Повесть Погоня

                Светлой памяти моей мамы,
                Алпацкой Евдокии Ивановны,
                посвящается.


В послевоенные годы жизнь в городе наверно была труд-ной, но то, что она была очень тяжелой в деревне, я сам ис-пытал и хорошо помню, хотя и был еще совсем маленький.
Наша семья состояла из шести человек, не считая папы, он все еще был на фронте, и бабушка, которая жила в другом районе и время от времени приезжала к нам погостить.
Старшей сестре Ане тогда было лет восемнадцать. Она и чуть ее моложе сестра Клава работали тогда в детском доме, но заработки их уходили на питание. Младшая сестра Нина еще училась в школе. Мы с братом Петей были еще малы, чтобы приносить какую-либо материальную помощь семье, кроме как приглядывать за домашним скотом и птицей.
Мама в это время работала в колхозе. Только после, став взрослым, я узнал, что, работая с утра до ночи, она получала меньше одного трудодня, за который в конце года начислят 200-300 граммов зерна. Этого зерна не хватило бы и на одно-го человека, а нас шестеро. Даже, будучи детьми, мы четко осознавали как было трудно маме. Но она и виду не подавала, что ей тяжело.
Были случаи, когда у мамы были стрессовые ситуации, о которых знали лишь старшие сестры, но семья есть семья и скрыть какой-либо секрет можно лишь временно, потом он все равно становится достоянием всех рядом живущих.
Так и этот случай, который мы с Петей сразу не могли по-нять и лишь после узнали в чем было дело.
Работая на разных работах, мама так или иначе касалась тех моментов, когда можно было соблазниться взять хоть не-много зерна домой.
Законы в то время были очень жестокие. За килограмм по-хищенного зерна осуждались военным трибуналом. Помню как мама в разговоре с соседкой сказала, что одну женщину, мать десятерых детей, осудили на десять лет только за то, что она нелестно выразилась в адрес Сталина.
Дома было плохо с едой. Мама давно уже пекла хлеб из лебеды, добавляя немного ржаных отрубей, которые хоть не-много связывали тесто, иначе хлеб при выпечке вообще рас-сыпался как сухой песок. До сих пор помню ощущения от этого хлеба. Во-первых, он безвкусный даже еще свежий, а если немного зачерствел, то рассыпается во рту как кусок земли. Во-вторых, он оседал камнем в желудке, поэтому даже при желании, его много не съешь. Единственно, что его не-много смягчало, это молоко, которого у нас было очень мало, так как в то время были большие налоги для поставок госу-дарству молока или сливочного масла. Если по какой-либо причине не выполнить этот налог, то отдавали под суд или конфисковывали корову.
Конечно, много было нельзя приносить домой зерна. Но иногда мама умудрялась приносить за пазухой килограмма полтора-два.
Так получилось в этот раз. Мама с одной женщиной рабо-тала на поле, где после  работы комбайна они скирдовали со-лому.
В одной из многочисленных куч соломы они обнаружили зерно. Сначала они напугались, а потом подумали и решили, что надо ночью прийти с мешками , сколько можно насыпать и принести его домой. Вечером мы заметили, что мама поче-му-то волнуется, но никто ни о чем не спрашивал.
Как только стемнело, за ней зашла соседка и они пошли в темноту. Наверно, было очень страшно, но, сознавая, то, что в доме будет хоть немного чистого зерна, они понимали необходимость идти к заветной куче соломы. А тут еще, будто назло, стала всходить луна. Шли друг за другом, соседка тетя Лиза впереди, а мама чуть позади, но ни на шаг не отставая. Луна поднималась все выше и становилось светлее, так что при подходе к замеченной куче вокруг все было видно как днем. Если рассуждать, что в такое время после трудной работы все спят и бояться нечего, но, тем не менее, ведь операция, которую выполняли мама и тетя Лиза была необычной и очень рискованной, то можно понять их состояние.
Их совсем не беспокоили уколы скошенного жнивья, ко-торые уже в кровь разодрали икры ног,но сильно пугали вне-запно вспорхнувшие из-под ног птицы. А вот  и та, хорошо замеченная, куча соломы уже совсем рядом. Она придает надежду на успех операции, хотя нельзя заранее мечтать, по-ка не выполнишь все задуманное.
Подошли к куче. Обошли ее кругом. Ничего подозритель-ного не обнаружили. Тетя Лиза первая наклонилась и сунула руку под солому. Все хорошо - под соломой зерно. Зерно та-кое заветное, словно это не зерна ржи, а золотыесокровища .
-Давай мешки, Евдокия, - шепотом проговорила тетя Лиза и отодвинула в сторону солому.
Мама поспешно развернула один мешок, раскрыла его и подсунула под зерно. Тетя Лиза стала торопливо нагребать руками в пасть мешка. Время от времени они поднимали его и встряхивали, чтобы наполнить. Но жадничать тоже нельзя, потому-что много не унести. Насыпав две трети мешка, они сделали перехват или как у нас называют его “хохол”. Мама держала хохол, а тетя Лиза проворно завязывала завязку, не-сколько раз обкрутив хохол вокруг и завязав узлом. Потом они положили мешок на землю и он растянулся как поросе-нок. Немного его развалив, перевязали  его пополам.
Оставив этот мешок лежать рядом, они взялись насыпать другой все в такой же последовательности. Уже было упра-вились со вторым, как вдруг недалеко послышался шорох стерни, которым как стрелой пронзило сердца двух несчаст-ных. Они, не сговариваясь, оглянулись и увидели, что к ним спокойно идет мужчина.
Луна так светит, что оцепеневшие от страха, они четко различают, что на нем военная форма, только нет головного убора, и он почему-то разувши.
Ком горечи подступает к горлу обоим женщинам. Ноги невольно подкашиваются и они невольно присаживаются. Как две жертвы молча ждут своей участи.
Спокойно подойдя к ним, мужчина прикурил папиросу и прямо задал вопрос:
-Ну что, воруем?
Языки отнялись у обеих. Лишь через минуту молчания те-тя Лиза стала, заикаясь, оправдываться:
-Да как же воруем, мил человек, ведь это же ничья рожь - то, наверное комбайнеры ссыпали, чтобы после машина за-брала, да только забыли в какую кучу ссыпали, вот поэтому мы и. . . ведь все равно бы оно пропало, дождь пошел бы и оно проросло. . .
-Все равно говоришь? - мужчина наклонился и взял мешок в руку, чтобы определить примерный вес. Только тут они за-метили, что он не бритый.
-Да здесь, пожалуй, пуда два с гаком будет, а их два, это больше, чем вы получили по трудодням за прошлый год. А вы ведь знаете, что военный трибунал за килограмм много отмеривает.
У мамы невольно затряслись губы. Тетя Лиза хотела, что-то возразить, но военный перебил ее своим снисхождением:
-Ладно, -говорит он, - жаль мне вас, бабоньки, да вот дело в том, что и мне, работнику НКВД, свою семью тоже надо кормить. Конечно, мне выгоднее сейчас забрать Вас, там в посадках у меня стоит машина, и отправить вас район, а там уже и премия будет за поимку расхитителей соцсобственно-сти и продвижение по службе. Но... но очень мне вас жаль, ведь у вас, наверное, есть семьи и много детей.
-Да, да, - заикаясь, поспешно затараторила тетя Лиза-. Вот у нее семь человек, а у меня пятеро.
На самом деле ,действительно ,у мамы было семеро детей, она была заслуженная мать-героиня и награждена медалью, но на данный период нас было только пять человек, так как двое старших детей умерли.
У тети Лизы было всего двое, но для большего пристра-стия она не поскупилась, потому как наперед знала, что никто не пойдет считать детей в такое время.
-Ну вот, я так и подумал. Давайте, бабоньки, чтобы мне с вами тут долго не базарить, у меня ведь еще дела есть, дого-воримся так. Сейчас одна из вас пойдет домой и принесет мне денег, значит с каждой по полтиннику -это сто рублей, ну если есть чего выпить и закусить, конечно, тоже, а другая побудет со мной. Вы не бойтесь, я не обижу.
-Мил человек, а можно мы вместе пойдем ?
-Нет, - говорит он, - как я могу отпустить вас обеих, а по-том что, ищи свищи. Так не пойдет.
-Сынок, - попыталась вступиться мама
-Какой я тебе, к черту, сынок? Я при службе нахожусь. Не хотите, как хотите, вставайте, поднимайте свои мешки и по-шли за мной, там в районе разберемся.
-Послушай, мил человек, Христом Богом просим, не оби-жай нас, все что угодно сделаем, только не губи нас, ведь у нас дети, они теперь голодные сидят, а ты их и вовсе сирота-ми сделаешь. Ты поверь нам, мы все, что ты просишь прине-сем, хотя и не знаем, где столько денег-то взять. Если не ве-ришь, пойдем с нами ну не совсем до дома, чтобы детишек не пугать и соседей не вводить в подозрение, а на поддальках посидишь, все равно наши дома и увидишь, нам уже и не скрыться, только вот уж очень много денег-то. . .
-Ну, хватит торговаться, не хотите, как хотите. -Хорошо, хорошо, - согласилась тетя Лиза, - будь по твоему, мы поста-раемся, ты только отпусти нас вместе.
-Ладно, - говорит военный, -берите свои мешки и пойдем как договорились. Только теперь мама и тетя Лиза стали под-ниматься с четверенек на ноги. Мешки действительно оказа-лись тяжелыми, но после сговора с военным, они уже были доступны для обеих. Перевесив пополам мешок, шли друг за другом, а завершал шествие военный, будто вел их под кон-воем.
За нашими домами начинались огороды и метров через двести проходила небольшая канава, которая как бы разделя-ла огороды частные и то неладное на сей день колхозное по-ле. Вот на этом рубеже и решили оборудовать наблюдатель-ный пункт для военного. Женщины добровольно указали свои дома. При такой луне их было хорошо видно и на таком расстоянии.
Тетя Лиза жила от нас через дом и они с мамой пошли вместе по нашей меже, чтобы не вызывать подозрений воен-ного. Преодолели межу и лишь на подходе к дому ощутили усталость и тяжесть ноши.
-Ну что, Дуся, делать будем? -первой, чуть переведя дух спросила тетя Лиза -, где взять столько денег?
-Не знаю - усталым голосом проговорила мама. - Сейчас посмотрю у Нюры в сундуке вроде бы сбереглось что-то. Ну давай, может вместе то и соберем этому бессовестному аген-ту.
-Слышь, Дусь, а может нам не ходить больше к нему? Пусть он посидит, посидит, да и пойдет к своей машине.
-Что ты, Лиза, Боже упаси, он через полчаса придет к нам домой, поднимет всех на ноги, а тут, не дай Бог, проснется Царек, заварится каша - не расхлебаешь.
-Ну ладно, я пошла деньги искать. Да, ты, Евдокия, найди что-нибудь закусить, а уж я бутылку принесу. Витька на корм приготовил, да где уж, теперь придется отдавать.
-Лиза, а ты задами иди, а то Царька разбудишь, у него та-кой злой кобель-страсть.
В доме у нас все не спали, в том числе и мы с Петей. Лишь только щелкнула щеколда в двери, Клава опрометью броси-лась в сени. Причитая, она помогла маме опустить мешок.
-Все не спите? - с недоумением проговорила мама. - Это плохо. Иди домой, укладывай ребят, а Нюра пусть выйдет ко мне.
Аня быстро вышла в сени. Мама кратко объяснила все, что с ней произошло и попросила принести из сундука деньги. Аня вошла в комнату. Нина в недоумении глядела на нее, но объяснять было некогда. Клава на полатях хлопотала с нами. Мы с Петей уже несколько раз спрашивали: где мама. когда она придет. Клава уклончиво отвечала и уговаривала нас по-быстрее заснуть.
Мама набрала в запасе пятьдесят рублей, а остальное по-просила Аню спрятать туда же.
Немного погодя ,пришла тетя Лиза и принесла бутылку водки и тридцать восемь рублей, больше у нее не было. Вто-ропях чуть не забыли про еду. Впотьмах мама через сени прошла в сарай, где в уголке размещались куры. В корзине для сбора яиц оказалось не более пятнадцати штук, которые предназначались для выполнения плана поставок государ-ству. Просто есть яички было положено только тяжелоболь-ным. Быстро набрав яички в полотняную сумку, мама попро-сила Аню вынести краюху хлеба из лебеды, другого у нас не было. Сложив все в сумку, мама и тетя Лиза отправились по меже на поле.
У Тереховых залаяла собака, почувствовав, что близко хо-дят люди. Пройдя огороды, вышли на канаву и чуть поодаль увидели лежащего на бруствере своего пленителя. Он при-встал и позвал:
-Сюда идите.
Робко подойдя, молча, подали ему сумку с едой и деньги.
-Сколько здесь? -грубо спросил он, видимо чувствуя недо-стачу оговоренной суммы. Тетя Лиза первая бросилась объ-яснять:
-Здесь восемьдесят восемь рублей. Все собрали до послед-ней копейки. Не далее как вчера только потратила вот на эту бутылку, сын хотел за нее корм привезти.
Мама стояла ни жива, ни мертва, кто его знает, что он мо-жет еще потребовать.
-Ладно, -говорит он, - что с вами поделаешь, идите домой побыстрее, а то уже скоро коров погонят. Да про меня нико-му ничего не говорите. Слышите, никому. Иначе, я ведь те-перь знаю где вы живете.
Не чувствуя ног, женщины бросились опять на межу. При подходе к дому пошли потише, чтобы выровнять дыхание. Во дворе Тереховых опять лаяла собака и, как показалось им, кто-то закашлял.
Не доходя до конца огорода, тетя Лиза бросилась влево, в сторону своего дома, бросив на ходу:
-Пока, Евдокия, днем приду, все обдумаем. На поселке уже начинали блеять овцы и кое-где мычали коровы. Войдя поспешно в дом, мама попросила Аню, до сих пор не со-мкнувшую глаз:
-Нюра, ты подои корову, а я на минуточку прилягу. Ане и говорить об этом не надо, она уже приготовила подойник. Пройдя в горницу, мама увидела, что Клава и Нина полусидя, прижавшись друг к другу, так и уснули на неразобранной койке. Присев на койку, где только что сидела Аня, мама сра-зу же заснула, обессилев от усталости и пережитого страха. Но спать ей долго не пришлось. Часа через полтора зашла те-тя Лиза, чтобы вместе идти на работу. Еще с вечера бригадир сказал им, что сегодня опять будут работать на уборке соло-мы.
Быстро, взяв с собой небольшой кусок хлеба из лебеды и тройку неочищенных картофелин, заботливо приго-товленных Аней, мама и тетя Лиза пошли на работу все по той же меже.
До конца огородов шли молча, лишь в конце мама спроси-ла:
-Ну, как ты, Лиза?
-Да, как, Дуся, я ведь так и не заснула. Пришла домой, сра-зу бросилась корову доить, а там уже и кур кормить пора, время пролетело, я и не заметила. Вот только из головы не выходит этот уполномоченный. Почему он предупредил, что-бы мы никому о нем не рассказывали?
-Слышишь, Лиза, а вдруг это вовсе не уполномоченный, а какой-нибудь дезертир? - в недоумении проговорила мама и оглянулась назад, как бы кто их не услышал. В это время на поле стали выходить другие женщины и разговор пришлось прекратить.
Еще с утра мама заметила, что сегодня пастух погнал ста-до на ту площадь, которую вчера освободили от соломы. Год сложился засушливый, поэтому на лугах стадо вытоптало все досуха и на пригорках кое-где уже виднелись трещины в ко-ричнево-серой земле.
А по жнивью коровам пока еще было что взять: где осот стоит зеленый полускошенный, где поветель вьется, не при-знавая наступающей осени, где пырей пушась и зеленея, ма-нит к себе.
Работая днем, мама и тетя Лиза не раз посматривали на ту кучу, возле которой вчера было столько пережито. Она была почти на границе между убранным и неубранным участками и коровы, дойдя до этой границы, скучились вокруг нее, бес-покойно отгоняя друг друга.
Пастухи пока еще не заметили этого. А мама и тетя Лиза уже забеспокоились: им не столько было жалко зерна, сколь-ко коров, которых от этого зерна может разнести и здесь уж без ножа не обойтись.
Но вот пастухи обратили внимание и один из них подско-чил к сгрудившимся животным, сходу угощая их своим длинным, вонзающимся в свежем утреннем воздухе, как вы-стрел из ружья ,кнутом. Коровы от резкого хлопка кнута и от острого ужаливания по впалым бокам, разбежались в разные стороны, неуклюже мотая еще пустым выменем.
Весь день прошел в постоянном раздумье и страхе. Лишь к вечеру маме и тете Лизе удалось узнать, что вчерашний уполномоченный сегодня был взят на поле работниками НКВД. Его обнаружили пастухи спящим в куче соломы.
Почти у каждого человека бывает такое, когда его пости-гает какая-то неотвратимая безысходность или ожидает неминуемая смерть. И вдруг все изменяется таким образом, что думаешь, за что переживал, не стоит стольких затрачен-ных нервов. Так получилось и с мамой. Конечно, им было очень жаль денег, отданных дезертиру и не забыто чувство  страха,пережитого в эту ночь, но после этого известия у них как гора свалилась с плеч. Теперь никто им не напомнит о той зловещей ночи.
В этот год урожай зерна и картофеля оказался скудным и уже заранее было видно, что зима будет трудной. Осенью к нам в гости приехала бабушка Анна- мамина мама. Ее при-везла тетя Евдокия, жена маминого брата. Они жили в трид-цати километрах от нас, но по плохим дорогам добираться приходилось почти целый день. Бабушка жила в селе Верхне-Спасское со своим сыном дядей Ваней и снохой тетей Мар-фой. Ей было уже около девяносто лет, но ее память и зрение были хорошие. Удивительно было даже для нас с Петей, ко-гда бабушка просила иногда принести ей иголку и нитку, са-ма она плохо передвигалась даже по комнате, но никогда не просила вдеть нитку в иголку. Почти до смерти она управля-лась с этим сама.
Мама была очень рада приезду нашей бабушки и тому, что ее привезла именно тетя Евдокия. Они очень любили друг друга еще с того времени, когда жили в одной семье, до нашего переезда в село Ярославка. Всю ночь напролет они проговорили друг с другом, так и не ложились спать. Тетя Евдокия привезла новость, которая обрадовала маму и заста-вила задуматься. Радость заключалась в том, что мамин брат, дядя Митя, муж тети Евдокии, хотя и имел всего три класса образования, но был тем не менее до некоторой степени гра-мотным человеком, работал в Верхне-Спасском МТС глав-ным бухгалтером. Вот он-то и сообщил, что вышло постанов-ление Совета народных комиссаров о льготах матерей геро-инь. В постановлении говорится: матерям, имеющим от трех до пяти детей предоставляется право бесплатного проезда по железной дороге два раза в год. Это постановление очень подняло авторитет Сталина в сердцах наших матерей. Они гордились вниманием Правительства к многодетным семьям.
Тетя Евдокия рассказала также, что некоторые женщины из Верхне-Спасского, собрав небольшие сбережения, ездили в Астрахань, где покупали очень дешевую рыбу. Они приво-зили в основном сельдь для еды и для обмена на другие про-дукты или необходимые вещи: мыло, соль, растительное мас-ло и прочее, вплоть до материала, из которого можно что-то пошить.
В эту ночь и заинтриговало маму предложение тети в начале зимы после окончания полевых работ поехать в Аст-рахань. Тетя уже договорилась там у себя с одной женщиной, которая уже дважды ездила и теперь снова собирается туда, и обещала взять с собой. Но то чужой человек, а Евдокия , то есть моя мама ,ей как сестра родная. У тети Евдокии не было сестер, одни братья. Они с теткой Марфой были беженцами из Польши. Родителей своих она давно похоронила, поэтому кроме моей мамы и тети Марфы никого у нее ближе не было, не считая, конечно, своего мужа дяди Мити и множества де-тей: четырех дочерей и сына. Она была также мать героиня.
В это время она не работала, была домохозяйкой. Две старшие дочери жили отдельно, средняя училась в институте, а вот сын и младшая дочка Вера были пока иждивенцами. Правда Валентин уже перестал учиться в школе и поступил в МТС на курсы комбайнеров.
Конечно, семья дяди Мити не голодала, даже не имея сво-его огорода. Как-то перебивались. Но поездка в Астрахань за рыбой давала определенный шанс на выживание.
В эту ночь тетя окончательно убедила маму, и они решили в середине декабря выехать в Астрахань, чтобы к Новому го-ду уже возвратиться.
После проводов тети, мама рассказала о своей мечте стар-шим сестрам, а от них узнали и мы с Петей, но до самого отъ-езда мамы серьезно это не воспринимали.
Сборы были недолгими, собирать-то особо было нечего. Как говорят, в чем есть, в том и поехала, прихватив с собой лишь немного денег да пропитания на двое суток.
Необходимо было добраться до Верхне-Спасского, а отту-да в компании с тетей Евдокией и ее знакомой доехать до станции Платоновка, взять билет на поезд Москва-Астрахань, а там уже до места назначения.
У той женщины, что уже ездила, были знакомые, у кото-рых можно переночевать, а мама с тетей Евдокией еще не знали где остановятся и что их ждет впереди. Единственно, их поддерживало то, что они были вместе и они договорились не расставаться ни при каких обстоятельствах. Пусть даже будут забирать в милицию, все равно идти только вместе.
Платоновка- небольшая станция и поезд здесь останавли-вается всего на несколько минут. Купить билет на проходя-щий поезд - это просто счастье. Хотя, казалось бы, в такое тяжелое время, кто и куда может ехать. У всех работа повсе-дневная, да и с деньгами большая проблема, только что про-извели реформу, рубль стал очень дорогим и заработать его непросто.
К счастью для наших женщин, третью из них звали Прас-ковья, народу на вокзале было немного, человек пять-семь. Положив вещи, сразу же подошли к кассе. Впереди в очереди уже стояли мужчина и женщина. Тетя Прасковья смело спро-сила:
-Это на Астрахань очередь?
-Кому куда надо, туда и берут, - сердито ответил мужчина.
-Так ведь по времени сейчас должен быть астраханский, -настаивала тетя Прасковья.
-За мной будете, -сказала впереди стоящая женщина. 
В зале воцарилось молчание. Тетя Евдокия пошла и села возле вещей, а мама осталась рядом с Прасковьей. Через не-которое время открылось окошко кассы и молодая девушка объявила:
-Имеются в продаже билеты на пассажирский поезд Москва-Астрахань.
Мужчина первым протянул руку с деньгами и громко ска-зал:
-Мне один до Кирсанова.
Девушка снова объявила, что на этот поезд имеются толь-ко три билета: два общих и один плацкартный. Тетя Евдокия в переживании о билетах тоже подбежала к окошку. Мужчи-на получил билет и отошел. Женщина, стоявшая за ним, взяла общий билет до Умета. Всего остался один плацкартный. Тетя Евдокия и мама со страхом посмотрели на Прасковью, но та как бывалая пассажирка не раздумывая взяла себе этот билет. После этого девушка сообщила, что пассажирский поезд Москва-Астрахань прибывает на первый путь, время стоянки поезда всего семь минут и свободных билетов на этот поезд уже нет.
Прасковья радостно подошла к вещам, подняла свои тростниковые сумки, специально купленные там же в Астра-хани, и говорит:
-Не горюйте, бабоньки, идемте на перрон, там быстрее до-говоримся.
Тяжело дыша, медленно приближался поезд. На перроне было шумно, кто-то пришел встречать, два носильщика кати-ли перед собой пустые тележки. Проводники заранее опусти-ли подножки, чтобы не задерживать посадку.
До вагона идти пришлось недолго. Как выяснилось все по-лучившие билеты на станции, попали в один вагон. Праско-вья, торопя подруг, проворно поднялась в открытую дверь ва-гона. Проводник, посторонившись потребовал предъявить билеты. Мама и тетя следовали следом за Прасковьей, а сзади напирали мужчина и женщина.
Прасковья, поставив вещи, предъявила билет и стала упрашивать проводника посадить еще двух женщин, ко-торым не досталось билетов:
-Мы, свои люди, из одной деревни, мы втроем поместимся на одной полке.
Проводница оказалась доброй женщиной, только и сказа-ла:
-Ладно, проходите, потом разберемся.
Не успели женщины дойти до места, указанного в билете, как поезд, резко прогудев, потихоньку тронулся. Найдя свое место, все трое сели на деревянную лавку и перекрестились:
-Слава тебе, Господи, кажется, поехали.
Поезд, набирая ход, стал быстро удаляться от станции. И все же неспокойно было на душе у мамы и тети Евдокии. Не-смотря на то, что их не вернули из вагона, они пока чувство-вали себя безбилетниками. Проводница не спешила подхо-дить к ним. Она все еще возилась в своей комнатке и, лишь спустя минут сорок, пошла по вагону. Мужчина и женщина, которые садились вместе с нашими женщинами, тоже нахо-дились в этом купе.
-Кто тут у меня без билетов? -добродушно спросила жен-щина в черной форме.
-Мы, -почти в один голос заявили мама и тетя Евдокия
-Вам далеко ехать?
-Да все трое мы до Астрахани, -вступилась Прасковья.
-Так, хорошо, если вы из одной деревни, то будете по оче-реди отдыхать на этой полке, но билеты вам придется купить в Ртищево, там поезд будет стоять 12 минут, а я вам эти места забронирую.
Мама и тетя стали сердечно благодарить женщину, но она, отвечая улыбкой на их благодарность, уже продвигалась по коридору в следующее купе.
Уже смеркалось, за окнами вагона иногда пролетали осве-щенные полустанки и переезды. В вагоне потихоньку воцаря-лась тишина. Усталые пассажиры сладко похрапывали. Тетя Евдокия, облокотясь на столик посмотрела на маму, которая о чем-то задумалась.
-О чем задумалась, кума?
