История Нулевая. Глава 6

История Маркуса, Яо и не только. Братья


Он стоял невдалеке от кафе «Ноль», руками в карманах невзрачного плаща. Ветер доносил до него рёв спортивных автомобилей со смотровой площадки МГУ.

Он покачал головой и улыбнулся.

В тот же самый момент из этого гула вынырнул, распоров ночь визгом высокооборотистого двигателя, ярко-красный с белыми росчерками спортбайк и, подлетев к кафе, оттормозился на парковке.

Всадник в бордовом комбинезоне и белоснежном шлеме с непроницаемо-чёрным забралом заглушил мотор и спешился. Оглядевшись по сторонам, он подошёл к ожидавшему его человеку в плаще.

— Ну что, Яо? Кажется, я всё-таки не опоздал? — Маркус стянул с головы шлем.

Китаец пожал плечами и неутешительно покачал головой.

— Всё-таки опоздал? — Маркус крякнул. — Ну, думаю, наши Друзья на меня не в большой обиде, так? А, скажем им, что я попал в пробку.

Китаец снова помотал головой.

— Нет? Ладно, ладно. Ты прав. Какие, к бесам, пробки в третьем часу ночи… Ладно. Думаю, впрочем, что ворчит, как обычно, только Гермес?

Китаец утвердительно кивнул и улыбнулся.

— Так и знал. Эх, Яо, и чего ты у меня такой неразговорчивый. Просто Молчаливый Боб какой-то.

Яо издал странный звук, напоминавший смешок. Маркус вздохнул:

— Ладно, не будем заставлять их ждать и дальше. Идём.

И они скрылись в недрах кафе.

Со смотровой площадки нёсся рёв машин и яростная пульсация музыки.


…


— А, чёрт.

Кастальский поставил на стол пустой стакан.

«Вот так всегда. И что бы ни говорили оптимисты, если стакан пуст — значит, он пуст…»

— Если стакан пуст — значит, самое время его наполнить. Значит, самое время ему обрести новое содержание.
— А?

Психолог поднял голову.

— А кто выключил свет? Ерунда какая-то. Неужели я напился вдрызг, и всё уже прошло, а я только протрезвел?
— В каком-то смысле и это верно.

Напротив него сидел…

— Постой-ка. Это ты Яо?
— Верно.
— А где все?
— Кто — все? Здесь только ты и я.
— Вот и я о том… — Кастальский вздохнул. — Ладно. Хотя бы ты всё-таки решился мне показаться. Я уж думал, Соломон и дальше будет отдуваться за тебя.

Китаец улыбнулся.

