Losing My Religion

Писалось как зеркальный фик к «Аттестату зрелости».
Пришлось самой, и тихо надеюсь, что мя будет не только мне.
Вдохновлялась известной песней R.E.M., давшей название фику.

Санзо сидел под деревом и невидящим взглядом смотрел прямо перед собой. На душе было тоскливо и муторно. Последние дня два на него даже никто не нападал, кровь проливать не приходилось… зато оставалось много времени на печальные размышления.
Почему, сколько он ни бродит по диким лесам, это ни на шаг не приближает его к цели – к похищенной сутре учителя? Потому ли, что он недостоин, что не смог остаться чистым? Как же не повезло учителю, что больше некому оказалось передать священный сан…
От этих, привычных уже, мыслей юного монаха отвлёк какой-то шорох. Перед затуманенным взором возникло существо. Кажется, вполне человеческое. Густая каштановая чёлка, очки, мальчишеская одежда, но, но… Показалось или фигура у неизвестного была непривычная для монашеского глаза, с выпуклостями и округлостями, почти немыслимая в этом лесу?
– Иди своей дорогой, женщина, – зло буркнул Санзо. – Ты мне мешаешь.
– А что, на тебя уже и поглядеть нельзя? – девчонка, видимо одних с ним лет, ехидно усмехнулась. – Ты же просто сидишь и ничего не делаешь.
– Я медитирую! – огрызнулся Санзо. – И пытаюсь постичь истину!
– Заметно, ага.
– Я даже не должен находиться в твоём обществе! Иди отсюда по-хорошему, а не то застрелю!
– Оригинально, – девушка, не переставая тихонько смеяться, сделала ещё несколько шагов к нему. – С каких это пор монахам выдают оружие и позволяют им пользоваться? Или ты его украл?
– Нет. И я тебе докажу, что владею…
– Глупенький ты. И маленький ещё…
Рука Санзо с пистолетом дрогнула. В первый раз за последние три с лишним года. Дело было даже не в том, что он не смог бы поднять руку на девушку – хотя в этих лесах женщин как-то и вообще не встречал. Просто… по-хорошему, её слова должны были дико его обидеть, а на деле от её голоса, от её интонаций прямо-таки слёзы на глаза навернулись. Стало ужасно жалко себя.
Освящённое оружие упало на траву, а девчонка подошла совсем близко. И осторожно-нежно пригладила растрёпанные волосы Санзо.
– Не трогай меня, – это прозвучало тихо и неубедительно.
– Тише, тише, не шипи, – чужая тёплая рука стёрла грязную полоску с его щеки. – Ты когда ел-то последний раз?
– Вчера. Или позавчера, не помню.
– Тоже мне. Так святым не станешь… только пропадёшь зазря. Сейчас поделюсь чем могу…
…Они сидели рядом, поглощая нехитрую снедь. Санзо стал было отбиваться от мяса, но девчонка снова засмеялась:
– Когда скоро ноги протянешь – не до обетов. Ешь давай, ты мужчина и ещё растёшь! – она протянула ему кусок мяса на отломанном краешке лепёшки, поднесла к самым губам… и он откусил из её рук. Это было так странно… волнующе и приятно.
Не давая себе привыкнуть к этим новым ощущениям, разобраться в них, Санзо отодвинулся и, когда прожевал, спросил:
– Тебя хоть звать-то как?
– Хоа. Чо Хоа.
– Корью. То есть Генджо Санзо. Что ты тут делаешь одна и в такой глуши?
– Иду по своим делам. У меня есть цель и оружие. Так что я дойду.
– У меня тоже есть и то, и другое.
– Только чего-то не хватает. У тебя глаза пустые. Если ты и ищешь что-то – то не можешь найти, ведь так?
– Это моё дело. Разберусь. А твоих глаз я вообще не вижу…
Хоа улыбнулась и сняла очки. Взгляд у неё был рассеянный, видимо, в самом деле мало что так различала… но глаза зелёные, яркие, слишком яркие и красивые, чтобы это было реально… Санзо даже зажмурился, встретив её взгляд.
– Ты чего? Смешной такой…
– Ты… точно человек?
– С утра вроде была. Хотя кто меня разберёт, я могу так вляпаться, что потом родная мать не узнает.
– Не стоит. Девчонке и так опасно ходить одной…
– Фигня, я не хуже тебя. А почему ты спросил, кто я?
– Потому что я подумал, что в тебе есть чары.
– Вот уж никогда бы не подумала, что есть. Во всех смыслах. Ты просто… дай угадаю, первый раз в жизни с девушкой общаешься?
– А ты думала. Я же сказал – мне даже запрещено находиться в твоём обществе.
– Убивать тебе тоже запрещено. А я не кусаюсь…
– Я сам кусаюсь, когда ко мне лезут.
– Очень богоугодно.
– Не издевайся, – в глазах его была боль, как будто девушка раз за разом попадала острой стрелой точно в цель…
– И не думала. Я мало что понимаю в ваших священных заморочках, я удрала из католического приюта и поставила на всём этом жирный крест, и я пытаюсь довести до тебя ту мысль, что тебе тоже не стоит утыкаться в запреты как в стену.
– Знаешь… я бы вообще не стал монахом, я совершенно для этого не подхожу… Но учитель просил меня перед смертью, завещал беречь сутры… Одна у меня, вторую я ищу.
– Как тебе не повезло, – Хоа снова потянулась к нему и погладила по голове.
Санзо вздрогнул. Чужие прикосновения были для него проклятием, ничьи руки, кроме рук учителя, не должны были до него дотрагиваться…
Но только не её пальцы.
От этой Хоа не хотелось отодвигаться, сердце замирало и билось, и он сам не заметил, как тихонечко потёрся о её руку.
– Не переживай, всё будет, – сказала девушка, медленно убирая ладонь. – Просто пойми: ты – это ты, и никто тобой не распоряжается, кроме тебя самого. Ты не обязан соответствовать… ну если только ожиданиям по-настоящему дорогого человека.
– Вот им-то я и не соответствую. Мне на всех, кроме учителя, плевать с высоченной горы.
– Ну и правильно. Ты… будь самим собой, радуйся жизни, если уже кого-то убил – то думай о том, что они первые начали и вообще были очень плохие. Мне кажется, твой учитель прежде всего хотел бы, чтобы ты не просто выжил, но и жил счастливо.
– Наверно. Он пригвоздил меня к месту, заклинанием, чтобы я не вмешивался и меня не тронули. И он дал себя убить. А я до сих пор не простил себе, что он ушёл, а я остался.
– А что ты мог изменить… Теперь тебе надо только поверить в себя и идти к цели. А вот прямо сейчас – лучше всего будет лечь и отдохнуть.
– Я могу тебе довериться? – глупо было спрашивать, после всего, что он ей уже выложил…
– Не бойся, спящего не прирежу.
– Тогда ладно.
Санзо демонстративно закрыл глаза и прислонился спиной к дереву. Все последние годы он мог отдыхать только так – вполглаза, потому что настоящий сон грозил ему кошмарами. Ещё, конечно был вариант вымотаться настолько, чтобы спать вообще без сновидений – но это юному хранителю сутры не светило в ближайшие трое-четверо суток. Да и небезопасно это было…
Через какое-то время Санзо всё же начал съезжать в опасную бездну. Метался, кричал, звал, снова переживал все события той страшной дождливой ночи…
А потом приснилось другое – совсем младенческое воспоминание, он не мог этого помнить, ему только рассказывали… как тёплые, добрые руки вытащили его крошечного из реки, к свету, воздуху и теплу.
