизаны грустью, она признавалась, что скучает и часто вспоминает наши разговоры в баре за бокалом шампанского.
 Я встретил её на вокзале. Поцелуй, радостная улыбка, счастье в зеленых глазах. Но спустя два часа она горько плакала, сидя в машине. Моя мать очень холодно встретила девушку, молча дав понять, что «порядочные» так не поступают.
     — Я сейчас пойду на вокзал и куплю обратный билет! — решительно заявила Таня, немного успокоившись. — Мне стыдно, зачем всё это надо?
 Внезапно мне в голову пришла неожиданная идея.
     — Ты знаешь, у меня как раз сегодня начинается неделя отдыха по службе. Давай, я спрошу разрешения у отца, и мы махнем на машине к моим дедушке и бабушке, к морю. А потом рванем в Ригу и вернемся назад. Быть может, прямо в твой Смоленск.
 Зеленые глаза мгновенно высохли от слёз. Она радостно воскликнула:
     — И заодно тогда навестим моего младшего брата, который служит в Литве! Он так обрадуется моему приезду!

 Отец и мать не воспрепятствовали моему «плану-кинжалу». Мы приехали в рыбачий поселок на берегу залива, с другой стороны узкой полоски суши ровно шумели в вечности волны Балтийского моря. И в первый вечер случилось то, что должно было случиться.
 Мы забрались на второй этаж дома, где было несколько комнат, снова выпили шампанского, закусывая спелыми вишнями из дедова сада. Наконец, наступил долгожданный момент.
 Я постелил самую широкую кровать в большой комнате, потом повернулся к девушке и сказал:
     — Ты устраивайся, ложись… А я пойду спать в другую комнату.
 Внимательный взгляд в глаза. В них нет явного разочарования, только небольшая растерянность.
     — Хорошо… — прошептала она.
 Я лег в другой комнате, закрыл глаза. Ожидание. Интересно, она как разделась? Оставила хоть что-то из одежды на себе? Я загадал: если оставила, значит, всё у нас будет хорошо. Полежал минут пятнадцать. Пора!
 Я встал в одних трусах и на цыпочках прошел по коридору, разделяющему комнаты. Бесшумно отворил дверь, три шага до её постели, вот она… теплая… тоже в одних трусиках, желание сбылось! Поцелуй, еще, еще… обнимаю её плечи, теплая грудь…как бьется у неё сердце, целую её в шею, потом ниже, в мягкий сосок…она вздрагивает, кожа явственно покрывается мурашками…
     — Ты моя… такая милая и красивая… Танечка… как хорошо, что ты приехала… — шепчу ей на ушко разные глупости, мое тело как струна, натянутая струна, разрывается на части от желания… сейчас… сейчас… я добираюсь рукой до её трусиков и медленно стягиваю их вниз…
     — Что ты делаешь? — снова по-детски спрашивает она, в голосе и протест и желание одновременно… трусики уже упали на пол, она вся дрожит от нетерпения… быстро, быстро… теперь я… целую её еще несколько минут, шепча разные слова… потом вот…наконец-то, она раздвигает ноги, и мы сливаемся с ней… там внизу у нее очень жарко и узко… какая прелесть… как это волшебно приятно, она оправдала мои ожидания… и мы любили друг друга еще долго; время как будто остановило свой бег, сколько я был в ней, даже и не могу вспомнить, может два часа, а может двадцать минут. Потом, обессиленные, мы как-то мгновенно уснули, и сон этот, казалось, длился не целую ночь, а лишь две секунды.

 И вот теперь…
     — Не так… — снова прошептала Таня и отвернулась, закрыв голову подушкой.
 Я, ошеломленный, сел на край кровати, потянулся к стакану недопитого сока на столе, залпом выплеснул его себе в рот.
 «Что же это? Вчера вечером она мне такое не говорила… Значит, я делаю что-то не так? И… значит, у неё до меня был кто-то другой? Ну да. Я сразу понял, что она не девочка, увы. И кто же другой? Возможно, более опытный, чем я? Практически первый секс и вот оно — первый каприз…

