Поэт и прозаик Алексей Давыденков

     22 июля одиннадцатого года. Вечер. Вернулся домой, занялся приготовлением ужина. Включил кухонное радио. Для фона. Все впечатление - не один. Бывает и полезное скажут. Редко, правда.
     У радио  преимущество перед телевизором. Тот требует присутствия. Куда ты от экрана? А тут - занят своими делами, и слушаешь.
     И вот услышал. Женский голос: "Сегодня ровно сорок деней, как не стало петербургского поэта и прозаика Алексея Давыденкова".

     По житейским меркам это было давно. Семидесятые – начало восьмидесятых.     В те времена среди интеллигенции пользовались  популярностью шабашки.  Выросшие из студенческих стройотрядов, они были единственным спасением, когда нужно быстро заработать на кооператив,  «Жигули». Или вылезти из больших долгов. Зарплата инженера 110 рублей. А здесь за два месяца можно привезти сразу 1 000, а повезет - и 1 500 рублей. 
     Строили. Дома, коровники, силосные ямы, фундаменты, склады. Все, что придется. «Шабашчохошстрой». В основном набеги с топором  и лопатой совершались на Коми республику. По крайней мере, - из Ленинграда.
     Июнь восемьдесят второго. Набираю бригаду в очередную шабашку.  Подходит  знакомая по коммуналке.
   - Слушай, возьми моего давнего приятеля по универу.
   - Кто?
   - Вообще-то, поэт. Но зимами работает кочегаром в котельной Герценовского.  Возьми. Ему очень надо.
   - Присылай, поговорим.
     Пришел. Смотрит исподлобья.  Длинный, сутулый, худой.
   - Куришь?
   - Курю.
   - Там по двенадцать часов работать надо. И что-нибудь - уметь руками.
   - Что по двенадцать, знаю. Кочегар. Лопатой – умею. Топором – не очень.
   - В шабашке закон жесткий. Ни женщин, ни водки. Не справляешься, или шалишь – домой. Дорога - за свой счет.
   - Возьми.  Не подведу.
   - Давай паспорт и залог.  Десятку.
     Заношу в записную данные паспорта. Давыденков Алексей Иванович. III – АК № 567804, родился 14 июня 1952 г.Ленинград, русский. Выдан 46 отделом  милиции г. Ленинграда, 14 декабря 1976 г. Принимаю в залог десять рублей. На практике убедился. Когда вносят залог, как правило, едут. Залог – тест на серьезность намерений.
     Работали в селе Богородск, Коми республики. Повезло. Достались бетонные работы. Они практически не требуют квалификации, а, главное, хорошо оплачиваются. Есть и минусы. Очень тяжело физически. А кормежка, мягко сказать, хилая. Иногда по три раза на день – греча, заправленная растительным маслом.  Чай да хлеб. В местной столовой – хлебные котлеты, пахнущие гниловатым мясом. Вот и весь рацион.
     Под общежитие нам отвели небольшой дом. Рядом с коровником.                По этой причине мухи в этом доме висели живым облаком. И стоял басовитый мощный гул от их многотысячного жужжания. Спать невозможно. Со скандалом выбил из начальства полога из марли. Лето выдалось аномально жарким. Спали под этими пологами, в одних трусах.
     Картина бывала занятная. Входишь в дом в обеденный перерыв. Перед тобой  - дюжина белых полупрозрачных «гробов». В каждом – голый шабашник. Иные спят, как убитые, другие переговариваются.
     Вставали в шесть. Завтракали. И в семь - на работу. Обед был с часу до трех. Самая жара. Работать невозможно. Ели, и валились под полога, на часок.  Иначе не вынести. В три – снова на работу. И - до девяти.  И так - изо дня в день. Июль и август. Выходной за этот срок - один. Второе воскресенье августа,  день Строителя.
    И вот – день Строителя. Отоспались. Слегка расслабились водкой, под праздничный стол из бутербродов с отдельной колбасой. И все под тот же чай. Вечером, некоторые из молодых, пошли в местный клуб на дискотеку. Кто постарше, предпочли пораньше завалиться спать.
     А у нас с Алексеем случайно состоялся небольшой разговор про общих знакомых. Оказалось, он знает Александру Ланкинен. Саша дважды ездила с нами в шабашку поварихой. А он, в свое время, учился с ней в Герценовском .  Хлопотала за него ее подруга, Татьяна Овалиани, моя соседка по коммуналке.
     В который раз убедились: мир тесен. Честно сказать, надеялся, что он заговорит и о своем творчестве, о поэзии. Было любопытно пообщаться на эту тему, поскольку сам увлекался стихосложением.
     К тому времени у меня была единственная публикация, стихотворение «Помогите». Случайная. В какой-то эстонской газете. Я не придал  ей особого значения, поскольку вещицу считал слабой. Написана на заказ, чужда моей творческой природе. Это раздражало. Но и… грело. Как не крути, а первая публикация.   
     Разговор как-то не пошел в сторону творчества. Заговорили о работе, завтрашних хлопотах. Алексей не совершал трудовых подвигов. Рационализаторских инициатив за ним тоже не числилось. Но и нареканий от команды не было. Работал, куда поставишь, не отлынивал. В общем, справлялся с ролью среднего шабашника.
     Заканчивается день строителя. Одиннадцать часов. Отбой. Замечаю, одного бойца нет. Конкретно – Васи Жукова, красавца, рослого  блондина.
   - Мужики, кто знает, где Вася?
     Молчание.
   - Мы здесь в гостях. Местные от нас не в восторге. Одного ночью могут и покалечить. Бывали случаи. Лучше всей командой, прямо сейчас, встать и пойти на поиски.
    Здесь вспоминаю, что кровати Алексея и Васи стоят рядом. Не раз замечал, что общаются. Вася активно интересовался литературой, и Алексей охотно делился с ним своими познаниями.
   - Алексей, где Вася?
   - Да, он договорился с местной библиотекаршей... Утром к работе придет. Просил не говорить.
   - А что, мужики, может быть, и мы двинем по лебедям? Только стоило ли ехать такую даль, когда в Питере этого добра - на каждом углу? Вот чего в Питере нет, так это таких бабок, как здесь. Напоминаю. Кто нарушает закон, немедленно, за своей счет, уезжает домой. Конкретно Жуков уже завтра с нами не работает. Весь его заработок, на сегодняшний день, будет равномерно поделен на всю команду.
     Так поступали всегда, так будет и впредь. Отбой! 
     К началу рабочего дня Жуков явился. Но прежде чем мне довелось объявить ему свое решение, вся команда вступилась за него. Мол, это первый и единственный случай. Больше ни с ним, и ни с кем, ничего подобного не случится.
     Жуков тоже покаялся, и заверил, что готов понести любое наказание, только не отъезд  домой.
     Назначили ему бессменное дежурство по быту, до конца сезона. Мести полы, обеспечивать умывальники водой, закупать и доставлять продукты и т.д.  Разумеется, не в рабочее время.
     После этого случая, заметил, Алексей как-то особенно стал опекать молодого Васю. Однажды слышу вечером перед сном.
   - Не-е-т, Вася! Это пока ты холостой. А когда женат, главное – не четыре раза за ночь, а каждую ночь – по разу.
     В другой раз разговаривают о Пастернаке.
   - Скажи, Лех, Пастернак ведь  прозаик откровенно слабый. Его «Доктор Живаго» - провальный роман.
   - А ты читал?
   - Пока нет.
   - Вот когда найдешь, если найдешь, почитаешь, тогда и поговорим. А пока ... Пастернак - Нобелевский лауреат. Как раз за «Доктора Живаго».