И кошмар отступил, и Санзо проснулся. И обнаружил, что голова его покоится на коленях той девчонки, Чо Хоа. Что ему по-прежнему тепло и уютно. Что она склоняется над ним, встревоженно-ласково заглядывает в лицо…
– Ты так кричал… А я побоялась тебя разбудить.
– Ты сделала лучше. Я не помню ночи, когда я видел бы во сне что-то, кроме… Я сейчас даже чувствую, что отдохнул. Теперь моя очередь тебя охранять…
– Ну что ж, вперёд… – она широко зевнула, прикрывшись ладошкой, сняла очки и спрятала в котомку. Что-то долго там перебирала, видимо выкладывая по бокам одежду, а внутрь пряча что потвёрже, а когда закончила – подсунула это подобие подушки под голову и улеглась, подтянув коленки к подбородку.
Санзо глазел на неё, пока она засыпала, и ещё потом долго-долго… А потом осторожно, словно бы и от самого себя таясь, протянул руку, коснулся нежной девичьей щеки, отвёл мягкие каштановые пряди… повторяя те движения, которые чуть раньше делала сама Хоа. Правда, этого ему показалось мало, незнакомое пьянящее чувство подтолкнуло пойти дальше. Положить руку ей на крутое бедро, провести, едва касаясь, повторяя волнующий изгиб. А потом отважиться и на то, чтобы дотронуться до её груди – крепкой и не слишком большой. Идеальной по форме – как казалось ему, неискушённому, хотя девушка и в самом деле была хороша.
Он уже грешен насквозь. Ему лишь бы только выжить, дотянуться, отомстить… и он обязан суметь! Для него теперь эта девушка – не искушение. Наоборот. Как и её бутерброды с мясом, само её общество укрепит его силы. Хоть что-то в этой жизни должно быть радостного и приятного! И, да будь всё проклято, он это заслужил!
Пальцы Санзо осторожно потянулись к высшей точке, к вершине девичьей прелести – и тут он отдёрнул руку. Через мгновение поняв, что накололся на лезвие. Пусть и защищённое чехлом.
Чо Хоа не лгала – она в самом деле прятала на груди кинжал. И сейчас открыла один глаз и сонно улыбнулась.
Санзо вздрогнул и замер. Девушка больше ничем не показывала, что не спит, дыхание её выровнялось… но юный монах до рассвета просидел не шелохнувшись. И боясь даже осмысливать, что с ним происходит…
* * *
Наутро они решили продолжать путь вместе. Хоа утверждала, что её ближайшая цель – выйти из лесу, а у Санзо и направления пути в голове не было – лишь бы обшарить как можно большую территорию. В любом случае оба понимали, что вдвоём веселее, да и безопаснее.
Санзо так и не успел толком расспросить Хоа, доводилось ли ей сталкиваться с лихими людьми и не только людьми. Ребята не успели далеко отойти от места ночлега – как уже столкнулись с несколькими подозрительными типами. Явно намеревавшимися надругаться и над девчонкой, и над мальчишкой, отобрать все нехитрые пожитки и, чтоб жить проще было, порешить обоих.
Разбойники, уверенные, что добыча лёгкая, никак не ожидали пули в лоб и ножа в сердце. Оставшийся в живых предпочёл удрать как можно быстрее.
Хоа вытерла лезвие о траву и спрятала нож за голенище. Значит, у неё их больше одного, лезвий-то… Санзо посмотрел на неё с уважением:
– Жизнь заставила?
– Первый раз, если честно, – она перевела дух. – Сама вот как-то поняла, что делать… чтобы наповал.
– Пойдём отсюда скорее, – он обнял её за плечи. – Не смотри на это. Я в первый раз в обморок свалился…
– Я… ничего, держусь… Туда им и дорога. Я всегда знала… смогу.
– Но ведь это же страшно.
– Страшнее, чем в воображении, – она действительно опиралась на него, дрожа и пытаясь отдышаться. – Но у меня есть право себя защищать. И у тебя оно тоже есть…
– Ты сильнее меня. И опаснее…
– Думаешь? А ты юный выпендрёжник с пистолетом. Я как-то больше доверяю холодной стали. А ну как в патетический момент патроны кончатся?
– Не кончатся. В храме же выдавали.
– Нет, какая у вас интересная религия! Убивать, значит, нельзя, а глаза на необходимую самооборону закрывать приходится… Знаешь, я бы полагалась только на себя. Я ещё надеюсь научиться собирать энергию. Для щитов, ударов… и для исцеления.
– У тебя получится. Ты точно знаешь, чего хочешь. Наверно, сейчас… ты бы и без меня справилась.
– Ты бы тоже мог. Но вдвоём надёжнее, бесспорно.
…Под вечер они дошли до реки. Очень кстати. Потому что жара донимала… да и вообще – слишком многое хотелось с себя смыть.
– Не подглядывай, – буркнул Санзо, поворачиваясь спиной и развязывая пояс.
– Очень нужно, – Хоа сняла очки и задумчиво прикусила дужку.
– Правильно, лучше за одеждой пригляди, там всё моё достояние.
– Скоро я попрошу тебя о том же.
– Понял, – Санзо решил девушку не задерживать, ополоснулся побыстрее, встряхнулся, как кот… Вытираться было нечем, да по такой жаре и не хотелось – лучше было сесть спиной к девушке и обсыхать.
Хоа сразу поднялась. И с минуту за спиной монаха слышались очень волнительные шорохи – но он поклялся не оборачиваться…
Плеск, плеск… Послышалось – или засмеялась тихонько? И опять подумалось – не человек она. Слишком уверенно чувствует себя здесь…
Кажется, её не было вечность. Санзо уже собирался подняться на ноги и одеться… Но тут почувствовал движение за спиной, влажное прикосновение…
Всё-таки человек. Вряд ли ёкай, тем более лесной, стал бы купаться в нижнем белье. А кожей ощущалась мокрая полоска ткани и холодящая металлическая застёжка.
По спине Санзо прошла дрожь. И он выпалил неожиданно для самого себя:
– На твоём месте я бы это снял.
Она подавилась смешком:
– Извини… я это представила. Бесстыдник ты малолетний…
– Так, а тебе сколько?
– Пятнадцать.
– Мне семнадцать. Ну, почти.
– Всё равно… Не совестно?
– Нет. У меня об тебя спина мёрзнет.
– А ты отодвинься.
– А не хочу.
– Тогда терпи, – Хоа подалась ближе, видимо, тоже ища тепла.
Санзо протянул руку, нашарил её ладонь…и девушка позволила их пальцам переплестись.
Несколько минут они привыкали к новым ощущениям. А потом голова Хоа запрокинулась, недлинные тёмные пряди защекотали плечо и спину Санзо. Тот судорожно выдохнул… и попробовал повернуться, увидеть её лицо… склониться и коснуться губами её полуоткрытых розовых губ…
Попытка вышла не слишком удачной – из такого положения удалось только и в самом деле совсем чуть-чуть коснуться. Ничего не понять, испугаться и отпрянуть…
Хорошо хоть девчонка не стала совсем уж обидно смеяться. У неё тоже сильно порозовели щёки… но всё-таки она не дала Санзо подняться и одеться. А уже сама повернулась, некрепко обняла его за шею и снова прижалась губами к губам.
И вот это уже было по-настоящему. Хоть и неумело и неглубоко, да и недолго…
Когда они перевели дух и снова поглядели друг на друга – то вид у них был такой, будто они на пару воровали варенье из буфета и потом ели его одной ложкой.
