Нашелся подросток

Из дневника Сергея. За год до исчезновения.
"…. Как мне все надоели. Как достали меня эти непонимающие человечишки. Которым главное набить брюхо да карман. Я окружен миллионами рыб, плывущих в косяке в слепом желании размножаться и богатеть. Неужели это и моя судьба?
Неужели все сценарии кончились, и теперь все живут по одному оставшемуся?
Но я не  хочу, почему этот поток настолько сильный. Почему я не могу выйти из него?
я как маленькая лань, попавшая в стадо бизонов. Несущееся в никуда.
Мне не повернуть, не вырваться. Затопчут.
К черту всех, жалкие конформисты, продавшие свои мечты за диван в кредит.
Лучше становиться бандитом, наркоманом, бомжом, но оставаться  собой, идти своей дорогой, прокладывать свой путь.   Мне никто не в состоянии помочь, я один. Исключительно один. Отец? Ха ! этот алкаш? У меня с ним общий только цвет волос. Мать? Да уж! Мать слаба, она никто без отца, вот и держится за него. Нет, я не могу искать помощи ни в ком, кроме как в себе, в своих кулаках…"




Дело № 12332/№4
«Пропал без вести подросток Сергей Бирнов, учащийся 10 Д  класса  школы №3243 г Москвы. Вышел из дома в 7. 00 в школу. В школе не появлялся.  Был одет в зеленую куртку, синие джинсы, черные кроссовки. Рост 160, волосы черные, глаза черные, телосложение худощавое.  Отличительных примет не имеется.  Продолжительность поисков 6 месяцев. Рекомендация следователя: дело закрыть, по причине истечения сроков давности. Разыскиваемый вероятно погиб. Решение суда: дело закрыть и передать в  архив»



Говорит Анна Ильдаровна, учитель литературы.
 Сережа всегда был слабеньким учеником, часто хулиганил и  был подтвержден чужому влиянию. Ну, знаете, как это у мальчишек бывает: прибьется к какой-нибудь шайке и бегает толпой.  Один раз даже телефон у пятиклассника  отобрали, представляете? Дожили.
Вот посмотрите, какое сочинение он написал. Это было за месяц до исчезновения.
Сочинение:  ученика 10 А класса Сергея Бирнова
предмет: Литература.
тема: «Летние каникулы. Что я узнал нового»
«Это история произошла со мной на самом деле , действительно этим летом.
И в ней нет ничего такого, о чем обычно пишут десятиклассники  в своих сочинениях о проведенном лете: рыбалка с  дедушкой или квадрациклы с папой .
В ней даже нет и того,  чем действительно занимаются восьмиклассники летом: пива в подъезде, девчонок в парках,  поиски денег на все это.
Поэтому,  если Вам, Анна Ильдарнова, мое сочинение покажется  неправильным  или  провокационным, извините,  я напишу другое.  А это, в любом случае, оставлю почитать… своим будущим детям.»

- Далее не было написано ни строчки, продолжала учительница, - это был тот еще номер. Я подозвала Сережу после уроков, и спросила, где весь текст, а он мне ответил, что действительно писал его, но потом передумал и вырвал страницы. Представляете, дожили.
На его спрашиваю, зачем вырвал, раз уже написал. А он заладил свое, как попугай, передумал-передумал. А потом я его все-таки дожала. И знаете,   что он  мне сказал? Говорит,  решил не показывать сочинение, потому что  я,  мол, не пойму.
Представляете,  я работаю в школе 30 лет. Я такое повидала. А он «не пойму»
Если хотите знать, мое мнение, так мне кажется он наркоман. Да-да, нанюхался где-то за гаражами клея с дружками и помер. А дружки его и спрятали, чтобы на них чего не подумали.
Сейчас такие дети, хуже уголовников, уж мне поверьте. Я их знаю. Дожили…
Я и с родителями тогда общалась. Вроде нормальные люди. Не совсем интеллигентные, конечно, но не всем же заслуженными учителями района быть. Так вот, отец его Анатолий Павлович, извинился и сказал, что заставит Сережу написать новое сочинение. И действительно на следующий день, Серёжа принес нормальное сочинение на 3 страницы, про то, как они с дедушкой на Волге  сома ловили. Ух, видать,  досталось ему тогда от  отца-то …

Рассказывает мама  Сергея.
После той поездки летом между 9 и 10 классом Сержа заметно изменился.
Стал более тихим, что ли, вдумчивым. Это  она  на него так подействовала, он же вообще о этого нигде ж не был. Только бегал по дворам и подъездам как кошак бездомный…
Вы меня простите, просто злюсь на себя, что не досмотрела, хоть уже и пол года прошло, но не могу смириться с мыслью, что нет больше   Сережи, простите…

