Сульдэ

Сульдэ

1

—;Скоро затянутся перевалы. Осталось только одно. И — отъезд, — озабоченно уточнила Мария Петровна, оглядывая предрассветное небо.
Пелена дождя уходила за темные массивы гор. И — слава Богу: сегодня ожидался вертолет. Должен прилететь столичный специалист по консервации артефактов.
К востоку, закрытому вершинами, вдоль словно обагренных кровью, ржаво-красных камней и серых курумников по холмистой долине петляли невысокие каменные столбы. Знаки, оставленные на местах захоронений. У ближнего кургана, после долгой работы археологов под осыпями щебня виднелись края ступенчатых террас. Срезы секторов уводили к пустой теперь погребальной камере.
Заместитель начальника экспедиции прощалась с долиной Мертвых, позволившей приоткрыть жизнь людей за тысячи лет назад. Вспомнились волнения, казалось, бесперспективных поисков — курган мог быть ограблен в незапамятные времена, радость первых находок, и, наконец, ликование: инсито! — захоронение не потревожено.
Но что-то угнетало Марию Петровну в глубокой сырой тишине. Отогрев ладони дыханием, отчего возникло и растаяло облачко пара, зябко кутаясь в куртку, она затихла, ловя ощущения. Здесь было то, чем не оперирует наука: отчужденность, даже враждебность гор. «Допустим, — рассеянно размышляла женщина, — камни живые, кристаллы растут. Возможно, в их памяти хранится многое. Но они позволили сделать работу! А теперь — назад? Таково и мнение местных жителей, но чабаны и охотники не понимают, что без прошлого нет настоящего. Наш профессор такого не приемлет».
Она пошла вдоль откоса, наблюдая между снежных изломов вершин уже окрашенное восходящим лучом перистое облако. Спустившись, за валуном чуть сбоку заметила склоненную к востоку женскую фигуру. Не желая нарушить ее покой, Мария Петровна повернула в другую сторону. В голове снова закрутилась мысль: успеть. Словно отвечая невидимому оппоненту, заключила:
—;Никакой сон или чувство к находкам и отчетам не пришить. А реальность — доказательства связи культур древних народов Азии, Сирии, Египта — упакована в ящики. Саркофаг с мумией увидят миллионы людей! Тут наука права! — вздохнула полной грудью, повернулась, отметив: та женщина ушла.
Прыгая по плитам, вернулась в палаточный лагерь, словно вросший в камень. Обговорив планы с коллегами и выпив кофе, взяли камеру. Мимо разжигавших костер дрожащих заспанных дежурных медленно пошли вдоль палаточного лагеря.
В зеленой низине у речки паслись низкорослые гривастые лошадки. Из крайней палатки невнятно доносился рассудительный мужской голос и в ответ — высокий женский. Щебень погремел под ногами гостей. Тотчас вышел мужчина тюркской внешности.
—;Доброе утро, Айбек. Как спалось?
…Вчера к закату он прибыл на плато вместе с женой. Долгий путь, казалось, совсем не сказался на улыбчивой женщине с кротким именем Алия. Молчаливая хлопотунья, как все местные хозяйки, она и здесь угощала домашним сыром и свежим хлебом. В ночном холоде и ощущении отрезанности от мира, чаепитие у костра располагало к беседе.
Сидящие у другого костра рабочие, видели, что скоро гостья ушла спать. Разговор продолжался.
—;Мы — темные люди. Она, — опустив голову, сказал чабан, а затем поднял глаза к темному небу, — святыня, ее надо беречь! Предки помнили о проклятии, оставили отцам сказы о силах, охраняющих Ее покой… Мы чтим законы.
—;Айбек, — переглянувшись с начальницей, доверительно наклонился к чабану пожилой археолог. — Хотелось бы видеть не кого-то другого — вы потомки древнего народа.
—;Какие проклятия в наше время? Вы же, говорят, учились в техникуме, современный человек! — укорила сидящая рядом молодая сотрудница.
Он уперся взглядом в камень у ног.
Когда цветок огня свернулся, и все разошлись по своим палаткам, до слуха засыпающей Марии Петровны дошли звуки комуса. Это была пронзительная, берущая за душу азиатская мелодия, напоенная унылыми звуками степей, конским топотом, дыханием пророчеств. Женщина вспомнила, как дрожала, хоть и секунды, земля под ногами в день поднятия мумии из мерзлоты. Взгляд Марии Петровны опустился к слою льда погребальной камеры и…
Затихшее сознание подхватилось и понеслось течением времени. Археолог вдруг увидела себя незримо присутствующей в совсем ином мире, словно упоенно смотрела фильм.