Хоа улыбнулась и опять, как в первый день, пригладила растрепавшиеся волосы Санзо.
– Ну как?..
Он поморгал, не находя слов… и тоже улыбнулся. Растерянно и совсем чуть-чуть.
– Поняла. Ты не думай, для меня это тоже впервые. Просто ты так очаровательно теряешься…
– А ты, кажется, стала ещё красивее.
– Скажешь тоже. Главное, высохла. Давай одеваться, скоро сядет солнце и мы начнём мёрзнуть.
Санзо молча кивнул. Были другие способы согреться, но он не рискнул бы их предлагать. И так уже…
Но в эту ночь ему не понадобилось кричать во сне, чтобы Хоа подставила ему свои колени вместо подушки. С самого начала ночёвки поманила к себе и устроила поудобнее…
* * *
Пришёл день, когда они вышли из лесу. Санзо точно не сказал бы, сколько они блуждали, а вот Хоа – та, может, и знала. И шла, в отличие от спутника, по-прежнему целеустремлённо, и всё так же молчала о своих целях. Зато заговорила о другом:
– А тебя не смущает, что мы будем ходить вместе, и люди это увидят? Мне-то всё равно, а вот тебе…
– А мне плевать. Я уже столько натворил, что какой из меня, на хрен, монах высокого посвящения? Я мечтаю, когда найду сутру учителя, найти ещё и кого-нибудь, кому можно было бы передать сан. Тогда я открыто возьму тебя за руку… как свою жену и мать моих детей.
– Эй, не слишком ли ты торопишься, Санзо-сама? – она ахала и смеялась, и было видно, что смущена. – Ты так говоришь, как будто всё уже решил. А так скоро только кошки родятся. И даже они не могут родиться, если кот за, а кошка против.
– А ты против?
– По-моему, тебя моё мнение в принципе не интересует.
– Извини. Просто… у меня никогда не было нормальной семьи… а всё, что было, я потерял.
– Знаешь, у меня тоже. Я тебя даже пойму… но это же не повод строить свою жизнь с первым встречным. Ты лучше в самом деле подумай – будешь скрывать, что монах, или скрывать, что мы вместе.
– Ничего я скрывать не буду. Тем более, что мы и не вместе, а только рядом. Да, мне нельзя и этого… но я считаю, что дойду до цели, не пытаясь вписаться в каноны.
– Это очень хорошо, что ты так считаешь. Серьёзно… – и всё-таки самую малость она усмехалась. И если бы Санзо получше разбирался в девчонках – он бы понял: Хоа намекает на то, что это именно она подкинула ему столь полезные идеи…
Больше они на серьёзные темы не говорили. Всё равно, хотя бы на время, оставались позади их ночёвки в лесу, по очереди, друг у друга на коленях, их поцелуи спросонья, со всей нежностью, которую быстро спугнёт окончательное пробуждение…
…В первой же деревне, на постоялом дворе, странная парочка уже приковала множество изумлённых и подозрительных взглядов. Поскольку выдать Хоа за парня и послушника не было никакой возможности, не с её фигурой…
– После тебя мы недосчитаемся нескольких серебряных ложек, – заявил хозяин заведения, в упор глядя на Санзо. – Сдаётся мне, что ты такой же монах, как я танцовщица!
Санзо нахмурился… и без запинки объявил, где самое место этим ложкам. Чем ещё больше укрепил очаровательное о себе мнение. А Хоа даже не покраснела, украдкой смеясь…
К этому времени еда у ребят кончилась, а денег у них и не было – стало быть, им предстояло здесь работать за стол и ночлег на несколько дней. Девушка подошла к мойке, взялась за дело уверенно и явно зная, как надо. Весело посмотрела на Санзо:
– А посуду мыть тебе обеты не запрещают?
– Предписывают, – вздохнул монах, – и пока я от этого отходить не собираюсь.
Навыки у них были примерно на одном уровне, только Санзо явно ленился.
– Не халтурь, – Хоа махнула на него полотенцем. – А то ужин будем делить не поровну!
…Постепенно они втянулись в работу, и на них начали поглядывать с уважением. Как-то вечером даже решили налить молодым людям по чарке вина…
Оба отпили из кружек осторожно, прислушиваясь к ощущениям. Жгучая, терпкая сладость… Щёки Санзо мгновенно порозовели, а Хоа внимательно наблюдала за ним через очки…
– Ты уже под стол падаешь, – заметила она, когда у обоих оставалось где-то по половине кружки.
– Учитель… обещал научить меня пить… и не успел.
– А меня никто не учил, и ничего…
– Не приставай, сутрой получишь…
– Санзо, иди спать! Тебе уже хватит, серьёзно.
– Да ладно! Я…
– Барышня Хоа, может, вам помочь его дотащить до комнаты?
– Я сама.
– Да не трогайте вы меня! – но отбиваться у Санзо не получалось. Только отважно опрокинуть в себя остатки вина – и почти повиснуть на Хоа.
И так они дошли до отведённой им комнатушки. Не веря в монашество белокурого парня, им стелили на полу рядом, правда, они старались раскатываться на разные стороны матраса… А сейчас Санзо буквально упал навзничь, а Хоа присела рядом. Казалось, выпитое не подействовало на неё совсем. И теперь она сидела и вздыхала, глядя на то, что алкоголь делает с мальчишками. Вернее, с одним конкретным мальчишкой…
Санзо никак не мог угомониться, тянул к ней руки, лез целоваться и бормотал феерическую чушь, что-то там про вечность на двоих, про то, что всё у них будет и ничего им за это не… Девушка его отпихивала, и даже успешно.
– Ты всё это забудешь, – зелёные глаза Хоа смотрели не только растерянно, как и всегда без очков, но и серьёзно-печально. – Ты всё забудешь, как только переспишь со мной.
– Зачем ты… зачем ты так? Я же… Хочешь, дам слово? Что всё будет честно…
– Не надо. Чем круче клятва – тем меньше шансов сдержать. Да убери руки! – она снова толкнула Санзо в грудь.
Только он протянул руку и крепко обнял девушку за талию. А в следующую минуту она поняла, что он спит. Да так, что из пушки не разбудишь…
Пришлось хоть как устраиваться поудобнее и тоже засыпать.
…Наутро у Санзо раскалывалась голова, а Хоа проснулась как ни в чём не бывало – только всё тело ломило от сна в неудобной позе.
– Лучше бы я умер… И, главное, ничего не помню. Что я вытворял?
– Ничего особенного, – отмахнулась Хоа и положила ему на лоб прохладную ладонь.
Санзо изумлённо выдохнул – и даже глаза закрыл от нахлынувшего блаженства.
* * *
– И всё же – за чем ты идёшь и к чему стремишься? – Санзо очень внимательно смотрел на Хоа.
– Не скажу. Боюсь сглазить. Найдётся – увидишь, не найдётся – неважно.
Их путь к неясной цели так и продолжался – чередой лесов и деревень, цепью приключений, опасных и не очень. На их жизнь столько раз покушались, что они уже потеряли счёт. И с каждой новой схваткой оба чувствовали, как становятся сильнее – и беспощаднее. И одновременно дороже друг другу…
Венцом всему стало, когда однажды Хоа не просто метнула во врагов сияющий шар света, а ещё больше сконцентрировалась и собрала собственную энергию в щит, прикрывший и её, и, главное, спутника. Девушка подмигнула ему – мол, стреляй, я прикрою… а потом, когда всё закончилось, Санзо тяжело перевёл дух и уронил в пространство:
– Дожили.