Говорит отец Сергея.
Во всем виноват этот полудурок Витя, этот маразматик, наркоман.
Это он повес Серегу в поход, где их накрыло лавиной. Представляете два месяца пацан пролежал у дикарей, пока его МЧС отыскало. Странно как не помер вообще. Я бы этому Вите башку свернул при встрече, да он не показывается, скотина. Это он и подсадил Сережу на  дурь, кто знает может  дикари в этой деревне и подсаживали, пока пацан в коме был.  Это ж не шутки – лавина. Зачем вообще я отпустил сына с этим придурком, братом  жены моей – Витей,  блин.  Он у нас типа путешественник. Бродяга хренов.
Я ему уже один раз чуть нос не сломал, еле убежал от меня, сын осла, полудурок. У них вся семейка с приветом, кстати. И мать и дети контуженные. А отца и не было в помине.
Ну, вот вы мне объясните,  зачем этому полудурку понадобилось вести  пацана в горы в такую даль. Что у нас гор нет в Подмосковье?
Наркоман и полудурок.
Нее, я сам ни разу ничего не находил у Сережи. Но уж больно он спокойный приехал с  этой так сказать экспедиции, то ли кома на него так повлияла, то ли еще что-нибудь, не знаю.
Раньше пьяным приходил, ну это с кем не бывает в его возрасте.  Побитый- ну пацан же.
Ну, хулиганил, но все по мелочи, то в глаз кому даст за мобильник, то девчонку не поделят  - подерутся. Я и сам таким был. Это нормально.
Но как вернулся, затих. Как мышка. Книжки какие-то читает, из комнаты не выходит, тьфу..

Говорит дядя Виктор. Брат матери Сережи.
Наше путешествие прошло абсолютно нормально. До бури.
А потом эта лавина… Мы потеряли Сережу на два месяца, оказывается его спасли местные жители из забытой богом деревушки. Парень чудом выжил. Два месяца пролежав без сознания.
Я знаю, что его отец – дегенерат  считает, что Сережа стал наркоманить после этого.  И,  что  это я его  подсадил на дурь. Но это бред.   Я известный ученый. Мне президент премию вручал.   Даже оправдываться не буду,  противно. Бедная Галька, за такого орангутанга вышла. Загубила и  себе жизнь, и своему сыну. А ведь только ради Сережки то и выходила, не хотела, чтобы  малыш без отца рос. Сама ведь без отца росла, знает каково.
А он взял и  сбежал, не выдержал парень такого соседа. Потом думай, что лучше не иметь вовсе или иметь вот такого отца.

Сам  Сережка был очень толковый, не в отца. Да, хулиганил, но не от того, что дурак, а от того что искал себя,  а это дело тяжелое. Это как шторм в море, бывает и накрывает волной…

Алексей Петров (Кличка «Плов») лучший  друг  Сережи.
Да ,не знаю я ,что с ним.
Исчез. Не пришел в школу и все – пропал.
Да, это правда. Странный был после каникул. Молчаливый, задумчивый. Ну и понятно, чуть не помер же. Если бы я не знал, что его лавиной накрыло, то я подумал бы, что  влюбился он там в кого.
Тем более он с Катькой расстался чуть ли не через неделю  после приезда.
Но мне он ничего не говорил. Мы как-то не особо общались после этой поездки.  Мутный он стал. Не понимаю я его.  Понятия не имею, где он. Может быть, может сосулька ему на голову упала и память отшибла, и ходит теперь,  не помнит кто он такой и где живет.  Фильм такой был, кажись.

 Екатерина Глинка (подружка Сергея.)
Я про этого гомосека и слышать ничего не хочу. Пропал, сгинул,  и, слава богу.
Я и рада. Потому что после того как он со мной поступил, так ему и надо.
Как я сейчас вообще выгляжу перед людьми. Меня вообще никто никогда не бросал.
А теперь  я как порченый товар. Подружки -  стервы ржут, слух по параллели в школе пошел, мол со мной что-то не так. Понимаете, я о чем? Мол, там у меня  не совсем все нормально, ну понимаете…?
Раньше за мной пацаны бегали, даже на BMW из школы забирали.  А теперь только косятся и ржут. Я даже не знаю, что они там себе напридумывали. Так стремно…
Короче, не знаю я про Серого ничего, и знать не хочу.
Ммм, хотя есть одно,  у него тайник был. Может там что-то полезное для Вас есть.
Он под рельсой, рядом с ж\д вокзалом. Если отвезете – то могу показать, только  у Вас какая машина?


В ямке под рельсом, закрытой картонкой и присыпанной землей,  лежал коробок c марихуанной, не пользованная трубка для курения, складной нож и вырванные из тетради листы с текстом.
Чернила от влаги кое-где растеклись, причем местами  так сильно, что текст уже нельзя было разобрать.

