Горечь от Горчева

Итак, я продолжаю выполнять свою установку на чтение современной российской литературы, и также, по мере сил, знакомить заинтересованных читателей в моих изысканиях.


На этот раз я хочу немного поговорить о книге Дмитрия Горчева «Жизнь без Карло. Музыка для экзальтированных старцев» (М: АСТ, СПб: Астрель-СПб, 2011). Сразу признаюсь, что мое знакомство с писателем Горчевым ограничено одной — указанной выше — книгой, что, конечно, делает мои суждения о нем несколько относительными. Но, с другой стороны, не лишенными смысла, потому что, как известно, в микрокосме — макрокосм. 


Книгу Горчева я не покупал, мне подарил ее один мой близкий друг, и она довольно долго валялась у меня на полке, пока — охваченный желанием прочесть всех современных российских писателей — я не набросился на нее.


Дмитрий Горчев — известный петербургский писатель, к сожалению, он уже умер, и совсем недавно. Известен он в том числе и тем, что, значительную часть жизни проведя в Петербурге, последние годы он жил в одной деревне Псковской области (о чем он тоже пишет в своей книге). 


Насколько я понял, Горчев — это его настоящая фамилия, а не псевдоним, как у Горького. Но вот, забавная штука, эта фамилия действительно как-то подходит к общему духу того теста, который я прочел.


Сразу скажу, что я от него не в восторге. Но, с другой стороны, - я не могу сказать, что мне неинтересно было его читать. Вот такое двойственное впечатление.


Наверное, имеет смысл сначала поговорить о том, что вызвало мое отторжение.


Первое, что мы читаем в книге, — заглавие. Вот оно и вызвало. «Жизнь без Карло». Я выше уже сказал, что данная книга долго валялась у меня на полке. И что же меня останавливало? Заглавие. Оно непонятно. А заглавие должно быть понятным. Или — непонятным, но в хорошем смысле слова, притягательно непонятным. Все это к заголовку книги Горчева не относится.


В самом деле, чем меня, допустим, человека, стоящего у книжной полки магазина и видящего этот заголовок, он может заинтересовать? Что я могу в нем понять? Чем он может меня притянуть? Ничем. Возникают очень слабые ассоциации с Буратино, но ты в них не уверен — причем здесь Буратино? Потом возникают ассоциации с чем-то латиноамериканским — но тоже, причем здесь это? Кто из петербургских писателей, в здравом уме и памяти, будет писать о латиноамериканцах?


Заглавие не оправдывает себя на этом предварительном этапе знакомства. Но, в конечном итоге, бог с ним, со знакомством (я не знаю, купил бы я книгу с названием «Анна Каренина», если бы она не была общепризнанной классикой, это название мне тоже особо много чего не говорит). Но, самое печальное, что оно не оправдывает себя и дальше, когда ты углубляешься в чтение.


Заголовок связан с жанровым форматом книги. В аннотации к ней сказано, что по жанру это - «автобиографический прото-роман». Кстати, последнее словечко мне очень даже понравилось. Действительно, перед нами — некое собрание отрывочных эпизодов из жизни автора в армии, когда он был молодым, и, из его же жизни в деревне, когда он был уже в возрасте. Эти эпизоды перемежаются друг с другом, армейские называются (характерно) «Двадцать грамм», деревенские - «Деревня». О них еще речь впереди.


Но вот в начале и в конце автор предъявляет себя читателю в образе Буратино — деревянный, брошенный и т. д. Здесь уже и становится понятно название книги - «Жизнь без Карло». То есть, без отца, или без бога, без чего-то важного.


Да, смысл названия становится понятен, но мне все равно кажется, что оно неудачно. И приплетать сюда этого  Буратино тоже было совсем необязательно. Этому образу не веришь — он ведь только в начале и в конце и появляется. Наверное, то ли автор, то ли издатель захотел придать своим воспоминаниям какую-то художественную цельность — и придал, но довольно надуманно. В конце концов, всем известно, что издавать сборник рассказов — накладно, а издавать роман (или хотя бы «прото-роман») - коммерчески более перспективно.