-Да вот, думаю о своих домочадцах. Как они там? Я уже не раз уезжала из дома и за меня оставалась Нюра. И все было хорошо. Я на нее очень надеюсь, а всем младшим приказы-ваю, чтобы слушались ее как меня. Да и они ее слушаются. Однажды приехала и они мне рассказали про то, как Шура с Петей просили Нюру им в чем-то помочь, а она в это время обедала. Но они настойчиво ее торопили. Тогда она в сердцах говорит им: “Отстаньте, черти, поесть матери не даете”. Кла-ва с Ниной после подсмеивались над Нюрой. “Отстаньте, черти, поесть матери не даете”.
Мама немного помолчала и продолжила:
-А еще я думаю о маме. Ты представляешь, кума, когда она соскучится по нам и приезжает, то мы с ней недели две не можем наговориться, но если уж соскучится по дому, то, как говорится, всем тошно станет. Ведь она не понимает: для того, чтобы взять лошадь и отвезти ее домой, надо по крайней мере не один раз подойти к председателю и бригадиру. А ей вынь и выложь: везите и все тут. Становится капризной, несговорчивой, иногда даже отказывается от пищи, но потом тайком пойдет, возьмет сухой хлебушек и ест. Часто говорит, что ей с Марфой гораздо лучше жить, чем с нами. А мне каково-ли слушать от родной матери. Тогда, во что бы мне не стало, иду и прошу лошадь и везу ее домой в Спасское. Вот и сейчас думаю: не станет ли она там без меня выкидывать какие-нибудь кренделя.
- Да ты не беспокойся, кума, она ведь только две недели у вас гостит.
В разговоре время прошло незаметно. Вот уже проводница объявила, что подъезжаем к Кирсанову, а следующая станция Умет и потом уже станция, где мама и тетя Евдокия должны купить билеты. Им  было боязно выходить на чужой вокзал, где поезд стоит всего лишь 12 минут и они попросили про-водницу, чтобы она сама сходила и купила им билеты, уж она точно не отстанет от поезда. После небольшого колебания проводница согласилась. Мама и тетя проворно нашли поло-женную сумму и отдали ей.
Ртищево - станция узловая, здесь, в отличии от Платонов-ки, очень много железнодорожных путей и, несмотря на позднее время, здесь все еще сохранялась суета на перроне и проходило много поездов. Проводница, высадив всех выхо-дящих здесь пассажиров, вышла сама и пошла по перрону. Мама и тетя молча смотрели в окошко.
-Слушай, кума, а что если она не успеет купить и отстанет от поезда? -беспокойно спросила тетя Евдокия, -останемся мы с тобой и без билетов и без денег.
-Да, нет, - успокоила ее мама, - она кажется доброй и по-рядочной женщиной.
- Что вы там беспокоитесь? - сказала Прасковья, лежащая на боку и успевшая уже немного поспать.
-Да, вот отдали деньги нашей проводнице и переживаем, успеет ли она купить нам билеты.
К счастью ждать пришлось недолго. Вскоре они увидели проводницу, подходящую к вагону. Она спокойно отдала би-леты и указала места, где теперь уже законно могли ехать мама и тетя Евдокия. В знак благодарности, они стали пред-лагать ей по два рубля. Она отказывалась, говоря:
-Что я такого сделала, чтобы брать за это деньги. Но мама постаралась убедить ее:
-Бери, бери дочка, для нас это небольшая убыль, а ты за свое доброе дело купишь своим ребятишкам что-нибудь вкусненькое.
Лишь только после этих слов проводница, чуть смущаясь, взяла деньги. Теперь у наших женщин совсем стало спокойно на душе и они, уставшие, но довольные, отдались во власть сна.
Конечно, долго им поспать не пришлось, так как в поезде даже поздней ночью не всегда спокойно, а уж под утро тем более. Люди снуют туда-сюда, в туалет или покурить в там-бур, кто-то уже готовится к выходу. За окном поезда давно была другая, а может и третья область. Но нашим женщинам спешить было некуда, в Астрахань поезд прибудет лишь зав-тра утром. Они переждали всю эту утреннюю суету, спокой-но встали, сходили умылись и только теперь решили немного подкрепиться. Ели сообща у кого что было, как говорится чем богаты, тем и рады. Приглашали и соседей по купе, но каждый из-за скромности предпочел свое.
Зимний день короткий, а в дороге он проходит еще быст-рее, потому что с соседом по купе также легко сходишься, как с новым жильцом, хочется о нем побольше узнать да и своим с ним поделиться. Не успели познакомиться и нагово-риться, как опять наступили сумерки. Говорили о своей жиз-ни. Если человек обеспечен и всем доволен, то что ему гово-рить о жизни, она у него устроена, а если у кого есть нужда, какая-то неустроенность, то все разговоры сводятся к реше-нию этих проблем. А в кампании сочувствующих ему людей каждый старается выложить все, надеясь на то, что кто-то из них сможет помочь своим опытом, советом или просто сопе-реживанием.
Так и наши женщины в разговоре поделились тем, что едут в Астрахань в первый раз и точно не знают, где можно будет остановиться на ночлег и что, где и по какой цене мож-но купить. И недаром говорится, что мир не без добрых лю-дей. Одна женщина, почти ровесница им, долго слушала и, видя, что попутчицы ее порядочные деревенские люди, неис-кушенные в корысти и плутовстве, предложила им жить у нее:
- Квартира у меня небольшая, но места всем хватит.
Они с благодарностью приняли это предложение и, имея еще запасной вариант квартиры, в которой раньше останав-ливалась Прасковья, спокойно улеглись спать, чтобы утром пораньше встать и подготовиться к выходу в Астрахани.
Поезд прибыл в 9 часов утра. На перроне стояла суета, многие с радостью бежали к вагонам, обнимали и целовали приезжих, брали у них вещи и, громко разговаривая, шли к вокзалу. Наши женщины не торопились, их никто встречать не должен, а потому решили подождать пока поредеет толпа. После долгих сомнений пришли к решению взять адрес по-путчицы по купе, но поехать на квартиру, где уже бывала Прасковья. Если там не найдется места, то они оставят вещи Прасковье, а сами съездят по этому адресу, а затем уже вме-сте поедут на рынок.
Хозяева квартиры, куда привезла их Прасковья, после не-большой беседы, согласились принять всех троих по посло-вице “в тесноте да не в обиде”.
Немного отдохнув и напившись чая, женщины отправи-лись на рынок по совету хозяйки, мол, к концу торговли то-вары и продукты всегда дешевле. Не видавшие никогда таких больших рынков, женщины немного растерялись и постара-лись не отставать от Прасковьи. Особенно их поразило боль-шое количество рыбы, известной и невиданной раньше. Маме и тете цены на сельдь казались низкими, но Прасковья не спешила брать, так как знала, что к вечеру похолодает сильнее и каждый постарается снизить цену почти вдвое, только бы продать побыстрее.
Прежде всего, купили такие же, как у Прасковьи плетеные тростниковые корзины. Они очень удобны, вместительны и надежны. От разнообразия рыбы все почувствовали голод. Так и хотелось взять кусочек, с которого стекает рыбий жир и полакомиться им в комплекте с картошечкой. И об этом можно было не только мечтать, но и отведать это все вдоволь вечером. Проходя вдоль прилавков, они видели свежую рыбу и соленую, копченую и жареную, вяленую и сушеную.
Ближе к вечеру стали покупать. Мама и тетя присматрива-лись к Прасковье и все также закупали. Брали рыбу они оптом и за это еще им уступали в цене. Наконец, сумки стали тяжелыми и Прасковья скомандовала:
- Ну, хватит, а то не дотащим до квартиры.
Пришли уставшие, замерзшие, но счастливые. Так дешево они нигде не могли купить.
Гостеприимная хозяйка опять вскипятила чай. После про-бы всех видов рыбы он оказался очень кстати. После чая по-сидели, поговорили и решили, что завтра до обеда надо пойти на вокзал за билетами, а к вечеру опять на базар. Если билеты будут, то брать нужно на послезавтра и к этому времени купить рыбы столько, сколько можно увезти. После ужина Прасковья легла в комнате вместе с хозяевами, а мама с тетей Евдокией устроились на полу в кухне, но после такого удачного дня им казалось, что они отдыхают в хоромах.
Проснулись не рано, видимо хозяева не спешили вставать, а уставшим женщинам это только было на руку. Но к десяти часам уже умылись, перекусили немного, и пошли на вокзал.
У касс предварительной продажи билетов народу было немного и женщины сразу же встали в очередь. В зале ожи-дания толпился народ. Некоторые, сложив вещи в ожидании поезда, отдыхали на лавках, другие стояли в очереди за биле-тами, третьи, уложив детишек на лавках и пристроившись с краюшку, охраняли их сладкий сон.
Дождавшись своей очереди, женщины попросили три би-лета на московский поезд до Платоновки. Кассирша спроси-ла:
- Вам какие купейные или плацкартные места?
Конечно, было бы хорошо купить купейные, сели бы все трое в одно купе и до Платоновки никто не беспокоил бы, но они очень дорогие. Все же решили брать плацкартные, лишь бы места были рядом.
- С вас тридцать шесть рублей, - сказала кассир и стала оформлять билеты. Женщины быстро собрали деньги и пода-ли ей в окошко.
Получив билеты, они отправились по большим магазинам посмотреть, что и почем, так как денег было только на рыбу. В магазинах оказалось все дорого и они, долго не задержива-ясь, пошли опять на базар.
В этот день они закупили все что хотели, да и больше уже было не по карману. У каждой осталось немного на дорогу, и рассчитаться за квартиру.
Поезд на Москву отправлялся поздно вечером, поэтому весь день провели на квартире, укладывая поудобнее вещи и отдыхая перед дорогой.
До вокзала было метров двести, но женщины, нагружен-ные двумя сумками на плечах наперевес и двумя сумками в руках, шли не менее часа, часто останавливаясь и перевеши-вая сумки с одного плеча на другое. Пришли на вокзал за два часа до отправления поезда и в ожидании устроились на сво-бодной лавочке. Если бы ждать было недолго, то они пошли бы сразу на перрон, но на улице к тому же было холодно. Мама пошла узнать на какой путь прибудет их поезд, а остальные остались с вещами.
Тетя Евдокия в девичестве была очень красивая, да и сей-час, несмотря на свои сорок с небольшим лет, выглядела очень привлекательной. У нее были русые волнистые волосы, заплетенные в толстую косу, яркий румянец постоянно све-тился на белом, будто напудренном, лице. Она была робкой и застенчивой, но в кругу подруг слыла хохотушкой. Ее зарази-тельный смех никого не оставлял равнодушным. Заслышав его даже посторонние невольно улыбались. Видимо поэтому мама любила ее как родную сестру, а родных сестер у мамы и не было, были только братья: Иван- муж тети Марфы и Дмитрий- муж Евдокии. Мама была чуть постарше своей снохи, поэтому всегда брала шефство над ней. Вот и сейчас здесь в Астрахани все документы и оставшиеся деньги хра-нились у мамы в пришитом на груди внутреннем кармане.
Пока мама ходила на перрон к женщинам подошли два милиционера. Видя кучу беспорядочно сложенных сумок, они поинтересовались:
- Чьи это вещи?
- Это наши сумки, - ответили женщины.
Их попросили предъявить документы и взять только свои сумки. Прасковья взяла свои вещи и предъявила удостовере-ние матери героини, а тетя Евдокия не могла взять только свои, потому что сумки мамы для нее были также дороги как и свои, да и документов она не могла предъявить, так как они были у мамы в грудном кармане.
- Пройдемте с нами, гражданочка, - заявил один из мили-ционеров.
- Да как же я могу пойти, если я должна дождаться куму Евдокию?
- Это еще кто такая?
- Это моя золовка, она вышла на перрон, сейчас прийдет.
- Ну прийдет и к нам прийдет.
Тетя Евдокия не знала что сказать. Она еще ни разу нигде не была одна, а здесь еще и в милицию забирают.
- А как же вещи?
- Никуда не денутся ваши вещи, разберемся и вернетесь, а с вещами пока она посидит, - молодой милиционер показал на Прасковью.
Тетя Евдокия от стыда и страха вся залилась краской, но милиционеры более настойчиво потребовали идти за ними, иначе они поведут насильно.
Мама, не спеша, уточнила на каком пути будет посадка, узнала у одного носильщика, где примерно будет стоять де-вятый вагон и только тогда вошла в вокзал. Только увидела Прасковью, махавшую издали рукой, почувствовала что-то неладное. Подходя к ней, услышала:
- Твою куму в милицию отвели.
- Да, как же это так? - испуганно спросила мама.
- Да, вот так, подошли двое, попросили предъявить доку-менты, я показала, а у Евдокии ничего не оказалось.
- А в какую милицию они ее повели?
- Сказали, что здесь где-то при вокзале.
Долго не думая, мама поспешила искать отделение мили-ции при вокзале. Оно оказалось в дальнем углу перрона. На вывеске не очень крупными буквами было обозначено: МИ-ЛИЦИЯ. Пройдя небольшой коридорчик, мама постучала в дверь. Не услышав ответа, она робко приоткрыла дверь и по-няла, что это приемная. Немного пройдя по ней она услышала жалобный голос тети:
- Евдокия!
Мама бросилась к ней. В глазах у нее стояли слезы.
- Ничего, кума, не расстраивайся, сейчас я предъявлю твои документы и нас отпустят.
Немного успокоив тетю, хотя и сама не была спокойна, мама только сейчас обратила внимание, что за небольшой пе-регородкой со стеклянной стойкой сидел дежурный милици-онер. Мама подошла к окошку и спросила:
- За что забрали мою сноху, что она такого сделала?
Милиционер чуть приоткрыл дверь в соседнюю комнату и позвал:
- Володя, иди сюда, давай разберемся с этими женщинами.
Молодой офицер нехотя вышел из-за двери и сказал:
- А, вот и вторая нашлась.
Откуда только у мамы нашлось столько храбрости, обычно она была робкой, а здесь ее будто подожгли. От нервного потрясения и уверенности в своей правоте она смело ответила:
- А я, мил человек, сроду и не терялась, а только вышла на перрон посмотреть на какой путь прибудет поезд Астрахань-Москва. А вот почему вы забрали мою сноху, пожалуйста объясните мне.
Тетя Евдокия, видя такое смелое наступление мамы, под-нялась со стула и подошла поближе к ней, готовая вступить в разговор с милиционерами. До сих пор она только молча си-дела на стуле и горько хлюпала носом.
- А ну потише, потише здесь, - чуть повысив голос, оста-новил маму молодой милиционер, - здесь вопросы задаем мы. Вот Вы, пожалуйста, потрудитесь ответить: откуда вы и по-чему у вас столько рыбы, вы что спекулянты?
- Какие мы спекулянты? - мама уже достала из-за пазухи документы и, протягивая их, расплакалась, - да как Вы смее-те, мы с ней детей голодных от смерти спасаем, а вы - спеку-лянты. Разве мог товарищ Сталин спекулянтам дать такие до-кументы, чтобы они спасали своих детей, которых нарожали для защиты нашей Родины? А Вы - спекулянты.
Тетя Евдокия опять захлюпала, ей также как и маме стало горько и обидно от этих слов молодого милиционера.
- Что здесь происходит? - строго спросил вошедший, судя по всему начальник, так как молодой милиционер вытянулся во весь рост и приложил руку к козырьку.
- Здравия желаю, товарищ капитан. Здесь мы вот забрали двух женщин из другой области с большим количеством ры-бы. Документы они пока еще нам не представили.
- Да вот они документы, - сквозь слезы проговорила мама, - а вы, ничего не спросив и не проверив, произвели нас в спе-кулянтов. Как вам не стыдно!
Чтобы разрядить обстановку, начальник подошел поближе и сказал:
- Успокойтесь пожалуйста, гражданочка, давайте ваши до-кументы и пройдемте ко мне.
Видя доброе отношение начальника, мама осмелилась ска-зать:
- Товарищ начальник, да ведь нам некогда объяснять здесь, ведь через полчаса наш поезд уйдет.
 Начальник, посмотрев спокойно на часы на стене, сказал:
-Ничего, гражданочки, не беспокойтесь, успеете вы на свой поезд, только объясните откуда вы и зачем везете столь-ко рыбы. Кстати, а сколько всего у них рыбы?- спросил начальник лейтенанта.
- Да килограммов сто на троих.
- Как на троих, а где же третья? - в недоумении спросил лейтенанта начальник.
- А третья на вокзале сидит с вещами.
- А почему вы ее сюда не привели?
- А у нее имеется удостоверение матери героини.
- И у нас тоже имеется удостоверение матери героини, - поспешила выпалить мама и подала документы начальнику.
Несколько минут прошли в молчании пока начальник смотрел документы. Мама и тетя Евдокия с замиранием серд-ца ждали его решения. Он позвал лейтенанта и обращаясь к нему по званию, приказал:
- Товарищ лейтенант, возьмите пожалуйста дежурного, пройдите побыстрее на перрон и помогите женщинам сесть в поезд, до отправления остается всего пятнадцать минут.
У мамы и тети Евдокии от такого решения на глаза нахлы-нули слезы и в знак благодарности они готовы были упасть на колени перед начальником, но он спокойно сказал:
-Ну все, все, успокойтесь пожалуйста и поторопитесь, вам лейтенант поможет.
Лейтенант и дежурный быстро зашагали в помещение вокзала, где сидела Прасковья. Они молча подошли, взяли каждый по две сумки и направились на перрон. Прасковья, с недоумением глядя на всех, тоже поторопилась со своими вещами. Только на перроне она догадалась, что им помогают сесть в поезд. Дойдя до девятого вагона, лейтенант сам под-нялся на подножку и попросил дежурного подавать ему сум-ки женщин. Он уложил все вещи в тамбуре, дождался пока все женщины поднялись в вагон и виновато промолвил:
- Простите, пожалуйста.
Затем он быстро вышел из вагона.
Прасковья опомнилась первой:
 - Вы подождите здесь, а я пойду найду наши места.
Через несколько минут поезд тронулся.
От пережитого страха навалилась усталость и безраз-личие. Некоторое время сидели молча, затем Прасковья спросила что же там было в милиции.
- Да так, все обошлось, слава Богу, - ответила мама, не же-лая возвращаться к происшедшему.
Но так уж устроена человеческая психика, что нельзя сра-зу же перестроиться с плохого на хорошее и забыться, будто ничего и не было. Каждый из них не спал, думая о чем-то своем. Сменяя одна другую, проплывали перед маминым со-знанием мрачные воспоминания из прожитого. Опять всплы-ла ночная встреча с дезертиром, постоянные притеснения со стороны соседа, который, пользуясь беззащитностью жен-щин, помимо унижений и оскорблений приносил и матери-альный ущерб. Вспомнился случай с прошлогодней зимы, ко-гда вместе с сыном Шурой ездила в село Овражное обмени-вать растительное масло на другие продукты. Масло это при-вез дядя Митя когда провожал к нам бабушку погостить. Он всегда привозил гостинцы, а на этот раз привез целый бидон, литров на пятнадцать, растительного масла, видимо зарабо-танного его сыном Валентином на уборке урожая подсолнеч-ника.
Мы очень обрадовались и первые несколько дней почти вдоволь наливали масло в чашку с картофелем, но вскоре это приелось. И тогда нам пришла мысль обменять в соседних деревнях это масло на хлеб или другие продукты.
В помощь себе мама решила взять меня, отпросив  у зна-комой учительницы на один учебный день.
 Я тоже хорошо помню этот день.
Вышли мы рано утром, еще с вечера уложив все на дере-вянные санки. Только к обеду дошли до села Овражное. По расчетам мамы здесь проживали рабочие совхоза Ярославка, которые иногда получали деньги и хлеб.
День был солнечный. Во дворах, где не было собак, я ве-село подбегал к двери и стучал. Если открывали, спрашивал не нужно ли растительное масло. Ну а к домам с собаками во дворе идти спрашивать приходилось самой маме.
К двум часам дня уже кое-что выменяли: немного ржаной муки, килограмма два пшена и небольшую краюху чистого ржаного хлеба. Решили еще зайти в один большой дом и по-сле этого пообедать взятым с собой вареным картофелем “в мундире” с солью и маслом, и давно уже непробованным чи-сто ржаным хлебом.
Мама осталась около санок, а я вошел в дом.
Очутившись в большом коридоре, где по обе стороны бы-ли расположены двери, я постучал в одну из них и подождал. Дверь приоткрылась и я почти машинально сказал женщине, которая удивленно смотрела на меня:
- Тетенька, Вам растительного масла не надо?
Как гром с неба прогремел дружный ребячий смех и  я по-нял, что зашел в школу и задаю свой нелепый вопрос учи-тельнице.  Она в недоумении посмотрела на меня и ничего не ответила, но обратилась к учащимся:
- Тише, тише, ребята, этот мальчик не знал, что здесь шко-ла, успокойтесь, пожалуйста.
Покраснев до корней волос, с чувством горечи и обиды, я быстро повернулся и выбежал из школы.
- Что случилось?- спросила  мама.
Я отвернулся, скрывая слезы, тихо произнес:
- Там школа.
- Ну, ничего, не расстраивайся.
В следующий домик маленький, низенький, уже пошла мама. Хозяйка не смогла ни на что обменять масло, но разре-шила пройти в дом и там по-человечески покушать. От обеда вместе с нами отказалась, но приняла четверть масла.
После сытного обеда, согревшись, мы вышли на улицу и сразу же заметили изменения погоды. Подул резкий северо-западный ветер. Тучи хмуро надвигались на село. Не по вре-мени стало темнеть.  Я забеспокоился:
- Мама, пойдем домой.
Мама и сама чувствовала неладное, но хотелось зайти еще в несколько домов, ведь удалось выменять так мало продук-тов и в бидоне масла еще больше половины осталось.
Ветер усилился и повалил крупными хлопьями снег.
- Ты пожалуй прав, сынок,- сказала мама,- поворачивай обратно, пошли домой.
Даже в хорошую погоду до Овражного почти два часа, а в такую непогодь еще дольше, но идти надо, так как в этой де-ревне у нас родных или знакомых нет, да и дома волноваться за нас будут.
Селу Овражное было дано очень меткое народное назва-ние. Оно протянулось вдоль впадины, возможно, что бывшей реки. Дорога до Ярославки была извилистой. В хорошую по-году да напрямую здесь всего-то было не более пятисот мет-ров, но в такую метель мы не решились пойти через овраги.
Ветер все больше усиливался. Уже было трудно различать откуда метет больше снега: сверху или снизу. Иногда каза-лось, что ветер дует нам в спину и несет, несет нас в месте с поземкой в сторону дома. То он вдруг резко разворачивался и кружил на месте, готов был поднять нас вверх и унести в не-известном направлении.
Уже через несколько минут мы перестали чувствовать под ногами дорогу, будто кто-то унес из-под ног хорошо натоп-танный след. Я шел немного впереди мамы и вез за длинную веревку санки. Мама крикнула мне:
-  Шура, остановись. Давай поищем дорогу, только не ухо-ди далеко в сторону.
В сердце все нарастала тревога. Уж лучше бы не ходить нам сегодня. Не дай Бог ,заблудимся, замерзнем здесь в такой круговерти.
Я отбежал вправо метров на двадцать, а мама постоянно кричала мне:
 - Шура. Шура. Шура.
Так и не найдя дороги, я возвратился .
 Налево мама уже пошла сама, сказав мне, чтобы я теперь звал ее сквозь пургу. Ветер все неистовствовал и норовил по-валить в снег. В таком положении не только сориентировать-ся, но и просто устоять на ногах очень сложно.
Но вот немного в стороне мама почувствовала более твер-дый снег. Порывы ветра то уносили, то приносили крики сы-на. Как тут поступить? Ведь пойти за сыном значит потерять дорогу. А если позвать его - найдет ли он меня. Решила все же пойти сама, чтобы не разминуться с сыном. К счастью я был недалеко и мама быстро меня нашла.
Теперь надо вместе выйти обратно к дороге.  Мама сама взяла поводок санок, а мне велела поддерживать их, потому что в рыхлый снег проваливалась то одна, то другая сторона санок и бидон мог опрокинуться. Наконец-то вышли на твер-дый снег и теперь двинулись вперед уже побыстрее.
Метель все так же бушевала. По  расчетам половина пути уже была пройдена. Только бы добраться до Ярославки, там дорога идет прямая по селу, а через полтора километра начнутся наши родные солдатские дворики, где нас давно ждут и волнуются.
Дорога петляла то вправо, то влево. Снег залеплял лицо, попадал запазуху, таял и, при следующем порыве ветра мок-рые щеки и подбородок сильно щипали.
И тут дорога опять будто исчезла, мы потеряли ощущение твердости под ногами и дальше уже шли по бездорожью. Ка-залось, что ветер доносит лай собак из Ярославки и от этого появлялось вдохновение. Только бы добраться до первого домика - это было бы спасением. Мы безумно устали и брели вперед не разбирая дороги.
 Какое-то время мама шла задумавшись, а я от усталости и напряжения отпустил руки от бидона и не придерживал его. Мой взгляд постоянно был устремлен на маму. Несмотря на пургу ее силует был хорошо виден.
Вдруг  я потерял ее из виду и услышал тревожный крик. Ни мамы, ни санок . Я бросился вперед и тоже полетел вниз. Прийдя в себя мы увидели, что санки наши повалились на бок, бидон упал, из него вылетела картофельная пробка и драгоценное масло проливалось в снег. Подбежав, мама под-няла бидон и тут вдруг увидела, что я  стою поджав одну но-гу. Видно валенок слетел с ноги при падении, так как был на много размеров больше. Глотая слезы, мама стала искать этот валенок, а я так и стоял на одной ноге, опираясь на бидон руками.
Наконец, удалось найти валенок, он был полон снега. Ма-ма выбила снег и я обулся.
Недалеко от санок нашли картофельную пробку от бидона и забили ее в горлышко. Я плакал от того, что считал себя виновным в том, что не удержал бидон и масло пролилось. Мама попыталась меня успокоить:
- Хватит, Шура, перестань плакать, ты в этом не виноват. Давай потихоньку выбираться отсюда.
Чуть воодушевленный этими словами, я ответил:
- Мама, ты постой здесь, а я пойду посмотрю как нам луч-ше выбраться из оврага.