«….в переводе с южно-индийского наречия Кийли Аку  означала Душа Гор.  Эта была обычная деревня. Находилась она, как полагается в горах и  ее внешний  облик легко терялся среди множества себе подобных. 
Все  в ней было обычно. Улицы расходились лучами от главного храма в центре поселения.  Сам же храм традиционно был высок, узок и с исполинской крышей, которая   больше походила  на отдельное здание, готовое поспорить по размеру и убранству с самим храмом.
 Домики крестьян были из дерева, не крашенные и по высоте не превышали  древа яблони .
Но все-таки было в этой деревне то, что отличало ее от остальных поселений. Даже  скажу больше, была в ней особенность, превращающая деревню в самое необычное место на планете.
Уникальность эту нельзя было увидеть беглым  взглядом путника, на  это требовалось время.
И, наверное, мне повезло,  что я оказался  раненым. Не задержись я здесь, то никогда бы не познал одну из величайших тайн, так изящно спрятанную в горной деревушке.
Но постойте, назвать человека, попавшего под лавину и потерявшего свою экспедицию удачливым , вряд ли повернется язык. Я даже не знал, живы ли остальные, жив ли дядя Витя  и проводники. Последнее, что я запомнил, это грохот  и  белую пелену – закрывшую  собой синее небо.
Я не помню, как оказался в этой деревне. Когда я открыл глаза, то уже лежал в этом  доме, под одеялом, и нога уже была у меня загипсована. Вернее не загипсована - нет. На ногу было наложено две шины, стянутые друг с другом бинтом, поверх которого была обмотана повязка, смоченная в каком-то пахучем отваре. Не знаю , лучше  ли эта конструкция  нашего привычного гипса или нет, но я сразу понял, что карьера танцора  или футболиста с такой травмой мне не светит, а еще гаже – наверняка,  начну теперь прихрамывать . Мысли о хромоте тяжело легли на мою еще сонную голову, но тут я вспомнил, что всегда хотел иметь трость.  «Куплю с  рукояткой  в виде змеиной головы, – подумал я, -  всегда хотел такую. Вот теперь будет повод». Улыбнулся и окончательно  очнулся.
Я лежал в кровати , в небольшой светлой комнате, со значительным окном, из которого открывался  величественный горный пейзаж.
Я не мог пошевелиться, все тело затекло – значит лежал я долго. Чтобы понять  насколько   долго ,  надо  посмотреть на свои пальцы. Если ногти отрасли – значит долго, если их длина на прежнем уровне, значит, я был в отключке не больше одного дня.
Ногти были не просто отросшие,  мало сказать, что они были длинными. На руках  был настоящий маникюр, ногти выдавались сантиметра на полтора от их обычной длины, были аккуратно пострижены и как будто даже залачены или отполированы.  От удивления я не произвольно открыл рот, чтобы прошептать проклятие, но голоса не было. Я едва издал звук.
Господи,  похоже, что я пролежал здесь месяц или около того.
И видимо от переохлаждения потерял голос. Может быть навсегда…
Встать я был не в силах. Огляделся и увидел рядом с кроватью жестяной столик с большой керамической кружкой .
Я начал стучать ей об стол в надежде привлечь внимание.
На мой стук тут же  отозвались шаги и через секунду в дверях появился мальчуган лет 5-6.
Что –то крикнув за спину, он подбежал ко мне и  с видом заправского доктора приложил ладонь ко лбу, затем, к сердцу , после чего сам   чихнул три раза подряд и убежал прочь. В дверях с ним столкнулся пожилой мужчина.
Потрепав мальчугана по голове, хозяин дома обратился ко мне.
Только сейчас я заметил, что ничего не слышу, словно на мне были студийные наушники.
Увидев мою беспомощность в глазах, старик понял, что говорить бесполезно и просто вопросительно посмотрел на меня, как бы спрашивая, о моем самочувствии. Во всяком случая  именно так я понял его выражение лица.
Я изобразил руками,  что ничего не слышу, что голова моя кружится, что руки и ноги едва ли  слушаются , продолжая жаловаться,  я  постучал по животу, это означало «я голоден».
Все  нормально ответил   старик, показывая на уши, скоро слух вернется. Это из-за давления в лавине. Лопнули перепонки.
 И он крикнул в сторону двери, должно быть,  приказал принести пищи.

Мне не терпелось расспросить старика, что же случилось, и как давно я здесь нахожусь, но пока я придумывал для этого движения, старик меня опередил. Взяв  кисть и лист рисовой бумаги, он начал рисовать, каждый рисунок он дублировал движением, как будто считал, что  мне скорее понятны его махи руками, чем вполне  натурные наброски.
На первом рисунке он нарисовал гору и спадающую  с нее волну снега.
На втором нарисовал двух людей,  одетых в меха, из чего я сделал вывод, что это местные жители, рядом с людьми был изображен наполовину засыпанный снегом  человек.
Дорисовав его,  старик указал пальцем на меня.
На третьем рисунке было видно, как  меня тащат на  конструкции похожей на носилки вышеупомянутые  фигуры в мехах.
Далее старик  нарисовал кровать, огонь  и окно  в точности с тем, что было в нашей комнате.

Удовлетворенный собой старик улыбнулся.
Но комикс старика оставлял множество  вопросов.
Он не объяснил  сколько времени прошло с той лавины, живы ли остальные, где ближайший современный город.