— Он славный. Я очень рад, что повстречал его.
— Ещё бы, — проворчал психолог. — Ладно, ещё раз: где все? Что произошло?
— Какая разница? Посмотри в окно. Луна сегодня особенно красива.
— Погоди, погоди со своей Луной… А Смерть что — тоже ушла? Без меня?
— А ты довольно эгоистичен, не правда ли?
— Едва ли это твоё дело, человек.
— Именно. Это исключительно твоё дело. Может быть, задумаешься, отчего всё именно так, а не иначе?
— Да брось. Говорю же. Я, видать по всему, напился, и вот… Чёрт, ничего не помню. Эх, и как так вышло, что Демоны и Ангелы не пьянеют, а Духи — сколько угодно? Несправедливо.
— Каждый из нас чего-то лишён. Тот, кто не может напиться, никогда не сможет в полной мере оценить то, что чувствует пьяница.
— Да не пьяница я! И ты туда же.
— Нет. Дело не в том, куда я. Дело в том, куда ты.
— А куда я, по-твоему?
— По-моему? — Яо задумался. — По-моему, ты не слишком-то часто думаешь обо всём этом.
— Неужто? И о чём же я думаю? Радуга, и чего ради я вообще тут с тобой рассуждаю? Мне нужно к своим.
— А ты уверен, что они — твои? Вспомни. Когда ты устал от них — были ли они нужны тебе? Ты никогда и ни в чём не чувствовал своей вины. Хотя стоит отдать тебе должное: ты всё-таки смог примириться с Вертиго. Это уже неплохо. Но это — только начало.
— Уфф… Такое чувство, что я всё время в начале. Вот и Валя говорит, что всё только началось… Или как? Половина сделана? А что это за половина? Половина чего?
— Не знаю.
— Да ладно? А я думал, ты всё знаешь.
— Нет. Я простой монах, не более того.
— Человек.
— Да, человек. Но поверь мне, Дух, я не хотел бы оказаться на твоём месте.
— Почему это?
— Потому что. Каждый должен быть на своём месте. Это правильно. Я — монах, и я на своём месте.
— А разве ты не владелец кафе?
— Это лишь внешнее. Ну, вроде твоей Компании.
— Вот я бы не стал проводить таких параллелей.
— Почему? Я управляю кафе, ты управляешь Компанией. Оба мы справляемся со своим делом и, думаю, справляемся хорошо. Разве нет?
— Понятия не имею, как и с чем ты справляешься.
— Ты ни о чём не задумываешься, не так ли, Гермес?
— А? О чём ты? Я постоянно о чём-то думаю. Вообще, иной раз мне кажется, что никто так больше мозги не ломает. Хотя, конечно, — психолог примирительно поднял руки, — я могу ошибаться.

Яо кивнул.

— Можешь. Как и все мы. Возьми, к примеру, Смерть. Как по-твоему, о чём думает она?
— Хм… Сложно сказать… Она вообще довольно замкнутая личность.
— Но ты ведь ей не чужой, верно? Она ведь доверяет тебе, возможно, больше, чем кому-либо?
— Возможно… Тем не менее, я не знаю, о чём она думает. Знаешь, монах, иногда мне кажется, что она знает что-то такое, чего не знает никто. Ни я, ни ты, ни Сияющий Сын Радуги. Может, разве что Луу-Ван? Но вряд ли я смог бы спросить его об этом. Чужая душа — потёмки, знаешь, как говорят…
— Это не так важно. Пойми: ты идёшь особым Путём. Никто из Духов, никто из твоих Друзей никогда не ступит на этот Путь. Разве что Смерть. Но она — особый случай.
— Это уж точно, — усмехнулся директор.
— Нет, я не про то. Твой Путь… Как ты думаешь, в чём он заключается?
— Ты серьёзно спрашиваешь? — Кастальский внимательно смотрел на Яо. Тот кивнул. Психолог вздохнул. — Радуга ведает. Знаешь, у меня бывают… дежа вю. Как будто так уже было. Наверное, это просто усталость…
— Понимаю. Осень — ты чувствуешь? — монах смотрел в окно. — С каждой ночью становится всё холоднее… А что если эта осень, — твоя последняя осень? Самая последняя?
— Так не бывает. Я — не ты. Я не человек. Да и у тебя не может быть последней осени. «Умрёшь, начнёшь опять сначала…», и далее по тексту.

Яо вновь улыбнулся.