2

…Кругом сгрудились вокруг долины горы в сине-зеленых шубах. Дрогнули гибкие ветки сосен, стряхивая снег. У подножий издревле жили люди. Брали чистую воду рек и озер, охотились в скалах. Людей влекли красота и богатства каменных соседей, а неподвижные горы — быстрота, радость и горе племени. Щелями пещер и разломов они слушали сильный женский голос:
—;Пушные меха, золото здесь бесполезны, — темнея глазищами, говорила людям ханша, — снегопады сократили скот повсюду, как и у нас. Нет ячменя, купить не у кого: из-за сакских засад к нам не дошли сяньбийские торговцы с желтым рисом. Голод уносит наших детей. Поход в южную степь — это спасение. Зерно будет! Народ усуней невелик, но силен единством! Хунну, злые рабы сяньбийцев, бегут от них, прибиваются к нашим семьям и сражаются бок о бок как волки! Древняя кровь обновилось свежей воинственной кровью. Племя окрепло и может иметь все! Кам Керекйок камлал. Небо ведает, земля ведает, мы ведаем и идем!
Вождь племени Синего Волка, преследуя архара на обледенелом перевале, сорвался с кручи, ноги его не держали. Теперь племя возглавила решительная Алтынай, взятая им в жены в далеком горном аймаке. Имя ее означало Золотая Луна. Оставив на зимней стоянке больного хана и стариков, смело повела всадников в неизвестные, по слухам, богатые края.
Перекатывалось солнце, лились дожди над перевалами, теснинами, взгорьями, пыльными степями и топкими низинами. Скрипели, подпрыгивая и кренясь на плитах и увалах, колеса нескольких плетеных, крытых войлоком кибиток. Изредка из них доносился младенческий голодный плач или вскрик. Охватили в кольцо свои передвижные дома верховые — худые резкие парни и девушки в островерхих валяных шапках, просторных штанах и рубахах — стерегли встречу с бегающим мясом и противником.
Хмурился бледный серпик растущего месяца. Дозор обнаружил трех беглецов из далекой Бактрии. Тоже голодные, они дрожали от холода в своих полосатых лохмотьях. Их рассказ обрадовал сидящих у костров близ соленого озера людей.
—;Ага, так цель на расстоянии полета стрелы! Алай!- вперед! — сверкнул белками глаз с запыленного лица зайсан Сумер.
Решение приняли мгновенно. Потуже затянув стремена и чеканенные пояса, воины взлетели по взвихренному ветром песку. Чу! Под копытами ломались головы тюльпанов. Окутанные тьмой всадники, не звякнув уздой, съезжали, спустились с сыпучего обрыва к желанной долине. В тумане за деревьями сонно шумела река, ноги коней вязли в жирной глине, земле, пересеченной каналами и арыками. Потянуло теплым запахом сонного саманно-каменного селения. План был прост. Сняв дремлющую охрану, лучники Золотой Луны послали молнии горящих стрел через стены и ворота. Черным веером перьев грифа устремилась в пролом орда, пригибаясь к шеям вертких коней. Подожженная тишина дрогнула от диких выкриков. Свист дротиков и стрел с железными наконечниками, мощные взмахи и уколы мечей, подобные волчьим укусам, сокрушали вооруженных бронзой выбежавших поселенцев. Стены и земля обагрилась кровью.
Уже засветло горстка защитников посчитала за лучшее выслать толмачей, табун тонконогих жеребцов, стадо баранов и повозки с разной снедью. Рыночная площадь наполнилась выкриками погонщиков, ревом животных. Седые старейшины обещали Железной ханше богатую дань в виде груза ячменя и стад скота.
—;Победа, апай Алтынай! Мы живем! Твоя воля начертана железом! — потрясая копьем, крикнул Сумер, и ряды воинов хором повторили.
Цепкие глаза всадницы потеплели. Кругу зайсанов был отдан приказ о прекращении разбоя.