Я перенял у старика кисть  и протянул линию между лавиной и  рисунком с окном, над линией нарисовал по очередности солнце и луну, солнце и луну. После чего вопросительно посмотрел на старика.
Старик понял вопрос и в качестве ответа начал рисовать вертикальные палочки.
И тем дольше он рисовал, тем  сильнее  меня одолевал ужас. Я пытался  считать  палочки одновременно с тем как старик их выводил, но на тридцатой  я сбился, слишком много мыслей терзали мой разум, слишком много чувств переполняло мое сердце. Как же это может быть чтобы я пролежал без чувств больше тридцати дней, почему меня не нашли остальные. Где же спасатели. Я уже должен быть дома  больше недели назад. Наверняка нас должны были искать с   вертолетами, собаками. Должен был подняться такой шум и гам. Ведь нас было около  20-ти человек. Если столько людей пропадает разом, то это уже трагедия государственного масштаба. Живы ли остальные? Или может быть есть раненые и  в других домах? Как же добраться до города как же связаться с родными, с мамой?
Мысли пролетали в моей голове с неимоверной скоростью, наслаиваясь одна на другую,  толкаясь и перемешиваясь, я не успевал их сознавать, не успевал превращаться в понятные символы, слова.  Мысли летели сплошным потоком, и были похожи на огромный разноцветный луч. Только одну я смог поймать и сконцентрироваться на ней  «Где остальные» , «Где остальные». Она  застряла в голове  как горпун…
К этому времени  старик нарисовал 60 палочек, и устало придвинул ко мне лист.
2 месяца.
Сердце опустело, в голове лопнула  струна.
Я схватил перо, и начал рисовать остальных людей из экспедиции, дядю Витю, проводника, Сергея, и прочих. Кого-то выводил более старательно, кого –то рисовал фоном, в результате  я изобразил значительную группу людей, а рядом нарисовал себя – наполовину засыпанного  снегом, в точности, как на рисунке старика.
К удивлению, старик понимал все  без слов. Глаза его замерли, лицо заледенело. Секунду помешкав, он с глубоким вздохом принял направленную ему кисть  и медленно, словно ожидая приказ  прекратить свое действие, начал перечеркивать всех нарисованных мною людей.
Я следил за кистью, словно за гильотиной. В последний момент  закрыл глаза, руки стали ватными и более не могли держать меня на локтях - я опрокинулся на спину.
Все погибли?
Господи, что все это значит. Не издевается ли надо мною старик? Да кто он такой вообще, почему он  здесь один? Он явно не доктор, а я не в больнице. Где же я ?  Где остальные?
Слезы выступили из глаз, я заплакал, но голос  так и не проступил, я просто хрипел и пускал слезы, словно раненная лошадь. В этот момент я почувствовал как сильно болит нога.
Старик молча сидел рядом, не смея уйти.
Где я нахожусь, почему здесь все так, как будто   на дворе пятнадцатый век. И где остальные?
Почему нет ни единого признака цивилизации, хотя бы обертки от шоколадки или бутылки из-под газировки?
Неужели все погибли?
 Где же все остальные?
Мысли лезли в голову как из проклятого мешка, за каждой приходили по две новой. Я не успевал отвечать на задаваемые самим же собой вопросы.
Вспышки  мерцали в голове.  Гул усиливался. Перед глазами возникла лавина, будто я снова нахожусь в горах. Грохот и темнота.
 Я отключился.
Не знаю, долго  ли я проспал. Но когда очнулся, было уже темно. Я не стал звать старика, и просто лежал на кровати с открытыми глазами, дожидаясь рассвета, а лунный свет помогал мне не уснуть.
Много мыслей я передумал в ту ночь.  Я думал, что будет со мной, если я больше никогда не увижу родных и не смогу вернуться домой. Думал о том, как сейчас плачет мама сидя в моей комнате перед  моей кроватью……Именно перед, не смея ни сесть, ни лечь на нее, будто я вот-вот должен прийти. Я испытывал стыд  перед ней -за ее безграничную  любовь, я  отплатил своим исчезновением. Я отнял у нее самое ценное. И, если я не смогу отсюда уйти, то смогу ли я  жить, представляя как там мучаются родители. Как я смогу засыпать, зная , что  где-то моя мама  сидит в слезах рядом с моей кроватью, в надежде, что я вот-вот появлюсь на пороге. Нет, я не смогу.
Родители! Бедная мама, бедный папа... Им, наверняка, сообщили, что я мертв.
Надо уходить, как можно быстрее уходить.
Я постарался приподняться, но даже от первых  усилий голова закружилась, и едва я приподнялся на локти, как чуть не повалился с кровати.
Господи, получается я без сил, в горах, может быть тысяч 6 ил 7 на д уровнем моря, в  сотнях километрах от жилого города, без дорог. В окружение полудикарей. Без телефона и интернета, без азбуки Морзе, черт подери!
И прошло уже больше  двух месяцев с тех пор, как пропала наша экспедиция. Так, что наверняка, официальные поиски уже  прекратились.
Я пролежал с открытыми глазами до рассвета.  Чуть позже зашел старик.
Я попытался разглядеть его лицо. Странное оно было,  старое, но  вроде и без морщин, вроде и лысый, да вроде и волосы где-то припаслись, причем длинные, спадающие в хвостике до самых плеч.
Глаза были шустрые, губы подвижные, а нос словно у птицы – крючком.
Кожа на лице смуглая, чуть ли не черная. А на теле светлее. Ростом он был не больше метра шестидесяти, худ и даже несколько миниатюрен.
На вид он был неприятным, каким-то чужим  что ли, но стоило старику улыбнуться, как его глаза менялись. В одно  мгновение, они становились родными, глазами близкого тебе человека. Трудно описать, что в них исчезало, а что появлялось, но это становились совсем другие глаза.   Несмотря на то, что старик улыбался ртом, кстати, совсем беззубым ртом, казалось он улыбается в первую очередь глазами. И такие глаза  не могли  быть зеркалом злой и  мелочной души.  Это были глаза сильного, честного человека.
Не буду томить описанием нашего со стариком общения по картинкам, скажу сразу, что мне удалось узнать:  никто из нашей экспедиции более не был найден, поэтому вопрос об их смерти оставался открытым, может быть им удалось выбраться из завала и добраться до безопасного места.
Также мне удалось выяснить, что до ближайшего города, а вернее сказать небольшого поселка  в котором имелись признаки цивилизации было не меньше 600 километров и путь пролегает через очень опасные перевалы, так что дорога могла  занять   15, а то и 30 дней. Такой путь могут осилить только хорошо экипированная команда из 5-7 человек.