— Ну а ты?
— Да и я, наверное. Переход — я его уже прошёл. Совсем недавно. Так что…
— …так что, по идее, ты должен чувствовать лёгкость и обновление? Но ты?..
— Что — «но я»? Чувствую ли я лёгкость? Хм… не уверен. Вообще, по-хорошему, странный это был Переход. Если вдуматься, такого у меня ещё не было.
— Вот видишь. Значит, что-то всё-таки меняется.
— Ну! Скажешь тоже. Если уж Мирам свойственно умирать, так что ж говорить о нас? Тут нет ничего неизменного.
— Правильно. Всё меняется… Но слышишь ли ты, куда оно меняется? Видишь ли ты, зачем?
— А для чего мне это нужно, монах? Разве, в конечном счёте, не будет так, как должно быть?
— То есть тебе безразлично?
— Не знаю… Наверное. Наверное, можно сказать и так. Безразлично. Поверь, я многое пережил… Жизнь — ужасно долгая штука. Тем более жизнь Духа.
— А если бы я сказал тебе, что ты не доживёшь до зимы?
— Я бы не поверил тебе.
— Зачем мне лгать?
— Так ты говоришь правду? Я не доживу?
— А сам как чувствуешь?
— Не знаю… Знаешь, в некотором смысле, в результате общения со Смертью…
— Да-да, я понимаю, к чему ты клонишь. Но поверь, это другой случай. Хотя без неё тут, конечно же, не обошлось… Но это — не главное.
— А что же тогда?
— Ты сам.
— Предсказуемый ответ…
— Неужели? Тогда скажи, что я имею виду, для чего я говорю тебе всё это? Для чего я, простой монах, говорю с тобой здесь, в этом пустом храме, который всё ещё кажется тебе моим кафе, в которое ты приехал с Друзьями? Для чего ты вообще здесь? Что это?
— Ноль… — прошептал Кастальский. Яо кивнул:
— Верно. Ноль. Но что это значит?
— Ну… Конец цикла, начало нового?
— Да. Помнишь, ты говорил про конец эпохи, и сколько ты их уже пережил? Но ответь мне: чувствовал ли ты себя когда-нибудь так, как чувствуешь сейчас?
— Мне обязательно отвечать?
— Ты решаешь сам, Гермес. Всё это ты решаешь сам. Это — твой конец, конец твоей эпохи. Тебе решать, каким он будет. Для тебя. Для них. Для неё…
— Я должен… отдать долги…
— Ну, и каков прогресс в этом нелёгком деле?
— Прогресс… Ну, Вертиго… Вот, потом… возможно, Рипли — хотя у меня не было перед ним каких-то неоплаченных долгов… так что… Ват-У… Ну, её судьба нынче довольно круто меняется, а я… Ну что я… Для неё… Я даже не знаю, а должен ли я ей что-то? По-моему, мы давно уже всё разрешили. Валя… эх… Джин… ну, с Джином-то точно… ещё когда… Хантер? Хантер остался… но, сказать по правде, я не представляю, как мне…
— Не беспокойся. Валентин уже позаботился об этом. И Сонни тоже. Скоро тебе представится такая возможность.
— Вот как? Ну, что… Это хорошо? Так ведь?
— Да, пожалуй, — согласился Яо. — Кого-нибудь забыл?
— Эм… Аввакум, Духосошественский… Хотя Духосошественский скорее уж сам мне должен, но… Как говорится, кому должен — всем прощаю.
— Ещё?
— Сонни?
— О нём не беспокойся. Это у тебя впереди.
— Вот как… Ладно. Погоди-ка! — директор смотрел на Яо во все глаза, — Маркус! Я ведь… Он же…

Монах кивнул.

— Да. Всё верно. Ну, что ж. Тебе представляется такая возможность.
— Что? Погоди! Я…
— Ну что, старик, не скучаешь?

Он разлепил глаза, на секунду зажмурившись от неожиданно яркого света в принципе совсем не ярких светильников.

Маркус стоял рядом с его столиком и улыбался.

— Ты как, нормально вообще? Что у тебя за манера, Гермес — напиваться в одиночестве? — Маркус хмыкнул. — Я вот никогда так не мог. Такая, знаешь, тоска меня охватывала, что хоть на стенку лезь. А ты же знаешь, я много путешествовал один…
— Так… может быть, составишь мне компанию сейчас? — хрипло произнёс психолог. Старый Дух заулыбался:
— Охотно! Эй, Сол, старина! Принеси нам того старого тарудзаке(1), которое Яо бережёт для особых случаев! Чую, сейчас именно такой случай.

Соломон понимающе улыбнулся, кивнул и скрылся за портьерой.