Дозорные отряды разъехались по черным улицам и слепым закоулкам, сторожа спуск в долину и на пристань. Племя спешилось, занялось делами. Белая ханская юрта возвышалась в отдалении. В нее влетали смешанные запахи медовых трав, дыма костров и жареного мяса. В глубине юрты, за лучом света, падающим из дымохода, на войлочных коврах и шелковой подушке полулежала в свободной одежде Алтынай. Она отдохнула, как давно мечталось. Ее правая рука и друг, зайсан Сумер, стоя у низкого столика, из кожаного ташааура наполнял красным вином крытую золотом чашу — череп степного врага. Солнечный зайчик от нее отразился и упал на глаза женщины. Заметив, мужчина закрыл его поцелуем. Немой слуга внес блюдо с жареным барашком, дивными фруктами и удалился. Женщина потянулась, плеснула на свежее лицо воды из серебряной чаши:
—;Якшы! Хочу видеть сына!
Сумер отвел кошму: перед входом, переливчато смеясь, с огрызенной грушей в руке гонялся за бабочкой рано проснувшийся ласковый ханский малыш. Его имя было Чокту, что значило Огонек души, которым мать не могла налюбоваться. Услышав ее голос, сын упал в траву, дурашливо барахтаясь и хохоча. Улыбаясь, двое взглянули в простор долины. Ранним утром поступила весть о приближении с востока маленького каравана. Шаман племени гадал по движениям облаков и птиц. Скоро должен принести совет неба на ближайшие дни. То, что зацепилось в памяти, беспокоило Алтынай. С гребнем в руках она села, скрестив ноги, сощурила проницательные глаза и медленно заговорила:
—;Мне был сон. О чем он, скажи ты мне?
Темный, мускулистый, с крепкой челюстью, слегка хмельной Сумер прилег напротив, поднял густую бровь и взглянул веселым волчьим глазом:
—;И без гадателей ясно: сбудется то, что повелевает Тенгери. Небо благоволит нам. И пусть пребывает в спокойствии моя повелительница.
Он довольно улыбался, скаля белоснежные зубы:
—;Сильнее твоих воинов в степи нет, и не будет, Железная ханша, как точно зовут тебя люди! У, — кузнецы у нас, мы — умные, хитрые! Сотни тонконогих бактрийских коней уведем домой, хватит зерна старикам и детям. Из малого зернышка у нас вырастут снопы ячменя. Наши девушки — краше местных красавиц, которые кажутся немыми лягушками. Нынче у них будет возможность увидеть ловкость наших алыпов в борьбе и состязаниях.. Надену вон ту куртку из красно- зеленых мехов — хороша! Тоже буду тянуть козла в кругу всадников, и, клянусь, мой верный конь, в уборе схожий с барсом и грифом, устоит, не грохнется наземь!
—;Лишь бы мудрость не оставила головы наших зайсанов в пылу пиров и игрищ, — искоса сверкнув глазами, резко ответила Алтынай и подала огню кусок истекающего жиром пахучего мяса. — Налей мне холодный кумыс. Так вот…
Ослепительный вход закрылся темной высокой фигурой. Прижав руку к груди, подошел кам Керекйок, Невидимый:
—;Дозор заметил караван. Потом погнался за ним. Я невдалеке следил за полетом беркутов. Летали, кружили двое, призывно пища. Один пропал в небе, другой плакал. Такое знамение, — плоское лицо его озадачилось.
Женщина низко поклонилась востоку и глухо сказала:
—;Великий Тенгери! Я, кажется, видела похожее. В моем сне огромная туча ползла, закрыв небо. Но после оглушительного грома и молний с черной высоты упала только одна капля дождя. Одна! Упала в мою ладонь, я поймала, смотрела на руку и проснулась в тревоге.
Ханша уже не ждала разгадки: неведомое дышало в затылок. Молчаливая степь всегда сторожит зорким коршуном. Радость короче печали. И что здесь сила войска?
Переглянувшись, мужчины выпрямились. Керекйок молча сжег в очаге пучок своей травы. Закутанный в мысли и смоляной дух, как бы не в себе, ушел. Вбежал мальчик.
Схватив кусок мяса и грызя мелкими белыми зубками, уселся рядом с Сумером. Весело переглянувшись, они засмеялись. Мать потянулась к сыну, вытирая жир с маленьких щек, когда у юрты раздались ржание лошадей и возбужденные голоса охраны. Приподняв полог юрты, вошли и склонились два зайсана:
—;Там… никакой добычи. Отбили караван странников от шайтанов-бандитов. Толмач ранен, просит выслушать.