Что еще показалось мне не очень интересным? Вот здесь я скажу такую фразу, которую мне придется долго объяснять и защищать, потому что, наверное, не все, или не в такой формулировке, со мной согласятся. Мне показался не очень интересным сам формат — автобиография, эпизоды из жизни, отрывочные воспоминания. Это, конечно, нужно пояснить.


Бесспорно, что автобиографическая проза является важнейшей частью литературы, как на Западе, так и у нас. Это все — ясно. Но: во-первых, не всякая автобиографическая проза удачна, во-вторых, - и это уже мое личное ощущение — автобиографизм как жанр выдохся. 


С первым никто спорить не будет. Хочу ли я, в таком случае, сказать, что у Горчева не получается автобиографическая проза? Нет, я думаю, что у него она, по большей части, вполне читаема и в этом смысле он интересен. Его «проблема» была в другом — он писал «автопрозу» в то время, когда ее читать уже никому особенно не хочется. Когда литературный тренд изменился — причем не в качестве поверхностной моды, а в качестве чего-то объективного. Виноват ли в этом сам Горчев? Не знаю, может быть, и нет, а, может быть, - и да. Возможно, он мог сказать нам как писатель намного больше, если бы взялся за старый добрый литературный вымысел.


Насколько я понимаю, пик авто-прозы пришелся на XX век. И этот пик, эта волна — прошла. Я сам в юности и молодости читал очень много такой прозы. Примеров можно приводить очень много — Генри Миллер, Чарльз Буковски  и многие другие на Западе; Эдуард Лимонов (я прочел почти все его книги эмигрантского периода, вообще, был его фанатом — вот ужас-то), Сергей Довлатов (со своими анекдотами). Можно копнуть и глубже, я имею в виду Россию, ведь у нас был потрясающе интересный писатель и философ Василий Розанов, живший на рубеже столетий, и писавший то ли афоризмы, то ли случайные жизненные впечатления, то ли и то и другое. И он делал это просто гениально.      


По моему скромному мнению, автобиографическая проза появилась (в силу каких-то причин, здесь не место разбираться — каких), взлетела и — сейчас переживает упадок. В сущности, она все сказала. Во всё залезла. Во все дыры, возможные и невозможные. Все описала. И, выполнив какую-то свою функцию, ушла. Наверное, она была нужна в условиях жесткого формата классической литературы. Писатели — и читатели - в какой-то момент открыли, что, для того, чтобы быть интересными, авторам не обязательно заниматься сублимацией и извращать свою личность в сложных перипетиях литературного вымысла. Это, конечно, был настоящий переворот. Кстати, уж если зашла речь о корнях, первым здесь, наверное, был Жан-Жак Руссо, который написал «Исповедь», главным героем ее был он сам. В то время это было сногсшибательно (после него свою уже «Исповедь» написал Лев Толстой, который сделал аналогичное открытие).


Но — время идет. Сейчас, в начале XXI века, нам уже не очень интересна личность автора, не так интересна, как раньше. Мы все, в сущности, более или менее, одинаковы. И — назвать какие-то известные крупные литературные произведения последних десятилетий, западные или российские, которые были бы автобиографической прозой, я, например, не могу. А вы, читатели?


По крайней мере, в России все — Акунин, Пелевин, Сорокин, Ерофеев, Улицкая, Быков, и многие, многие другие — этим не балуются. Наверное, перед нами — очевидный ренессанс традиционной формы (но не содержания, конечно) — литературного вымысла. Известнейший теоретик искусства XX в. В. Вейдле в книге «Умирание искусства» написал, что традиционный литературный вымысел умер, он больше не используется в современной литературе. Все писатели пишут про себя. Так вот — насчет своего столетия он был прав, а, насчет перспектив, он ошибся. В новых условиях, по-новому, вымысел вернулся.


Личность интереса не вызывает, вызывает интерес то, что она хочет сказать нам об этом мире. Если ей, конечно, есть что сказать. Безусловно, в этом ее высказывании мы увидим и саму личность. Но — опосредованно. А нам столько и нужно, не больше. Шокировать нас откровенностью не нужно, потому что, как писал один постмодернистский философ (Бодрийяр), в современном мире ничего откровенного уже нет, все уже открыто, плохо это или хорошо — неважно.