Яма, в которую мы упали была ни что иное как овраг, за-несенный снегом. Конечно глубина его была небольшая, мет-ра два, но вылезти с санками напрямую было невозможно. На дне оврага нам показалось, что поземка метет немного поти-ше. Мы попытались сориентироваться и мама отправила меня вдоль оврага.
 Действительно через несколько минут я возвратился и ра-достно сообщил, что овраг закончился и там в конце  похоже нашел дорогу.
- Хорошо, сынок, теперь помоги мне, -сказала мама и взя-лась за веревку санок.
Выбравшись на дорогу, мы немного отдышались и теперь  стали продвигаться уже осторожнее. Там, где дорога пропа-дала, мама оставляла меня с санками и шла ее искать.
 Но все плохое, как и все хорошее когда-нибудь кончается. Вот уже все ближе раздавался лай собаки, что означало наше приближение к деревне. Наконец-то показался тусклый ого-нек первого дома.
- Слава тебе, Господи, - мама перекрестилась.
Теперь можно спокойно идти от дома к дому, не боясь за-блудиться или упасть в овраг, теперь дорога будет прямая и ровная. Тревогу вызывало лишь одно место- очень узкая пло-тина по оврагу между Ярославкой и Двориками. Но, к наше-му счастью, незадолго до нас кто-то проехал по ней на лоша-ди и теперь мы шли по санному следу.

