Второстепенная роль

            
«Последние аплодисменты –
Надгробной речи комплименты.
При жизни он не знал оваций,
А тут вот на – перед кремацией.
Ему бы встать и поклониться…».
Л.Г.

   В одном из провинциальных театров служил уже не один десяток лет невзрачный на вид мужчина. У него было актёрское образование и, естественно, как и все актёры, он мечтал сыграть большие трагические роли, такие, как Гамлет, Отелло.
   Не только роли, а полностью пьесы он знал наизусть. Но получить то, что он хотел не удавалось, не только потому, что режиссёр не ставил этих пьес – он больше думал о легком развлечении публики (комедии, водевили), а еще и потому, что всегда он был на второстепенных ролях.
   Тут существовало огромное разногласие между нашим актёром и режиссёром. Первый считал, что он очень талантлив и готов на многое, второй же считал, что больше двух слов ему доверять нельзя.
   И каждый раз при читке новой пьесы он получал не кипу листов, не лист, не листочек, а записку – вот и вся его роль. Например: «Кушать подано», «Входите, ваше сиятельство», «Подать экипаж» и т.д.
   Ему нужно было только запомнить в каком акте выйти на сцену, и какой реплики дождаться.
   Специально костюмов ему не шили, подбирая что-нибудь из старья – одежду пыльную, изъеденную молью и вообще что-то невообразимое.
   Иногда режиссёр кричал: «А там что еще за чучело?!». Его тут же отводили в костюмерную, что-то меняли, но от этого наряд не становился лучше, а, может быть, еще хуже. Режиссёру это переодевание надоедало, и он переставал обращать на него внимание.
   Время шло. Уже стали прозрачными намёки насчёт ухода на пенсию, но наш герой делал вид, что их не слышит. Он решил играть, пока не выгонят.
   Выгнать его, конечно, можно, но жалко, за столько лет он стал принадлежностью театра такой, как, например, кулиса или занавес.
   Наконец-то в театре событие – поставили для разнообразия трагедию. Трагедия на то и трагедия, что главный герой умирает в конце спектакля, а старый актёр, играющий роль слуги наклоняется к нему и возвещает: «Король умер, да здравствует король!». Это был его триумф, ибо этими словами кончалась пьеса.
   Очень долго репетировали сцену смерти.
Режиссёр кричал – не верю! Надо по системе Станиславского.
   Ох, и досталось же заслуженному. То тело не мягкое, то локоть подставил… А тому разве хотелось, чтобы было больно.
   Долго искали компромисс заслуженный артист и режиссёр. Конечно, нашли. Но всё равно умирал он как-то не натурально, а долго - по театральному. Сначала хватался за грудь, покачиваясь, опускался на одно колено, потом на другое и валился на бок. Только после этого он выпрямился, подготовив свое тело для носилок. Во время закрытия занавеса воины должны были его выносить.
   Ну, ничего. Зритель, в общем, принял спектакль. Полупустой зал – это уже зрительский успех. Спектакль шёл, зрителей становилось всё меньше и меньше, и его уже собирались снимать, как…
   Во время одного из спектаклей, перед тем, как произнести свою знаменитую фразу, наш актёр схватился за сердце и стал медленно оседать. Он уже смотрел в глаза смерти, но всё равно его последняя мысль была – а видит ли меня режиссёр, вот как надо умирать, что там система – одна фальшь.
   Зрители естественно приняли, что так и должно быть по пьесе. Тем более, что воины положили на носилки не царя, а его слугу и торжественно пронесли через всю сцену.
   Раздались  оглушительные аплодисменты. Как жаль, что он уже их не слышал. А, может, услышал в последний миг своего сознания. Тогда он умер счастливым.
   Это были те последние аплодисменты, которыми провожают в последний путь великого художника.