Каракули-оракули

Давно мечтал нарисовать море. Художник с меня никакой, но сам процесс меня очень даже завлекает и вдохновляет. Сегодня утром выглянул в окно, а там погода то, что доктор неумелому художнику прописал — ни солнце, ни дождь, так что-то среднее. Значит, на набережной людей будет мало и можно не бояться, что кто-то мне помешает. Знаете, никогда не любил, когда кто-то без спроса сует свой нос в мой творческий процесс. Вот помню из своей молодости, был один случай такой. Я учился в техникуме на первом курсе, а жил в студенческом общежитии вместе с одним пареньком, его, по-моему, Никитой звали.  Так он ночью пока все спали, стихи сочинял. Как-то просыпаюсь я раньше обычного, вижу, Никита сидит за столом и не шевелиться. Думаю, наверное, уснул. Подхожу ближе. Тут он как дернется, а затем словно припадочный вырвал лист из своей тайной тетрадки, скомкал, запихнул быстро в рот и все съел. Я его потом спрашиваю:
— Ты зачем свой стих сожрал?
А он мне:
— Что бы ты, не прочитал.
Я ему:
— Ну, чудак-человек, да у меня и в мыслях такого не было?
Никита же мне на то и заявляет:
— Все вы так говорите, а потом прочтете и ходите, друг дружке пересказываете, да еще ржоте как кони полоумные.
— Ты, что?! Я не такой, я другой! — поспешил его успокоить я.
А он мне:
— Ага, другой, с бетонной головой.
Что тут скажешь, ведь была в его словах доля правды. В нашем общежитии хватало таких ребят, которым вовсе не важно над чем посмеяться, лишь бы смеяться. Однако я действительно хорошо понимал и до сих пор понимаю таких вот как Никита. Всегда не переваривал обсуждений за спиной, особенно когда я чем-то своим личным занят. Тем более рисую я и впрямь, как уже говорил не ахти. Поэтому любая усмешка со стороны для меня равносильно загнанной спицы в печенку.
В общем, прежде чем взять небольшой холст под мышку и положить масляные краски в карман, выпил кофе с гренками и выкурил сигарету. Пока пускал дым, с наслаждением предвкушал, как я буквально минут через 20 буду сидеть на пустынном берегу моря и ваять картину.
Итак, прихожу к морю. В груди моментально сердце заколотило от радости. На пляже ни одной живой души нет. Тишина невероятная, только и слышно как волны плещут о берег, да одинокая чайка кричит. Первым делом нашел подходящий камень. Удобно разместился на нем. Облокотил о рядом стоящий обломок скалы холст. Достал краски. Взял кисть. Сижу и думаю, с наслаждением вдыхая мокрый морской воздух: «С чего бы начать?». Посмотрел на небо. А там тучи на тучи заходят. Красота невозможная. А краски такие, что дух захватывает. Там тучи грязно-бардовые, тут мутно-фиолетовые, а где-то чуть желтые, рыжие и синие. «Нет, — рассуждаю я сам с собой, — такое небо мне ни за что не нарисовать. Что бы изобразить такие тучи, особый талант нужен. А вот солнце — это для меня раз плюнуть, а если есть солнце так и небо будет ярко голубое, а море соответственно спокойное и гладкое. На том и порешил. Взял кисть в руки и с головой углубился в процесс.
Не прошло и пяти минут слышу за спиной шуршание. Внутри все аж холодом обдало. Ну, думаю, уже кого-то несет нелегкая. Спина напряглась, зубы заскрежетали, брови на переносице чуть ли не наезжают друг на друга, прямо как те тучи на небе, но я продолжаю водить кистью по холсту. Рисую, а сам прислушиваюсь к возне за спиной, а там уже шушукаются.
Тихо женский голос:
— Не правда ли дорогой интересное восприятие мира?
Чуть громче мужской голос:
— Хм, я бы и то лучше нарисовал, каракули какие-то.
Громко, детский голос:
— Каракули-малякули!
Тихо женский голос:
— Да, не скажи, в каждом мазке просматривается какая-то легкость, я бы даже сказала своеобразная окрыленность чувств.
Чуть громче мужской голос:
— Не мели ерунды. Это не картина, а бред сивой кобылы!
Громко, детский голос:
— Бредятина-конятина!
Тут к ним присоединился еще один голос, явно юной девушки. Она заговорила быстро и возбужденно:
— Не скажите, не скажите! Я была в Париже, так там в картинной галерее я видела, что-то подобное!
Ее перебила явно дама пожилого возраста:
— Вы, милочка, не говорите чего не знаете! Тут Парижем и не пахнет.
Где-то издалека:
 — Девушка, у меня дома не хуже чем в Париже!
Тихо женский голос:
— И все-таки в этом, что-то есть.
Чуть громче мужской голос:
— Ну-у-у, что-то! Что-то есть и у бегемота!
Громко, детский голос:
— Бегемотики-проглотики!
Хриплый старческий голос:
— Да, за такие вольности, в наше время в концлагеря сажали!
Голос работяги:
— Я бы и сейчас на кол сажал!
Юная девушка:
— А в Париже за такие картины бешеные деньги дают.
Где-то издалека:
— Девушка, я вам тоже дам, только пошлите ко мне!
Вдруг совсем рядом за моей спиной раздался голос, похоже какого-то интеллигента:
— Господа! Господа! Кто-нибудь заметил эти феноменальные изменения в природе! Вы только посмотрите! Я не верю своим глазам! Ведь буквально недавно небо было затянуто тучами, дул ветер и волны, господи, были волны! А теперь все в точности как на этой картине. Солнце, чистое небо, гладкое море! Господа, перед нами не художник, а новый оракул!
Тут меня просто начало трясти от злости, будь я моим соседом по комнате, Никитой, то, наверное, впился бы зубами в холст и стал его рвать и кусать. Однако я поступил иначе. Развернулся лицом ко всем тем, чьи голоса я слушал долгое время и заорал, что было мочи:
— Да, я оракул! При этом вымазал кисть в черную краску и стал яростно наносить на холст черные полосы, — Оракул! Оракул! — кричал я, и все те, кто меня окружал, смотрели на меня выпучив глаза и открыв от испуга рот. Не знаю, сколько бы этот мой припадок продолжался и что было бы потом, но внезапно полил дождь. Все бросились в рассыпную кто куда. Я остался один. Сижу с холстом в руках, смотрю на то, как капли дождя капают на обезображенную картину. И тут мне почему-то стало так хорошо на душе, может оттого, что моя мечта сбылась и, как бы там ни было, но я нарисовал море, а может потому что, идет дождь и берег моря опять опустел. Я сидел и улыбался. Затем бросил прощальный взгляд на свое произведение искусства и вслух сказал:
— Каракули-оракули.
После чего спрятал холст под камень, на котором сидел, положил краски в карман и счастливый пошагал домой пить кофе с гренками.