Конечно, до тех пор, пока моя нога окончательно не  заживет, я и надеяться не мог на это путешествие.
В течение последующих  8 дней я потихоньку овладевал своим телом. Учился сидеть, вставать и ходить. Вместо трости с головой змеи, мне дали обломок бамбука, который, впрочем, справлялся со своими обязательствами не хуже. Я двигался сначала очень медленно,  каждое движение отдавалась болью в мышцах. Но с каждым днем   боль утихала, движения давались легче, так я научился ходить  непринуждённо и уверенно.
Но все равно сил моих было недостаточно, чтобы  отправиться в город. Требовалось не меньше месяца, чтобы организм полностью восстановился.
Вот тогда-то у  меня и появилось время ознакомиться с деревней.
Как я уже говорил,   с виду поселение казалось вполне обычным, в нем я насчитал около  500 домов, в которых со слов старика  проживало, примерно, 3500 человек.
Приглядевшись же повнимательнее можно было заметить первую странность  - в поселке было много молодежи, на улице чаще можно было встретить молодого парня лет 20, нежели старика.
И это очень странно, ведь лично я привык видеть деревни, где жили  одни старики. Я бывал  только в таких деревнях, в которых казалось, что люди с самого рождения появлялись на свет старыми. Здесь же было полно молодежи. И было очевидно по их поведению, что живут они здесь постоянно, а не приехали погостить к бабушке.
Что может удержать нормального человека в таком богом забытом месте, думал я.  Должно быть они здесь все настоящие овощи, не стремящиеся ни к чему, растения.
 Жить в деревне, где народу , вряд ли хватило, чтобы заселить один  жилой комплекс в большом городе. Да, они тут звезд с неба не хватают . Как можно жить в деревушке, где нельзя выйти на улицу не увидев знакомого лица. Я здесь всего лишь пару часов как в сознании, а мне уже начинает надоедать это местно. Для меня  было наибольшим наказание в жизни – прозябать в деревушке,  без возможности связаться с миром, в окружении  осточертевших тебе лиц.
Понимать,  что твой день – это слепок с предыдущего.  Знать каждую трещинку на земле, знать каждый голос в деревне – скука неимоверная. Куда расти, куда стремиться
Где искать новые возможности и вызовы для себя? Где искать ветер , что поведет тебя?
Разве можно развернуться в такой маленькой деревушке, здесь же потолок – вырастить кабачок, здесь же максимум – покрасить забор.
Как же можно стать настоящим человеком, без великих свершений,  без далеких путешествий, как можно считаться состоявшимся  и не преодолеть череду трудностей, не кинуть вызов богам, как же можно говорить, что прожил жизнь не зря, если ты не сделал ничего выдающегося,  правнуки не вспомнят  имени твоего? Если все, чем ты можешь похвастать -  это крепким  крыльцом  у своего дома?
Как они могут так жить?!
 Я даже  в своем городишки, я говорю городишки, хотя в нем больше миллиона жителей, но даже там я чувствую себя угнетенным и порабощённым безысходностью. Сломленным от прозрачности моего будущего. Я видел все на 50 лет вперед, и это ясность  пугала меня  больше, чем жар ада.       Все жили по шаблонам, все жили так будто их жизнь это трафарет, просто успевай закрашивать нужные графы. Где художники, где же творцы, среди миллиона соседей не было ни одного. Что же ожидать от деревушки в 500 домов?
Да это ж скопище быдла и узколобых деревенщин, которые и не подозревают, что где –то есть настоящий мир, настоящие великие дела и поступки. Настоящие судьбы.
Мысли разъедали мое сердце, с каждым минутой наполняя его   желанием  поскорее уехать отсюда.
Я не знал,   осознают ли  этим дикари вообще,  что  где-то есть  настоящие города, что есть большой мир, что можно добиться огромных высот, стать по –настоящему большим человеком, а не гнить в этой богом забытой деревушке, с высоты больше похожее на гнездо.
Наверняка, ничего подобного они не знают, иначе стали бы добровольно тратить свои лучшие годы на копание в огороде у дедушки.
Кстати огороды – это вторая особенность деревни.
Держать огород рядом со своим домом было традицией   и чуть ли не культом. Рядом с каждым домом, даже самым захудалым раскидывались ухоженные  сады.
В них жители деревни проводили большую часть времени, копаясь  в земле, пропалывая, поливая, рыхля почву. Я находил это крайне странным, на мой взгляд, все  участки были непросто в порядке, все участки были прямо – таки в идеальном состоянии. Но жители все равно  выходили в огород рано утром и до самого заката,  трудились на нем, казалось, что они протирают каждый листик у яблони, рыхлят каждым сантиметр почвы. Зачем?
Я не понимал…
Целыми днями я бродил по деревне, разрабатывая свои мышцы. Деревня была маленькой, поэтому я нарезал круги от одного ее конца и, упершись в скалу, разворачивался и шел до другого ее конца, который также ограничивался огромным утесом.
Таким образом, я обошел  все дворы и полюбовался каждым садом. Через неделю мне это до смерти надоело, чудовищное однообразие. Ничего в этой деревне не происходило. Я не мог ни с кем подружиться или просто пообщаться. И не только потому, что не знал языка, но и из-за того, что все возились в своих огородах, и признаться не были достаточно приветливы.
За все мое время нахождения в этой деревне, я не обрел ни одного друга и даже ни с кем нормально не поговорил.
Исключением был старик, который за мной ухаживал. Видимо он ко мне проникнулся особой теплотой. Да и что скрывать мне он тоже понравился, и мы с ним неплохо ладили.  Как может ладить 16 летний подросток к 60-летним стариком.
Вечерами, когда он вылезал из своего огорода, мы разговаривали на кухне, под светом свечей.
Я надолго запомню эти разговоры, мы пили вино, на небе  луна освещала горы, а на столе лежал сыр.
Старик после дневного труда был уставшим, но словоохотливым. Видимо ему не хватало общения. Всю жизнь он был охотником, и даже считался лучшим охотником в деревне.
А настоящие охотники –много не болтают. Вот у него и накопилось.
  Звали его Сюго . Ему поручили выхаживать меня, ведь  в свое время он вылечил не один десяток мужчин, которые были ранены на охоте. Старик обладал медицинскими знаниями,  знал лучше других как спасти человека от переохлаждения и обладал рецептурой лечебных отваров. Знания эти достались ему по наследству от своей бабки, которая была известной целительней.