—;Догадываюсь, — жестко выпрямился пунцовый рот Алтынай, — звать их!
Кривой нож Сумера воткнулся в пенек у входа.
Собранная, подобная звенящей инеем березе родных гор, с поднятыми в виде птичьих крыльев плечами верхней парчовой одежды вышла Железная Ханша. Смуглая рука крепко держала отделанную серебром и камнями плетку власти.
Верблюды и покосившаяся кибитка с переломанными оглоблями стояли в стороне за кругом всадников. Худой человек в халате отделился от кучки людей, низко поклонился, подойдя ближе. Печальны темные сливы его глаз, морщился бараний нос, раненое плечо сковывало движения. Он витиевато благодарил:
—;Пусть боги одарят вас, мудрейшая, благословением и защитой, бесчисленными стадами и богатствами, пусть ваши дни наполнятся здоровьем, радостью и довольством! Моя госпожа благодарит за помощь и просит принять ее наедине.
Ханша взглянула за него: стройная женщина под белой тканью подходила к ней. На молодом усталом лице — открытая улыбка, правая рука поднималась в приветствии:
—;Сестра, посланная Небом, выслушай меня и прими свое решение.
Мелодичная речь ее была в целом понятной, глаза под чистым лбом светились глубинной силой и обезоруживающим доверием. Алтынай повела плеткой в сторону юрты, странница вошла в прохладу.
—;Далек мой путь, — отпив чаю, заговорила гостья. — Я родилась у снежных гор, в семье знатного воина. Моей матерью стала красивая девушка, ее привезли из похода, спасли от рабства. Она была сама доброта. Меня, как и всех, учили держать лук и сражаться. Но когда однажды упала с жеребца, едва выходили. С тех пор я слышала тихие голоса духов, птиц, щебечущих о других землях.
Теперь помню, как шла к святилищу на холме, к Знаку в виде креста. Внезапно подул сильный ветер, воздух помутнел от пыли… Потом я ощутила себя уже в одежде храмовой жрицы у каменных колонн в далекой отсюда стране, где плавают корабли на реках, рабы строят огромные дома с растениями на крышах. Меня спросили:
—;Где ты была? — там меня ждали.
И все бывшее стерлось из памяти. Я служила, не зная лишений. Мне были ясны секреты папирусов и глиняных табличек, значение смерти для жизни, я проверяла составы смол для бальзамирования тел великих царей и полководцев. Но пять лун назад встретила в саду седого странника. Он напомнил мне детство и милые лица. Повелел везти знания на север, для сохранения к вечной жизни тел могучих ханов, моих родичей. «Об их победах идет молва по свету», — сказал он. И вот я в дороге.
Твой муж, Алтынай, нуждается сейчас в моей помощи, — прямо и просто добавила жрица, обратив лицо к ханше.
Золотая Луна беспомощно расширила глаза, смущенно склонила голову. «Никто не мог ей сообщить! Как?..» — бился в голове вопрос. Кам и Сумер слушали, то и дело опуская взгляды в пиалы — им, как и ей, было больно смотреть в светящееся лицо спокойной гостьи. Жрица тихо продолжала:
—;Верные слуги выручали меня в долгой дороге сюда и сумели сохранить снадобья. Кам Керекйок, ты знаешь места силы. Отдаленное плато среди горных хребтов — это… как пирамиды, — жрица грустно смотрела на озабоченных собеседников. — Оно недоступно и опасно живым, о его значении говорят звезды жрецам и магам, туда теперь спешу. Гороскоп не прочит мне долгих дней. Радость покинула меня. Знания останутся вам, Чокту, — она склонилась и тепло обняла плечики смышленого малыша. — Он согласен. Ты помнишь, сестра, твой сегодняшний сон? — обратилась она снова. — Завтра мы выступаем в путь. Вы избраны следовать рядом со мной. Того, что сделано, не изменить, но вам хватит, сколько возьмете.
Алтынай давно было не по себе. Как в тумане, она кивнула головой и тронула руку кама. Керекйок, надвинув на блестящие глаза колпак широкой, гремящей железом подвесок, рубахи, схватил свой дух-помощник бубен и, пятясь, вышел.
К вечеру на поляне послышался дикий вскрик жеребца, затем — нарастающий вой камлания. Люди уселись у костра, где жарилось мясо жертвенного коня. «Вернувшийся» кам приблизился к ханше, заговорил глухо и медленно:
—;Я с трудом поднялся до седьмого неба, нашел бога Кудая, он велел сказать: «Жрица — женская половина вечного Духа. Та, что оберегает жизнь детей ваших. Храните ее. Да будет на земле так, как повелит она».