Домой мы пришли поздно вечером. Как и предполагали, дома все очень волновались за нас, а Нюра с Клавой, прийдя с работы, уже дважды ходили до конца нашего поселка, чтобы встретить нас.


Из забытья маму вывела остановка поезда на небольшой станции. За окошком было видно как сновали туда сюда пас-сажиры и провожающие. В проходе вагона послышалось шарканье ног и негромкие голоса. В их купе пришла уже не-молодая женщина и стала молча устраиваться, уложив вещи под столик у окошка. Евдокия и Прасковья уже спали. Устро-ившись поудобнее, мама тоже заснула.
Утром вставать не спешили. Остановок в это время было мало. Женщины, уже проснувшись и хорошо отдохнув, все еще продолжали лежать. Евдокия первой нарушила молча-ние, обратившись к маме:
- Ну что, Евдокия, как твое самочувствие?
- Потише, кума, здесь женщина вчера уже поздно села на поезд, она видимо еще спит, пусть отдохнет, пока нет остановок.
- Да нет, ничего, не беспокойтесь, пожалуйста, я давно проснулась, только еще продолжаю лежать, - добродушно от-ветила женщина и стала подниматься.
После этого и Прасковья зашевелилась на своей жесткой постели. Спокойно, неторопясь женщины встали, сходили в туалет, умылись, расчесались и стали готовиться к завтраку. На маленький столик у окна стали доставать все, что у кого имелось.
В основном это была рыба и селедка. Пока еще незна-комая женщинам соседка по купе тоже полезла в свою сумку и достала оттуда на удивление всем картофель в мундире и чисто ржаной хлеб. Ее щедрость сразу же растрогала наших женщин.
- Откуда же такое лакомство? - поразилась Прасковья, - ведь во всей астраханской области картофель, говорят, на вес золота.
- Ничего, - ответила незнакомка, - иногда можно позво-лить себе и картофель и хлебушек, одной то много ли надо.
- Уж если такой пир устроили, то обязательно надо позна-комиться.
Меня и мою сноху зовут Евдокиями, а ее Прасковьей кли-чут. Мы все из одной местности, может слышали, Тамбовщи-ной называется.
- А меня Надеждой зовут, правда в последнее время все Надеждой Владимировной величают. Сначала мне вроде бы неловко было, но потом привыкла, ведь в больницу приходят и молодые и старые, но пожилые чаще просто Владимиров-ной называют.
- Да, для такого стола не хватает чего-нибудь крепенького, но раз уж нет ничего и так обойдемся, - хохотнула веселая Евдокия.
- Так что же, можно найти и крепенького, - улыбаясь ска-зала Надежда Владимировна и снова полезла в сумку.
Она достала небольшой плоский пузырек граммов на две-сти пятьдесят со светлой прозрачной жидкостью.
- Евдокия, - обратилась она к тете, - ты, я вижу, помоложе всех, да и сидишь с краю, сходи ка попроси у проводницы па-ру стаканов и принеси в одном воды.
- А зачем же стаканы, когда у нас кружечки есть?
- И то верно, - согласилась Надежда Владимировна, но во-дички все же принеси.
Тетя мигом сходила за водой, а женщины в это время по-резали селедочку, хлебушек и каждая себе очистила картофе-лину.
В одну из кружек наливали немного воды, потом Надежда Владимировна добавляла прозрачной жидкости, объяснив по-другам, что это чистый медицинский спирт, и так как кружек было немного, то пили из одной, поздравляя друг друга со знакомством.
Вот уж и вправду не думали, что такой праздник может быть. Уж и не припомнить, когда выпивали в последний раз и ели сельдь с чистым хлебом, а здесь вот само собой получи-лось.
От выпитого спиртного и от хорошей вкусной закуски на душе у всех стало так тепло и радостно, что они готовы были рассказать друг другу все свои сокровенные тайны. Ведь в их жизни было так мало таких вот радостных и откровенных минут.
Наши женщины уже о многом рассказали Надежде Влади-мировне: и о том зачем приезжали в Астрахань, и как попали в милицию, и о своих планах по приезду домой. Она внима-тельно слушала каждую, сравнивая свою намного лучшую судьбу с их судьбами.
Наконец, вмешалась мама:
- Что-то мы все о себе да о себе, а Вам не даем и слова ска-зать. Уж если мы так сдружились, то и о Вас хотелось бы что-нибудь узнать. Судя по всему у Вас не такая горемычная судьба как у нас, но ведь и о хорошем ой как хочется послу-шать.
- Ну если судить о настоящем моменте, то вы совершенно правы. Не знаю надолго ли, но у меня сейчас действительно жизнь счастливая и радостная, а в целом за прожитые годы были и несчастья, и беды, и испытания. Сейчас я радуюсь то-му, что еду в гости к своим не родным, но любимым детям и внучатам. Я радуюсь и вместе с тем волнуюсь предстоящей встрече, так как не виделась с ними более трех лет. Тем более расставание было таким горьким и тревожным.
Сама я с Южного Урала, рано лишилась родителей и юношеские годы провела в детских домах и приютах. Посту-пила в медицинское училище, окончила его и по распределе-нию приехала в эти края. Село Замьяны надолго стало мне пристанищем. Сначала работала санитаркой, а потом, с при-ездом главного врача Веры Васильевны Ясеневой, стала мед-сестрой.
Надо сказать, что с первых дней и до сего дня судьба свя-зала меня с ее семьей. Муж Веры Васильевны был геологом и до приезда в наше село где они только не жили. Исколесили всю Европу, испытали холода непроходимых лесов Сибири и Дальнего Востока, преодолевали сыпучие барханы Средней Азии, лазили по горам в республиках Закавказья. Имели и счастье и несчастье. Но это было по молодости, когда не бы-ли ни чем обременены. А вот с рождением сына Алешки ре-шили перейти на оседлый образ жизни и заключалось это в том, что Вера Васильевна получила должность главного вра-ча в районной больнице и скромное жилье, состоящее из двух комнат. А Валерий Трофимович все также работал в экспедиции, но теперь только областного масштаба. Он был брошен на поиски нефти в Прикаспии и часто заглядывал домой. Семья Ясеневых была на редкость культурной и добродушной. Несмотря на трудные времена от них никто не уходил без угощения или подарка.
Вера Васильевна после “кругосветного путешествия” как она любила шутить про себя, с большим удовольствием взя-лась за работу. Ведя в больнице работу главного врача, она во всем старалась навести идеальный порядок. Не даром район-ная санэпидемстанция отмечала, что к Ясеневой можно года-ми не появляться с проверкой и там всегда будет порядок.
Удивительной трудоспособности была Вера Васильевна. Все удивлялись тому, что она почти не выходя из больницы, и сына своего Алешку содержала в чистоте и порядке. И лишь иногда просила кого-нибудь привести его из дома к ней в больницу, если он уже проснулся.
Я с удовольствием эту просьбу выполняла. Мальчик был воспитанным, аккуратным, он самостоятельно слазил с кро-ватки, садился на горшок, потом тщательно мыл руки и оде-вался, при этом постоянно что-то лопоча.
Оставалось только разогреть на керосинке приго-товленное блюдо, а ел и убирал за собой он сам. Потом, когда в квартире все было на своем месте, мы шли в больницу. Он, к удивлению всех, не бросался к матери на руки, а молча проходил в уголок кабинета, где давно уже стоял маленький столик и скамеечка, и мог часами сидеть и рисовать. Лишь поздно вечером Вера Васильевна забирала его и они шли домой. А если случалась срочная операция или выезд, то она просила меня отвести Алешу домой. И случалось так часто, поэтому я и ужин готовила, и спать укладывала, а иногда и до утра оставалась у них дома.
Вот так мы и воспитывали его по очереди, а иногда мне даже чаще приходилось находиться с ним. Поэтому иногда по ошибке Алеша называл меня мамой. Не скрою что в такие моменты от восторга я крепко обнимала и целовала его. Со-седи по квартире шутили: счастливый Алешка, у него две мамы. Вера Васильевна после тяжелого трудового дня весь свой восторг отдавала сыну. Она тискала его в объятиях, ба-рахталась с ним как маленькая и даже играла с ним в прятки.
А какими счастливыми были дни, когда приезжал домой Валерий Трофимович. Но так уж в жизни устроено, что счастливые периоды часто сменяются трудностями, бедами, несчастьями, а иногда и трагедиями.
Надежда Владимировна, перейдя к грустным воспомина-ниям, тяжело вздохнула и как бы нехотя продолжала.
- Наверное, от такой бурной и активной работы, от забот о сыне, а Алеша к тому времени уже заканчивал семь классов и ему предстояло покинуть родное гнездо, Вера Васильевна стала часто прихварывать.
Валерий Трофимович все чаще приезжал домой и со-брался совсем уйти из экспедиции, чтобы быть рядом с женой, и в конце концов так и сделал, когда Веру Васильевну пришлось положить в областную больницу.
После месяца обследования врачи сделали заключение, что у Веры Васильевны раковое заболевание. От Валерия Трофимовича этого не скрывали и посоветовали повезти ее в Москву и обстоятельно обследоваться там.
Вместе с Ясеневыми собралась поехать и я. Валерий Тро-фимович был против и мне потребовалось приложить немало усилий, чтобы доказать насколько я буду необходима.
А Вера Васильевна была очень довольна тем, что я ее со-провождаю. По приезду в Москву Валерий Трофимович ис-пользовал все свои связи, подключил всех своих знакомых для того, чтобы обеспечить самое тщательное обследование.
А оно затянулось надолго и мне пришлось возвращаться домой, так как Алешка оставался дома и готовился к поступ-лению в военное училище.
Валерий Трофимович и Вера Васильевна возвратились до-мой месяца через полтора. К этому времени специально для больницы был построен двухквартирный дом и решением сельского совета одну из квартир выделили семье Ясеневых.
По приезду из Москвы Вера Васильевна не то, чтобы по-шла на поправку, она по-прежнему чаще находилась в посте-ли, но лицо ее стало каким-то светлым и радостным. Валерий Трофимович дома не показывал вида, старался быть внима-тельным и даже через силу шутил, но, выходя из дома стано-вился мрачным, сутулым и ко всему безразличным. Судя по всему он знал правду о безысходности лечения Веры Василь-евны.
Леша успешно выдержал экзамены и поступил в военное училище. И, если бы не болезнь матери, в семье Ясеневых это было бы самое радостное событие.
Осенью Вера Васильевна умерла. Похоронили ее по ее же просьбе в небольшом палисаднике около больницы. Жители села не помнят таких больших похорон. Веру Васильевну знали и уважали и в области, и в районе, а сколько человек пришло из близлежащих деревень. Валерия Трофимовича и Алешку окружали близкие люди и друзья. Все понимали ка-кое большое горе постигло эту семью и всех, кто знал эту добрую и отзывчивую женщину.
После похорон Алеша уехал в училище, а Валерий Тро-фимович после сорока дней опять возвратился в экспедицию. Только там в работе он мог выйти из этого гнетущего состоя-ния невосполнимой утраты самого дорого для него человека.
За день до отъезда он зашел ко мне и сказал:
 -Надежда Владимировна я уезжаю в экспедицию. Нет сил больше находиться здесь, иначе я просто сойду с ума. У меня к Вам очень большая просьба. С сельским Советом я уже до-говорился, они не против. Для нашей семьи не было более близкого человека, чем Вы, поэтому, пожалуйста, переезжай-те в нашу квартиру. Я уверен, что Вера Васильевна была бы рада такому решению. Ей хорошо было в этом доме и лучшей подруги чем Вы ей не найти. Мы с Алешей уезжаем, но ниче-го из вещей с собой не берем, давайте перенесем сюда и ваши вещи.
Утром Валерий Трофимович уехал. Через некоторое время он прислал письмо и обещал приехать на несколько дней, чтобы поставить памятник на могиле Веры Васильевны.
Алеша тоже писал мне письма, а летом приехал на кани-кулы. Вот здесь-то и пришлось мне испытать себя в роли ма-тери. Все сбережения свои я, не жалея, тратила на продукты и даже хотела купить ему костюм, потому что за год службы он сильно подрос и прежний костюм стал ему мал. Но Алеша категорически отказался, заверив меня, что с удовольствием проведет отпуск в военной форме.
В отпуске он много гулял, ходил на речку, но каждый раз обязательно заходил на могилу матери. Не знаю плакал ли он там или нет, но только засиживался там часами и ежедневно приносил цветы.
Чтобы как-то отвлечь Алешу от мрачных мыслей я пред-ложила ему ненадолго съездить к отцу, с чем он с радостью согласился и пробыл у него до конца отпуска. Приехал домой он за день до отъезда в училище и по его настроению можно было судить о том, что он немного отдохнул и развеялся. На второй день снова сходил на могилу матери, потом пришел упаковал свои вещи, крепко обнял меня, поцеловал и уехал.

История жизни семьи Ясеневых была очень интересна, да и Надежда Владимировна так искусно ее рассказывала, что наши женщины слушали не шелохнувшись. Тем не менее Надежда Владимировна предложила немного отдохнуть, по-обещав, что обязательно дорасскажет эту историю.
Поезд продолжал мчаться вперед, мерно постукивали ко-леса на стыках рельс, но женщины теперь, кажется, уже ничего этого не замечали. После небольшого отдыха они снова с большим вниманием стали слушать продолжение рассказа.


Итак, время шло. Валерий Трофимович постоянно пропа-дал в экспедиции и лишь изредка приезжал домой. Алеша за-канчивал военное училище.
На свой выпуск пригласил отца и меня. Он был очень ра-достным при встрече. Вот заканчивался период обучения и он вступал в самостоятельную жизнь. Было много надежд и планов, но на страну обрушилась война.
Валерия Трофимовича и Алешу сразу же забрали на фронт. Там такие специалисты были на вес золота. Они даже не смогли перед отправкой заехать домой и после от них дол-го не было писем.
И вот первое письмо. Его прислал Валерий Трофимович. Он коротко сообщил, что находится под Смоленском, ему присвоено офицерское звание и занимается он строитель-ством мостов и переправ.
Почти следом прислал письмо и Алеша. Он находился то-же на Белорусском фронте и принял командование взводом. Солдаты во взводе почти все молодые, неопытные, неприспо-собленные к боевым действиям, но командир разведыватель-ной роты - очень опытный офицер, так что есть у кого по-учиться.
Первое время я по несколько раз перечитывала оба тре-угольничка с военным штампом и молилась за жизнь дорогих мне людей. Обоим написала ответ, но долго ничего не полу-чала. И вот однажды к нашему дому идет девушка-почтальон. Помню раньше она бежала мне навстречу и вручала первые письма, а сейчас шла и отводила сторону глаза. Я сразу же догадалась и громко крикнула ей:
- Кто? Алешка или. . .
- Валерий Трофимович, - тихо произнесла девушка.
От свалившегося на меня горя я повисла на плечах этой девчонки, не в силах что-либо сказать или сделать. Она тоже залилась слезами, сочувствуя потери близкого мне человека. На крики и возгласы подбежали соседи. Узнав в чем дело, они кто как мог старались поддержать меня и разделить со мной мое горе. Взяв под руки, они повели меня домой, а дев-чонку-почтальоншу послали в больницу за лекарствами.
Весть о гибели Валерия Трофимовича сразу же облетела все село. Это была первая похоронка и первым погиб такой замечательный человек. Его знали и в районе, и в области, и везде его любили и уважали.
Горе не горе, а в таких случаях надо обязательно хранить в себе присутствие духа. Напившись лекарств и немного прийдя в себя, я встала и пошла в Сельский Совет. Там реши-ли провести митинг в память Валерия Трофимовича и помя-нуть его. На митинге присутствовали военком района и вто-рой секретарь райкома партии. Все было как и положено, но я сама от большого количества успокаивающих лекарств была к происходящему почти безразлична.
Так я потеряла второго близкого мне человека.

Вот говорят, что время залечивает раны, но после смерти Валерия Трофимовича, боль моих душевных ран усиливалась тревогой за Алешу. Ведь если с ним вдруг что-то случится, я этого не перенесу. Он вырос на моих глазах, он поровну при-надлежал нам с Верой Васильевной, а теперь, когда он ли-шился и матери, и отца, то я ему единственная на свете мама и он мой сын.
Долгими бессонными ночами мое воображение рисовало страшные картины. Будто бы там, на передовой, ведя бой с неравным по силе противником, он раненый истекает кровью и я никак не могу ему помочь. Я вставала с постели, садилась писать письмо, но писать было некуда. Он давно уже не при-сылал писем, и главное, он еще не знал о гибели отца.
Но вот, наконец, долгожданное письмо. В нем извинялся за молчание и сообщал, что был в бою легко ранен и лежал в госпитале. Он жаловался на то, что потерял связь с отцом и, если мне что-либо известно, просил сообщить об этом ему.
Прочитав письмо, узнав о том, что он жив я, конечно же, обрадовалась, но от его просьбы меня охватило отчаяние. Как я могу сообщить ему об отце? Но не писать я не имела права. Я не могла обманывать его и все время держать в неведении. В конце концов, он мужчина, он солдат, он должен перенести это мужественно и с достоинством. Может это придаст ему еще больше сил в борьбе с ненавистным врагом.
И вот я решилась и написала это письмо:
“Дорогой, родной мой, любимый сыночек Алешенька. Мужайся, я знаю сколько горя принесет тебе это мое письмо, но не писать его я не могу. Валерий Трофимович героически погиб где-то под Курском. Нам пришла похоронка, а точное место захоронения есть в военкомате. Алешенька, сыночек, береги себя, я буду день и ночь молить Бога о твоем здоровье.
До свидания, мой единственный, мой ненаглядный. Креп-ко обнимаю и горячо целую тебя. Твоя мама”.
 