— Но теперь-то ты не один, правда? — тихо спросил Друга психолог.
— Ну… в общем, да. Ай спасибо, родной!

Соломон уже разливал сакэ из кувшинчика по чашкам. Закончив сей ритуал, он поклонился и вновь исчез за портьерой.

— Ну, твоё здоровье! Кампай, как говорится!
— Воистину кампай, — отозвался психолог с улыбкой. — И правда, какой интересный вкус.
— О да. Яо знает в этом толк, хотя, засранец, даже не думает делиться своими секретами! — Маркус сокрушённо вздохнул и, не выдержав, рассмеялся: — А, и ладно. У всех есть свои секреты, так пусть они будут и у моего молчаливого китайца.
— А почему он вообще такой?
— Какой, молчаливый? Ну так он по-русски не говорит и почти не понимает. Так что общаемся с ним исключительно мыслеречью. Иногда, правда, и по-китайски, но нечасто. Но уже привыкли, нормально. А впрочем, он весьма сообразителен для человека.
— Кажется, он не так уж и прост, а, Маркус?
— Непрост? Да как тебе сказать… Как-то никогда не думал об этом. Но в одном ты прав — да, теперь я не один. Вообще, никогда бы не подумал, что это когда-нибудь будет иметь для меня значение. Но, видишь, как оно всё оборачивается… Да что я — ты-то вон вообще остепенился, можно сказать!
— Можно, — улыбнулся Кастальский. — Ты прав… Наверное, это всё-таки бывает необходимо… даже для нас.
— А почему «даже»? Чем мы хуже любых других Существ? К тому же, когда так долго живёшь в разных Мирах, среди самых разных народов, со их привычками и порядками, невольно всем этим пропитываешься, как губка. Привыкаешь… И кажется, будто так и должно быть… Словно не было никогда Войн, и вообще всего этого, словно мы всегда были такими, как теперь. Хотя я не жалею, знаешь. Ты ведь понимаешь. Мы немало прожили… Немало видели, пережили… Пожалуй, своё счастье мы заслужили, как думаешь?
— Думаю, ты прав. Слушай, Маркус… Я что сказать-то хотел… Я тебя хотел поблагодарить. Ну, ты ведь спас мне жизнь, тогда, в Первой Войне. Если бы не ты, меня бы сейчас, скорее всего, и не было бы… В лучшем случае был бы кем-то вроде Аввакума…
— Ну… — Мечник вздохнул. — Он же вроде и не жалуется, да?
— Да даже наоборот — благодарен нам вроде бы как. Хотя, конечно, это нелегко воспринять… всё же, Падение…
— А так ли уж страшно Падение? — спросил Маркус, задумчиво пригубив сакэ. — Мы же не знаем. Хотя ты вот тогда испытал, с ним вместе, так ведь?
— Угу.
— И что, страшно было?
— Нет… Скорее, досадно как-то… Грустно, короче. Но я не о том, Маркус, я…
— Да ладно тебе, Гермес, — мягко перебил Друга старый Дух. — Всё нормально. И потом, мы ведь воевали на одной стороне… Кем бы я был, если бы не помог тебе, имея такую возможность? Кроме того, я вспоминаю, как любил тебя Авва. Мне кажется, что он никого так не любил, никого никогда не выделял так, как тебя. Уж не знаю, чем ты ему так угодил, но… И тогда, тот случай… Я просто вдруг подумал о том, как он будет горевать, если тебя не станет.
— А я ведь даже не поблагодарил тебя тогда…
— Да брось! Тогда мы толком и не знали, что такое благодарность, — Маркус похлопал Гермеса по плечу. — Всё нормально, брат. Всё хорошо.
— Спасибо тебе, Маркус Мечник…
— Ну ладно уже, ладно! Не за что! А то вот заладил, спасибо да спасибо. Давай лучше, сакэ пей. Хотя, кажется, ты и так уже здорово набрался, Герман Сергеич. Надо бы тебе передохнуть, а? Пить не умеешь совсем. Вы с Белой Королевской на пару, та тоже никогда пить не умела. Хах, мне ребята рассказывали, какие  корки вы мочили с ней на пару в былые времена.
— Да-а…
— Хочешь, позову Сола, он тебя отведёт в гостевую комнату? Отдохнёшь там, может, поспишь маленько? А? Ты смотри, у нас тут отличная гостевая комната. Яо сам здесь всё проектировал, и откуда только у простого монаха такие познания в архитектуре и дизайне, я просто диву давался! Ну так что?