– Что? – Хоа невинно улыбнулась.
– Ты нереально крута.
– И при этом всего-навсего девчонка? Ты это хотел сказать?
– Ну… Стыдно не дорасти до твоего уровня, ага.
– Что мешает? По идее, как раз тебя должны были учить подобным техникам…
– Никто никому ничего не должен. Сам научусь.
И он учился. Правда, с переменным успехом – слишком злился, и это отвлекало… Но всё было впереди.
Так же как и ещё более удивительные открытия.
Однажды на них напала тётка-ёкай, напала коварно, исподтишка, примотала их паутиной к деревьям…
– Слушай меня, человеческая девчонка! Ты сейчас увидишь самое прекрасное зрелище на свете. Я завладею настоящим, непорочным Санзо Хоши, я проведу с ним всю эту ночь, а наутро сожру его прекрасное тело! И тогда стану бессмертной! Как хорошо, что ты не зашла с ним дальше щенячьих глупостей!
Обоих ребят трясло от злости, но у них ещё был шанс собраться с силами, пока мерзкое создание болтало и хвасталось.
Если бы Чо Хоа могла – она испепелила бы эту грязную тварь взглядом.
Но в этот раз получилось так, что Санзо спас себя сам. Когда его развязали и разложили на траве – он какое-то время прикидывался сомлевшим и только отчаянно, сдавленно ругался сквозь зубы. Но стоило злодейке совсем разнежиться и потянуться к его губам – как она схлопотала нежданный удар в челюсть. Этого хватило, чтобы она на время отрубилась. А там осталось только отвязать пылающую гневом Хоа и предоставить ей вонзить нож…
Уходили они быстро, тихо, на ходу отряхиваясь и фыркая.
– Как она узнала? – под нос себе возмущался Санзо. – Я же не ношу парадного облачения!
– Мало ли. Знак-то на лбу ты не пропьёшь! И потом, у них ведь чутьё гораздо острее человеческого. Мы с нашими ограниченными возможностями не можем даже представить, как они воспринимают мир и сколько замечают оттенков. И если она верит в такую ерунду, как то, что лопать Санзо Хоши полезно для здоровья, – значит, должна различать, как пахнут тебе подобные.
– Видимо. Более того, она, блин, считала всю мою интимную биографию!
– Ага. Ввиду неослабевающего личного интереса. А я сегодня узнала, насколько же я бешено ревнива, Санзо-сама!
– Это… приятно. И немножко стрёмно. Девушка у меня в телохранителях – это, знаешь ли…
– Я знаю только то, что никому тебя не отдам.
– Я сам тебя никому не отдам.
– Да кому я сдалась, сам мог видеть за все эти месяцы.
– Им повезло, что у них нет вкуса. Иначе я разнёс бы им головы. Хоа-тян, как только мы дойдём до цели…
– Санзо, при таком раскладе мы до цели не дойдём. Потому что каждая встречная тварь будет желать тебя трахнуть и съесть. Теперь-то я поняла, почему они так к тебе липнут…
– Ты на что намекаешь?
– Сам знаешь на что. Тебя надо испортить. В смысле, сделать так, чтобы ты больше не был для них столь желанной добычей.
– Всё равно не отстанут…
– Совсем, может, и не отстанут. Но всё же – так для тебя безопаснее.
– Хоа, я не хочу так. Из чувства долга, по расчёту… Одно дело, когда не можешь унять страсть…
– А кто тебе сказал, что я могу?.. Теперь уже нет… Ну вот, всё, сказала. Даже если ты потом станешь меня презирать. И бросишь…
– Не дождёшься. В конце пути я протяну тебе руку. И это будет навсегда.
– Не загадывай, ещё дойти надо.
Санзо только неопределённо хмыкнул. Разговор на этом оборвался, и до самой ночи они просто шли рядом, чутко слушая лес. А потом устраивались на ночлег – и вели себя ещё осторожнее, чем обычно, ещё бережнее по отношению друг к другу…
Санзо, как всегда, пристроил голову Хоа на колени, она принялась перебирать его волосы. И обычно в такие минуты его охватывало умиротворение, и он понемногу засыпал, едва заметно улыбаясь – но сегодня он был настолько на взводе, что сон не шёл. Думалось о случившемся – и о том, чего ещё не случилось. И в его спутнице, в движении её тонких пальцев тоже чувствовалось напряжение, какая-то даже нехорошая цепкость, желание притянуть ближе, ближе…
– У тебя глаза как у той ёкайши, – не выдержал наконец Санзо, перехватив её взгляд.
– Сказала бы «спасибо за комплимент!» Но даже спорить не смогу.
– Главное, не съешь меня утром.
– Ты невкусный. Потому что вредный очень…
Достойный ответ утонул в поцелуе.
Потом Хоа склонялась над Санзо, выцеловывая тонкие косточки ключиц, скользя ниже, прокладывая горячими ладонями путь под его одеждами… А ему так хотелось вцепиться ответно в её плечи, стиснуть… но он ещё помнил, что она всё-таки девушка, барышня, нежное и хрупкое создание… Ага, которое метает ножи за лезвие лучше, чем он, ставит щиты и так бешено, неистово его ревнует.
Обмирая, Санзо поцеловал Хоа под левой грудью. Сам не успев понять, когда она успела отрешиться от покровов и подарить ему столько бесценного.
…А после всего они лежали обнявшись, укрываясь едва ли не всем, что сняли с себя. Они ни разу ещё не позволяли себе лежать вот так – всегда кто-то один охранял другого. Правда, и сейчас, хоть и разливалась по телу блаженная истома, хоть и тяжелели веки и тянуло в сон, Санзо пытался сесть и взять первую вахту на себя. Получалось только, приподнявшись на локте, заглядывать в глаза подруге – всё ли хорошо?
– Не бойся, – даже без очков Хоа умудрилась сделать «учительское» лицо. – Не переживай, у меня болевой порог очень высокий. А тебе это было надо. Ты такой… тебе идёт. Поздравляю, Санзо-сама.
– Спасибо, – больше у него и слов бы не нашлось, ни за что не сумел бы передать всё, что сейчас к ней чувствовал. – С такой-то наставницей – да чтоб не…
– Да что такого, я почти и не старалась. Я же тоже…
– Я знаю. Но у тебя шикарные инстинкты. Настолько всё само… – будто, всё же, она не человек. А порождение этого леса, гибкое, горячее создание, как же она была хороша – сначала на нём, потом уже под ним, не покорно раскинувшись, а направляя, подначивая и смеясь… И только под конец притихла и замерла – неужели всё же пожалела себя? Неужели из-за него? – Главное, чтобы тебе тоже… как мне…
– Всё хорошо, не волнуйся. Спи давай. Я-то всё равно не усну…
* * *
Теперь они купались всегда вместе. Может, это было и неразумно – знали ведь, что нельзя оставлять вещи без присмотра… Но пока им везло. Брызгались, возились и обнимались… и совсем немного времени прошло после первой ночи и до того, как Хоа впервые забилась в руках Санзо, ощущая высший женский восторг, к которому сама стремилась не меньше, чем её парень старался дать ей это… Она вцеплялась в него, но только одной рукой, а другой пыталась возвращать ему откровенные ласки. Хотя могла бы и просто держать – Санзо вполне хватало самому толкаться в её ладонь…
Они стали беспечнее, обретя друг друга, и им казалось, что и сильнее тоже. Они прошли несколько небольших городов, и кто знал, сколько им ещё предстояло пройти…
И вот однажды на каком-то толкучем рынке Хоа замерла, оглянулась – и человек, на которого она смотрела, впился в неё таким же изумрудным взглядом.