И опять ожидание, опять ночи раздумий и страданий. Не-смотря на большую отдаленность от линии фронта, в наш район, а потом и в нашу больницу стали поступать раненые. При виде молодых, красивых и искалеченных людей сердце обливалось кровью, а разум рисовал ужасные картины, где мой Алешка также изнемогал от нестерпимой боли.
И я старалась отвлечься работой, все время проводя в больнице. Время тяжелое, всех специалистов забрали на фронт, поэтому я была и за врача и за заведующую больни-цей.
Наконец-то пришло долгожданное письмо от Алеши. По-началу я боялась его вскрывать и все откладывала до оконча-ния рабочего дня. И вот, прийдя домой, не раздеваясь, я села на койку и вскрыла конверт и прочитала:
“Дорогая и милая моя мамочка. Ты была права, мне очень горько было узнать и перенести гибель папы. О своей беде я рассказал своим боевым товарищам, у многих из них в семьях также уже есть погибшие. Они поддержали меня и мы вместе поклялись освободить от фашистов нашу Родину.
Дорогая мамочка, береги свое здоровье и знай, что ты у меня единственная на свете.
До свидания. Твой сын Алексей”.

Прочитав письмо, я от радости не могла прийти в себя. В этих нескольких теплых словах заключалось мое большое че-ловеческое счастье. Впервые за несколько месяцев я спокой-но и радостно уснула.

Время шло и враг все ближе продвигался к Москве. С каждым днем становилось все тревожнее за Родину, за наш русский народ, и за сына Алешу. Он был давно уже не маль-чик, за боевые заслуги был награжден медалью, получил зва-ние капитана и командовал ротой. Но для меня он был сыном и мне за него было очень тревожно.
А потом он прислал такое радостное письмо, в котором сообщал, что познакомился с девушкой, она служит рядом в медсанбате. Эта девушка вынесла его раненного с поля боя.  Он даже сообщил как ее зовут. Конечно, по-военному он должен обращаться к ней “Гвардии старший лейтенант Смирнова”, но наедине с ней просто Любушка, Любушка-голубушка.

Так и тянулись военные годы вплоть до победы, но Алеше повезло не расстаться с Любой. Сколько за эти годы они пе-реживали друг за друга ведь оба постоянно подвергались опасностям. И, пройдя все испытания, их любовь стала еще крепче.

. . . После победы они решили пожениться и прямо в гим-настерках приехали к родителям Любы, которые жили под Рязанью. К счастью с войны вернулись хоть и израненные, но живые отец Любы Иван Семенович и ее старший брат Борис.
Домик у родителей был небольшой и, когда во время вой-ны в нем оставалась Мария Федоровна- мама Любы, в нем было пусто и безлюдно, а теперь, когда собралось столько народу, оказалось, что в нем стало тесновато.
Да и Алеше очень хотелось приехать домой, увидеться с Надеждой Владимировной, ведь в последнее время войны было не до писем.
Теплыми летними вечерами, выходя за околицу и вгляды-ваясь в необъятную даль, Алеша рассказывал Любе о том, как прекрасны места, где он провел свое детство и юность. Она молча смотрела на него и чувствовала как неудержимо тянет его домой в Прикаспие.
Ей, конечно же было очень хорошо дома. После бес-сонных ночей, голода и лишений войны здесь они были как на курорте, могли спать сколько хочется и есть вкусную домашнюю пищу, так как у матери даже во время войны сохранились корова и куры. Кроме того уродился картофель.
Алеша с Любой гуляли в окрестностях села, по полям, где Люба в детские годы как пристяжная лошадка старалась не отставать от брата Бориса. Он защищал ее от обидчиков и всегда позволял ей быть в кругу его друзей. Она вместе с ни-ми лазила по деревьям, ездила верхом на лошадях и по просьбе брата ее отпускали с ним в ночное, то есть ночью в поле пасти лошадей.
 За постоянное пребывание в кругу друзей брата Любу взрослые поддразнивали мальчишницей, но зато многие дев-чонки завидовали ей, но не могли попасть в эту компанию. Люба и сейчас очень любила брата, но Борис понимал, что теперь он лишний и лишь пару раз ходил гулять вместе с ни-ми.
А Алеша уже тосковал по родным местам. Пусть там нет ни матери, ни отца, но есть женщина, которая воспитывала его с детства и теперь она и есть ему и мать, и отец.
Как-то утром, когда умывались на улице и шутливо брыз-гались, Борис вдруг остановил Любу и сказал:
- Слушай, сестричка, мне очень хорошо с тобой и Алешей. За короткий срок он стал мне почти как брат, но я вижу как он мучается от того, что его тянет на родину. Надо понять его, ведь он не пишет писем, а хочет приехать невзначай и порадовать мать, а она бедная изводит себя ожиданием. Мы с родителями уже говорили об этом. Если ты его любишь, то должна понять и вам надо скорее поезжать. Не велико рас-стояние и можно иногда приехать и увидеться.
В это время от пруда недалеко от их дома возвращался Алеша. И Люба радостная прямо босиком по еще влажной траве бросилась ему навстречу.
На следующий день они выехали на родину Алексея. . .
 
Приехали они и вправду невзначай. Надежда Владимиров-на была в больнице и за ней бегала соседка сказать, что прие-хали гости. Не чуя под собою ног, Надежда Владимировна прибежала домой и, кинувшись к Алеше, разрыдалась от дол-гожданного счастья.
- Уж и не знала, что и думать, ведь так долго не было от тебя никаких известий, - сквозь слезы сказала она и лишь те-перь заметила рядом с Алексеем молодую красивую женщи-ну, наверное, его жену.
- Здравствуйте, меня зовут Люба.
- Ой, моя хорошая, прости старую за невнимательность, - Надежда Владимировна подошла к Любе и поцеловала ее в щечку, - очень приятно с Вами познакомиться.
Немного прийдя в себя, Надежда Владимировна дала мо-лодым чистое полотенце, а сама стала накрывать на стол, приговаривая:
- Знаешь, Леша, а я сегодня сон такой видела, будто Вар-вара Фоминична принесла мне две корзины яичек, а я думаю, зачем же она столько много принесла, ведь я у нее только не-давно покупала, но потом согласилась, пусть будет столько, скоро Алеша приедет, он любит яичницу.
Алеша весь сиял от радости, он несколько раз подходил к Надежде Владимировне, хлопочущей у стола, обнимал ее, крепко целовал и потом сказал ей:
- Наконец-то, мама, я вернулся в родные края.
Люба тоже помогала готовить на стол. Она была рада та-кому теплому приему. Ей казалось, что они уже давно знако-мы с Надеждой Владимировной.
Наконец, вроде бы все приготовили, Надежда Владими-ровна поставила на середину стола пол-литра водки и сказа-ла:
- Прости, Алеша, до войны мы не баловали тебя этим, но сейчас это просто необходимо.
Алеша, разливая в рюмки водку, попросил подать еще две рюмки. Он налил их полными и на каждую положил по ку-сочку хлеба. Затем он встал и произнес тост:
- Дорогая, мама, я очень счастлив, счастлив как никогда в жизни, счастлив, что вернулся в родной дом, счастлив видеть тебя живой и здоровой, счастлив, что познакомил тебя с моей дорогой и любимой женой, так выпьем за это общее счастье.
У Надежды Владимировны от таких теплых слов на глазах снова навернулись слезы.
Второй тост также произнес Алеша.
- Все, что есть во мне хорошего, - сказал он, - все, что я делал для людей и еще смогу сделать, всем этим я обязан мо-им родителям, - он повернулся к стене, на которой в красивом темно-коричневом киоте была фотография Валерия Трофимовича и Веры Васильевны, а затем повернувшись к Надежде Владимировне добавил:
- Позвольте, дорогая мама, и Вас отблагодарить за все, что Вы для меня сделали и при жизни родителей и, особенно, по-сле их смерти.
Он подошел к Надежде Владимировне и поцеловал ее. Она, тронутая его добрыми словами, вытирала платком нахлынувшие  от счастья слезы.
Третий тост произнесла Надежда Владимировна:
- Дорогие, Алеша и Люба, позвольте мне поздравить Вас с законным браком, пожелать Вам счастья, здоровья и большой взаимной любви.
 После застолья Надежда Владимировна приготовила мо-лодым постель, ведь за дорогу устали, наверное, а сама, по-мыв посуду, побежала опять в больницу. Там ее такую счаст-ливую и радостную поздравляли и сотрудники, и больные.
Вечером, возвращаясь с работы, она думала, что молодые еще спят, но встретила их, вышедших погулять в окрестно-стях села, побродить по любимым местамАлеши.
Долго отдыхать Ясеневы не захотели и уже на третий день поехали в район, встали на воинский учет и к счастью им сразу же предложили работу. Любе в больнице, где работала Надежда Владимировна, а Алеше в милиции в отделе уголов-ного розыска.
Счастливые они вернулись вечером домой и, чуть ли не перебивая друг друга, стали рассказывать Надежде Владими-ровне о своем назначении.
С приходом в больницу Любы, Надежде Владимировне стало намного легче. За время войны Люба приобрела боль-шой опыт работы. Глядя на то, как она работает, Надежда Владимировна вспоминала, что с таким же задором и энтузи-азмом всегда работала Вера Васильевна.
У Алеши дела складывались тоже неплохо. Его теперь звали Алексеем Валерьевичем. В милиции ему подтвердили воинское звание капитана. Из-за недостатка кадров ему при-ходилось вести и следственную работу, и не смотря на боль-шую нагрузку, Алексей работал с большим интересом.
При их отделе был питомник розыскных собак и для рабо-ты Алексею выделили одного пса по кличке Полкан.
Если позволяли обстоятельства, Алексей забирал Полкана с собой и до окончания работы с ним не расставался. Пес очень быстро привык к своему хозяину и зачастую проявлял свою преданность ему. И дома у Ясеневых Полкан стал еще одним членом семьи.

Мир, радость и покой казалось бы поселились в доме Ясе-невых. Каждый, находясь днем на работе мечтал о том, чтобы побыстрее вернуться домой. Алеша с Любой не могли нагля-деться друг на друга, а если что-то делали то только вместе.
Надежда Владимировна, глядя на них, была так счастлива, что порой боялась, что это счастье может когда-нибудь кон-читься.
 К тому же однажды Люба пришла домой сияющая от сча-стья и, когда пришел домой Алеша, он взял ее на руки, они кружились и хохотали от счастья. Неся ее на руках, он вошел на кухеню, где возилась Надежда Владимировна, посадил Любу на стул и стал тискать в объятьях и целовать Надежду Владимировну.
- Да что с вами случилось?- вырываясь из объятий, пыта-лась узнать Надежда Владимировна.
- Мама! Дорогая мамочка! Ты скоро будешь бабушкой!- радостно кричал возбужденный Алеша.
У Любы от счастья на глаза навертывались слезы. Алеша все еще продолжал безобразничать, он схватил их обоих и стал кружить, невзирая на загроможденность крохотной кух-ни.
-Хватит, Алешенька, перестань, ты все перебьешь здесь, у меня уже все поплыло из-под ног.
Наконец, он остановился, поочереди усадил их на стулья, а сам с горящими глазами все еще придумывал, что бы еще такого сделать, как бы выплеснуть свой восторг.
- Как я рад! Как я рад! Ведь у нас скоро будет ребенок, ка-кое это счастье для нас!
Действительно этот восторг Алеши и Любы был не без причины. Наверное, сказались суровые годы войны, просту-да, недоедание, стрессовые ситуации, поэтому у них долго не было ребенка, а они его так желали.
И вот теперь появилась надежда. Отныне все разговоры и заботы были посвящены только будущему малышу. Они ста-ли пересматривать свой семейный бюджет, составляли спи-сок необходимых вещей и продуктов.
Решили специально для Любы, а это значит в большей степени для малыша изменить рацион питания. Вместе со счастьем в дом пришли и заботы, но они не доставляли ни неприятностей, ни страха перед будущим. Все вопросы в до-ме решались спокойно и сообща.
В больнице и на работе у Алеши все узнали о радости в семье, поздравляли их и желали благополучного рождения ребенка.
На работе у Любы все ладилось. Больные были очень до-вольны вниманием и лаской заведующей больницы. Некото-рые из них, те, что постарше, советовали: теперь в твоем по-ложении надо быть поосторожнее, не нервничать, не подни-мать ничего тяжелого и, не дай Бог, не растрястись на повоз-ке.
Люба улыбалась, благодарила за советы, а сама думала: да что со мной может случиться, ведь у нас так хорошо в семье. Она уже и письмо родителям написала, где не без гордости сообщила приятную для них весть.

Время шло быстро. Уже ощущалось шевеление младенца, а иногда и резкие толчки, видимо крошечных ножек. Даже Алеша ощущал эти толчки и радостно предугадывал, что бу-дет сын-озорник.
Люба и Алеша уже подсчитали, что в конце ноября у них должен появиться малыш. Это хорошо, думала Люба, порабо-таю до декретного отпуска, а зиму посижу дома. Сейчас в больнице работы не так уж много, но по планам меднадзора и профилактики заболеваемости в деревнях должна проходить прививка детей против оспы и кори, и провести ее надо жела-тельно до холодов.
Оставив за себя Надежду Владимировну, Люба вместе с медсестрой стала выезжать в деревни. Прихватив с собой не-обходимый инструмент и вакцину, Люба садилась в телегу, запряженную местным конюхом Егором Кузьмичем и шути-ла:
- Ну что, Егор Кузьмич, не разобьет нас с Полиной ваш хваленый Витязь?
- Что Вы, матушка, Любовь Ивановна, этим конем может грудной ребенок управлять, уверяю Вас. Я мог бы и сам с Вами поехать, но ведь Вы же сами меня послали на заготовку дров, пока стоит хорошая погода.
Приехав домой вечером, Люба долго рассказывала о своей поездке, о людях, с которыми она сегодня встретилась, об их обычаях и нравах. Она сама выросла в деревне, поэтому ее тянуло к простым людям.
Так она каждый день выезжала с большим интересом и охотой. Каждый день другие люди, другие судьбы и все они очень интересовали и занимали ее.
 Особенно ей нравились дети. Народ здесь жил как  везде после войны не очень богато, поэтому и детишки здесь пред-ставляли собой полураздетых, разутых сорванцов. Их ноги, обгоревшие на солнце и обветренные, от частого купания по-трескались, покрылись цыпками и кровавыми подтеками.
Люба редко ездила в деревню без гостинцев. Сначала она оделяла ребятишек горошинами витаминов, а потом стала покупать подушечки, карамельки без оберток. Детишки с ра-достными криками встречали врача. И оказывали ей большую услугу. Они лучше всех знали фамилии тех, кого Любови Ивановне нужно найти и где они живут.
Облепив повозку и потихоньку двигаясь к нужному дому, ребята почти все рассказывали об этой семье: Захаров Федор Иванович - это вот на том конце. Он работает бригадиром и вечно в поле пропадает, а его сын Васятка работает трактористом, он три года назад женился на Наташке Ткачевой, у них родился сын, Митькой назвали, вот его-то Вы, наверно, и едете прививать.
Любу очень подкупала сообразительность и находчивость этих босоногих сорванцов. Она доставала из кармана кулечек с подушечками и оделяла ими всех по очереди. Все были бла-годарны ей и готовы выполнить любые ее просьбы.
Еще Люба очень нравилась пожилым людям, старикам и старушкам. Да и в летнее время кроме ребятишек и пожилых людей в деревне трудно было кого застать, все работали в по-ле. Пожилые люди очень любили врача за ее скромность, об-ходительность.
 Она не только прививала детишек от болезней, но и дава-ла советы больным пожилым людям, а иногда тяже-лобольных забирала с собой и ложила в больницу.
Они искренне благодарили ее и молили Бога, чтобы по-слал ей здоровья и благополучного рождения ребенка.
Ежедневно выезжая в деревни, Люба возвращалась до-вольной и радостной, поэтому Алеша никогда не думал о том, что с ней может что-то произойти. Но он ошибся и в последствии казнил себя за свою беспечность.