 Но чуть позже, ранним утром Таня была весела. Как будто ничего не случилось. Я за завтраком ловил красноречивые взгляды бабушки. Она прекрасно чувствовала людей, мгновенно выявляя, кто чего стоит. И вчера я заметил, как она перекрестила меня, уходящего с Таней на второй этаж дома: «Ну, дай-то Бог, дай-то Бог..» — прошептала бабуля.
 Часов в одиннадцать утра мы выехали в направлении Риги. Путь лежал через Клайпеду, мы проехали мимо Лиепаи, Таня держала в руках карту автомобильных дорог, комментировала наш маршрут.
 Мы весело болтали всю дорогу, и, уже подъезжая к столице Латвии, я задал ей мучающий меня вопрос:
     — Скажи, Таня, а вот если бы я тебя позвал «в номера» в Смоленске, то ты бы как отреагировала?
 Она сразу стала серьезной, чуть помолчала и ответила:
     — Тогда бы ты меня никогда больше не увидел.
     — Почему?
     — Потому что такие предложения мне осточертели до невозможности. Чуть что — сразу тянут в постель. Надоело до тошноты. А ты… ты меня покорил именно тем, что не потащил сразу туда, а вел себя как джентльмен. Это было так необычно для нашего города.
     — И поэтому?
     — И поэтому я приехала к тебе, потому что ужасно соскучилась! — засмеялась она, встряхнув светлой копной волос.
     — А почему ты сегодня утром сказала: «Не так…» — задал я еще один волновавший меня вопрос.
     — Ты знаешь… Давай я объясню тебе это… потом… ты сам должен понять… — загадочно ответила девушка.
     — Хорошо… — ответил я, и, чтобы переменить тему, спросил. — А кто у тебя родители, где работают?
 Ответ Тани едва не привел меня к дорожно-транспортному происшествию. Батины «Жигули» вильнули к обочине, но я вовремя успел повернуть руль к центру узкой асфальтовой дороги.
     — Моя мать работает директором большого магазина спортивных товаров. А отец — полковник КГБ, скоро должен генерала получить…

 Вот это да! Скромная девушка с зелеными глазами, работающая в чертежном отделе небольшого предприятия. Кагэбист! Да еще полковник. Почти генерал. Власть, в общем.
 Она искоса посмотрела на меня, усмехнулась и ничего не сказала. Дорога набегала ровной асфальтовой лентой, до Риги оставалось не более пятидесяти километров. Я переваривал услышанное. Но… если полковник КГБ, то почему его сын служит так далеко от дома? Обычно начальнички пристраивают их в теплое местечко у себя под боком. Таня, словно прочитав мои мысли, молвила:
     — Папа у меня принципиальный. Поэтому отправил Сашку на службу, которая медом не покажется. Ракетная воинская часть, особо секретная, под городком Рамигала.

 В Риге администратор отеля соблюла нравственные законы строителей коммунизма и ни в какую не хотела селить нас в одном номере. Пришлось взять два одноместных.
     — Давай, мы будем жить в твоем номере! — щебетала Таня, собирая свой небольшой багаж. — Ведь я приехала к тебе в гости!

 Ночью я начал понимать, что хотела от меня девушка в постели. Я слишком нежно обращался с ней, слишком ласково… ей хотелось сильных, даже чуть болезненных движений внутри её… я это понял, когда она сообщила, что её любимая поза в сексе — «на бочку» (ударение на «у»)… то есть, повернувшись на бок. Я исполнил это желание, почувствовал, как блондинка распаляется в процессе… её дыхание становилось намного глубже и учащеннее, она запрокидывала голову назад… я целовал её лоб, глаза, губы, шею.
 Утром, когда мы уже почти час наслаждались друг другом, в замочной скважине двери внезапно послышался звук проворачиваемого ключа. Горничная.
     — Нет, нельзя! Нельзя! — одновременно закричали мы на служащую. За дверью недовольно проворчали и удалились.
 Спустя полчаса, Таня, мурлыкая под нос какую-то веселую мелодию, приподнялась на кровати и с улыбкой подставила свое обнаженное тело под лучи солнца, пробивавшиеся сквозь окно.
 Она была прекрасна в этот миг. Мягкая, пушистая кошка, купающаяся в ласке.
     — Давай, я тебя сфотографирую! — я порывисто встал с постели. — И не надо закрываться! Убери, пожалуйста, руки с груди!
 Она все же не послушалась меня, правую руку откинула назад, обнажив одну грудь, а левой прикрыла себя. Удивительный взгляд зеленых глаз, черно-белое фото не может передать всей её красоты. Такой она запомнилась мне тогда, такой я буду вспоминать её до конца своей жизни.

