Сказ о Фейке

Ей приходило время родиться, и она родилась, чуть-чуть раньше назначенного часа, когда пришли росы. И звезды поняли, что будет она любопытна и ветрена, изменчива, как пламя восковой свечки. Горячий, плавящийся воск изнутри, такой податливый, такой мягкий. Но так казалось только со стороны, а проверять и вовсе не стоило. Только тронь – руки обожжешь. Рожденная жить и гореть, и каждый миг меняться.
У неё было тысячи сердец, и тысячи голосов, и тысячи имен, ибо она сама становилась иной, едва переменится ветер. Так было всегда. Но она никогда не горевала об утраченном, ибо приобретала новое, и как ночь оканчивается рассветом, так каждый конец был для неё лишь началом. И она рождалась и рождалась вновь, и не знала смерти, так как нельзя убить то, что не имеет постоянной оболочки. Так воду переливают из сосуда в сосуд, и она принимает разные формы, а разбей его – вода уйдет в землю и напитает её… и будут стремиться подземные ручьи, каждый по своим делам – кто в море, кто в озеро, кто в колодец – людей поить, а кто и на небо устремляется – в крутобокие сизые тучки.
И она менялась, на одну секунду опережая мир, не давая удержать себя или угадать, где же она теперь. И кто она теперь. Она же всегда была свободной… Это было её единственным ограничением. Но это не значило быть ничьей. Нельзя отнимать у мира таких прекрасных, бесценных украшений, которые делают жизнь лучше и придают смысл словам и деяниям. Это было бы неправильно, так же, как отнимать у матери детей или у любящего супруга – возлюбленную.
Она любила рождаться фейкой с прозрачными светлыми глазищами, похожими на два лесных ручья, и тогда в её волосах бесился и плясал ветер. Особенно если была гроза - и фейка беззаботно отплясывала под рокот грома, наслаждаясь непередаваемым ощущением величия природы. Она страсть как любила вплетать в свои непослушные волосы яркие ленты и зажигать цветные фонари.
Любила она и тишину. Любила плыть иногда в молоке тумана и молчать, прислушиваться к дремлющему миру. И таяла вместе с ним под нежаркими лучами утреннего солнца.
Вышивала пестрыми нитками цветов луговую траву, сплетала чудные узоры. Плела венки из цветущих трав, одуванчиков и ромашек, чтобы надевать вместо короны или узорчатого гребня. Смешивала ароматы в дивный коктейль и пила вместо завтрака. Ела ягоды на обед, ужинала чистой ключевой водой. А лукавые глаза лишь поблескивали и смеялись.   
Ночами она становилась сказками и снилась добрым детям и не повзрослевшим взрослым, даря удивительные эмоции, радость и смех. А над колыбельками самых маленьких звенела серебряным колокольцем.
И оборачивалась изредка птичьим криком, чтоб лететь быстрее над миром, чтобы солнце встречать, - и ветер не мог догнать её. А люди дивились и задирали головы, и долго потом слушали птиц, пытаясь различить этот ясный и чистый голос.
Всё было ей интересно. Она рождалась росой, опережая саму росу, питала массивные стебли и тонкие травы. Рождалась хрупким стеклом, пила сладкую воду, хмель и молодое вино, и разлеталась со звоном о камни на тысячи брызг. И становилась хмурою сталью, узким граненым клинком, не признавая иного питья, кроме горячей, обжигающей, пряной крови.
Дорога легко ложилась под её босые, чумазые ноги. Куда она шла? Шагала навстречу небу, утопая в его глазах, слыша биение собственного сердца, и пела с птицами, пела, покуда хватало голоса. До тех пор, пока глаза не начинали различать далекие звезды. А после ложилась спать, кутаясь в старое теплое одеяло, сшитое из лоскутов, и видела волшебные сны.
А утром уже танцевала на скалах, в фиолетовых сумерках, глядя прямо в лицо могучему океану.
Любовалась алыми всполохами рассвета и розоватыми перьями дурашливых утренних облачков, потягивалась и шла дальше, купаясь в волнах горячего ветра, как совсем недавно купалась в студеной воде.
Качалась на веревочных качелях, и тогда ей даже не нужны были её золотистые крылья, чтобы летать.
Она всегда была собой. Она не боялась быть собой, что бы ни случилось. Она улыбалась случайным бедам и верила, что всё к лучшему, даже если сейчас она не может этого понять. И она не ошибалась, потому что умела слушать ветер и звезды, а самое главное – своё сердце, чей голос был глубок, как пение тростниковой флейты. Сердце никогда не фальшивило, потому что она умела доверяться и верить, и не страшилась быть не одна, когда несешь ответственность не только за себя. И за неё тоже кто-то нес ответственность, и ей было хорошо от этого. Чутко слышала и различала даже самые прозрачные голоса, и говорила с луной, когда та оборачивалась к земле лицом, и краски меркли, рождая очертания неведомого, и последние звездочки бледнели.
И тогда она смеялась, - беспечно, как ребенок.

2006