-Человек ничего не может накопить – говорил он разливая вино по стаканам, - кроме добра им совершенного. С каждым добрым делом, или даже с каждой мыслю, он сдабривает землю для рождения нового цветка – добра в душе другого человека.
И знаешь, что самое интересное?
- Не знаю,- отвечал я,  мешая недобрую иронию  с вином , - откуда мне знать. Я в школе учусь и живу в Москве. Нас такому не учат.
Самое интересное то, - продолжал старик, - что точно также как и цветок  не может вырасти без семени, так и мы не в состоянии сделать ни себя, ни других людей  лучше. Мы не можем руководить своей душой, и даже своими мыслями – они рождаются и живут вне нашей воли, мы можем только создать условия, в которых хорошие мысли и душевная доброта окрепнут и расцветут, а зло и мерзость всякая сморщиться и сгинет.  В этом то и есть смысл сада в каждом доме. Это старая очень старая традиция, которая напоминает нам, что души наши – это та же почва, и как любая почва душа может быть покрыта  гнилью или прекрасным садом.

А знаешь, ли ты что сад у дома – это еще не вся традиция?

Великая мудрость заключается в том, чтобы ухаживать за садом, выращивать  цветы и  деревья в нем, не имея возможности посадить ни одного  нового растения. Сад должен   разрастаться, только благодаря тому, что там уже растет. Каждый год сад цветет, и осенью плоды падают в землю. Самое главное правильное ухаживать,  беречь почву и существующие растения.  Тогда из года в год сад будет становиться краше и больше. Только редкие мастера могут из одного дерева создать сад, глядя на который замирает сердце. Чья красота поражает.  На это уходит целая жизнь. Такие люди в почете в деревне, на их сад  приходят посмотреть все жители. Человек сумевших вырастить целый сад из одного дерева, становится старейшиной в деревне и его слушаются и уважают, не меньше вельмож.

 Когда крестьянин  умирает, то растения в его саду делят между оставшимися живыми поселенцами. Делят все до последней травинки. Их бережно выкорчёвывают и сажают в новую землю. Где им суждено,  расти дальше.
Когда рождается новый малыш, то по достижению 8 лет ему  передается от отца и матери столько растений, сколько  они посчитают нужным.
Когда сад увядает – владельца земли прогоняют из деревни раз и навсегда. И он не имеет больше пути назад. Как правило, такие люди умирают, так как нет другой жизни в этих горах, кроме золотого оазиса, в котором находиться наша деревья.

- Ого, так все строго. – я аж поперхнулся. – К чему такая жестокость?
 Но старик проигнорировал вопрос:
-В саду не запрещено сажать иноземные зерна. И не карается тот, что  в стремлении увеличить свой сад засеивает в него тысячи новых семян. Но труды его напрасны.  Ничего не приживается. Невозможно  вырастить большой сад, посадив в него чужие ростки.  Так устроена эта земля. Это волшебная земля. Самая необычная на всей планете. Да, тебе посчастливилось стать хромым в самом удивительном месте на  Планете, да это правда.
Старик засмеялся, и его глаза снова ожили и  заискрились.