Кам устало повернулся к гостье и заговорил на непонятном сородичам наречии:
—;Чужие жрецы не могли позволить тебе уйти и унести их тайны. Твой погибший друг оплакан тобой, но подаренное им ожерелье и сейчас источает смертное дыхание Нижнего мира. Скорей сними зеленого жука! Брось его! — жилистая мужская рука прямо указывала на ее шею.
Как от удара, вздрогнула прямая спина женщины. Блеснувшее украшение полетело в огонь. Сидящие воины отпрянули от шипящих клубов черного дыма. Жрица поникла.
Алтынай быстро плеснула пиалу кумыса, и костер снова заискрил, заиграл чистым светом. Сумер тронул струны топшура, кто-то приложил ко рту комус.
Запела Великая Пустота, полная борьбы и страха, клекота коршуна и воя волка, безумия и надежды. Летели, светясь в молочной пене, небесные маралы, любовно смотрели звезды на людей, прокладывающих свой земной путь.

…Мария Петровна проснулась. Дивясь реалистично красочной фантазии, окутанная теплом жилья, улыбнулась, смежила веки и скоро смотрела продолжение.

… В небе таяла ущербная луна, между скоплений туч пробивалась полоса зеленоватой бирюзы.
Усталая после переходов по черневой тайге и скользкому перевалу, спускалась траурная процессия. Впереди расчищали от камней, равняли дорогу многочисленные рабы. Отлетал и гремел щебень, сминались ожившие травы. Короткий стяг с изображением
креста — знака солнца и молний — взлетал в такт движениям за спиной передового Сумера. Ощетинились копьями сумрачные седоки и возницы. В окружении всадников, одетых в боевое облачение, двигался крытый золотом саркофаг с набальзамированным телом жрицы. Не сразу сквозь ветви и колючие порывы ветра увидела скорбная Алтынай по-зимнему мрачное, сырое и безжизненное плато.
В глубокую погребальную домовину — сруб из лиственницы, понизу залитый дождями, опустили и разместили сбоку: треногу очага, дорогую утварь для иной жизни, шестерку рядом заколотых стреноженных коней в золотых сбруях. С другой стороны — разобранную иноземную колесницу, дары властителей Великой степи и поднебесной земли, которые получили важные советы от молодой жрицы при жизни.
Как живая, сохраненная по ею привезенным рецептам, женщина лежала на боку, с подушкой под головой. Тонкие черты спокойного лица под летящими с высокого головного убора золотыми оленем и журавлями, отражались в серебряном зеркальце. Оно опиралось на покрытую изящной татуировкой хрупкую кисть. Ветер нежно касался, но улетал, не разбудив длинных ресниц, и отчаянно бросался на провожавших. Белоснежный шелк блузы, красная, как кровь жизни, юбка затмились тенью тяжелой крышки. Саркофаг медленно опустили вниз. Нескоро на месте упокоения жрицы возвысился серый каменный курган.
—;Тихо великая дочь земли покинула мир людей. Она вышла из вечности. Принесла нам секрет сохранения тела для жизни. Возвела храм, наполнив его неземной мудростью, предсказала народам гор и степей часы побед и времена молитв. Помните: «Да будет так, как повелит она»! Отсюда, из центра слияния высших сил земли и неба, ее душа Ка уходит в долгое путешествие по иным мирам. Она — вольный и могучий дух, может обрести плоть, когда пожелает. Здесь ее жилище, куда она всегда может вернуться.
Душа Ба, сульдэ, сууне, остается охранять покой тела и места. Черный человек не дерзнет коснуться даже имени твоего, о, видящая с облаков! Ибо земля вздрогнет и разверзнется, море разольется до священных пределов и поглотит неблагодарных! Воля Неба, духов гор и рек над нами!
Керекйок и жрецы воздали хвалы и молитвы, освятили тризну. Пылали костры. Сумер и Алтынай принесли обильные жертвы духам для сохранения тайны погребения.
Горы хмурились, в воздухе висела влага. У белых вершин метались растревоженные орлы. Из сгустившихся туч на застывшие слезы
и кровоточащие порезы лиц плакальщиц, на устремленные в небо шкуры и головы жертвенных коней с окоченевшими сизыми выпуклостями глаз — полил дождь.

