Несостоявшийся утопленик. гл. из пов. Кружение лет

 

…Ма-а-а-ма, ма-а-а-ама! -  истеричный, далёкий вопль ворвался в омрачённое сознание. - Что это? Кто так истошно орёт? Вот снова … Ма-а-а-ама, лю-юди, по-о-мо-гите, спа-а-а-си-и-те!!!
    Звуки проникали в голову, минуя мои звуковые локаторы - уши. Они образовывались как будто в голове. Крепко зажмуренные глаза вдруг распахнулись сами собой. В них ударил свет ослепительно яркого солнца на чистейшем, без малейшего облачка, ярчайшей голубизны небе. Стало проясняться понимание происходящего. Я обнаружил себя лежащим в воде, с широко раскинутыми ногами и слабо шевелящимися руками. Голова полупогружена в воду, один нос да рот наверху. По-видимому, у меня какое- то время было омрачено сознание, и я совершенно не соображал, что со мной, периодически уходя под воду и всплывая, что бы завопить. И, вот теперь, наконец, пришёл в себя.  Оказывается, ору-то это я!
     Вместе с пониманием происходящего, пришёл страх, животный, леденящий душу страх близкой смерти, заставивший моё тело вновь судорожно заколотиться и погрузиться под воду. Ведь, утону я сейчас  и не будет меня.      Очередная порция воды заставила меня снова закашляться. Кашель обессиливал, делая руки и ноги неимоверно тяжёлыми, неповоротливыми. Приняв по возможности горизонтальное положение на спине, я долго, надсадно откашливаюсь. Ну, вроде, отпырхался.  Лежу, отдыхаю.
    Солнышко, на которое я неотрывно и совершенно спокойно смотрел, вдруг подёрнуло рябью, оно потеряло свои резкие очертания, расплылось, став зеленоватым, колеблющимся, ярким пятном. Я медленно погружался под воду. Когда яркость пятна стала невелика, я, наконец, сообразил, что погрузился под воду и достаточно глубоко. Удивительно, но в этот момент мне совершенно не хотелось дышать.  Инстинктивная задержка дыхания была очень велика, но если бы у меня в этот момент возникла потребность в кислороде, я, конечно же, не поднялся бы на поверхность. По всей вероятности, кровь и ткани достаточно насытились кислородом во время моих откашливаний. Снова пришёл жгучий страх смерти, заставив  меня заколотить руками и ногами. Я пробкой вылетел на поверхность. Вдох обошёлся без очередной порции воды. Я дышал, дышал полной грудью, и силы стремительно возвращались ко мне.
    Приподняв голову, осмотрелся. Течение медленно несло меня в сторону товарной пристани. Так назывался пирс, к которому причаливали грузовые пароходы, баржи и сухогрузы. До берега метров сто. Для меня, умеющего плавать только по-собачьи, это расстояние казалось ужасно большим. Я снова запаниковал, не доплыву ведь. Но ведь я могу потихоньку и на спинке плыть, это не утомительно, а течение мне поможет.
    Я лёг на спину и, медленно двигая руками, и, булькая ногами, поплыл  наискосок течения к берегу. И поплыл ведь. Течение мягко подталкивало меня в левый бок и до меня дошло, что теперь оно мой хороший союзник и помощник.
   Теперь я плыл, не боясь захлебнуться, тщательно соразмеряя и контролируя   движения своих рук  и ног, изредка приподымая голову, чтобы осмотреться. И только когда дно царапнуло спину, я перевернулся и, встав на четвереньки, выкарабкался на берег.
   На берегу оказалось много народа, и как я понял, все жадно наблюдали мою борьбу со смертью, что бы потом похвалиться, что видели, как мальчишка сегодня утонул.
   Плюхнувшись брюхом на песок, я, обессиленный, затих.
   Кто-то потряс меня за  плечо. Я приподнял голову и сквозь слёзы увидел пожилую женщину,  проявившую ко мне участие.
    -  Ну, милай, а мы тут думали, что ты утопнешь таки. Нет, выплыл, молодец. Я кричу мужикам, помогите мальцу, утопнет ведь. А они грят: - да придуривает вон. Я сама хотела в воду т прыгнуть, да плавать не больно горазда.  Боязно, да и стара уже.
Несколько  мужиков разных возрастов, смущённо топтались возле нас.
    -  Ну, не утоп же, - произнёс бородатый мужик с деревянной ногой.  - Слава Богу,  в рубашке видать родился!
    Остальные загалдели, поддерживая: - В рубашке, в рубашке видать. Ямы тут, ого-го какие и водовороты,  упаси  Господь. Повезло парнишке.
Перевернувшись, я сел на песок. Ко мне участливо склонилась женщина:
   - Ну, как ты, милай, получше тебе?
Неожиданно для всех и самого себя, я скроил рожу и, закатив глаза, выблевал изрядную порцию воды прямо на платье и на ноги женщины.
   -  Ах ты, паразит, - выругалась она.  – Вона, как окатил меня всюю. Хытьба рыло-то отвернул в сторону чуток.
     Я, сунувшись в песок, заплакал.
Народ, насладившийся зрелищем и решивший, что больше ничего интересного не будет, разошёлся.
    Послышался быстрый топоток и, обдав меня песком, кто-то упал рядом.   Обняв меня за плечи, прижался ко мне Лёнька Богомолов, дружок мой и одноклассник. Увидев моё зарёванное лицо, Лёнька растянул губы и тоже тихонько завыл.