 Наше путешествие шло как нельзя лучше. Мы, побродив пару дней по улочкам старой Риги, попив кофе и вкусные коктейли, выехали в Литву. В красивом городке под названием Паневежис устроились в одном номере: местная администратор даже сказала с акцентом «Спасибо», увидев пять рублей, предусмотрительно положенные мною в паспорт. Мы жили в Паневежисе три дня, каждый день навещая брата Тани на пропускном пункте воинской части. Сашка оказался славным малым, веселым и общительным, но его внимательный и оценивающий взгляд немного раздражал меня. Теперь я уже был на «смотринах»!
 Мы закончили наш любовный вояж на самой высокой ноте. Когда ночевали в машине, по пути домой, то даже в таких неудобных условиях умудрились осуществить любовь в излюбленной Таниной позе. Мы привыкали друг к другу.
 Мама снова встретила нас несколько холодно, но Таня вся светилась от счастья и уже не обращала внимания на такой прием. Я купил девушке дорогие духи, билет на поезд, и мы расстались жаркими поцелуями и заверениями в скорой встрече. Таня сообщила, что ее родители через пару недель улетают отдыхать в Сочи, поэтому я обязательно должен приехать к ней.

 И я приехал.

 С этого дня, когда я зашел в квартиру её родителей, в наших отношениях стало что-то меняться. Первый же вечер едва не закончился разрывом. Я понимал, что Таня ждала именно в этот вечер признаний в любви и предложения выйти замуж. Но я молчал и не говорил заветных слов. Она раскапризничалась, стала нервничать, сказала пару обидных вещей и, постелив мне в гостиной, ушла в свою комнату, гордо бросив на ходу:
     — Сегодня мы спим с тобой порознь!

 «Так. Значит, демарш. Практически ультиматум. Ну, погоди, милая, показала свой непростой характер, сейчас моя очередь».
 Я не спеша направился в прихожую, присел на пуфик и деловито стал собирать свой небольшой чемоданчик. Когда я с характерным звуком защелкнул его замки, в прихожую в одних трусиках влетела Таня.
     — Ты куда? — в её глазах явственно виделось испуганное недоумение.
     — Домой. Мне тут, как я понял, делать уже нечего, — спокойно ответил я, зашнуровывая ботинок.
     — Сейчас в твой город нет поезда! И транспорт уже не ходит. Час ночи на дворе, с ума сошел?
     — Ничего. Доеду на такси. А утром, в шесть часов будет поезд, из Москвы, я знаю.
 Она стояла передо мной с обнаженной грудью и боролась со своей гордыней. Наконец, её чувство взяло вверх, и Таня, резким движением тела заслонила собой дверь, раскинула руки в стороны.
     — Я тебя никуда не пущу! Ты — мой! Слышишь!? Ты никуда не поедешь!
     — Пусти… — я легонько попытался отодвинуть её от двери.
     — Нет! Нет! Не уходи! Не уезжай! Прости меня… я… я была неправа…
 Она так и стоит перед моими глазами спустя много лет, именно так, прекрасная и одновременно по-детски наивная, обиженная Таня, в одних белых трусиках, с запрокинутой головой, с глазами, полными обиды, муки, любви и покорности.
 Потом она долго не давала мне заснуть… как будто впервые увидела меня, внимательно вглядывалась в полумраке, придвинув свои прекрасные глаза вплотную к моему лицу и тихо шептала:
     — Не спи… не спи… посмотри на меня… не спи.