Это произошло в последний день поездки по прививке де-тей. Как будто специально в этот день заболела медсестра Полина, а Егор Кузьмич все так же продолжал заготавливать дрова на зиму. Любе ничего не оставалось делать, как поехать в деревню одной.
Надежда Владимировна отговаривала ее от поездки в этот день, но Люба была настойчива, говорила, что непозволи-тельно провести такую работу в деревне и, наконец, не закончить ее.
Тогда Надежда Владимировна предложила поехать с ней самой. От этого Люба так же отказалась, чтобы не оставлять больницу совсем без надзора.
День для всех проходил как обычно, лишь Надежда Вла-димировна временами тревожно поглядывала на дорогу, от-куда должна появиться Любовь Ивановна.
 Уже и время подошло, когда ей пора бы уж вернуться, а ее пока еще не было.
Надежда Владимировна нашла конюха, который заканчи-вал укладку дров.
- Кузьмич,- с тревогой обратилась она к нему,- что-то дол-го не возвращается Любовь Ивановна, не случилось ли чего? -               
Да, что ты, матушка, Бог с тобой, что может случиться? Ведь она уже ездит несколько дней. К тому же Витязь ребен-ка малого сбережет, не то, чтобы Любовь Ивановну. Да вон видишь на дороге показался Витязь.
Надежда Владимировна перекрестилась:
 - Слава тебе, Господи.
- Ну, вот,- упрекнул ее Кузьмич,- а ты раньше времени пе-реживала.
Он уже хотел идти заниматься чем-то, как вдруг подумал: а что-то на повозке никого не видно, может разомлела на солнышке, да и уснула Любушка наша.
Его же тревогу поддержала и Надежда Владимировна:
- Слушай, Кузьмич, а где же Любовь Ивановна -то?
- Ну, ты подожди, не спеши, может она на дне повозки спит или может...,- и он остановил недосказанную мысль.
Витязь спокойно подошел к хозяину и остановился. Надежда Владимировна и Кузьмич оба бросились к повозке, но в ней ничего кроме инструмента, медикаментов и сена для подстилки не было.
Раскрыв рты, смотря друг на друга, стояли они в недоуме-нии. Наконец-то, Егор Кузьмич быстро сняв медикаменты и инструмент, отдал их Надежде Владимировне, взял поводья, привязанные к повозке и начал круто разворачивать Витязя:
- Я поеду по этой же дороге, откуда возвращался Витязь, а если придет Алексей Валерьевич, пусть немедленно едет за мной,- спешно проговорил Егор Кузьмич.
Надежду Владимировну охватил страх. Она не знала что делать и куда бежать. Наконец, она быстро направилась к больнице, положила инструмент и медикаменты, и побежала домой. Дома ее встретил ничего не подозревавший Алеша.
- Ты, мама, чем-то расстроена?- спокойно спросил он.
Но Надежда Владимировна, не скрывая слез, бросилась к нему на грудь и запричитала:
- Лешенька, миленький, у нас горе-то какое.
- Что случилось?- стараясь успокоить мать, спросил Але-ша,- что-нибудь с больными или еще что?
- Да нет, у нас Люба пропала,- еле выговорила она и опять зарыдала.
- Как пропала? Как пропала? Подожди, ты мне толком все объясни,-тоже волнуясь, торопил ее Алеша.
Чуть прийдя в себя, она рассказала, что Витязь вернулся к больнице один, а Любы в повозке не оказалось и добавила:
- Кузьмич поехал в деревню, просил передать тебе, чтобы ты следовал за ним.
Только теперь до Алеши дошло, что с его любимой женой случилась трагедия. Он бросился к больнице и, оседлав там еще одного молодого коня, поехал вслед за Кузьмичем.
Проехав не менее десяти километров, Алексей обратил внимание на небольшой овраг, кое-где поросший небольшим кустарником и проходящий поперек дороги. Овраг этот ухо-дил дальше в степь, где начиналась Калмыкия.
 Пока не останавливаясь здесь, Алеша решил найти Егора Кузьмича. И вскоре это ему удалось. Он стоял у крайнего до-ма деревни и беседовал с пожилым человеком. Подъехав к ним, он сразу понял о чем идет речь.
Пожилой человек утверждал, что сам видел, как Любовь Ивановна, под радостные крики местных ребятишек, отъез-жала от их села по направлению к дому.
Теперь Алеша предполагал, что кража его любимой жены состоялась именно в этом гнилом месте, в овраге, покрытом мелколесьем. Здесь и раньше во время революции и граждан-ской войны находили свое пристанище гнусные элементы, которые грабили и убивали ни в чем не повинных людей. Но во время войны и после здесь ничего такого не происходило, что могло бы вызвать опасения.
Алеша и Егор Кузьмич возвратились к этому оврагу.. Если опуститься на самое низкое место по дороге, то не будет ни-чего видно далее двух километров в одну и другую сторону. Поэтому грабители спокойно творили свои черные дела, предварительно убедившись, что им никто не помешает.
Тем не менее Алексей пытался найти хоть что-нибудь по-дозрительное, что было бы связано с похищением жены. Он обошел все вокруг, но ни следов борьбы, ни свежих следов копыт по оврагу он не заметил, и только, пройдя еще немно-го, обнаружил свежие следы пароконки и следы крепких от-кормленных рысаков. Кони, судя по всему, не стояли спокой-но, а топтались на месте, еле сдерживаемые извозчиком. Бы-ли также заметны и следы яловых сапог довольно большого размера.
Алеша мысленно рассуждал и потом уже объяснял Егору Кузьмичу, что кто-то в самой лощине оврага заставил остановиться Любу, может быть под видом самых гуманных побуждений, а затем вырвал поводья лошади и позвал к себе сообщников, укрывшихся где-то в кустарнике. Похитители несли Любу на руках до своей пароконки, чтобы замести сле-ды. После этого, привязав поводья к повозке, они направили Витязя домой.
Алексей попытался проследовать за пароконкой, но она, сделав небольшой круг, выехала на основную дорогу, где смешались следы всех проехавших и до и после этого.
Подъехав к Егору Кузьмичу, он решил возвратиться до-мой, потом поехать в отдел милиции и с помощью бригады своих сотрудников начать немедленное расследование.
К несчастью уже надвигались сумерки и найти еле замет-ный след ночью было практически невозможно. В ночном поиске Алексей использовал не только своего любимца Пол-кана, но и другого не менее опытного розыскного пса, но, из-мучившись за ночь, к утру понял, что время упущено и найти похищенную жену можно теперь только логикой или чьим-нибудь донесением.

Дни испытаний выпали на его долю. Он несколько ночей подряд не спал, почти ничего не ел, ни в чем не мог найти для себя утешения.
Розыск жены сотрудника милиции, главного врача район-ной больницы был объявлен не только в районе, но и в обла-сти. На вокзалах и автобусных остановках были вывешены портреты похищенной женщины, было определено возна-граждение за помощь в обнаружении или освобождении по-хищенной.
Шли дни, но поиски Любови Ивановны, организованные тщательнейшим образом, не приводили ни к чему положи-тельному.
Наступили зимние холода и казалось бы вести дальше по-иски бесполезно. Следствие не могло закрыть уголовное де-ло, а Алексей не мог даже вообразить, что он никогда больше не увидит свою жену и будущего ребенка.
 Интуитивно он чувствовал, что это дело рук калмыцких подонков, но что можно было сделать. Несколько раз делали запросы в их отделы, но ответы всегда были отрицательны-ми.

Тоскуя по любимой, Алексей совсем извел себя. Он почти не спал, мало ел и поначалу даже бросил бриться, но началь-ник отдела в беседе с ним просил не падать духом и не рас-пускаться.
Надежда Владимировна за него очень переживала. Един-ственно ее радовало то, при всем ужаснейшем положении в его судьбе, Алексей держал себя в руках и не прибегал к упо-треблению спиртного.
Начальник отдела старался поддержать Алексея и с целью отвлечения его от переживаний, старался больше нагружать его работой. Со всей ответственностью погружаясь в дела, Алексей на работе чувствовал себя намного лучше, чем дома.
Конечно, Надежда Владимировна старалась чтобы дома Алексей был всем удовлетворен, чтобы его ничто не раздра-жало, но сама гнетущая обстановка навалившейся беды за-ставляла Алексея страдать и он как можно дольше пропадал на работе.
Каждую ночь, долго не засыпая, он многое перебирал в своей памяти. Счастливые и радостные детские годы сменя-лись ответственными годами учебы в школе и военном учи-лище, безмерное наслаждение пребывания в родительском доме закончилось их смертью, нечаянная встреча, знакомство с медсестрой Любой и впоследствии любовь омрачались ранениями, контузиями и долгой разлукой пребывания в госпиталях. И последние несравненно счастливые дни ожидания рождения ребенка. От счастья они порой до полуночи не спали, все обсуждая как назовут, будь это девочка или мальчик, как будут бережно его купать, массажировать и гладить его нежное тельце, как будут радоваться его первым признакам улыбки, первым шагам и попыткам что-то сказать.
Все это исчезло неизвестно куда, но Алеша ни на секунду не мог представить себе, что больше ничего не будет. Он упорно верил, верил, что Люба жива. По его предположениям она теперь уже должна родить. Но он не может разделить с ней это счастье. Он верил, что обязательно найдет того, кто похитил ее и тот будет обязательно наказан по всей строгости закона.
Алексей не был жестоким человеком, но по долгу службы ему приходилось иметь дело с отъявленными уголовниками, бандитами и дезертирами, которые после войны только нача-ли выходить из своих укрытий. Но он никогда не злоупотреб-лял своим служебным положением, поэтому не ожидал мести в свой адрес. Все же через своих коллег он постарался прове-рить всех преступников, из которых кто-либо мог пойти на похищение его жены.
Уже наступила весна. Природа так ласково влияла на настроение людей. Они старались что-то посадить, посеять, вырастить.
Пользуясь большим световым днем в будни после работы или же полные выходные дни, Алексей делал верховые выез-ды в близлежащие деревни. Повесив за плечи рюкзак и одно-стволку, он изображал из себя охотника. Он надеялся что-то узнать о судьбе своей похищенной жены.
Как правило, он брал с собой в эти походы Полкана, кото-рому большим удовольствием было наслаждаться прогулка-ми на природе, чем сидеть на цепи в отделении или валяться без дела в квартире хозяина.
Несколько таких вылазок успеха не принесли и,хотя Алек-сей старался не терять надежды, но настроение у него было подавленным. Он был задумчив, невнимателен, рассеян, осо-бенно когда находился дома.
В один из выходных дней, когда Надежда Владимировна, накормив его завтраком, ушла к своей давней подруге, Алеша устроился в кресле около стола, уткнулся в газету, но мысли его витали где-то очень далеко.
В это время в открытую дверь вошел пожилой человек. За спиной у него был толи старый, выгоревший от времени рюк-зак, толи самодельная сумка, служащая для сбора продуктов.
Полкан, лежавший неподалеку от двери, приподнялся и отошел вглубь веранды, как бы говоря глазами: проходите пожалуйста, мы Вам рады.
Пожилой человек был как тогда говорили нищий. Он по-дошел поближе к столу и произнес:
- Подайте старцу, Христа ради, на пропитание.
Алексей не только не услышал его, но и вообще не заме-тил его появления. Он все также глядел на страницу газеты.
Даже Полкан, все время наблюдавший за посторонним че-ловеком, не понял, почему же хозяин не отвечает на слова старца. Ведь, как правило, он был всегда внимательным и от-зывчивым человеком, особенно к людям старшего возраста, а здесь вдруг сидит, смотрит в газету и как будто ничему не внемлет.
Пожилой человек снова и теперь уже более настойчиво попросил:
- Подайте, пожалуйста, старцу на пропитание, Христа ра-ди.
Алеша, будто от пробуждения, резко оторвался от газеты и, прийдя в себя, начал извиняться:
- Простите, пожалуйста, я кажется задумался. А ты, Пол-кан, что же не дал мне знать, что к нам пришел гость,- Алеша ласково пожурил преданно смотрящего на него пса.
Конечно, если бы это был какой-нибудь дворняга, то еще при входе в калитку палисадника постороннего человека, пес облаял бы его так, что все село знало о его бдительности. Но Полкан был воспитан по-другому. В присутствии хозяина он никогда не посмеет зарычать или тем более броситься на че-ловека. Он понимал команды хозяина, что можно, а что нель-зя, а иногда даже, к удивлению Алексея, сам принимал наиболее разумные решения, за что всегда поощрялся.
Полкан виновато завилял хвостом и прошел в угол веран-ды.
 - Я еще раз прошу простить меня. Присаживайтесь, пожа-луйста, к столу.
- Да нет, не надо к столу. Вы, пожалуйста, дайте что-нибудь мне и я пойду дальше,- как бы тоже извиняясь, что побеспокоил, проговорил старец.
- Нет, Нет, Вы уж, пожалуйста, присядьте, отдохните не-много, я сейчас что-нибудь соберу Вам.
Старец, подчиняясь просьбе хозяина, присел на стул рядом со столом.
- Если Вы не очень спешите, то я могу приготовить что-нибудь горячего, ведь странствуя по деревням, Вам, навер-ное, редко приходится кушать горячую пищу.
Алеша стал разогревать на керосинке щи и кашу, а Полкан тем временем потихоньку подошел к старцу и, будто знакомясь, понюхал его. Протянув доверчиво руку, старец погладил пса по голове и шее. Знакомство для обоих оказалось приятным.
Тем временем вошел Алеша. Он поставил на стол две та-релки: одну с горячими щами, а другую с чистым ржаным хлебом.
- Вот, пожалуйста, кушайте на здоровье,- сказал он и снова вернулся на кухню.
Полкан одобрительно смотрел на старца, как бы говоря: угощайся, у нас хозяин добрый.
Старец с удовольствием доедал щи, когда вновь вошел Алеша с еще одной тарелкой и со свертком в другой руке. Он поставил на стол тарелку с гречневой кашей и сказал, указы-вая на сверток:
- А это Вам впрок, мало ли как еще сложится судьба.
Старец без особых церемоний принялся и за второе, ведь время уже двигалось к обеду, а у него вместо завтрака был лишь небольшой сухарик.
Принеся еще стакан молока, Алеша сел за стол и молча наблюдал тем, как ел истощавший от голода человек.
Наконец, покончив с едой, старец как только мог стал бла-годарить хозяина:
- Судя по всему, Вы очень порядочный и очень добрый молодой человек, но, при всех ваших положительных каче-ствах характера, можно заметить, что Вас изводит непомер-ная гнетущая тоска. Простите меня за навязчивость, но тако-му доброму человеку как Вы, хочется чем-либо помочь. Я уже много прожил и многое на свете видел, и хорошего, и плохого, поэтому знаю, что в часы такой вот безысходной от-реченности, хочется поделиться с кем-то своей бедой. Бывали случаи, когда разделявшие чужое горе были полезны и даже приносили страдавшим счастье. Откройся мне, сынок, кто знает, может быть и я, нищий человек, смогу чем-то помочь.
Глядя на пришельца, Алеша вспомнил лицо отца, которое так же постоянно источало решимость всегда и каждому при-дти на помощь.
- Вы правы, отец, у меня действительно большое горе и оно возникло ни вчера, оно длится уже более восьми месяцев. У меня украли самое дорогое в жизни- любимую жену, ожи-давшую рождения не менее любимого ребенка. С тех пор я, кажется, не живу, а существую. В нашей жизни было так много счастья, казалось его хватило еще на нескольких чело-век, и вдруг все разом кончилось. Хотя я никак не могу сми-риться с тем, что не найду свою любимую и не увижу ее больше никогда. Я в это не могу поверить. Но вот что мне предпринять, чтобы вернуть свое счастье, я уже не знаю.
- Послушай, молодой человек, в одном калмыцком посе-лении, где я недавно проходил, я заметил довольно подозри-тельную картину. Чтобы попросить милостыню, я вошел в дом со стороны сада, так как у парадного входа были привя-заны собаки. Я постучался в дверь и, недождавшись когда ее откроют, приоткрыл сам. Входя в просторную приемную, увидел как сидящий в кресле в одной майке очень грузный калмык что-то резко стал говорить на своем языке женщине с ребенком, возившейся в другом углу комнаты. Уходя в дру-гую комнату, женщина взглянула на меня испуганным взгля-дом. Она была очень красива и как я понял была русской.
Услышав это, Алеша даже вскочил с места.
 - Отец,- волнуясь воскликнул он,- ты хорошо видел ее ли-цо ?Ты мог бы опознать ее снова ?
- Да, наверное,- проговорил старик,- ведь какое-то время она смотрела на меня в упор, как-будто прося о помощи.
Алеша бегом бросился в комнату и оттуда вынес альбом с фотографиями. Как только старик увидел фотографии Любы, он сразу же признал в ней пленницу калмыка. Алеша, почти не дыша, ждал подтверждения странника. Еще и еще показы-вая фотографии, Алеша убедился в том, что это была Люба.
Он не знал, что ему делать. Он готов был прямо сейчас ехать в это селение и освобождать свою Любушку.
- Папаша, Вы поможете мне ?- с нетерпением воскликнул Алексей,- Вы должны, Вы должны мне помочь! Вы должны мне показать то селение и тот дом, где томится моя несчаст-ная Любушка.
Старик чуть помедлив, не спеша произнес:
- Да, я, конечно, помогу Вам, обязательно помогу, но толь-ко Вам надо успокоиться, все тщательно продумать, ведь калмыки народ очень злой и мстительный, при спешке можно загубить все дело. Селение это отсюда километров в сорока. Если ехать туда на лошади, то потребуется не менее трех-четырех часов. Тем более приехать в селение надо затемно, чтобы не поднимать переполох. Необходимо быть предельно осторожным, у них у каждого имеется злая собака.
- Хорошо, я постараюсь все тщательно продумать, а Вы пока можете пойти и отдохнуть на койке, ведь путь пред-стоит не малый, да и ночь может быть неспокойной.
- Нет. Нет. Спасибо за приглашение, но я не привык отды-хать на мягкой койке, для меня сейчас летом лучшей посте-лью является степь. Договоримся так, я снова приду к Вам не раньше восьми часов вечера. До одинадцати часов ночи мы должны прибыть в окрестности селенья. Там до начала тем-ноты мы осмотримся, все спланируем и рассчитаем, а за сво-ей любимой Вам придется идти не ранее двух часов ночи, ко-гда заснут все в поселке. В такую жаркую пору калмыки обычно спят на свежем воздухе в саду под навесом легкого полога из материи. В саду так же почти всю ночь горит ко-стер, как бы охраняя своим теплом покой хозяина. Ну, вот и все, готовь лошадей, сынок, а я пойду поброжу еще по селу и может где-нибудь отдохну.
Почти вслед за странником в калитку вошла Надежда Вла-димировна. Алеша сразу же бросился к ней, спешно повел ее в комнату, как-будто боясь, что их кто-то услышит, и расска-зал ей о страннике и о своих намерениях освобождения Лю-бы.
От такой вести у Надежды Владимировны пересохло в горле. Волнуясь, она не знала, что и посоветовать Алексею.
- Слушай, Алеша, а если тебе поехать в свой отдел, со-брать человек десять и отправиться туда? Тогда вы уж навер-няка освободите Любу.
- Нет, мама, этот вариант отпадает, это же другая область, другая нация, получится не освобождения, а резня. Я поста-раюсь сделать это дело потихоньку, без жертв, ведь я же раз-ведчик, не раз приходилось ходить в тыл врага и приводить ,,языка,,
Все время, проведенное дома до поездки, Алеша старался использовать так, чтобы все учесть, продумать до мельчай-ших подробностей: во что одеться, чтобы не привлекать вни-мание посторонних людей еще днем и быть незаметным поздней ночью, что обуть, как загримировать себя, чтобы че-рез некоторое время стать совсем другим человеком. Всему этому его научили долгие и тяжелые годы войны.
Ехать решил на двух лошадях. Одним из них был Витязь, тот на котором ездила Люба до ее похищения, а вторым Са-лют, еще молодой, но довольно умный и также спокойный мерин. Тщательно подобрав седла и сбрую, Алеша не забыл и хорошо накормить лошадей. Днем пасти лошадей не было смысла, поэтому они находились в стойле и жевали свой лю-бимый овес из последнего неприкосновенного запаса.
Не имея часов, но видимо ориентируясь по солнцу, старец пришел ровно к восьми часам вечера. Алеша подвел к дому лошадей и рншил познакомиться поближе со своим провод-ником и узнать сможет ли он преодолеть такой путь в седле.
- Степаном Давыдовичем меня зовут,- нехотя отвечал ста-рец на вопросы, которые сразу же задал Алексей,- лет семь-десят шесть с небольшим, а насчет седла Вы небеспокойтесь, мне в кавалерии служить довелось,довольно гордо закончил старик и стал примерять ногу в стремя.
Около коней вертелся Полкан, надеясь на большую про-гулку с хозяином.
- Собаку, Алексей, лучше оставить дома, иначе местные собаки ее почуят и испортят все дело.
 - Мама, отведи, пожалуйста Полкана в дом,- попросил Алеша, устраиваясь в седле,- и постарайся не выпускать его до нашего возвращения.
 Надежда Владимировна взяла Полкана за ошейник, но он, глядя на хозяина, не хотел трогаться с места.
 - Иди, иди, Полкан,- не приказывал, а просил Алексей, но пес, потихоньку скуля, пытался умолить своего хозяина.
-Полкан,- более строго сказал Алеша,- в дом!
Скуля и постоянно оборачиваясь, пес нехотя поднимался по ступенькам в дом.
- Ну, с Богом,- произнес Степан Давыдович, круто разво-рачивая коня от ограды на дорогу.
Чуть выйдя за село, Степан Давыдович, ехавший первым на Витязе, с крупного шага перевел его на мелкую рысь, да-вая понять Алексею, что пора набирать скорость.
Старик видимо очень любил лошадей, поэтому за весь путь не пытался перейти на галоп, да и времени было у них достаточно, чтобы доехать засветло.
Ехали молча, потому что разговаривать на скорости было неудобно. Каждый думал о чем-то своем. Дорога была легкая, набитая и лошади приятно цокая копытами, дружно устрем-лялись вперед.
Проехали километров тридцать. Алеша предложил:
 - Степан Давыдович, может быть лошадей напоим вон в том ручье.
- Нет, Алеша, сейчас ни в коем случае нельзя поить лоша-дей. Их можно поить не раньше чем через два часа, потому что они сейчас потные и, как говорили раньше старики, ло-шади могут на ноги сесть, то есть они будут исходить потом и терять силу. Вот уж какой капризный организм у этого жи-вотного. Бывало на лошади-то верст сто отмахаешь, а поить и кормить ждешь пока она не остынет, пока полностью не придет в себя. Лучше потише поедем.
Перейдя на шаг, Алеша получил возможность задать еще один вопрос:
- Степан Давыдович, Вы вот едете со мной, заранее зная, что, помогая мне, Вы так же подвергаете свою жизнь опасно-сти. Вы не боитесь ?
- Знаешь, Алеша, ты наверное читал сказку про зайца-храбреца?-как-то незаметно Степан Давыдович перешел в разговоре на ,,ты.,- так вот и я, как тот заяц, многого в жизни боялся и даже в молодости, боясь, совершал иногда поступки, за которые поощрялся командирами, а теперь-то мне чего бояться. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Я уже пожил, многое повидал на своем веку и прямо скажу, что сейчас мое незавидное счастье, по сравнению со счастьем твоей жены и ребенка, ничего не зна-чит. Даже звери, не имея такого сознания как у человека, пытаются освободить сородича, рискуя своей жизнью. Не знаю как бы я жил, если бы утром не дал согласия на помощь тебе. Да и риска-то у меня мало. Вот приедем, я покажу селение, покажу дом, в котором находится твоя жена, а другой-то помощи от меня и нельзя просить. Другое дело, если бы убрать хотя бы лет тридцать, тогда можно было бы идти с тобой до самого полога. А ты, приятель, рассчитывай только на себя, на свою хитрость, ловкость и осторожность. Знай только одно, на силу тебе, наверное, рассчитывать не придется, он только по весу больше тебя ровно в два раза.

