Моя книжная полка 13

«Я не стал объяснять очевидное: «Понимаешь, дружочек, когда живешь среди людей, то вольно или невольно используешь чью-то проданную свободу: мы сидим в летнем кафе и даже не замечаем, что вон та усталая женщина с больными ногами –  убирает со столов и  моет посуду, а недовольная девица стоит у кассы, и у нас возникает иллюзия, что мы – свободны, но в эти минуты кто-то невидимый и незнакомый печёт хлеб, подметает улицу, ведёт автобус, а мы пользуемся их несвободой и можем вот так сидеть и говорить, но приходит и наш черёд – продавать время: ты защищаешь жуликов, а я их ловлю…»».

«Но как только сходил снег, у этих ублюдков начиналось основная охота.
Её объект – выпоротки – один или два детёныша-недоноска, которые извлекаются из брюха застреленной лосихи. Золотое время для убийства маток в наших краях – с середины апреля до начала мая. Мех выпоротка – экзотический, а потому особенно ценный.
Его кровавое происхождение не интересовало высокопоставленных потребителей. Я вспомнил далёкое детство и нашу фундаментальную подготовку к волчьей охоте – все эти «гремучие» смеси реактивов для начинки разрывных пуль, попытки изготовления ядов, изучение старинных ловушек. Что изменилось с тех пор? Пожалуй, к волкам я стал относиться с большим уважением, чем к двуногим собратьям. Волки – дикие звери. Люди – хуже и опаснее».

«Они уехали, и я сразу почувствовал какое-то особенное отчуждение человека, ставшего незаметно для себя сначала хладнокровным судьёй, вынесшим смертный приговор, а потом – палачом, который по статусу – уже не в праве отменить решение. Пройдёт два дня, наступит ночь, и я стану острым топором палача –  непосредственным орудием исполнения, которое невозможно остановить».

«Каждый шаг тщательной подготовки к убийству всё более отдалял меня от обыкновенных людей с их житейскими радостями и заботами. И у меня, слабого и обыкновенного человека, оставались сомнения в правильности принятого решения, но «слабый я» –  в какой-то момент бесследно исчез, словно растворился в эмалированном тазу с изготовленным напалмом. А судья тем временем завершил чтение приговора и гордо удалился. Наступил день, когда приготовления закончились, и я стал спокойным палачом, получившим выходной перед ответственной работой – казнью».      

«Кладбище напоминало «Шанхай» – район города, беспорядочно застроенный времянками: одна хибара страшней другой. Но обитатели «города мёртвых» отличались завидной оседлостью: они не пытались улучшить жилищные условия, а смирно лежали под холмиками и терпели всё, что творилось на поверхности. Их родственники считали святым  долгом поставить вокруг «своей» могилы стальную оградку неповторимого фасона и покрасить её голубой или зелёной масляной краской, чёрным "кузбасслаком" или "серебрянкой". Шло время, и естественное человеческое беспамятство вступало в законные права, пробиваясь рыжей ржавчиной на сотнях разномастно-уродливых заборов, ограждающих земельные наделы усопших. Их забытые лица на эмалевых медальонах и  уже никчемно-бессмысленные даты давно погасшей жизни – выгорали на солнце, а в тени выросших деревьев покрывались зелёной плесенью».
Василий Тихоновец «Часть третья. Деформация» http://proza.ru/2011/01/05/822

«Дело всё в том, что писать тексты и их "пристраивать" (продавать) - это две разные работы. Вторая требует не меньшего профессионализма, чем первая, и занимает много времени. Выполнять эти работы одновременно - невозможно. Приходится выбирать что-то одно».
Василий Тихоновец

Иллюстрация Василий Тихоновец http://proza.ru/avtor/vastih