 Мы наслаждались друг другом 24 часа в сутки. И практически не выходили из дома, разве только в магазин, купить еды и нашего любимого шампанского. Несколько дней слились в один длинный-предлинный день, ночи — в одну ночь любви. Наши тела привыкли друг к другу и реагировали, угадывали малейшее желание.
     — Только не в меня… — в первый же раз прошептала Таня. — Хватит мне и одного раза…
 Так как я считаю секс в презервативе сродни походу на природу в противогазе, то мне пришлось вовремя прерываться. Потом это негативно отразиться на самочувствии дочки полковника, но о причинах недомогания я узнаю позже, из специальной литературы.
 Когда на третий день наш секс был особенно продолжителен, Таня внезапно для меня выгнулась телом, громко застонала, задрожала, потом вытянулась и прошептала:
     — Так вот значит… какой бывает этот… о котором так много пишут… вот как, значит.
 Ошеломленный, я понял, что Таня впервые в жизни испытала настоящий оргазм. Вот те и «не так…не так…»
 По вечерам мы гуляли, вспоминая наши походы в разные кафе. Она начала делать более чем прозрачные намеки, мечтая:
     — Мы с тобой не будем жить с родителями. Не с твоими, и, конечно же, не с моими.
 Я молчал. Таня, наблюдая за моей реакцией, продолжала:
     — Мы снимем здесь квартиру. Ты устроишься на работу, у нас это легко, по твоей специальности особенно. И тогда я не буду просить тебя прерываться…
     — Ты делала аборт? — внезапно прямо спросил я.
 Таня помрачнела.
     — Да. Я просила этого козла быть осторожным. Но козел есть козел. Он, кстати, звонил мне сегодня. Помнишь? Звал меня, наконец, замуж. Но я сказала прямо, что занимаюсь любовью с тобой. Ты слышал?
 Да, я слышал. Она как-то напряженно разговаривал по телефону, когда я пил сок на кухне. Отдельные фразы долетали до меня, но я не придал им значения. Теперь было всё по-другому. Особенно после её следующих слов:
     — Его зовут Саша. Он намного старше меня, тоже начальник, как и мой папа. Он очень изощрен в сексе.

 Мне было очень неприятно это услышать. Вот откуда те слова в наше первое утро на втором этаже дедушкиного дома. Но Таня как будто не замечала моего недовольства. Быть может, машинально и неосознанно она как бы мстила мне за мою нерешительность. Избалованная девочка, что сказать. Она поведала мне, как папа избавил её от привычки кричать, требовать новую куклу или другую дорогую игрушку, валяться при этом на полу, дрыгая в воздухе ногами. Он однажды выпорол любимую дочку ремнем, жестоко и больно; с тех пор девочка навсегда избавилась от привычки устраивать такие домашние спектакли. Но характер — остался. И она ударила им меня больно, быть может, даже не подозревая об этом.
 Сначала она показала мне фото, где на первомайской демонстрации стояла с подругами, а чуть поодаль с озабоченным видом склонил голову лысоватый гражданин лет пятидесяти.
     — Это Саша! — её изящный палец ткнул в гражданина. Я с трудом спрятал ужас в своих глазах. Она спала с этим толстым, лысым хомяком? Изощренным в сексе? Такая молодая и красивая?

 Мне подурнело.
 Но главный удар ожидал меня ночью. Когда мы вновь собирались любить друг друга «на бочку», я в полумраке сделал неосторожное движение, и Таня, засмеявшись, вдруг произнесла:
     — А вот Саша всегда с первого раза попадал…

 Меня как будто обожгло кипятком. Я отпрянул назад и, повернувшись на спину, заложил руки за голову, уставившись в потолок. Таня, поняв, что переборщила с «местью», стала ласкать меня, целуя тело в разных местах. Но эти слова уже намертво отпечатались в моем сознании, как будто в чистую горную речку наших отношений вывалили гору мусора с огромного самосвала.

 Она провожала меня на вечерний поезд, мучаясь от боли в низу живота. Секс с прерыванием очень болезненно отражается на здоровье женщины, особенно такой частый, какой он был у нас за эту неделю. Таня с силой сжимала мою кисть, стонала, едва сдерживая слезы. И все-таки она не выдержала, заплакала, когда мы обнялись и поцеловались перед ступеньками вагона. Наверное, это были больше слезы расставания, обиды, чем от боли при месячных. Она стояла на платформе, когда поезд отходил от перрона, такая одинокая, несчастная, с заплаканным лицом, то у меня сильно сжалось сердце, душу словно полоснула ножом острая боль раскаяния за то, что я так и не оправдал надежд этой бесхитростной, по-детски наивной девчушки, но в то же время такой красивой и привлекательной для мужчин. Столь редкое сочетание я больше никогда не встречал в своей жизни.

