Перед смертью

   
Вы не дождетесь оправданье –
Не вы меня, а я казню.
И стерты знаки препиранья,
И на поруки не возьму.
                Л.Г.
   Мне принесли огарок свечи, перо и обрывок бумаги – пиши.
   Пишу мелким почерком (надеюсь прочтете) и кратко.
   Сейчас свидетель только Бог. Я не виновен. Мне приписали серию убийств. Преступника надо было найти (отчетность была во все времена) и я, на свое несчастье, подвернулся им под руку.
   Прощайте мои родные, любимые, друзья, знакомые и те, кто обо мне когда-нибудь что- нибудь слышал. Расстаюсь с жизнью с огромным трудом. Верю в Бога, но всё равно. То ли сказывается привычка жить, то ли страх перед болью, пусть и мгновенной, толи боязнь неизвестности,
   А, впрочем, какая разница. Я не хочу умирать, я не хочу… Еще раз прощайте…
   P.S. Ко мне много раз заглядывал палач, пытался говорить со мной, заглядывал в глаза.
   Я молчал. Он уходил раздосадованный, но приходил опять и опять.
   Я понял, он хотел увидеть эмоции на моем лице, любые эмоции. Ему требовалось выработать собственную ненависть к жертве и тем самым морально оправдать себя. Иначе он был не в состоянии исполнить свою сверхжесткою миссию.
   Предположим, я улыбнулся. Так он же ненормальный. Улыбаться в предсмертный час? Таким не место на земле.
   Засмеюсь – он надсмехается надо мной, мол я убийца и похлещи его. Сволочь же ты, это моя обязанность – не-на ви-жу!
   А, если заплачу – казню, обязательно, чтобы зря не плакал.
   Но я, понимая его состояние, делал вид, что я совершенно спокоен и ни слова. Как же он юлил передо мной.
   И я был уверен, что не он меня, а я его казню.
   Что уже светает? Я слышу четкие звуки каблуков команды, идущие за мной.
Спешу.
   Я уверен, что палачом будет другой. Мою записку, конечно, прочтут перед тем, как передать ее на волю. Молю вас, тюремщики. Припишите, прав я или не прав.
   Вот уже звенит дверь – открывают.
   Прощай жизнь и все, живущие на земле. Молитесь за…                Другой…