Настоящая любовь есть

 Я писатель. Не я выбрал это дело – дело выбрало меня. И я не противился своему призванию.


 Ночью, как и всех писателей, меня часто одолевает творческая бессонница. Иногда я сажусь за стол, иногда работаю как Бальзак – в постели. Беру в руку свой стилос, и необузданное вдохновение начинает водить мою руку туда-сюда, туда-сюда...


 Однажды, после одной из таких бессонных творческих ночей, утром раздался звонок в дверь. Я открыл. На пороге стояла, кажется, женщина. Её внешность красноречиво намекала на наличие у неё неординарной души: кривые ноги, жирное тело, покрытое бородавками лицо, жидкие волосы на втором подбородке. А я... так и предстал перед ней: свободный художник в замызганной майке со следами сублимаций на спортивных штанах.
«Комнату сдаёте?» – спросила она гнусавым голосом. «Да», –   ответил я, жестом приглашая в дом. Она вошла, разулась, наполнив прихожую запахом застоявшихся маринованных огурцов, и нагло пошла по коридору. Предчувствуя нечто фатальное, я поплёлся за ней.


 Живу я в двухкомнатной. Временно не работаю. Произведения мои никто не печатает и, чтобы не умереть с голоду, я решил взять квартиранта.
«Творческий беспорядок. Как у Пушкина»,  –  сгнусавила она небрежно.
«...Пушкина» – меня словно обожгло. Внизу шевельнулось.
«Прям как у Бальзака», – сказала она с ехидцей, увидев на столе старую печатную машинку.
 Василий – товарищ по цеху – как-то мне объяснял как пользоваться «Вордом», я нихуя не понял и решил в целях экономии электроэнергии приобрести печатную машинку. Нашёл на барахолке «Олимпию», и стучал на ней при свече по ночам, пока сосед не пообещал дать мне п***ы. Заподозрев подвох, я стучать перестал. Но машинку оставил: для вдохновения.
 «...Бальзака» –  от этого он уже встал в полный рост. Первое впечатление меня не обмануло – она действительно оказалась женщиной редкой, тонкой, и возвышенной души, которую я безнадёжно искал уже много лет. Я понял что пропал.
«Писатель?» –  она обернулась.
«Да», –  с трудом выдавил я. Она осмотрела меня с ног до головы, задержавшись на стоявших палаткой штанах, и добавила задумчиво: «А у вас большой творческий потенциал».
«Ну, не такой уж он и большой» –  промямлил я. И завертелось. Финансовый вопрос отпал сам собой.


 Я полюбил её за душу. Ещё никогда со мной такого не было. Никогда ещё я не любил так, по-настоящему. Прежние увлечения бездушными длинноногими «куклами» не могли удовлетворить мой душевный голод. То были «Педи-Гри», «Чаппи» всухомятку, а теперь я имел возможность вкусить сочных райских яблок, можно сказать с дерева, и получить весь необходимый комплекс витаминов. Она умела любить как никто до неё. Она могла декламировать стихи где угодно: на столе, на полу, в парке, в лифте...


 Когда она читала стихи классиков, меня охватывало такое сильное восхищение, что я входил в неё не дожидаясь окончания чтения стиха. А она, чтобы я не терял возвышенности духа, продолжала читать в такт моим движениям: «...буря... мглою... небо... кроет... вихри... снежны... е... крутя... токак... зверь... она-а-а!...» Она завывала, и мы разом заканчивали. Я плакал как дитя.


 Уже тртий месяц как мы счастливы. Сублимации мои прекратились. Устроился на работу. Уже не пишу. Пишу это, чтобы женщины с неординарной душой знали –  настоящая любовь есть.