 Я уехал.

 Прошло почти полтора года, и мы снова встретились. За это время я получил от Тани с десяток писем. Одно из которых мне запомнилось на всю жизнь. Она сообщала, что не отправила мне пару сотен писем, писала их и потом рвала на мелкие кусочки. Гордость. Она боролась с желанием снова приехать ко мне. И победила это желание. Все полтора года без меня она прожила как сомнамбула, машинально работая, машинально общаясь с родными, изо дня в день по многу раз заглядывая в почтовый ящик, в надежде увидеть там мое письмо.
 «Мой брат вернулся из армии. Он возненавидел тебя за то, что мы не вместе… — писала она. — Но я ему твержу, что ты самый лучший, ведь так оно и есть, правда? Ты, наверное, тоже скучаешь по мне, я думаю...»

 Она думала обо мне слишком хорошо. Я потому стал забывать смоленскую Таню, что увлекся девушкой, которая жила гораздо ближе, — на одной лестничной площадке. Блондинка Тамара, мастер спорта по художественной гимнастике, скромная на вид девушка на выданье. Она нравилась мне давно, но и только. Походы в кино, театр, поездки на море. И всё.
     — Да когда ты уже женишься? — с упреком иногда спрашивала мать. Я отшучивался.
 И вот однажды, когда я был в квартире один, в прихожей раздался звонок. Я открыл дверь. На пороге стояла мать Тамары.
     — Можно с вами поговорить, Анатолий? — заметно волнуясь, произнесла она.
     — Конечно.
 Мы прошли в комнату, и мать соседки поведала мне о том, что Тамара стоит на распутье: один мужчина сделал предложение руки и сердца, а вот ей, да и нам, её родителям, очень нравишься ты. И девушка в смятении, замешательстве. Короче, выражаясь проще, переводя на житейский язык: «что же ты, лопух, медлишь с решительными действиями?»
 Каюсь, что повинуясь порыву, в тот же день пошел провожать соседку на её работу и по пути сделал первое в своей жизни предложение руки и сердца.
 Тамара, заметно порозовев, волнительно произнесла:
     — Ты у меня — самый лучший среди всех знакомых мужчин. Я согласна!
 Ну не дурак ли я? Дурак. Куда торопился, куда спешил? И чем она, эта Тамара лучше той же Тани? Ничем. Тем более, что я даже не знал, какова она в постели. И не узнал. Ибо мы вскоре поругались с соседкой вдрызг. Дальше поцелуев дело почему-то не пошло, она мне заявила, что «нам надо подождать, чтобы получше узнать друг друга». Так сколько уже лет ждали? Штук пять, не меньше. Снова будем ходить в театры и кино? Но окончательным импульсом, заставившим меня порвать с Тамарой, был следующий случай. Так уж получилось, что в те временя воинствующего коммунистического атеизма выпало мне судьбина поверить в Бога. Это сейчас все такие сплошь верующие и ставящие свечки в церковь. А тогда данная вера воспринималась совсем иначе. И комсомолка-спортсменка-красавица Тамара, в ответ на мое заявление, что я твердо верю в Бога, в Высший разум, в то, что человек вовсе не умирает после физической смерти, внимательно посмотрела мне в глаза и заявила:
     — Тебе бы надо обратиться к психиатру…

 Ответный «удар» не заставил себя долго ждать. Когда она в очередной раз пригласила меня к себе, «на смотрины», мол, пришли её друзья, приходи и ты, я, распсиховавшись, брякнул по телефону:
     — Надоели мне твои смотрины! Поищи лучше другого клоуна, тем более, что мне надо обратиться к психиатру!

