Голодное сердце Праздник в крепости

22 Праздник в крепости

До приезда сотников в Ино было сто шестьдесят служилых рыцарей и солдат, артель строителей из двадцати человек, несколько семей ремесленников и десяток-другой вольных слуг. Рыцари были всё больше бедные, бессемейные, лишь несколько человек имели жён и детей. Солдаты жили в одном большом помещении и ели из одного котла. Рыцари столовались с комендантом. Еду в крепости готовили несколько женщин.
Служба в крепости состояла в длительном стоянии в караулах на стенах и объезде окрестностей в поисках следов врага. Свободные от этих обязанностей солдаты занимались обработкой прилегающих к крепости огородов,  а также вместе с рыцарями привлекались к ремонту крепостных стен. Хэри и Ирлинг часто состояли в охране, сопровождавшей отряды, занимавшиеся перевозкой необходимых для строительства брёвен из леса в крепость, а также оказывались на месте солдат, правивших подводами. Приходилось им работать и на погрузке с разгрузкой разных тяжестей. Рихимер товарищам завидовал. Хотя с наступлением лета здоровье молодого человека улучшилось, на строительные работы его не привлекали. По приказу коменданта он поступил в распоряжение отца Ромуальда, который помимо своих пастырских обязанностей держал в железных руках хозяйство крепости и вёл деловые записи.
Почти полтора месяца жизнь в крепости протекала спокойно, поэтому строгая дисциплина, которую пытался удерживать комендант, стала несколько ослабевать. Появилось и раздражение от ежедневных строительных работ.
-Нужно устроить ребятам развлечение, - сказал Старик Гарт священнику. – Хорошо бы раздобыть какую-нибудь хорошую вещицу и устроить состязания по стрельбе с призом. Может быть, разрешить некоторым съездить в соседнее аббатство послушать службу, пусть развеются.
Несколько хороших вещиц удалось раздобыть у заезжего торговца. Ими стали медное, но позолоченное блюдо с выпуклыми узорами в виде желудей и дубовых листьев, два массивных бронзовых подсвечника и серебряный венец грубоватой старинной работы, украшенный бирюзой.
Площадкой для состязаний стал заливной луг у подножия горы, на которой стояла крепость. Несколько умельцев два дня в окружении оживлённой толпы плели и сколачивали мишени из ивовых ветвей. Море препирателств вызвал вопрос о том, кто будет стоять на стенах и отправится в объезд, а кто -  участвовать в состязаниях. С караульными на стенах уладилось быстро: решили, что поначалу одни поучаствуют в стрельбе, а другие постоят, а затем наоборот. Конечно, это заранее ослабляло охрану замка, так что вся тяжесть службы падала на объездчиков местности, которые однозначно пропускали праздник. Злые языки поговаривали, что среди тех, кто добровольно вызвался отправиться в объезд вне очереди, уступив место своим товарищам, как на подбор собрались те, чей глаз при стрельбе из лука нещадно косил. Остальные объездчики тянули жребий. Женщины пожалели госпожу Ойглу, которая лишилась возможности присоединить к домашнему скарбу один из призов, так как Ирлинг вытянул жребий.
Состязания начались после полудня, хотя мишени расставили ещё с утра. Умельцы расстарались, так что была там мишень в виде оленя, раскачивавшаяся из стороны в сторону, как маятник, а также круглая плетёная мишень и подставки с ивовыми прутами, которые нужно было срезать стрелой. Площадку оградили верёвкой. Для жён и дочерей рыцарей принесли скамьи.
Перед началом участники разминались, плевали на руки и бросали перья, определяя ветер, с важным видом осматривали луки и стрелы. Зрители тыкали в них пальцами и отпускали насмешливые замечания.  Они сразу же обозвали долговязого Гая Ромбартуса  «долгоносиком» за длинный козырёк шляпы, нависавший над лицом, великого пловца по винным морям Ольсена – «пивным бочонком», Симеона, оруженосца Ирлинга Ирлингфорссона, - «милашкой» за длинные волосы, а чернявого солдата Тимофеюса – «кочергой».
С самого начала публика принялась активно поддерживать участников.
-Эй, долгоносик, поставь по ветру свой носик! – кричали из одного угла.
-У него нос улавливает только обеденные запахи и выпивку! Как раз попадёт в кухонное окно! – подхватывали из другого.
Глядя, как Ольсен затягивает пояс, какой-то беззубый вояка, хохоча и хватаясь за живот, завопил:
-Глянь-ка, глянь! Бочка затягивает обручи, чтобы вино через щели не просочилось!
-Кочерга, не гнись!
-Милашка, попроси, чтобы Кочерга выиграл тебе венчик!
- С каких это пор девки сами должны стрелять, чтобы заполучить себе игрушку?
Свист и крики раздавались даже со стороны стен крепости. Сначала стреляли в простые мишени. Был лёгкий ветер, так что одну стрелу занесло прямо в толпу зрителей, вызвав визг девиц. Впрочем, её падение не представляло опасности и послужило скорее поводом для того, чтобы желающие могли отскочить в сторону и образовать кучу малу.