Действительно , ни один  цветок пересаженный на эту землю не приживается, даже самые неприхотливые растения вянут и погибают не успев солнце зайти за горизонт. Воистину волшебная почва.
Человек не в состоянии накопить ни богатства, ни ума, ни  успеха.
- все больше расходился  старик налегая на вино -  Все это увядает следом, как только исчезает человек. Единственное,  что он может передать своим детям или последователям  - это обработанную почву, ухоженный участок земли, души своей, на котором внуки и дети его будут продолжать растить цветы. Продолжать ухаживать за почвой, делами своими и помыслами беречь каждое растение,  оберегать от зла. Люди не могут ничего накопить за свою жизнь, все, что мы накапливаем, затем утекает как песок, будто и не было нас никогда.
- Это если ты живешь как овощ – вмешался я, старик полез со своими размышлениям в близкую мне тему, и я почувствовал ревность , - Тогда конечно, ты ничего не оставишь в этом мире.
Но если ты не растение, если ты понимаешь свое предназначение, если в состоянии изменить свою судьбу, то и мир сможешь изменить.  И великим сможешь стать. И след свой уж точно оставить получится и в историю войти.

Старик не улыбнулся, а нахмурился. Налил целый стакан и тут же осушил.
- Многие юные умы мечтают войти в историю, мечтают оставить след. Считают полководцев  и  гениев двигателями прогресса. Считают их великие умы -  отцами цивилизации.  Считают,  что им необходимо создать дело, которые жило бы после них, завидуют Наполеону и Пушкину. Не понимая, что вовсе не они двигают мир наш, что вовсе не они создают завтрашний день. Подростки думают, о вечности  и жаждут величия, даже не подозревая, что их устами говорит сатана, что  самолюбие высушило их сердце. Молодые люди  чувствуют силу в кулаке, и стремятся пробить им все преграды, все стены, отделяющие их от  величия, и оправдывают себя  благими помыслами. Главным аргументом  у них - вечная память об  их жизни. Но не о жизни они хотят, чтобы помнили внуки, не о великих ценностях, не о великих цветах и истине. Нет. Они хотят лишь  одного, самолично остаться в памяти. Хотят,  чтобы их именами называли улицы. Хотят, чтобы их портреты висели в музеях. Хотят возвысить себя, а не собой возвышать!
Они растаптывают цветы, взращённые для них их матерями, разрушая  истинные драгоценности жизни, топча ногами райские сады, уничтожая души. Подростки, бьют кулаком в лицо действительности, во имя будущего и не замечают, как уничтожают его.
Ничего не накапливаться!  И слава и величие -  фальшиво и не стоит  ни одного цветка. Не это двигает мир вперед. Не великие мужи двигают этим миром, а великие садовники, которые  в состоянии облагородить почвы не только своей души, но и чужой, способные развить из одного тщедушного  одуванчика  прекраснейший сад, способные из самой слабой надежды и душевного бессилия взрастить  непоколебимый дух, в силах которго   превращать воду в вино, и оживлять мертвых.
Только такие мужи могут гордиться своей жизнью, чьи сады приютили множество летающих в небе семян, которые взрастили в себе доброту и доблесть, которые подкармливают  свою мужество и честность, которые берегут свою почву, способную обогатить следующие поколения прекрасными цветами.
То ли от бурной речи, то ли он вина, старик раскраснелся и тяжело задышал.
Я молчал, чтобы не провоцировать его на новую тираду.
Мы просидел еще около получаса молча.
Затем тихо  разошлись по своим углам.
Больше мы никогда не возвращались к этому разговору.
Хотя вечерние посиделки со стариком продолжали быть  нашей ежедневной традицией.
Старик как будто обиделся на меня за то, что сам рассказал  все эти странности.
Как будто я хитростью выпытал у него ценную информацию и теперь он терзает себя за то, что проболтался.
Я чувствовал это и думал, что если мы поговорим еще раз на эту  тему, то нам удаться снять  слизкий  осадок.
Но на все мои вопросы старик теперь только отмалчивался.
Мы говорили обо всем на свете, но тему садов больше никогда и не поднимали.
Я даже стал забывать об этом странном разговоре.
Но, однажды, шатаясь по улочкам  в деревни, я увидел картину, которой было суждено изменить всю мою жизнь.
Картину, которая поразила меня до глубины души и оставила неизгладимый след в памяти и в сердце.
Я увидел как, в одном,   с виду совсем простеньком саду, белокурый мальчик лет семи поливал лужайку с одуванчиками.
Он делал это так старательно и аккуратно, что вода из лейки попадала ровно под стебельки растения, не тревожа сам цветок. Мальчик ступал очень мягко и грациозно проходил между ростками, не позволяя ветру от  своих движений  срывать  беленькие парашютики.
В одной руке мальчика была лейка, размером не уступающая самому мальчугану, а во второй обычная палка.
Я смотрел на парнишку как заворожённый, уж больно плавно он двигался, словно ягуар по джунглям.
В каждом его движении было столько грации и столько выдержанности, что казалось, будто его руками руководит очень искусный кукловод, ведь детям не свойственная такая пластика. Он был больше поход на балерину, танцующую  партию на сцене, нежели на реального паренька.
И все ради того, чтоб не потревожить ни один из одуванчиков. Чтобы ни одно его семя не сорвалось раньше времени. Мальчик не хотел воровать работу у ветра.
Но зачем мальчугану палка, он ведь еле-еле держал лейку одной рукой?
Что он ею будет делать?
Я начал вглядываться внимательнее.
Посмотрел на лицо мальчугана, все чаще стоявшего ко мне боком или спиной.
 Посмотрел и замер.
Мальчик был слеп.
Его веки были сросшимися.
Он определённо ничего не видел.
Я перестал дышать.
Малыш поливал цветы, боясь повредить их неловким  движением,  и даже не был  в состоянии полюбоваться ими.
Мальчик выращивал цветы, которые никогда не увидит.
Ему не дано насладиться красотой цветов, он не увидит как красивы лилии и как веселы одуванчики, но он порхает среди них каждых день, орошая почву, только в надежде на то, что его сад увидят остальные.
Что его цветы, порадуют глаз соседей.
Я стоял и боялся пошевелиться.
Неужели это важно, думал я, важно то, что увидят другие твои цветы, если ты сам слеп.
Неужели так важно поддерживать свою почву в хорошем состоянии, если сам никогда не сможешь насладиться видом сада, раскинувшегося на ней.
- Зачем ты растишь сад, ведь ты не видишь цветов. -  чуть не в слезах, спросил я парнишку
- Цветы нужны  не только мне.- ответил он, - если это красиво, то они нужны всем …правда же красиво?
- правда…, - я не смог подобрать больше слов.  Опустив голову, я медленно похромал к дому. В голове у меня крутились  слова старца.
Я не понимал и половины того, что он говорил, но  чувствовал, как во мне зарождается неведомая сила. Сила, которая отныне не даст мне жить по-прежнему.
Я шел к дому, и с каждым шагом, предчувствие чего-то большого, огромного, грандиозного усиливалось . Сердце колотилось все сильнее и сильнее, будто мне предстояло прыгнуть с парашютом.
Вечером за столом я пытался молчанием заглушить стон сердца.
Старик весь ужин рассказывал мне про какой-то случай на охоте.
Я его не слушал, вроде речь шла о волках и их манере охотиться.
 И уже под самый конец вечера я поднял глаза.
Старик  замолчал.