Директор извлёк на свет божий сигарету и закурил.

— А почему бы и нет, братишка. Почему бы и нет.
— Ну вот и отлично! Эй, Сол! Старина, проводи моего брата в гостевую комнату. Только нежно, а то видишь, в каком он состоянии.
— Не беспокойтесь, Лорд Маркус, — Соломон кивнул, затем осторожно взял сомлевшего директора под руку и повёл его прямо за ту самую портьеру…

«Вот, значит, что у вас тут… Гостевая комната…»

— Отдыхайте, Герман Сергеевич. Я оставлю свечу, если захотите поспать, просто задуйте её. Или мысленно. Всё равно.
— Спасибо, Сол… Жалко, что ты так и не посидел с нами… Ну или хотя бы со мной…
— Ещё успею, Герман Сергеевич, — бывший голем улыбнулся. — А теперь отдыхайте.

Он аккуратно притворил за собой дверь, и в комнате стало тихо.

— Ну что? Ты доволен?
— А ты? — Яо стоял у окна, чуть отодвинув штору, и смотрел на небо.
— Пожалуй… Я сказал ему, что хотел… Что должен был сказать…
— Хорошо, Гермес. Если так, то хорошо. Этот долг можешь считать закрытым… Однако помни: главное — вовсе не долги, главное…

Но о главном Гермес уже не услышал. Он крепко спал.

Яо улыбнулся и задул свечу.


…


— А я думала, это я решила вздремнуть, — Хелли улыбалась. Её любимый директор спал у неё плече сном младенца. — Долго ещё ехать, Ват-У?
— А шут его знает. Может, уже и приехали. А может, и нет. Думаю, даже тебе видней. О, погоди-ка!

Машина слегка вильнула и притормозила у обочины. Дверца распахнулась, и внутрь забралась черноволосая девушка в строгом синем брючном костюме. Смерть обратила внимание на удивительный цвет глаз Гостьи: они были ярко-янтарного цвета.

— Привет, Бас-Т! — Ват-У пожала протянутую руку Подруги и бывшей протеже. — Рада тебя видеть! Ну что, как там в Матриархате? Не сильно они тебя мучили?
— Нет, — Бас-Т слегка улыбнулась. — Всё прошло хорошо, Старшая.
— Ну-ну, — Ват-У усмехнулась. — Теперь тебе не обязательно называть меня так. Ты ведь теперь Матриарх, а я простой «особист».
— Не прибедняйтесь, — Кошка коротко, по-военному кивнула Смерти. — Мисс Морриган, рада видеть вас.
— Взаимно, — Смерть кивнула в ответ.
— А что с Лордом Гермесом? — поинтересовалась Бас-Т.
— А притомился Лорд Гермес. Дорога-то дальняя, знамо дело. Ладно! Давай, рассказывай, как всё прошло!
— Хорошо. Хотя рассказывать-то особо нечего…

Кошка что-то ещё говорила, но Смерть её уже не слушала. Она задумчиво смотрела в окошко, туда, где холодной, почти осенней ночью мёрз в звёздном небе тонкий серпик Луны.



Примечания и ссылки:

1 — taruzake — выдержанное в кедровых бочонках сакэ. Старение кедра придаёт этому типу сакэ характерную пряность и поэтому для taruzake не используют сакэ высшей категории.



Глава 7 - http://www.proza.ru/2011/09/07/175