– Санзо, я его нашла! Мы близнецы, в детстве нас разлучили и отдали в разные приюты… – она говорила, а сама уже шла навстречу тому парню. Тот, видимо, тоже её узнал и раскрыл объятия…
…Вскоре они сидели втроём в маленькой комнате, которую снимал Чо Канмор – эти родители не только ужиться не смогли и по отдельности детей воспитать, но ещё и имена выдумывали странные, а может, подслушивали у иностранцев…
На долю брата выпало поменьше приключений, чем досталось сестре – из приюта он тоже удрал, но как-то быстро осел в этом городке. Не отказываясь ни от какой работы, кроме пятнающей совесть, и надеясь, что судьба сама вернёт ему сестру.
Правда, теперь в нагрузку к Хоа полагался ещё и странный монах, предъявлявший на неё права. Конечно, если она была с ним счастлива – то Канмор мог и должен был только порадоваться. Но всё равно – он слишком давно мечтал, как они будут только вместе, аж как-то даже и личную жизнь не устроил… А Санзо ещё и не внушал доверия – и, кажется, тоже потихоньку ревновал.
– Какие вы глупые, мальчики, – вздыхала Хоа, гладя обоих по головам. – Делить меня вам нечего, это же разные вещи… Я только надеюсь, что скоро наша семья станет ещё больше.
– Ты хочешь ребёнка от монаха?
– Глупенький, я не об этом. Я желаю тебе тоже найти свою половинку…
…Худо-бедно они жили под одной крышей, но играть в счастливую семью не очень-то получалось. Может, даже не потому, что Санзо и Канмор не очень-то ладили. А потому что, в отличие от Хоа, Санзо никак не мог вписаться в мирную жизнь. Всякая работа казалась ему временной – а особенно неподходящей та, для которой он был, вроде бы, предназначен. Ну как он может читать молитвы для людей, когда ещё не выполнил своего главного долга – и это даже хуже, нежели все его грехи… А люди ему верили, несмотря ни на то, ни на другое.
– Я ухожу, – объявил монах однажды за завтраком. – Я вернусь, когда найду то, что ищу. Вы же нашли, а я ещё нет.
– Я тебя одного не отпущу! – Хоа вскочила с места.
– Сестра, а как же я?
– Прости, Канмор. Для тебя бремя мирной жизни легче, чем для нас. Ты, кажется, только-только нашёл дело, которое у тебя спорится – у тебя талант перелицовывать старую одежду и творить наряды из ничего. Не грусти, мысленно я всегда с тобой и надеюсь скоро вернуться!
* * *
– Нехорошо как-то вышло, – видно было, что Санзо долго об этом размышлял и всё-таки решил высказать вслух. – Тебе не стоило идти со мной. Опасно, и брат твой вон обиделся…
– Нет уж, я тебя не брошу. И тебе не позволю. А брат переживёт, не маленький уже. Конечно, мне было бы спокойнее, оставь я его в надёжных руках. Но и так ничего с ним не случится. А если и случится – я ведь почувствую…
…И так они далеко и не ушли. Именно потому, что Хоа настигло предчувствие.
Перед рассветом она растолкала Санзо:
– Зря мы ушли, в самом деле. Надо быстро обратно!
…В городе царил хаос, по улицам бегали бешеные ёкаи и всё крушили, люди в панике прятались, но мало кому удавалось спастись. Хоа сразу бросилась в сечу, размахивая обоими ножами, Санзо палил в одержимых и кричал ей:
– С ума сошла? Не подставляйся! Лучше меня прикрывай, я сейчас их…
Но она и впрямь будто обезумела. И отчаянно прорубалась туда, к дому брата… Санзо бежал за ней, надеясь только, что их обоих не задавят числом, и наконец смог встать посреди свободного, покрытого трупами пространства и прочитать заклинание.
– …Макай Тенджо!!! – и к этому моменту почти все ёкаи были уже мертвы. Мантра унесла только тех, кто уже подбирался к обессиленной Хоа.
А сама она съехала на землю у родного крыльца, и Канмор смотрел на неё с ужасом, боясь подойти ближе…
Ужаснуться, в общем, было чему – лицо её исказилось, по коже побежали узоры вроде виноградной лозы, уши стали длинными и загнулись на руках когти… Но Санзо это не отпугнуло. Он поднял покрытую кровью девушку на руки и понёс укладывать, отмывать и приводить в чувство – или в другом порядке, как уж получится. На помощь Канмора он и не рассчитывал…
– Что с ней? – спросил тот, когда хоть немного пришёл в себя.
– Спит. Смотри не свихнись, она огорчится.
– А… что с ней случилось-то?
– Я слышал, что если человек убьёт тысячу ёкаев – то сам станет ёкаем. Кажется, это не легенда.
– И ничего уже нельзя сделать?
– Насколько мне известно – нет.
– Я всё слышу, – преображённая, завёрнутая в простыню и, на взгляд Санзо, по-прежнему невозможно прекрасная Хоа вошла на кухню. – Мальчики, я переживу. Братик, если ты боишься меня теперь – то позволь мне хоть защищать тебя, когда понадобится. Санзо…
– Забей, ты очень красивая. Парень, если бы не она – ты бы сегодня умер. И не только ты…
– Почему ты-то не взял это на себя, Санзо-сама? – зло спросил Канмор.
– Её вела ярость за тебя. Я шёл след в след – но отстал.
– Оба вы ненормальные. Без вас спокойнее будет.
– Теперь, может быть, и да, – вздохнула Хоа. – Хотя надо бы разобраться, какого… этим ёкаям вступило устроить здесь побоище.
– В этом мы разберёмся, – Санзо взял её за руку. – А ты помни, что сестра у тебя одна и готова за тебя на всё…
* * *
Оставаться в этом городе Хоа никак нельзя было. Отныне люди здесь до смерти боялись ёкаев и ждали от них любой гадости. Хотя, вроде бы, приступ безумия оставил их так же внезапно, как и начался…
Санзо смог увести девушку из города только потому, что все видели: он в парадном облачении, с сутрой на плечах, а значит – тёмная и опасная тварь ему покорилась, и он ведёт её куда-то на высший суд…
Молодого монаха это злило. И косые взгляды, которые все бросали на его подругу, и то, что пришлось извлечь из котомки неудобные белые одежды и хоть как-то соответствовать статусу.
– Тебе нужен лимитер. Пусть за человека принимают…
– Знаешь, сейчас на нас косятся меньше, чем раньше. Потому что Санзо-сама не просто нагло гуляет с девицей, а демонстрирует всем свою великую силу.
– Мне плевать, знаешь ли. Я не хочу, чтобы тебя считали тварью. А сила – лучше пошла бы на то, чтобы помешать им обезуметь.
– Может, ты ещё сделаешь что-то, чтобы такое больше не повторилось.
– Я попробую. И тебе тем более нужен лимитер – чтобы в следующий раз это не коснулось и тебя…
Она задумчиво кивнула. И в ближайшем городке, едва покинув рыночную площадь, Санзо надел на палец Хоа волшебное колечко.
– Я же ещё ничего тебе не дарил… – он зачарованно наблюдал, как исчезали длинные когти, острые уши, узоры на коже, а волосы, после превращения достававшие девушке едва не до колен, возвращались к прежней длине. Было даже немножко грустно. Санзо тихомолком, про себя считал, что случившееся с Хоа просто выпустило наружу её истинную, скрытую сущность. А впрочем, никуда ведь всё это не денется. Она всегда прекрасна. А теперь ещё и ночами стала совсем раскованной и жаркой… Хоть с колечком, хоть без – как выяснилось очень и очень скоро.
