Русская рулетка

            
Явилась русская рулетка,
Как результат армейской скуки.
Да и сейчас, пускай и редко,
Кой кто приложит слепо руки.

Запретом кто ее отвадит –
Себя охрана отстреляет,
А может дело так отладить:
Два дня и вновь переселяют?
Железная замрет дорога
От чрезвычайной перегрузки.
Одна надежда лишь на Бога:
Молитв не знают – профиль узкий.

Вдруг на стене из револьвера
Крест православный явно явлен.
Проникла истинная вера –
Крест офицерский был прославлен.

И все казармы им крестили,
Изгнав и мысли о рулетке,
Под ним флаг части разместили –
Разгадку ищут все разведки.
Л.Г.

   Однажды нас подняли по тревоге – машины, вагоны, степь. Географические координаты мне неизвестны до сих пор. Разбили палаточный лагерь и начали строительство. Что строили, и для чего не знаю. Я, старший лейтенант, командовал ротой охраны. Разбить по сменам, расставить и проверять посты – вот и вся моя работа.
   Первой построили казарму для офицеров. В отличие от солдатской казармы, офицерская была разбита на отдельные комнаты и имела столовую, она же и клуб. Кинофильмы до нас не доходили, книг не было, женщин тоже. Скука…
Вскоре сослуживцы осточертели. Да, был спирт, который тайком поставляли нам технические службы, но он усугублял наше положение – оторванность от внешнего мира и уверенное чувство нашей ненужности. Забыл отметить, что ни охоты (если только на сусликов), ни рыбалки не было. Я же говорю: на все четыре стороны одна только степь и только степь.
   В таких случаях, слегка помраченный разум вспоминает древнюю офицерскую забаву – русскую рулетку. Кстати, в нее уже давно играют и не только в России. Нашим офицерам больше по душе пришлась стрельба с закрытыми глазами по живой мишени. Делились на пары, по жребию одному плотно завязывали глаза и привязывали к стулу. В свободную руку давали пистолет с полной обоймой. Все покидали комнату, оставляя его и безоружного напарника. Последний должен был перемещаться по комнате и голосом подавать сигнал. Вооруженный же должен был пытаться попасть в своего визави. Крикнувший тут же бросался в ту или иную сторону, и даже падал на пол. Стрелявший должен был угадать подобный маневр. Попасть, конечно же, было трудно, тем более после такого количества выпитого спирта. В результате за месяц у нас оказалось всего только несколько раненых.
   Я избегал этой игры. Естественно меня заподозрили в трусости. Я понимал, что если не переломлю ситуацию, то мне в буквальном смысле не жить. Набросившись на меня всей компанией (придираясь, оскорбляя…) они доведут меня до самоубийства.
   Что же делать? Пришлось согласиться. Следует здесь подчеркнуть. что я был отличным стрелком – мастер спорта по стрельбе.
   У меня созрел определенный план: я сам согласился (без жребия) вначале быть жертвой. Стрелком выбрал того, кто наиболее яростно нападал на меня. И так мы одни в пустой комнате. Я взял в руку табуретку, переместившись, установил ее, влез и подал сигнал, став при этом боком к стрелявшему. Пуля просвистела в трех метрах справа и была направлена вниз. Каждый раз я проделывал тоже самое. Пули же летели во все стороны, но не в меня. Стреляющий не мог предположить от меня такой смелости или нахальства, что я буду оставаться на одном месте, а не прыгать, как заяц. В конце концов, наверно от бессилия, он пустил пулю прямо на голос и действительно попал в ногу, вернее, в ножку табуретки.
   Теперь пришла его очередь. Он стал бледен, движения вялыми. Подстрелить его не составляло никакого труда. Это понимали все. Перекрестившись, офицеры скрылись за дверью.
   После сигнала я начал стрелять, но не в него, а в одно и то же место. После последнего выстрела мгновенно дверь распахнулась, и я услышал вздох облегчения. Моя «жертва» живая и невредимая стояла в углу комнаты посреди огромной лужи. А на стене, отмеченный пулями, красовался крест.
   Подкачавший офицер вскоре подал рапорт о переводе и исчез из гарнизона. Остальные, будучи религиозными людьми, отказались от этой игры. В комнате освященной, пусть странным, но крестом, нельзя совершать сатанинские поступки.