    - Я умал, ты уонешь!  - сквозь всхлипывания произнёс он, размазывая рукой  по лицу слёзы и сопли.
   Малопонятную для других речь его, я разбирал хорошо. Как я уже говорил, с Лёнькой мы не разлей вода с первого класса. А лето - где же проводить, как не на реке, что мы и делали. Рыбная ловля, купание, загорание. Полураздетые,  всегда босиком. К концу лета подошвы становились твёрдыми, как деревяшки. Мы иногда баловались, превращая их в ёжика. Доставали по коробку спичек и, поджигая втыкали в подошвы горящими головками. Спички приваривались к толстой загрубевшей коже, а мы хвалились друг перед другом этим украшением на подошве. Ставили на спор, кто больше воткнёт спичек. Ну, иногда и обжигались, ставя спичку в менее огрубевшее место.
     Родная, милая нашему сердцу Вятка. Сколько радости и удовольствия ты нам доставляла. И сегодня, ты пощадила меня, десятилетнего пацана, так неосторожно решившего измерить глубины её. А как всё весело началось.
    С  Лёнькой мы прискакали на реку достаточно поздно.  Утренний клёв мы проспали, и солнце поднялось уже достаточно высоко. Половив со старого, одним концом лежащем на песке плота, с которого женщины зачастую прополаскивали бельё, ничего не поймав, мы с Лёнькой побросали свои удочки и стали купаться, ныряя с края плота. Глубина  где-то по пояс, течение слабое, знай, резвись. Вода вот холодновата, не нагрелась ещё.   Накувыркавшись до клацанья зубов, выскакивали на песок и отогревались, засыпая друг друга тёплым песком. Но вот и солнышко поднялось высоко, стало припекать.
   - Поэжали на осу, ам эсок орохый,  - предложил Лёнька, что означало: - побежали на косу, там песок хороший.
    Действительно, посреди Вятки,  рядом с фарватером, чуть выше по течению от железнодорожного моста, была длинная, метров двести, песчаная коса.  А между нею и берегом, в одном месте глубина была по щиколотку, и перебежать с берега на  косу не составляло труда, что мы с Лёнькой и сделали, с гиканьем и воплям, поднимая тучу брызг.
   Вот и остров.
    - А есок есь ой-ай-ай! - Кричит Лёнька, загребая песок ногами.
     Действительно, после бегания по воде, песок кажется, очень горячим. После долгой беготни, купаний, кувырканий, загорания, мы, устав, решаем вернуться на берег к своим брошенным на плоту удочкам. Лёнька побрёл по знакомой отмели, а я пошёл немного ниже по течению, где была вода по пояс. Я шёл, высоко поднимая колени, булькая и  энергично загребая воду, создавал буруны, представляя себя кораблём. Течение понемногу сбивало меня с прямого пути, снося на глубину. Неожиданно дно из под ног ушло, и я окунулся с головой, попутно хлебнув вместо воздуха изрядную порцию воды, которая попала и в дыхательное горло. Оттолкнувшись от дна, я пробкой вылетел на поверхность. Зайдясь в судорожном кашле, замахал руками и поплыл против течения, на отмель, пытаясь нащупать дно ногами.
- Лёнька,  - кашляя, заорал я,  - помоги!
    Лёнька находящийся   выше по течению, метрах в тридцати от меня и которому вода была по колено, галопом поскакал ко мне. В двух метрах от меня он провалился в воду по грудь. Течение мягко подталкивало его ко мне, а я изо всех сил, преодолевая  сопротивление воды, пытался подгрести к нему.       Наконец руки наши встретились.
    Крепко схватив меня за пальцы,  он так сильно дёрнул меня к себе, что я погрузился под воду с головой и, хлебнув воды вместо воздуха, снова зашёлся в кашле, который вконец обессилил меня. Вместо того, чтобы энергично помочь  Лёньке в его усилиях, я лишь вяло, как дохлая рыбина шевелил плавниками.  И всё же он, не измотанный ещё борьбой с течением, умудрился вытянуть меня на более мелкое место. Зайдя сзади, и ухватив меня за ступни ног, мой спаситель попытался толкать меня впереди себя. Но это было явной ошибкой, надо было просто тащить меня на мелководье.    Какое-то время это ему удавалось. Глубина была всего по пояс ему, но я, обессилевший, и обалдевший от кашля, безвольной бревнушкой лежал на воде, всецело полагаясь на своего спасителя
    Не знаю, что меня удержало от того, чтобы просто поставить ноги на дно и отдышаться. По-видимому, сознание было замутнено, и я совершенно не соображал. Мой буксир-толкач устал в борьбе с течением и, отдуваясь, что-то пытался мне говорить, но я ничего не понимал, а лишь вяло двигал руками, больше мешая Лёньке, чем помогая.
    Течение неожиданно развернуло мою баржу боком и снова понесло на глубину. Ухватившись за мои ноги, мой Лёнечка попытался удержать меня, но силёнок уже не хватило и он, испугавшись, что я и его затяну на глубину, отпустил меня. ,,Плыви мой чёлн, по воле волн…!
   Моя попытка встать на дно, привела к очередной порции воды принятой в трюм и судороге кашля. Усталость, паническая боязнь глубины, неуверенность в своих силах, мысль о том, что я сейчас утону, и привели меня к потере сознания, из которого и вывел меня   вопль моего Я:
- Ма-а-а-ма! Спа-а-а-си-и-те!...
Но как я, в момент потери сознания, не захлебнулся, это ба-а-льшой вопрос!?