…Куда они шли – как всегда, и сами не знали. Может, выведет куда надо… Но однажды Санзо услышал, почувствовал зов.
– Меня вызывают в главный храм, в Чоу Ань, предстать перед Тремя Ликами Будды и рассказать, в какую же историю я попал и что случилось с теми ёкаями. И тебя вызывают со мной.
– Поняла. Не бойся за меня, ничего они нам не сделают. Особенно если не афишировать наши истинные отношения. Скажи, что сам к ним собирался, чтобы разобраться в этой истории, и что боишься отпустить от себя эдакий феномен в моём лице.
Санзо в очередной раз посмотрел на Хоа с уважением. Но бояться меньше не стал. Как же страшно, когда без кого-то не можешь жить! И ещё страшнее, если бы этого не было…
* * *
– Ты первая женщина, переступившая порог этого храма, – тот из Трёх Ликов, что говорил, сам был явно не мужчиной, и Хоа чуть не фыркнула. Но встав на колени рядом с Санзо, застывшим в торжественно-напряженной позе, делать этого явно не стоило.
– Твоя судьба выбивается из общего ряда, – продолжал уже другой из Трёх. – И мы приказали бы Тридцать Первому Тоа Генджо Санзо Хоши покарать тебя за массовое убийство… если бы не знали то, что знаем. То, то все эти ёкаи разом сошли с ума – дело чьей-то злой воли. Пробные шаги по разрушению мира и порядка в Тогенкё. И мы передаём тебе, Тридцать Первый, волю Прекраснейшей и Милосердной: взять с собой Чо Хоа и следовать на Запад, туда, откуда идёт зараза, первую волну которой вы так удачно остановили. Это ваш путь. И ещё Прекраснейшая и Милосердная просила передать вам слова, смысл которых ускользнул от нашего скудного разумения. Она сказала: вы встретите новых спутников, одного точно найдёте, может быть, даже скоро, а другие могут появиться и естественным путём. Потому что, может быть, вы будете идти на Запад всю жизнь.
…Первое божественное предсказание сбылось очень скоро. В тот день у Санзо дико болела голова, и в ней как будто бы звучал настойчивый, назойливый голос, зовущий на помощь. Прохладная рука Хоа на лбу смягчала боль, но зов никуда не исчезал.
– Нет, надо найти, кто это, и прибить, чтобы не приставал, – Санзо тряхнул головой и вскочил на ноги.
Хоа тут же пошла за ним. В самом деле, надо же было разобраться!
Дорогу они искали наугад, и непонятный зов в итоге вывел их к подножию горы. Пришлось взбираться – с усилиями и ругаясь. Но наконец они увидели в скале на вершине пещеру, забранную решёткой. А за решёткой сидел маленький, лохматый, похожий на обезьянку мальчишка в цепях и жалобными глазами смотрел на путников.
– Это ты меня звал? – грозно вопросил Санзо.
– Никого я не звал! – огрызнулся мальчишка, но глаза у него стали ещё несчастнее.
Хоа присела на корточки и улыбнулась:
– Как тебя зовут?
– Я Гоку. Сон Гоку. Я сижу тут так давно, что уже забыл, сколько…
– Ну ничего, сейчас мы тебя выпустим… Действуй, Санзо-сама, это по твоей части.
На самом деле оторвать бумажки с заклинаниями не составило бы труда никому – для этого не требовалась ни сутра, ни даже священный сан. Но Санзо бросил на любимую девушку взгляд, означавший нечто вроде «только ради тебя, радость» – и с видом человека, делающего всему миру громадное одолжение, взялся за дело.
– А теперь гуляй, обезьяна! – объявил монах мальчишке, когда решётка исчезла.
– Я не обезьяна! – обиделся тот. – Я Сон Гоку! И куда я пойду, и вообще я дико есть хочу!
– Санзо, – вмешалась Хоа, – мы должны взять его с собой на Запад! Помнишь, что сказали эти твои боги?
– Ладно, так и быть, не бросать же его здесь! – учитель ведь не дал ему, маленькому, умереть, когда он вот так же звал! И учитель предсказывал, что когда-нибудь и Корью услышит свой зов…
…Жизнь осложнилась в двадцать раз. Юная пара, поглощённая своей любовью, в одночасье превратилась чуть ли не в «маму Хоа и папу Санзо». Свалившееся на них дитя было, конечно, не грудным, но постоянно хотело не только есть, а ещё и внимания. Теперь побыть наедине у Санзо с Хоа получалось только урывками – когда удавалось проснуться раньше мартышки или дотянуть до того, как вырубится он. Ещё и отходить далеко нельзя было – а то проснётся и подумает, что его опять бросили…
Санзо подчас готов был проклинать всё на свете – и только поражался безграничному терпению Хоа. Когда-то она сказала, что, может быть, смогла бы учить детей – даром что не очень-то любит людей вообще. Теперь было видно, что с такой работой она и в самом деле справится. Санзо даже злился и немножко ревновал. Хотя, если на то пошло, к нему Гоку привязался куда сильнее, даже солнцем называл, даром что монах постоянно на него огрызался и гонял. Такое отношение не могло не льстить. К тому же опыт показал, что с желающими напасть, будь то люди или ёкаи, мартышка справляется великолепно. Сила в этом ребёнке была чудовищная, и повезло Санзо и Хоа, что эта сила теперь служила им.
* * *
Люди, встречавшиеся им на пути, довольно быстро приходили к выводу: раз уж Санзо-сама путешествует с женщиной – значит, так надо. Он ведь и сам, огрызаясь, ссылался на поручение Трёх Ликов. Дальше мысли людей текли обычно в двух направлениях, в зависимости от замеченного. Или «это обычным монахам с женщинами нельзя даже разговаривать, а он, раз носит одежды Санзо, уже стоит выше всех искушений», или «да вы посмотрите на него, он же вино хлещет и ругается порой как грузчик, наверняка и с этой девицей он спит, и за что его только терпят в сане?»
Парень с красными волосами, повстречавший странную троицу на одном постоялом дворе, подумал, льстя себе, скорее в первом направлении. И подсел к зеленоглазой красавице, как раз протиравшей очки.
– Девушка, можно с вами познакомиться? Вам, наверно, скучно в обществе монахов и малых детей…
– Нельзя, не горю желанием. Уж интереснее, чем с бесцеремонными незнакомцами.
– Со мной будет весело, поверь! Он же небось только и умеет, что мантры бормотать, а ты такая красивая, тебе бы только…
– В том, что мне от него нужно, – отбрила Хоа, – он любого небожителя за пояс заткнёт!
– И вообще я всё слышу, – Санзо обернулся к ним, и вид у него был очень грозный и отнюдь не благочестивый, да ещё и пистолет в руке. – Не тронь её, она моя.
– А как же монашеские обеты?
– Мальчик, не нарывайся, – очень вежливо посоветовала Хоа, – а то раньше чем Санзо-сама выстрелит – я сама тебя поцарапаю.
И покрутила на пальце колечко-лимитер.
Красноволосый подумал и решил не связываться. Правда, отсесть от них так не отсел, но молча допивал своё вино.
И тут в залу ворвалась толпа ёкаев. Самая большая с начала путешествия, вздумавшая напасть на Санзо и его спутников. Чем дальше на Запад, тем их становилось больше – демонов, потерявших контроль над собой. И всем им нужна была сутра, что покоилась у монаха на плечах.