Возвращаюсь к Горчеву. Так вот, читая его, я испытывал противоречивые чувства — с одной стороны, мне было интересно, с другой — мне казалось, что все это в плане своего формата, а не содержания, уже написано неоднократно. И воспоминания, и кажущиеся гениальными мысли и высказывания.


Автобиографизм, афористичность — оружие обоюдоострое, оно может как стать силой автора, так и быть обращенным против него самого читателем. Приведу еще пример из истории. Все мы знаем Ницше — в плане стиля он был великим создателем афоризмов. Он забирался на свои горы и думал там свои мысли. И читать это интересно до сих пор. Но — я могу по пальцам пересчитать мыслителей и писателей, которые писали отрывки такого же уровня, что и Ницше. Может быть, это еще — Марк Аврелий и некоторые другие. Но вот, например, читать афоризмы французского философа XX века Сиорана — мне уже было совсем не так интересно, как книги Ницше, хотя — уж как он старался их выписывать, но это было искусственно.


Для того, чтобы высказывать в афоризмах свои мысли — а такой элемент в книге Горчева есть — нужно какое-то потрясающе глубокое чутье, что они будут интересны не только тебе. Это — на грани безумия, которое и накрыло, в конце концов, того самого Ницше. Извините за пафос, нужно вступить в противоборство с самим богом и выиграть его, чтобы заслужить право обнародовать мысли, просто случайно пришедшие тебе в голову в надежде на то, что они — именно в таком случайном виде — важны для всех.      


Если такого или чего-то подобного — нет, то можно сорваться. Чтобы не быть голословным, приведу пример из Горчева. Отрывок - «Другая жизнь. Патриотизм» (под другой жизнью имеется в виду жизнь автора до отъезда в деревню). Сначала писатель говорит, что не любит любое государство, потом — за что он не любит русское государство. И в конце, как завершающий аккорд: «Однако же вот за это пространство, которое благодаря им (то есть, русским царям — П.К.) или вопреки им образовалось и пока что существует, я глотку при возможности выгрызу, выплюну и утрусь рукавом». (стр. 269).


Ну и что дальше, хочется спросить? Что? Дело ведь не в том, согласен я, например, с таким пассажем или нет (может и согласен, но это неважно). Мы же говорим не об идеологии, а о литературе. Как литература это неинтересно. Вообще, у Горчева есть такой грех — он любит надевать на себя маску этакого грубияна, но не глупого грубияна, который говорит-де некие умные мудрые вещи, и даже с матом. Но у меня это ничего, кроме смеха, не вызвало, а автор, наверное, рассчитывал на какую-то другую реакцию. Если даже эта маска — намеренный элемент сатиры, все равно она как-то не проходит. Особенно на фоне действительно глубоких других отрывков, о которых я буду говорить  во второй, хвалебной, части своей рецензии.


Одним словом, там, где Горчев претендует на некий пафос — пусть и с граммом самоиронии — у него это не получается. В конечном итоге, все это скатывается к какому-то «мужланству» (или псевдомужланству), очень, наверное, популярному в определенной части аудитории, о которой писатель не забывал.


Можно отметить и мелкие недостатки, которые, может быть, не имеют большого значения, но, все-таки, коробят глаз. Например, - абсолютно недопустимые устаревшие речевые обороты. На стр. 15 Горчев употребляет — вполне серьезно — слова «дабы» и «буде». Зачем же допускать такие вещи в своем тексте? Никакого смысла они не имеют, это просто некая не отредактированная инерция. Логика здесь такая — если литература, значит, с «дабы».


Еще — мелочь. Горчев употребляет мат. Само по себе это не напрягает (хотя, мне кажется, что его неоправданно много, но это уже дело вкуса). Но вот пишет он матные выражения как-то странно. Замечу, что книга издана в авторской редакции, то есть, опять-таки, не отредактирована. Например, слова «на х...» Горчев пишет слитно. Причем — везде (то есть, довольно часто). К чему это — непонятно. Никакого глубокого смысла я в этом не увидел, просто каждый раз кажется, что это опечатка, но это невозможно.