 Всё. Финита ля комедия. Тамара смертельно обиделась и вскоре вышла замуж за того самого товарища, предложившего ей руку и сердце. Но в день их свадьбы случилась настоящая мистическая вещь, природу которой понять можно однозначно. В этот день утром я случайно увидел Тамару с её папой в сбербанке, где он снимал с книжки весьма значительную сумму. Несколько часов спустя я понял — зачем. Приданое невесты Тамары в виде сверкающих новеньких «Жигулей» гордо стояло возле нашего подъезда, привлекая внимание окружающих. И надо же было такому случиться, что у ехавшего по улице большого автобуса на полном ходу отскочило огромное правое колесо (на шести сверхпрочных болтах крепится! Это физически невозможно! Потому как не могли одновременно отвинтиться все шесть!) и на большой скорости протаранило багажник папиного подарка.
 Оглушительный грохот сотряс всю улицу, свидетели едва успели отскочить в сторону. От багажника «Жигулей» остались рожки да ножки, он был вмят внутрь по самое заднее стекло. Спустя несколько дней папаша Тамары в ужасе продал за бесценок несчастливые «Жигули» приезжим литовцам. Как тут не вспомнить старый анекдот про Вовочку, который на призыв учительницы хором сказать «Бога нет!» — ответил: «Если нет, так нет, а если есть — зачем связываться?».
 Надо добавить, что брак Тамары оказался неудачным, спустя несколько лет она развелась и уже много лет живет одна с ребенком.

 Но эта вера во Всевышнего снова сослужила мне плохую службу. Уже по отношению к Тане. Я снова приехал в Смоленск, увидеть свою милую девочку, а заодно посетить прекрасный собор; в родном городе вообще не было ни одной православной церкви.
 Оглядываясь назад, я понимаю, что совсем зря я говорил этим двум девушкам о Боге. Не надо было этого делать, надо держать свою веру внутри, спокойно, без всяких доказательств, что человек живет не один раз. Здесь, на Земле, в том виде, который есть у него в определенный исторический момент, человек живет всего раз. И точка. Так живи и не пудри людям головы.

 Я приехал в Смоленск и позвонил Тане. В её голосе были слышны огромное удивление и безумная радость.
     — Почему ты не предупредил? Я бы тебя встретила на вокзале! — упрекала меня она.
 Мы увиделись как раз недалеко от смоленского собора.
     — Давай, зайдем в церковь? — предложил я.
     — Давай! — согласилась Таня.
     — Ты такая красивая, как всегда…
     — Я сегодня счастлива! Потому что ты приехал! — весело ответила блондинка.

 Но её ждал удар.

 Я почему-то решил откровенно рассказать ей всё. Про мою веру в Бога, и про отношения с Тамарой. Мы сидели на лавочке в городском парке, она молча меня слушала. По щекам Тани медленно покатились слёзы.
     — Может, и ты думаешь, что мне нужно к психиатру? — с иронией спросил я.
     — Нет… тебе не нужно… но ты сделал мне больно, — прошептала она.
     — Почему?
     — Эта твоя Тамара. Я ненавижу её. Ненавижу! — почти выкрикнула Таня, резко поднялась и пошла прочь. Я догнал девушку.
     — Ладно, успокойся… Прости меня, — я держал её ладонь в своей руке. — Давай, будем спокойно говорить обо всем.
     — Давай, — согласилась она и вытерла слезы. — Сейчас поедем ко мне, мама уже, наверное, накрыла на стол. И папа дома. Они очень хотят познакомиться с тобой.
     — Ты им сказала, что я приехал?
     — Да. Когда ты позвонил, мама спросила — кто это? Я и ответила.

 В квартире Тани всё было чинно-благородно. Спокойный отец, внимательно смотревший мне в глаза профессиональным взглядом высокопоставленного сотрудника всемогущей спецслужбы. Мать, симпатичная женщина, заметно волновавшаяся за столом. Брат Сашка, волком бросающий на меня косые взгляды. Таня, опять какая-то по-детски беззащитная, наивно-радостная, немного нервничающая: «как я понравлюсь родителям, и, особенно, папе?».

 Ночевал я в гостинице. Один.