Сидя в седле и спокойно разговаривая, Алеша интуитивно почувствовал, что сзади за ними кто-то гонится. И действи-тельно, повернувшись назад, он увидел метрах в пятистах от себя что-то черно-серое, быстро приближающееся. Выждав немного, он был поражен: вслед за ними мчался Полкан.
Алексей даже придержал лошадь, чем обратил на себя внимание своего попутчика. Подбегая ближе, Полкан стал сбавлять скорость, думая о том, как ему вести себя перед хо-зяином. Алеша тоже растерялся, он впервые видел такую настойчивость со стороны пса.
Что же делать Возвращать его назад уже, кажется, беспо-лезно, все равно он пойдет за хозяином, хотя и на определен-ном расстоянии.
Заметив пса, Степан Давыдович произнес:
 - Нежелательный попутчик.
Алексей слез с коня. Полкан, перейдя на шаг, чуть подвы-вая и пригибаясь, прижав уши к голове, приближался к хозя-ину.
- Ну что с тобой делать?- с укором произнес Алеша.
Полкан все в той же полусогнутой позе стал изгибаться и вертеть хвостом, как бы говоря: что хотите со мной делайте, но назад я не пойду.
- Хорошо,- сказал Алеша,- пусть будет так, только от ло-шадей ни шагу. Полкан, повизгивая от радости, стал прыгать и носиться из стороны в сторону, явно одобряя решение хозя-ина.
- На операцию с собой я его не возьму, он посидит вместе с Вами около лошадей,- как бы оправдываясь сказал Алеша старцу.
Преодолев почти тридцать километров, да еще с бешенной скоростью, Полкан, конечно, весь взмок и устал, и теперь, потихоньку шагая вслед за лошадьми, широко открыв пасть и высунув длинный язык, спокойно отдыхал.
Еще не было одиннадцати, когда они увидели то селение, в которое ехали. Оно было расположено по берегу небольшой речушки, сильно заросшей в некоторых местах кугой и осокой.
Когда-то может это была большая река, но теперь она за-тянута илом и прибрежными водорослями. В некоторых ме-стах она совсем обмелела и зачастую брод через нее не пре-вышал колена лошади.
Дома от реки находились на расстоянии сто пятьдесят- двести метров. Наверное, это достаточное расстояние для огородов и прилегающих к дому садов, которые строго опре-деленными участками подходили к самому берегу реки.
Почти у каждого участка был сделан небольшой помост, который вдавался вглубь реки на полтора-два метра, а в не-скольких местах поперек реки были сделаны временные де-ревянные переходы, которые почти каждое половодье разби-вало льдинами и уносило прочь.
Между каждым участком имелась неширокая, заросшая густой зеленью, дорожка, по которой люди ходили на речку стирать белье, набирать воды для полива огорода и бахчи, а также для перехода на другой берег, где на взгорье был рас-положен хозяйственный двор и мастерские.
С целью конспирации Степан Давыдович предложил, не доезжая селения, найти через реку брод и переправиться на противоположный берег.
Так и сделали, и уже к одиннадцати часам они расположи-лись на противоположном берегу, метров в пятистах от ма-стерских, как раз на том месте, где стояло одинокое раскиди-стое дерево.
Спокойно сойдя с лошадей, Алеша и Степан Давыдович стреножили их, а сами уселись на сухих, полуобгоревших де-ревьях. Видимо вечерами здесь молодежь забавляется ко-страми.
- Вот видишь, Алеша, третий дом от края? Он выше всех остальных выпячивается мансардой, недавно построенной и покрытой еще блестящей оцинкованной жестью мансардой. Вот туда ты и должен пойти сегодня в гости. Заходить при-дется от реки, найдя переход через нее, и потом по их же ме-же двигаться ближе к дому. Сад тоже отгорожен, но со сто-роны огорода имеется калитка. Эту калитку иногда закрыва-ют, чтобы не лазили пацаны, но изгородь не высокая, так что ее можно преодолеть.
У Алексея было хорошее зрение и в общих чертах он уже видел и дом, и огород, и сад, но тем не менее он, оставив Степана Давыдовича, полез на дерево.
Полкан с интересом наблюдал за всем происходящим. Алеша, достав из рюкзака бинокль, который при сборе поло-жил в рюкзак в первую очередь, стал наводить его на дом с мансардой.
Этот бинокль ему подарил командир полка за героический поступок в тылу врага, где Алексей тогда получил тяжелое ранение и контузию. Много раз бинокль выручал его в раз-ведке, много раз спасал от неминуемой ловушки, а теперь в послевоенное время Алеша пользуется им впервые.
Солнце уже село, но было еще светло и хорошо видно, что почти во всю ширину дома расположена веранда с открытой настеж дверью, но завешенной чем-то белым, наверное, от насекомых.
В нескольких метрах от веранды слева находился ночной полог. Крыша и стенки его были сделаны из материала, кото-рый слегка шевелился при дуновении легкого ветра. Со сто-роны входа так же висела легкая сетка от мух и комаров.
Недалеко от полога была сложена небольшая печь, из ко-торой поднималось пламя и легкие искорки. Чуть правее сто-яла деревянная шестиугольная беседка. Посреди нее стол, накрытый видно для ужина. На столе стоял большой, ведра на полтора, самовар, который по всей видимости был уже приготовлен к чаепитию.
С одной стороны беседки стояло большое плетеное кресло и несколько домашних стульев. С другой небольшая детская колыбель.
Многое еще мог бы рассмотреть Алексей, но вот из веран-ды вышел громадный мужчина. Он был в широких шароварах и раздет до пояса. На его широкой спине и груди были длин-ные черные волосы.
Он нес графин видимо с вином и несколько рюмочек. Пройдя в беседку, он поставил все на стол и уселся в кресло.
Невольно взгляд Алеши перекинулся на дверь веранды, из которой выходила женщина и несла что-то вроде сковородки. Алеша весь затрясся - это была Люба! Она покорно принесла и поставила на стол сковородку. Мужчина в это время разли-вал вино.
Пройдя снова в дом, она вернулась с ребенком на руках, которого потом аккуратно положила в колыбельку и стала покачивать ее.
Мужчина уже не один раз выпив, набивал свое брюхо. Люба, видимо уложив малютку, тоже присела к столу и стала есть.

Степан Давыдович, глядя на Алексея, не смел задавать ни-каких вопросов.
Лошади мирно пощипывали травку, Полкан, намаявшись, положив свою морду на передние лапы, изредка посматривал на хозяина.
Алексей стал успокаивать себя: спокойно, солдат, спокой-но, придет и твой черед, а сейчас все подробнее разгляди.
Он окинул взглядом сад, огороженный частоколом, и нашел калитку, которая вела в огород. Она была еще от-крыта. А может ее закрывают во время созревания плодов в саду, а сейчас еще не время. Дальше необходимо просмотреть дорожку, проложенную до реки. Как и на всех участках тут имелся помост, но он был не так нужен, как переходной мостик. А тот находился через несколько уча-стков. Надо только знать: можно ли пройти с перехода краем реки до нужного участка, нет ли изгороди, которая преградит путь и ее придется преодолевать, а это дополнительная трудность.
Все тщательно изучив, Алеша опять направил бинокль на дом, в который необходимо было идти в гости.
Хозяин, закончив ужин, вышел из беседки и закурил. Лю-ба, сидя за столом, задумчиво пила чай. Все готовилось ко сну.
 На землю незаметно опускалась темнота, но к несчастью или может к счатью для Алексея, из-за облаков появилась лу-на. Она пока тускло смотрела на землю, как бы постепенно входя в темноту.
Уже было трудно различать предметы, но Алеша все еще смотрел в бинокль. Он отчетливо видел как хозяин вошел под полог. Люба какое-то время возилась у стола, потом, попра-вив одеялко в колыбели, тоже пошла спать.
Алексей впал в ярость, но потом решил, что от судьбы не надо зависеть. Ее надо делать для себя самому.
Только теперь он спустился с дерева. От неловкого сиде-ния на сучьях ноги немного занемели. Алексей шепотом рас-сказал Степану Давыдовичу обо всем, что видел.
Старик выслушал его и сказал:
 - Хочу предупредить тебя, Алеша, будь осторожен. Если придется встретиться лицом к лицу с калмыком, знай, что он обязательно применит кинжал. Это их излюбленное оружие и они применяют его не задумываясь. Они даже на ночь не снимают его со своего пояса.
Алеша уже знал об этом и против ножа у него кое-какой опыт имелся. Ему не раз приходилось применять приемы и на войне, и здесь, на оперативной работе при задержании преступников. Но он все же поблагодарил старика за совет.
Готовясь к этой операции, Алеша мог бы подстраховать себя и взять с собой пистолет. Ему доверяли табельное ору-жие брать с собой и хранить его дома. Но, обдумав все, он ка-тегорически отверг эту мысль. Он рассуждал так: право поль-зоваться оружием он имел лишь в том случае, если противник вооружен, первым начнет стрельбу и его нельзя будет повергнуть другим способом.
Но здесь совсем другая ситуация. Да, это преступник, он похитил человека и продолжительное время держит его под своим гнетом. Но он не осведомлен о схватке, он без оружия, если не считать кинжала, и вообще схватки может и не быть, если все сделать аккуратно.