Драка завязалась знатная. И неожиданно для всех в неё ввязался красноволосый. То ли не смог не прикрыть Хоа, хотя та, даже не высвобождая свою новую силу, прекрасно могла сама за себя постоять, то ли просто не смог остаться в стороне, тем более когда доставалось людям, оказавшимся рядом вообще случайно.
– Ну ты даёшь! – восхитился Гоку, когда все нападавшие были перебиты. – Может, с нами пойдёшь?
– По-моему, эта идея нравится только тебе, мелкий.
– Да, я против, – тут же откликнулся Санзо.
– А я хочу сказать спасибо, ты нам очень помог, – Хоа улыбнулась, чтобы парню не было так обидно.
– А дальше ведь хуже будет, – подмигнул красноволосый, – коли уж вы такой банде насолили! Кстати, меня звать Годжо.
* * *
Жизнь стала ещё сложнее. Каждодневные стычки с ёкаями дико выматывали, в них даже интересного ничего не было. Сильнее за счёт такого не станешь! Ну разве что спасёшь попутно каких-нибудь бедолаг… Для всех четверых это значило больше, чем они хотели показать.
И ночами теперь можно было только спать вповалку. И даже если силы позволяли заняться чем-то поинтереснее – так ведь Санзо и Хоа были не одни. Оставалось обниматься, прижиматься покрепче, украдкой гладить друг друга и срывать поцелуи.
Нет, иногда им выпадало счастье переночевать в гостинице, где находилась не одна комната на четверых, а парочка. И даже если изначально никто бы монаха с девицей в одной комнате не положил – всегда можно было ночью поменяться. Но такое случалось очень, очень редко. И народ вокруг был бедный и жил в тесноте, и Санзо со спутниками всё ещё стеснялись тратить помногу из тех денег, что выдали им на дорогу в главном храме в Чоу Ань. Но вскоре юный и бессовестный монах вместе со своей возлюбленной поняли: за возможность побыть наедине хотя бы одну ночь стоит платить любую цену!
Впрочем, в тот вечер никакие деньги им бы не помогли. Опять пришлось лечь всем в одной комнате. А день перед тем выдался спокойный, всё бы располагало к любви…
– Может, и не страшно, – шептала Хоа на ухо Санзо, – от этого ведь ещё и дети бывают. А мы с тобой ещё слишком молоды и несвободны, куда нам…
– Но ведь разве я все последние месяцы не пытаюсь делать всё, чтобы этого не случилось? То, что было в самом начале, уже осталось без последствий, повезло, ведь так?
– Я тоже пытаюсь, я знаю травы… И пытаюсь с первых дней. Но ведь никакой способ не даёт стопроцентной гарантии. Кроме одного – сказать «нет».
– Хоа-тян…
– Санзо, я не со зла, поверь. Была бы возможность…
– Но ты всё-таки не хочешь, чтобы это случилось. Ты боишься этого.
– Может быть.
– Лучшая на свете… я убеждён, что твои дети – твои и мои! – не будут ни ёкаями, ни полукровками. Они родятся такими же прекрасными, как ты сама.
– Ты пьян или у Годжо научился? Не подлизывайся, я ни за что не поверю, что Санзо-сама желает стать отцом в семнадцать лет и на пути в неизвестность.
– Конечно, нет, было бы безумием желать такого. Сейчас… Но если бы это всё-таки случилось – я бы заботился о тебе…
– А толку-то? Не тебе же рожать, тебе вон только гордиться!
– Я понял, ты боишься всего этого в принципе.
– Меня скорее злит несправедливость – почему радость на двоих, а тяготы только женщинам?
– Если бы было можно… Хоа-тян, я бы всё взял на себя. Все последствия, все, как ты говоришь, тяготы.
Фыркая от смеха, Хоа уткнулась ему в плечо. И далеко не сразу Санзо понял, что смеётся не она одна. Ему-то казалось, что они шепчутся совсем тихо – но на деле его воодушевлённые речи разбудили Годжо. Который теперь явно собирался ржать полночи и припоминать это выпендрёжному монаху до самого Запада и даже дальше.
Гоку же продолжал безмятежно храпеть.
* * *
Санзо бесило всё. Жара, дорога, которой конца-края видно не было, собственная недавняя сентиментальность. Нет, от своих слов он не отказывался – но как же отвратительно, что всё это, сокровенное и так нежданно его накрывшее, стало достоянием чужих ушей! Как же паршиво, что они с Хоа больше не могут побыть наедине когда хотят, что это задание не только для них двоих!
…Повеяло свежестью, по глазам резануло яркой полосой света – это солнце отражалось в широкой реке. Все приободрились, заспешили, Гоку и Годжо сорвались на бег.
– А мы будем выше по течению, – бросил Санзо. – Не подсматривать!
Хоа уже пряталась в зарослях на берегу.
На счастье молодой пары, как раз в этом месте река делала крутой поворот. Значит, подглядывать незаметно при всём желании никто не сможет.
…После того купания прошёл месяц, полтора… Санзо становилось всё хуже и хуже, и никто не мог понять, чем же он таким отравился. Организм его не принимал почти никакой пищи, зато монаха тянуло жевать цветы, кислые стебельки и листочки…
– Она всё-таки сделала тебе ребёнка! – подкалывал Годжо. – Повалила и поимела, вот и маешься!
Санзо злобно матерился, размахивал пистолетом, стрелял – пока в воздух. Хоа подмигивала ему озорно и нежно, успокаивающе клала руку на плечо.
А когда они всё же оставались наедине – она пыталась понять, что же с ним такое случилось. И однажды ночью, проводя рукой по его животу, Хоа изумлённо-испуганно выдохнула:
– А ведь он был прав!
– Кто?
– Годжо. Я не знаю, как это может быть, но я чувствую: в тебе бьётся ещё одно сердце.
– С ума сошла? Или это я… – тут он вспомнил, о чём сказал ей однажды, и торопливо зашептал: – Если уж это нас не минует – уж лучше я, чем ты.
– Да я-то крепкая, уж после всего – тем более, а вот за тебя серьёзно опасаюсь. Ты для этого не предназначен, Санзо-сама, ты не можешь быть настолько необычным…
– Но я же обещал, что избавлю тебя от этого. И как я сказал – так и вышло.
– Ну, может быть, я ещё и ошиблась. Спи, смешной ты такой, хороший… – она подсунула руку ему под голову, а другой снова нежно провела по животу.
* * *
Чем дальше – тем меньше Санзо тяготился своим странным состоянием. На смену тошноте пришёл зверский аппетит. Хоа – наедине, конечно –  поставила ему окончательный диагноз. И когда оба они осознали, что ошибки быть не может, девушка предложила было:
– Может, тебе помочь? Такие травы я тоже знаю, да и резать рука не дрогнет, а потом всё заращу…
Санзо вздохнул. Предложение было вроде и заманчивым, но…
– Если бы моя мать сделала так же – меня бы и вовсе на свете не было. Так что – никогда. Тем более, мы вместе и справимся. Это же нам на двоих… испытание.
– Куда я от тебя денусь. Просто ведь не может быть, чтобы этот ребёнок действительно был нашим общим. Больше похоже на чары, наведённые на тебя.
– Ну и ладно. Всё равно это чтобы я вместо тебя отмучался. Пей свои травы и иди ко мне, а можешь даже и не пить, это моя забота.