 Наутро Таня радостно сообщила мне:
     — Ты так папе понравился! Сказал, что по твоим глазам видно, — неглупый парень! А мама от тебя просто в восторге!
     — Все в восторге, кроме брата?
     — Ну, ладно, Сашка просто очень надеялся, что ты женишься на мне в ту же осень. Не понимает, что не бывает всё так быстро…

 Она с виноватым видом опустила голову. Не знаю, что на меня нашло, почему именно в этот момент всплыла в памяти её роковая фраза: «А Саша с первого раза попадал…», но я внезапно для себя произнес:
     — А вот ты смогла бы обвенчаться со мной в церкви? Несмотря на то, что твой отец полковник КГБ, идейный коммунист?
 Она подняла взгляд, растерянно заморгала ресницами.
     — Что, обязательно венчание? А просто расписаться, как обычно делают все люди?
     — Обычно все люди венчались раньше! — жестко ответил я. — Это идиоты с семнадцатого года отменили, атеисты-коммуняки идейные!
     — И в какой церкви ты хочешь обвенчаться со мной? — спросила Таня.
     — А в вашем прекрасном соборе! — ответил я.
 Я видел, что она испытывает потрясение от моего желания. Уже позже я понял, что такой факт венчания, даже если бы оно проходило втайне, незамедлительно бы стал известен её папочке. Фамилия у него приметная, в городе многие знали полковника, тем более — в церкви, где каждый второй, если не все — агенты КГБ.
     — Хорошо… я поговорю с моими родителями, — тихо прошептала Таня.

 Потом она снова плакала навзрыд, повиснув у меня на шее. Я уезжал в родной город, узнав, что в доме Тани разразился грандиозный скандал, когда отец узнал о намерении дочери обвенчаться в церкви. На дворе было самое лютое время для верующих — андроповщина, когда кагэбэшники были всесильны, когда любое проявление Веры могло навредить не только простым людям, но и карьере полковника.
     — Если ты будешь венчаться, то не видать мне звания генерала, как своих ушей! — орал папаша, стуча кулаком по столу.
 Он выгнал дочь из дома, та жила неделю у подруги. А я уехал, с камнем в душе, с тяжелым сердцем. Ошибки молодости, когда мы всё усложняем, всё сами запутываем, ставим палки в колеса самим себе.

 Спустя две недели, после мучительных раздумий, я решил позвонить Тане и сказать ей, что отменяю свое дурацкое условие с венчанием, что нам надо еще немного потерпеть, пока я встану на ноги и заработаю денег на свадьбу.
 Но ответ в телефонной трубке словно взорвал бомбу в моей голове. Металлическим голосом брат Тани Сашка медленно произнес:
     — Таня умерла. Она вскрыла себе вены. Не звони больше сюда никогда…
 И добавил оскорбительное слово.
 Я физически почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица. В трубке раздавались короткие гудки. Они словно иголки били в мой мозг, словно вонзались в него тонким штопором, причиняя нестерпимую боль.

 Прошло два года.

 Волею судеб я снова оказался в Смоленске. Каждый день я думал об этой замечательной девушке, мучаясь чувством вины. Это чувство почему-то намного усиливалось, едва я приближался к месту, где Таня раньше работала, к тому ресторану, где мы познакомились, к нашему излюбленному бару, где мы пили шампанское. Мысль о том, что она лежит где-то на местном кладбище была мучительной. Наконец, я не выдержал и приехал к дому, где она жила. Был теплый августовский вечер, только что прошел приятный дождик, и город облегченно вдыхал свежесть чистых деревьев. Вот он, такой знакомый дом… Я сел на лавочку, задумался, вспоминая все наши дни и ночи, встречи и расставания.

 Внезапно я едва не потерял сознание. Прямо на меня шла девушка в светлом платье, перед собой она катила коляску с младенцем. Так похожа на Таню, как будто сестра-близняшка!
 Когда она приблизилась на расстояние метра, я почувствовал, как мои ноги обмякли и не слушаются меня. Я хотел встать со скамейки и не мог этого сделать.
     — Ты? — в горле было сухо, поэтому я даже не узнал своего голоса. Девушка остановилась, повернула лицо в мою сторону. И сильно вздрогнула.
 Передо мной стояла Таня. Я бросил взгляд на её руки — поперек обоих запястий были отчетливо видны несколько шрамов. Она смутилась моего взгляда, и подняла кисти к плечам, как тогда, в той далекой Риге, в свете солнца из окна. Мы молча смотрели друг на друга целую минуту. Наконец, она, быстро смахнув слезинку со щеки, наклонилась к заплакавшему в коляске малышу, успокоила его и выпрямилась.
     — Прости меня… — эти слова одновременно слетели с наших губ.

 Бог простит.