…В тьме палатки Мария Петровна резко открыла глаза. Тоскуя, села, нащупала и включила фонарик. Сновидение, столь ясное и живое, что дальше некуда, не шло из головы. Стало душно, дурно и жаль того, что уже сделано. Может, где-то рядом с палаткой лежат кости Золотой Луны, Чокту и Сумера, людей из той древности? Археолог зябко повела плечами. Обрывки студенческих стихов пришли на ум:
…Не будите меня — я далеко,
Не тревожьте мой темный курган,
Что почиет в степи одиноко,
Травостоем медвяным убран.
…Что вам, право, до копий, кинжалов
И источенных серых костей?
Уходите, не троньте, не надо
Боль чинить мне киркою своей…
Но, нет, дело есть дело! Успокоясь мирным дыханием сотрудницы, спящей на расстоянии вытянутой руки, Мария Петровна полежала, глядя в потолок. Потом оделась, вышла и бродила, наблюдая рельеф и краски предутренней долины.
3

Ветер притих, остановив розовеющие облака. Сейчас Айбек поздоровался, закурил, хитровато щуря и без того узкие глаза:
—;Утро вечера мудренее! На рассвете жена молилась…
Следом появилось нежное лицо с, казалось, навсегда удивленным взглядом.
Что было на самом деле? Но после отъезда экспедиции по окрестности расползлась молва, будто Мария Петровна с коробкой шагнула за ней. И, якобы, Алия вышла из палатки в золотых оленях и журавлях на высоченной шапке-прическе, в длинном платье, с трепетно косящими глазами…
4

…В вечных усилиях выпрыгнуть из крутых берегов билась внизу горная река. Худенькая простоволосая Алия, сидя на камне, пристально смотрела в текучее свечение розово-желтых лепестков рассвета. Она ежилась в легком небрежном платье, с хитроватой усмешкой вспоминая, как муж и соседи упрашивали прекратить уединенные прогулки. Ведь окрестные горы начало трясти, днем и ночью в селении ощущались подземные толчки. Люди потеряли покой, а некоторые старики — память, блуждая, как помешанные. Местный кам хмурился: нельзя было рассказывать инородцам предания о священном месте, куда не ступала нога ищущего. Чабаны на дальней стоянке, говорят, видели всадника на белом коне. «Никто не избежит беды!» — горестно шептали люди. Лишь Алия беспечно бродила в горах. Сначала дети за руки приводили домой, цеплялись за юбку, не зная, как помочь ставшей равнодушной матери. Она тихо улыбалась им, но ускользала из дома. Семья стала ей в тягость.
Женщина чутко слушала грохот воды, бегущей издалека, с невидимого отсюда плато. Длинные пряди темных волос трепал ветер. Что искал рассеянный взгляд у скоса резкого склона? Она ждала, как ожидали рядом с ней голубые просторы.
Горы кружились в своих тяжелых шубах. Алие стало жарко, она сбросила с плеч некогда яркий, вышитый орнаментом жилет. Обрывочная память из хаотичного мелькания картинок прошлого уцепила и вытащила на свет утро на холодном плато. Казалось, она стояла в украшениях и высоком уборе, сверкавшем золотом, поневоле возвышаясь среди серьезных людей. Не только фотограф, само солнце любовалось ожившим мгновением из неведомого прошлого…
Алия мудро улыбнулась, задумалась. Вдруг схватилась за виски, застонала и, раскачиваясь, встала. Камень скользнул из-под обуви, зашумел по склону и гулко упал где-то внизу. Словно услышав долгожданный призыв, женщина зашептала поблекшим нежным ртом:
—;Верхний мир… Нижний мир…Так тяжела голова… Закрываются глаза … И опять в ушах мягкий голос… Он шепчет и шепчет:
«Не бойся, — твоя и моя жизнь в мире мертвых и живых — едина. Время едино. Твое сердце свободно! Ты займешь пустующее место, будешь сдерживать месть гор! Ты смогла, ты посмела, жрица без золотого саркофага! Широко шагай, сестра, к судьбе! Обнимаю тебя… в безграничности».
—;Алия! Стой, душа моя! — раздался сбоку горестный крик Айбека.
Он бежал, карабкался по склону. Женщина подняла руки.
—;Сульдэ, дэ…бе… …бу …
Горы ощутили всплеск, выдох облачка снизу. И успокоились.