Генджо Санзо был ужасно упрямым существом. И сейчас упёрся на «чем хуже – тем лучше, буду терпеть!» Хоа сильно подозревала, что на её долю выпадет немало хлопот…Но ведь не насильно же вмешиваться в его организм, как бы хуже не было! Да и не простит он ей – даже если она просто снова заговорит об этом.
И пока получалось скрывать невероятную тайну от спутников – Санзо мог втихомолку гордиться собой, своим подвигом, своей исключительностью. Хоа при каждом взгляде на него разбирал умилённый смех, и она кусала губы, чтобы не подкалывать. И по утрам помогала Санзо посвободнее подхватывать облачение поясом, чтобы широкие складки скрывали намечавшуюся полноту.
Надолго этого, конечно, не хватило бы. Не с такой, как у Санзо, худобой, не с таким тонким станом.
– Ты ешь больше обезьяны, – ржал Годжо, – что с тобой такое? Если то, что я думаю, так ты это так оставишь, что ли?
Санзо безмолвно уткнул ему в висок освящённый ствол. Глаза у монаха были холодные и совершенно бешеные.
– Ладно, ладно, тебе же волноваться нельзя, – Хоа ласково обняла его за плечи.
– Идите вы все к свиньям собачьим! – взорвался Санзо. И сразу сник. – Мне так хорошо… было бы, если бы вы не приставали!
– И ты не хочешь от этого избавиться? – не унимался Годжо. – Не считаешь, что ты после этого не мужчина? И не хочешь, чтобы тебе разрезали живот и…
– Ещё не время, – отрезал Санзо тихим и ужасным голосом.
– Ой, – всполошился Гоку, до того слушавший весь разговор в полном недоумении, – а зачем резать Санзо живот?
– У тебя скоро будет маленький братик или сестричка, – так же ласково-лукаво сказала Хоа. Она прекрасно знала, что мальчик имеет самое слабое представление о том, откуда берутся дети.
– Здорово!
– Вот, так что не шуми, не доставай Санзо, не прыгай на него… Годжо, и ты его тоже не доставай! А то ведь скажу беспощадное! Что тебе просто завидно!
– Потому что у нас, у полукровок, вообще детей быть не может? Чепуха! Зато и проблем меньше, а уж так, как Санзо-сама, я точно никогда не влечу!
– Да заткнись уже! – возопил монах. Сил грозиться кулаками или пистолетом не осталось, и он просто закрыл лицо руками.
– Правда, хватит, – Хоа снова обняла его. – Это наш ребёнок и наше личное дело!
– А если это злобные чары? – продолжал нарваться Годжо.
– Тогда ты от них тоже не застрахован, – припечатала Хоа. – А мы в любом случае решили воспитать. Я ему помогу сама!
Санзо зверски ругался сквозь зубы, а потом резко высвободился и пошёл прочь от всех. Ему так хотелось свернуться клубочком, полежать и помечтать…
Хоа за ним не пошла – только села на пятки рядом со скрывшими его кустами. И делала остальным яростные знаки сидеть на месте и молчать…
Спустя примерно полчаса Санзо вернулся. И, упрямо хмурясь, объявил:
– Идём дальше!
* * *
И путь продолжался – четвёрка даже не снижала скорости.
На них по-прежнему нападали, хорошо ещё – не так часто. И Санзо бесился от того, что ему приходилось только стрелять из-за спин остальных да применять сутру, а Хоа смеялась:
– Но ведь ты и раньше не рвался в ближний бой, просветлённый ты наш! Делай то, что лучше умеешь, в конце концов!
В последние месяцы Санзо носил одежду Хоа и старательно изображал хмурую, молчаливую девицу в положении. Годжо смеялся: мол, а ведь на меня никто не подумает, что я отец ребёнка, на обезьяну тем более, бесхозный он у тебя, значит, Санзо-сама! Санзо свирепел – и так идти тяжело, а тут ещё… И чем дальше, тем больше его и Хоа накрывал страх: а переживут ли все они трое предстоящую операцию?
…Кажется, уже и день выбрали, и устраивались на поляне, хорошо скрытой от глаз, и все страшно переживали… Но тут нежданно разверзлись небеса, и перед четвёркой появилась… видимо, небожительница. Ослепительная и более чем раскованная дама в прозрачных одеждах.
– Поздравляю, вы почти справились! А от самого сложного я вас избавлю… Санзо, ты такой хорошенький, сейчас заснёшь на немножко – и всё будет хорошо!
– А вы кто? – спросила Хоа. – Правда, что ли, богиня?
– Канзеон Босацу, – небрежно кивнула дама.
– Тогда вы небось знаете, почему всё это стряслось, – влез и Годжо.
– Да я сам знаю, – буркнул Санзо, уже успевший улечься на траву и закрыть глаза. – Я так захотел.
– Этого мало, – засмеялась богиня. – Вы все искупались в реке Матери и Младенца. И, конечно, наглотались воды. Только кое-кто из вас бесплоден, а некоторые ещё маленькие.
– А я? – спросила Хоа. – Неужели вода из реки действует только на мужчин?
– А вот тут уже я вмешалась, решила учесть пожелания Санзо. Чтобы не ты понесла от него, а он, с помощью воды, – от тебя. Да и куда вам двоих-то сразу, и так еле справились. А ведь могли бы и избавиться…
– Никогда! – Санзо даже подскочил. – Нас обоих бросили в детстве, но ведь не убили же! А дали вырасти! Чтобы уж мы не повторили ошибок наших родителей!
– Какой ты милый, – богиня потрепала его по щеке, уже готовясь погрузить горе-монаха в сон. – Вон все отсюда! Хоа-тян, ты, конечно, целитель хоть куда, но лучше и тебе при этом не присутствовать.
* * *
Санзо открыл глаза и с трудом сфокусировал взгляд. Над ним склонилась Хоа, слегка улыбаясь, и в руках у неё был маленький живой свёрток.
– Как ты? – спросила девушка.
– Живой. Дашь мне его подержать?
– Её. Ну только если ты осторожно сядешь… – она сама подсела поближе, и Санзо приподнялся, принимая ребёнка у неё из рук. Малюсенькое существо уютно устроилось на её руке, даром что держал он неуверенно и неловко.
– У неё твои глаза, – удивлённо сказал Санзо. – Она правда… правда наша с тобой!
– А по-моему, глаза твои, – тихо засмеялась Хоа.
На самом деле глазки у малышки, как и у большинства младенцев, были неопределённого цвета. Но оба они, родители, видели то, что хотелось бы…
– Ладно, посмотрим, какая вырастет, – Хоа села так, чтобы обнять обоих. – Главное, я смогла её покормить. Потому что ждать этого от тебя, ну, чтобы пришло молоко…
– Так, – Санзо нервно рассмеялся, – меня, кажется, только что назвали козлом.
– Да ну тебя! Лучше подумай, как девочку назовём.
– Так… Моего учителя звали Комьё Санзо. Может быть, Коуме?
– Пойдёт.
– А теперь я очень хочу пить. И увидеть физиономии наших балбесов.
Правда, сперва он увидел всё-таки снова Канзеон Босацу. Она мило улыбнулась:
– Ну я же передавала вам, что некоторые спутники у вас появятся естественным путём! Вам предстоит очень, очень долгое путешествие.
– Что же, – спросил Санзо, – быть может, только малышка Коуме дойдёт до цели и найдёт сутру учителя? Если так, и если уж у меня теперь семья – надо усиленно готовить Гоку к тому, чтобы я мог передать ему сан.
– Не спеши, – засмеялась богиня. – Пока что завтра вы найдёте существо, которое сможет увезти вас всех на себе…

Октябрь 2010 – сентябрь 2011