Ольсен при стрельбе шатался ничуть не меньше мишени - оленя. Промазав все три раза, он подошёл к дочери, расстроенной утратой возможности обрести приз, сунул ей в руку серебряную монету и проревел:
- Не хнычь! Вот тебе на булавки!
При этом отец ударил девицу Эннис по плечу так, что она едва не свали-лась с лавки под одобрительный гогот окружающих. К концу первого состязания башни крепости остались почти голыми, так как некоторые из тех, кто отстрелялся, не торопились заменить товарищей и остались в толпе зрителей. Комендант заметил это и, приостановив действо, отправил всех, кому положено, на их посты.
Соревнования перешли к стрельбе по качающемуся оленю. Число желающих участвовать заметно уменьшилось. Старания оставшихся публика сопровождала криками:
-Попал, попал! Глянь-ка, в рога попал!
-У кого что болит, тот в то и попадает!
-Молодец, рогач! А этот, гляньте, в пятку угодил! Лови быстрее, пока олень хромает!
В конце концов Симеон попал оленю в нарисованный глаз. Часть зрителей осталась недовольна и завопила, надрывая глотки, что он попал нечество – олень уже останавливался.
Ивовые пруты вызвали ещё меньше энтузиазма  у участников, чем предыдущая мишень. Стрелы пролетали мимо, задевая, склоняя верхушки, но не срезая их. Публика то и дело сопровождала выстрелы дружным разочарованным: «У-у-у-у!». После долгих усилий один прут был срезан Хэри Шентоном, но сразу затем  удача оставила его и перешла к Гаю Ромбартусу, за которым бдительно следила жена: он с первого раза срезал четыре оставшихся прута. Супруга Гая сделалась счастливой обладательницей позолоченного блюда. Подсвечники перешли в собственность солдата Тимофеюса, а венец достался Симеону, от которого тут же потребовали избрать королеву праздника. Симеон пролил целебный бальзам на сердце обиженной девицы Эннис, прилюдно пострадавшей от грубости отца, и обеспечил себе её благосклонность, вручив ей свой приз.
Праздник перешёл в стены крепости. На ужин ели похлёбку из капусты и зайчатины, жереную свинину, пироги с требухой, ячменные лепёшки, варёную репу медовые соты. Солдат Тимофеюс принёс коленную арфу и завёл было унылый напев о старых временах, но его настойчиво прервали и потребовали сыграть самые  что ни на есть современные танцевальные мелодии «У клёна листья красны», «Шёл я лесом» и «Глаза зелёные, как пруд». Танцы из помещения перекинулись во двор, где над тёмными башнями склонялось звёздное небо, изредка пересекаемое летучими мышами. Ложиться спать никто не хотел даже после того, как подпевавший под музыку Тимофеюс охрип и мог только сипеть.
После праздника будни показались ещё тяжелее, и комендант пообещал особо усердным в работе поездки по очереди в соседний монастырь. В крепости только и было разговоров, что о святом источнике монастыря, чудодейственных иконах и мощах. Даже те, кто регулярно засыпал на службе и с трудом высиживал проповеди отца Ромуальда, замкового священника, мечтали очутиться там. В монастырь, к тому же, не смотря на опасности пути, заходили паломники, от которых можно было узнать о последних событиях в разных уголках страны.
Симеон после праздника подвергся неожиданной опасности со стороны облагодетельствованной им Эннис. Получив венец королевы праздника, она всерьёз задумалась о своём будущем. Ждать помощи от отца ей не приходилось, так что нужно было брать инициативу в свои руки. Девица понимала, что ещё несколько лет сможет вести прежнюю жизнь, после чего на неё перестанут смотреть как на дитя-сироту, и она превратится в старую деву без перспектив, непрошенную гостью у чужих столов. Денег у Эннис не было даже на взнос  в монастырь.  Как-то она пыталась делать сбережения, но всякий раз они попадались на глаза  её не в меру находчивому отцу. Эннис решила выйти за Симеона замуж. Видя, что её избранник не чрезвычайно практичен и вряд ли клюнет на её внешность и добродетели, она решила ловить его на живца. Одним несчастливым утром Симеон был застигнут половиной женского населения крепости  в комнате предприимчивой девицы. Уверения, что он только недавно  вошёл с её разрешения и не тронул Эннис пальцем, не произвели на рассерженных женщин и присоединившегося к ним отца никакого впечатления. Просидев два дня на хлебе и воде в подвале до окончания разбирательства комендантом, Симеон был обвенчан. Наутро после свадьбы молодая вышла с подбитым глазом, а юный супруг -  с расцарапанной щекой. «Молодые ссорятся – только тешатся», - сказал счастливый тесть и пролил пьяную слезу в серебряный кубок, занятый по случаю праздника у соседей.