Наверное, хватит о недостатках. Впрочем, о главном из них я еще не сказал. Он заключается в том, что «Жизнь без Карло», к сожалению, не вызвала у меня ощущения целостного художественного послания. Отдельные главки в ней живут и интересны, но эти разбитые стекла не собраны. И, следовательно, мне осталось непонятным, что, собственно, хотел донести до читателя автор. Умел ли Горчев описывать жизнь? Да, безусловно. Умел ли подмечать в ней что-то такое, что мы, обычные люди, не подмечаем? Да. Но — отсюда еще очень далеко до наличия некоего генерального образа-идеи, которым, наверное, должен обладать любой творец.


В прозе Дмитрия — и в проглядываемой через нее его личности (которой я, конечно, не знаю) - я увидел не этот образ-идею, а просто талантливого и несчастного человека, раздавленного жизнью. Я увидел горечь, я говорю это без всякой иронии. Вот эту раздавленную жизнь писатель нам и предъявил. Но, при всем сочувствии к нему, я, все-таки, хотел бы, чтобы литература говорила не о поражении человека перед лицом жизни, а о его победе. Абсолютно неважно, в какой форме эта победа будет иметь место — религиозной, светской, сексуальной, интеллектуальной, все равно.               


Жизнь его раздавила, там мне показалось, хотя я могу ошибаться. Жизнь — жестокая (насилие в армии и т. д.) - заткнула ему рот, и не дала ему, наверное, не только высказать, но даже и создать в голове свой образ-идею. Книга «Жизнь без Карло» (здесь и открывается смысл названия) — это свидетельство о бессилии, о том, что все разбилось на мелкие осколки и собрать ничего невозможно. Извините за то, что я влез так далеко, - это книга о том, почему Горчев не написал своей великой книги, свой ответ жизни, почему он не нанес ответный удар. Книга-оправдание. У меня все время было ощущение, когда я читал, что Горчев, конечно, силен в том, что он пишет, но еще сильнее он в том, что он не пишет, о чем он молчит. 


Горчева контузило жизнью. И его текст — холодная запись его медленного умирания. Это не столько литературное произведение, сколько дневник отчаявшегося человека.


Но, опять-таки, - мне не нужен дневник. Я и сам — такой же отчаявшийся. Мне нужен другой человек в его победе. Потому что человек — это и есть победа над жизнью.


Во всем виноват уже упомянутый выше автобиографизм, который стал «последним прибежищем» Горчева. Писать о себе — легко. Понять себя — намного сложнее. А это не одно и то же. Можно прописать всю свою жизнь — и ничего в ней не понять. А можно — создать, казалось бы, отчужденный литературный образ — и тайна личности, тайна жизни в этом образе раскроется. Создание такого образа — и есть победа человека-творца над бессознательным жизненным потоком, который все время давит на него.



Конечно, в «Жизни без Карло» (без Карло дель Понте, бывшего председателя Гаагского трибунала? - шутка) есть очень много достоинств, о которых я уже долго распространяться не буду, потому что основное уже сказано. В книге есть потрясающе и без излишеств прописанные сцены из армейской жизни автора, полной жуткого насилия. Есть — странные зарисовки, с еле читаемым смыслом, абсурдистские, хотя их и немного, но — они впечатляют. Есть сильные описания жизни в деревне, такие, что действительно хочется все бросить и уехать. Есть, наконец, убойная фраза в начале основного текста прото-романа: «Читатель нынче совсем ох...ел» (стр. 9). Много чего есть. В конце концов, достойна похвалы сама по себе попытка Горчева ответственно рассказать о времени, в котором мы живем, — сложном и непонятном.


Советую ли я своим читателям браться за эту книгу? Не знаю. Наверное, все-таки, да. Просто чтобы понять, как сложно быть человеком и быть писателем в современном мире. Может быть, книга именно об этом? 










5 сентября 2011 года,
Колтуши