Луна, кажется, совсем переборола тьму. Вокруг стало так светлохоть книгу читай.
- Ну все, мне пора,- сказал Алеша.
Полкан внимательно уставился на него, готовый идти вме-сте с ним.
 - А ты, дружок, здесь останешься и смотри у меня не ба-луй,- строго сказал Алексей.
 Он снял с себя рюкзак, освободил корабинчик одного ремня рюкзака и прицепил его к ошейнику Полкана и доба-вил:
 - Вот здесь со Степаном Давыдовичем останешься, туда тебе нельзя, ты только помешаешь.
Полкан, видимо хорошо понимая слово “нельзя”, сел ря-дом с рюкзаком.
Алексей направился в сторону реки. Быстро дойдя до пе-рехода, он, стал перебираться на другой берег, осторожно держась за поручни.
К счастью, участки не имели изгороди до воды, поэтому, перейдя мостик, он повернул налево и пошел вдоль реки, ста-раясь не пройти нужный ему огород. Но оказалось, что он напрасно беспокоился: возвышавшаяся над домом мансарда хорошо была видна от реки, и он скоро вышел на нужную ему тропу.
Проходя вдоль огорода, Алеша почувствовал запах зелени и овощей. Немного пригибаясь, он пробирался к калитке, за которой начинался сад, двор и дом.
Осторожно войдя в калитку, он на несколько минут присел на корточки, чтобы осмотреться и прислушаться. Слышался лай собак, который смешивался с лаем собак соседних домов. Видимо по поселку еще гуляли влюбленные, где-то слышались негромкие голоса и музыка.
Алеша попытался продвинуться немного в глубь сада. Он прижимался к левой стороне, где росли кусты смородины и крыжовника, чтобы в опасный момент затаиться под кустами. Сделав несколько шагов, он, замерев, при-слушивался.
Вот уже четко видны и полог, и беседка, и красные угли очага в ночи. Было очень тихо, если не считать лая собак, ко-торый время от времени повторялся. Его монотонность, ка-жется, не нарушала тишину. Конечно, очень хорошо, что со-баки находятся по ту сторону дома, иначе они просто учуяли бы запах постороннего.
Над печкой стоял рой мошкары и бабочек. На деревьях иногда вспархивали птички.
Алеша продвигался все ближе и ближе к пологу, он осто-рожно наступал, чтобы не зашелестеть сухим листом. Это прозвучит в тишине как гром. Затаив дыхание, он слышал как бьется собственное сердце.
Он настолько приблизился к пологу, что стал отчетливо слышать храп мужчины, такой надрывный, что казалось, что мужчина задыхается от собственной тяжести .
Алексей задумался: что же делать? Дальше идти уже нель-зя, до полога оставалось не более трех метров.
Вдруг он услышал поскрипывание колыбельки, видимо в ней заворочался ребенок. Непроизвольно Алеша попятился за куст. Он знал, что сейчас выйдет мать, чтобы успокоить или перепеленать ребенка. Только мать может так чутко спать, что даже на расстоянии ощущает беспокойство ма-лыша.
Действительно, под пологом послышался шорох, а храп на время прекратился. Из под полога вышла Люба. Она в мягких тапочках прошла на веранду. Доски пола заскрипели. Она ак-куратно подошла к колыбельке и стала возиться в ней, види-мо заменяя сырую или вспотевшую пеленку.
Алеша с замиранием сердца следил из-за куста. Из-за не-удобной позы, а сидел он на корточках ,низко склонив голову под куст, его ноги стали неметь, но он почти этого не заме-чал.
Люба, заменив пеленку, стала легонько покачивать колы-бельку, чтобы малыш снова заснул сладким сном. Под поло-гом возобновился храп. Алеша обрадовался. Оставалось только, не напугав Любы, известить ее о своем присутсвии. Он решил воспользоваться тем приемом, который использо-вали разведчики на войне: чтобы в темноте на расстоянии по-ставить в известность русского человека в том, что ты тоже русский, надо втянуть голову, чуть согнутые руки поднять над головой и скривить немного ноги, изображая русского медведя. Неизвестно кто придумал этот прием, и над ним иногда смеялись, но были случаи, когда удачно пользовались этим приемом.
Люба, конечно, очень хорошо помнит это и то, что в раз-ведке, когда нельзя вызывать малейшего шороха, пользова-лись условными знаками, вроде разговора глухонемых.
Следя за Любой, Алеша чувствовал, что она сейчас будет выходить из беседки. Он чуть привстал, принял позу медведя и как только Люба снова, скрипя половицами, вышла из бе-седки, он легонько ногой пошевелил куст смородины.
Люба обратила внимание на шорох и, чуть не вскрикнув, зажала рот рукой. Несколько минут она стояла в оцепенении.
И тогда Алеша стал подавать ей знаки: не бойся, это я. Он полностью выпрямился и так же жестами продолжал руково-дить: не спеши, обойди вокруг беседки, чтобы не скрипеть половицами, возьми малыша и иди за мной.
Любу от неожиданности страха начало трясти, но она справилась с собой. Тихо переступая, чтобы не выдать себя шорохом, она пошла вокруг беседки.
 Для того, чтобы взять малыша, да еще с одеялком, ей необходимо было облокотиться на поручень беседки, кото-рый тоже мог заскрипеть. Затаив дыхание, она потихоньку доставала из колыбельки малыша вместе с одеялком и думала только об одном: лишь бы он не заплакал.
Обойдя вокруг беседки, она вышла почти к Алеше. Он хо-тел взять на руки малыша, но она подала знак, что этого пока не надо делать. Наступая на мягкую землю и траву, они стали удаляться от беседки.
Люба шла первой, Алеша за ней. Бесконечно долгими бы-ли мгновения, за которые они добирались до калитки.
Чуть остановившись, отойдя от нервного перенапряжения и прислушавшись, они перевели дух и быстро двинулись по тропинке. Дорога была каждая минута. Только бы дойти до реки, думала Люба, только бы перейти мостик, а там, навер-ное, их что-то ждет.
До другого берега шли молча, и лишь перейдя мостик, Алеша попросил малыша сбе на руки, чтобы идти быстрее.
Глядя вперед, Люба уже заметила, что около дерева стоят две лошади и, кажется, ее любимый Полкан. И правда, под-ходя ближе, они увидели мчавшегося им навстречу Полкана, видимо Степан Давыдович сжалился над ним и отстегнул ка-рабинчик и пес, узнав хозяйку, бросился к ней. Он норовил лизнуть ее в щечку, а она со слезами на глазах гладила его густую гриву.
- Хватит, хватит любезничать,- с укором проговорил Але-ша,- надо спешить, а то скоро будет светать.
Лошади были уже готовы и оставалось только проститься со Степаном Давыдовичем. Люба подошла и по-детски поце-ловала старика в заросшую щеку.
- Вы для нас очень многое сделали. Мы Вас никогда не за-будем. Ждем Вас у себя.
Алеша также подошел к старику, обнял его и произнес:
- До конца дней моих я буду обязан Вам за жизнь всей мо-ей семьи. У нас есть, хоть и не родная, мама, хотел бы я, что-бы и Вы были нашим отцом. Ждем Вас к себе.
Быстро сев на лошадей, мелкой рысью они направились к реке, а Степан Давыдович решил дождаться дня у дерева.

Подгоняемые одной мечтой побыстрее добраться до дома, ехали молча, только иногда поглядывая друг на друга. Про-ехав больше половины, Алеша попросил:
- Давай, Люба, я возьму малыша к себе, а то у тебя, навер-ное, уже затекли руки,- кто он, мальчик или девочка ?- только теперь спросил Алеша.
- Мальчик, мальчик, сын твой, Алешенька!
Укачанный монотонной ездой, малыш продолжал спать. Полкан, высунув язык, весело бежал впереди, оборачиваясь и радуясь за хозяев.
Ночь подходила к концу. Это и радовало, и пугало ездо-ков.
- Алеша, а вдруг калмык проснется и обнаружит, что меня нет? Он обязательно бросится в погоню,- Люба с тревогой оглянулась назад.
 - Ничего, родная, теперь мы уже почти дома. Все будет хорошо.
Но вдруг и сам услышал сзади топот копыт. Он обернулся и увидел, что их догоняет тот, которого он вчера так тща-тельно рассматривал в бинокль.
Им ничего не оставалось, как остановиться, слезть с коней и ждать. Ребенка Алеша отдал Любе. Полкану он дал команду сидеть. Лошади тревожно заржали, как бы предвещая неминуемую схватку.
Калмык почти до конца ехал галопом и лишь за несколько метров осадил коня. Конь под ним взвился и дико заржал. Он был весь в пене, из его ноздрей вырывались густые струи па-ра, он весь дрожал от перенапряжения.
Глаза у калмыка горели дикой злостью, он был готов бить-ся на смерть. Он спрыгнул с коня и направился к Алеше. Алексей тоже двинулся навстречу. Калмык хотел с ходу пе-ревернуть Алексея и бросить его на землю, но это ему не уда-лось. Тогда он попытался оторвать его от земли, но Алексей, предвидя это, схватился за пояс калмыка, тем самым предот-вратив эту попытку. Калмык замахнулся чтобы ударить Алексея кулаком, но тот увернулся от удара и ловко вывер-нул руку калмыка за спину. Почувствовал нестерпимую боль, калмык ударил Алексея ногой и сумел освободиться. Рыча от ярости, он снова попытался поднять Алексея и бросить, но тот, сделав рывок на себя и повалившись на спину, перекинул калмыка через себя.Затем он быстро перевернулся, чтобы насесть на лежащего на спине калмыка, но тот успел увернуться и снова поднялся.
Люба, вся дрожа от страха, держала малютку на руках и не знала что же делать. Полкан, беспокойно наблюдая за борьбой хозяина с незнакомым человеком, пока не смел вступать в защиту.
На дороге невдалеке показалась какая-то повозка, но про-тивники ее не замечали. Их взгляды были устремлены друг на друга. Один был силен и весом превосходил противника почти в полтора раза. Другой обладал большим опытом борьбы, но сбить с ног такого верзилу не так-то просто.
Калмык еще раз попытался поднять Алешу над собой, а тот в свою очередь хотел перебросить калмыка через себя, но силы оказались неравными и калмыку удалось насесть на Алешу и попытаться обеими руками схватить его за горло.
Алеша напряг все силы чтобы сбросить противника с себя, но тот подался назад и прижал своими ногами ноги Алексея. Держа Алексея одной рукой за грудь, калмык второй рукой потянулся к своему поясу, выхватил кинжал и занес его над Алексеем.
В это время Полкан двумя прыжками достиг борющихся противников и, вопреки приказанию хозяина, сам бросился на помощь.
Услышав рычание собаки и быстрое ее приближение, кал-мык на мгновение потерял бдительность. Алексей в этот мо-мент перехватил руку калмыка с ножом и вывернул ее ему за спину. Затем он попытался свалить его на ту сторону, где был занесен нож.
Полкан с яростью бросился на противника Алеши. Разину-той пастью он как ножом срезал ему ухо, а грудью за счет большой инерции помог хозяину перевернуть калмыка, кото-рый, падая на спину, сам себе вонзил нож в область почек. Дико взревев, он распластался на земле, и из-под него хлыну-ла кровь.
Алеша сразу не понял, что случилось, не мог же калмык так расслабиться из-за того, что у него оторвали ухо. Но по-том, когда поднялся, увидел, что нож калмыка, его же и погу-бил.
Подъехавшие на повозке все видели и остановились на расстоянии, не зная, что делать.
Алексей подошел к раненному, перевернул его и только теперь позвал Любу. Она аккуратно положила малыша на землю и стала искать, чем бы перевязать раненного. При-шлось немного побеспокоить малыша, вытащив из-под него пеленку.
Немного осмелев, подошли и приехавшие на повозке муж-чина и женщина. Женщина принесла какой-то платок, чтобы помочь раненному.
Только теперь Алеша решился вытащить из тела калмыка нож. Люба очень проворно старалась прекратить кровотече-ние, но рана была большая и сделать это было не так просто. Необходимо было или перетянуть живот или обложить это место льдом.
Калмык был еще жив, но от боли или от потери крови, он потерял сознание.
Быстро подогнали повозку, положили раненного и напра-вились в больницу, в ту самую, где раньше работала Люба.
Алеша и Люба первыми приехали в село. Они оставили малыша Надежде Владимировне, после чего Люба побежала в больницу, чтобы предпринять все возможное для спасения раненного, а Алексей, не покидая седла, помчался в отдел милиции.
Через некоторое время приехал следователь, который взял показания у Алексея и тех людей с повозки, кстати тоже ехавших в больницу на консультацию.
Много сил и умения пришлось потратить для спасения жизни раненного, но при такой большой потере крови и в условиях данной больницы, спасти его не удалось. Через три часа он скончался на операционном столе.
Тяжелым и трагичным был этот день для супругов Ясене-вых. Несмотря на то, что все закончилось благополучно, смерть калмыка омрачала возвращенное счастье. Вечером они стремились побыстрее попасть домой. Алеша дождался Любу, и они пошли вместе.
- Прости, дорогая, но я до сих пор не знаю как зовут моего сына.
 С тяжелой и усталой улыбкой на губах Люба произнесла:
- Его зовут Александром. Роды были тяжелыми, условий никаких, со мной возилась одна старушка-повитушка. Дума-ла, что не выживу, но к счастью все обошлось хорошо. После родов надо было как-то назвать малыша, вот я и придумала: пусть будет Александром, Шурой, Шуриком. Не знаю как ты посмотришь на это имя, но оно мне понравилось, да и малыш уже привык к нему.
 Калмык хотел наречь его Асланом, но я решительно отка-зала, заявив, что это мой сын и только я могу решать какое у него будет имя. Ему пришлось уступить, так как он понимал, что не имеет ни какого отношения к Шурику.
Алеше не терпелось побыстрее посмотреть сынишку. Он не вошел, а почти влетел в дом, где Надежда Владимировна уже занималась с малышом.
Сын сидел на кровати и крохотными рученками трепал ка-кую-то игрушку. Увидев мать, он сразу же стал тянуть к ней ручки. Алеша несмело опустился на колени перед койкой, чтобы удобнее было знакомиться с малышом.
Но Шурик, наверное, соскучился по маме или захотел есть, поэтому плаксивым голоском стал звать маму. Счастли-вая Люба протянула руки и прижала сына к груди. Она еще никак не могла поверить, что весь тот кошмар, который тя-нулся более восьми месяцев, наконец-то, закончился.
Накормив малыша и поужинав сами, уставшие после тако-го кошмарного дня, Алеша и Люба тоже пошли спать. В го-лове все еще сохранялись события той тревожной ночи, пого-ни и необычной схватки. А ведь могло бы быть все по-другому.
- Алешенька, милый, что же теперь будет с нами? Вот на войне, там было все иначе: если ты убил противника, то по-лучал от этого удовлетворение, ведь одним фрицем стало меньше. А здесь- нет, хоть он и преступник, а все же наш со-ветский человек .
На душе у обоих был какой-то тяжелый осадок.
- Ничего, Любушка, уж теперь пусть что будет, то и будет. Следственные органы должны справедливо разобраться. Ведь если же меня сразу же не арестовали, значит считают не ви-новным. Ну, ладно, утро вечера мудренее. Давай отдыхать.
Утром, позавтракав и полюбовавшись сыном, Алеша, как всегда отправился на работу.
 По дороге в отделение он думал по какой причине его не арестовали. Ведь это все же убийство человека, хоть и не преднамеренное. А может его арестуют сейчас.
Но он напрасно волновался. Его почтительно приветство-вали, будто ничего и не происходило, а некоторые ему даже улыбались как счастливчику.
 Конечно же, его сразу вызвали к начальнику. Алеша с тревогоьй подумал: вот и пришел конец моей свободы, а кол-леги приветствовали меня из сочувствия.
Осторожно постучав в кабинет начальника отдела, Алеша услышал:
- Проходите, проходите, товарищ Ясенев,- подполковник, вышел из-за стола навстречу Алексею и протянул руку для приветствия. Затем предложил Алексею садиться напротив.
- Ну, что, товарищ майор, тяжелый вчера был денек Наверное, и на фронте такое не каждый день бывало ?Я уже почти вошел в курс дела, но готов выслушать и тебя.
Алеша недоумевал. Во-первых, не всегда начальник вот так приветствовал своих подчиненных, в том числе и его, во-вторых, почему он обратился “товарищ майор” ведь по сроку службы еще рано называть его майором, в-третьих, вместо наручников, которые Алексей думал обрести, ему чуть ли не вручают награду.
Алексей незаметно для начальника чуть ущипнул себя за мякоть ноги - не сон ли это еще продолжается. Но это был не сон и Алеша, чуть смущаясь, не знал, что и ответить началь-нику.
- Вобщем так, товарищ Ясенев,- снова по фамилии обра-тился начальник,- ты, видимо, и сам не знаешь, что не умыш-ленно, но целенаправленно помог нам и органам контрраз-ведки уничтожить врага.
Алексей удивленно смотрел в глаза начальника.
- Да, да, врага,- утвердительно сказал подполковник,- сте-чением обстоятельств этот негодяй оказался похитителем твоей жены, но не только в этом он замешан. Он крупный ре-цидивист, проходивший по нашей и областной картотеке. Ес-ли бы не Вы, то через несколько дней его все равно бы аре-стовали, но Вы ускорили этот процесс. Если касаться его биографии, то он сын белогвардейца, рано лишился матери, воспитывался у бабушки, промышлял воровством и разбоем, отличался дерзким характером, за что получил кличку ,,Дикий,, Перед самой войной ограбил крупный банк и скрылся за границей. И вот два года назад он появился в наших краях, конечно же, под другой фамилией, да и внешне сильно изменился. Неизвестно почему облюбовал дом, в котором жила небольшая молодая семья. За сколько купил он этот дом и куда подевались прежние хозяева надо будет еще разобраться. Конечно, если бы он был жив, было бы легче, но, что случилось, то случилось, изменить ничего нельзя.
Есть предположения, что он собирался работать на загра-ницу. Ведь не случайно он осел именно здесь. В районе Ак-тюбинска строится полигон, имеющий стратегическое значе-ние. Вот и летят голуби сюда клевать чужое просо. Наш от-дел постарается сделать все, чтобы без подозрений похоро-нить калмыка, но на похороны могут приехать те, о которых мы еще ничего не знаем. Поэтому я Вам советую быть осто-рожнее. Ведь, проживая более восьми месяцев в его доме, ваша жена тоже могла что-то узнать про дела этих подлецов. Возможно они постараются достать вас обоих, поэтому по-думайте с женой, может вам на время уехать отсюда, пока мы не вычислим и не возьмем всех его сообщников. Не скрою от Вас, что калмыка контролировал наш сотрудник, тот молодой человек на повозке. Они выехали вслед за калмыком, когда он погнался за вами. Калмык, наверное, подумал, что жена просто сбежала, поэтому он не взял с собой оружия, иначе бы все могло быть по-другому.
Вот теперь Вы почти все знаете. Повышение в звании Вы действительно заслужили и это уже со всеми согласовано. Еще раз советую Вам подумать о своем скором отъезде.
Прийдя домой и все рассказав Любе, Алеша только теперь почувствовал себя совершенно невиновным человеком. Ко-нечно, им необходимо на какое-то время отсюда уехать. Вот и Люба с большой радостью предложила поехать к ее родите-лям.
Гораздо сложнее будет Надежде Владимировне. Брать ее с собой пока некуда, да и она сама не захочет покидать наси-женное место. Она очень расстроится предстоящей разлуке, ведь семья Ясеневых стала ее семьей, особенно с появлением малыша.
На сборы потребовалось всего несколько дней. Надежде Владимировне рассказали о Степане Давыдовиче и попроси-ли ее помочь ему, если он придет.
Выехали ночью с охраной. Для семьи Ясеневых было зака-зано специальное отдельное купе для безопасности и вскоре они благополучно добрались до родительского дома.


Поезд, в котором ехали наши женщины давно уже мчался по Тамбовщине. Дослушав рассказ Надежды Владимировны, женщины стали потихоньку собираться, ведь скоро их стан-ция Платоновка. Они поблагодарили Надежду Владимировну за хорошую компанию и за очень интересный рассказ, за ко-торым и время в пути пролетело незаметно.
Поезд на станции Платоновка стоял всего несколько ми-нут. Наши женщины, выйдя на перрон, поставили свои вещи и с сожалением махали на прощание Надежде Владимировне, глядя на медленно уходящий поезд, который увозил дальше разные человеческие судьбы.

г.Дубна
февраль 1997 года.