- я не вырастил ни одного цветка, - мой шёпот был еле слышен. Но отчаяние и страх заполонили комнату.

Старик не ответил.
А я не продолжал.
Мы просидели молча около получаса, допивая вино и доедая ужин. 
Затем, не прощаясь, старик встал из-за стола и ушел к себе.
Я же просидел до утра не сомкнув глаз.
На рассвете шум  вертолета  нарушил  привычную тишину и  разбудил всех  жителей.
Через минуту рядом с храмом   вся деревня встречала приземлившейся вертолет, и я, хромая, выходил из дома.
Старик оставался в своей комнате, он не вышел даже попрощаться со мной.
Хотя я видел его тень под дверью. Он стоял за ней и  по-охотничьи прислушивался  ко всему, что происходило  в доме и снаружи.

Это был вертолет спасателей, которые спустя 2 месяца решили проверить богом забытую деревушку, совершенно случайно, вспомнив о ее существовании . А вернее про нее вспомнил дед одного из работников службы. Этот дед был раньше  профессиональным скалолазом и знал  здешние горы  лучше любого космического спутника.
Через два дня я был уже дома, в Москве.
Мама плакала, стоило ей только увидеть меня с тростью.
Папа старался не подавать виду, что расстроен и все время улыбался.
А когда его взгляд падал на бамбуковую палку, просто уводил глаза в сторону, будто и не было ее вовсе.
Но в целом мое возвращение прошло нормально.
За то время, что я был в горах, мне казалось, что мама и папа сильно состарились, поседели.
Я боялся, что из-за горя у них появятся какие-то болезни.
Но нет, они были такими же как и в день моего отъезда. Разве что похудели чуть-чуть.
Как я узнал позже, все из нашей экспедиции были живы и здоровы, им удалось вылезти из завала и добраться до поселения. Меня же снежная волна унесла далеко от места лагеря, чуть больше чем на 10 км, поэтому –то меня не смогли найти сразу. А когда к делу подключились специальные службы, меня уже спасли охотники и передали на восстановление старику Сюго.

Вот такая история, приключилась со мной этим летом.
И не смотря на то, что я теперь вынужден копить на трость со змеиной головой и, что уже никогда не  смогу потанцевать в клубе, я все же благодарю судьбу, за то, что она дала мне шанс увидеть ту деревню . Я благодарен старику, что проболтался мне о чудесах тамошней земли. Старик зря  злился на себя за излишнюю болтливость. Он  понимал, что я рано или поздно уеду домой и, что подобное знание ни к чему в том мире, где почва так сильно отличается от  тамошней, волшебной. Может он боялся, что его слова запав мне в душу причинят страдания в моем мире. Но не переживай добрый старик, судьба занесла меня на край света именно  для того, чтобы я услышал эти слова. И теперь я сам сделаю выбор, каким семенам суждено прорасти в моем саду, а каким суждено сгинуть»


Через  4 месяца после написания этого текста подросток пропал. Еще через 6 месяцев поиски прекратились, так обычно бывает, если  исчезает надежда, найти пропавшего живым. В архиве это называется «по истечению срока давности».