      И вот, наконец, тридцатое августа.  Два месяца рабского труда, и скотского быта позади. У каждого в кармане  по 1200 р. Все довольны. Сбросили грязные робы, переоделись в городское. Выглядим странновато. До черноты загоревшие, обросшие. Сидим на бревнах, рядом с нашим бывшим общежитием. Ждем автобуса. Местное руководство обещало отвезти в аэропорт. Алексей говорит.
   - Я живу на Пушкинской. Приезжай. Отметим возвращение.
   - Ловлю на слове. Буду. И привезу свои рифмованные пробы. Интересно, что скажешь.
   - Любопытно. Привози.
     Привез. Вещиц пять, или шесть. Он удивился, что так мало. Пили чай. Слегка угостились. То ли водкой, то ли вином, не помню. Помню каких-то странных, кажется, африканских лягушек, живших у него в аквариуме. Они тикали, как часы.
   - С Сашей Ланкинен мы учились в одной группе, в Герценовском.  Я ушел служить на флот. Она, кажется, доучилась.  Занялась журналистикой.
   - Да, мне известно.
   - Вообще-то, тогда она была Парамонова. Потом вышла замуж за финна, и стала Ланкинен. Для журналистики это, наверно, лучше. Ланкинен звучит эффектнее.
   - Да, Татьяна рассказывала, что она была Парамонова. Приехала из Москвы поступать на журналистику в ЛГУ. А Татьяна – из Грузии, поступала на биофак. Познакомились в общежитии. Первый же экзамен, литературу, Саша завалила. Пошла на Неву, топиться. Татьяна взяла ее за руку и привела в Герценовский. 
   - Мужа зовут Пауль Ланкинен. Карело-финн из Петрозаводска. Его старший брат, Лео, известный в тех краях скульптор. Саша пишет о нем. Хочет сделать ему имя в масштабах страны.
   - Развелась она с Паулем. И к брату интерес поостыл. Как-то привез ей свои пробы в прозе. Без всяких планов. Послушать что скажет. Она почитала и говорит.   
   - Я рассталась с Паулем. И, значит, с темой Лео. Теперь ищу чем заняться. Всему звиздец – всему начало. У нас в Ленинграде, есть такой прозаик Валерий Попов. Нравится. Способный. Теперь почитала твои рассказы. Вот думаю, кому из вас двоих отдать предпочтение. О ком писать, кого двигать.
      Ответил, мол, на мой счет расслабься. Какая перспектива в литературе в советской державе? Иду в науку. Недавно защитил диссертацию.
   - Тогда нахрена рассказы пишешь?
   - Для памяти. Может быть сыновья когда-нибудь почитают, потомки.
   - Романтик.
   - Еще и стихи пишу.
   - Тоже в стол?
   - Да.
     На том и расстались.
     Алексей помолчал, обдумывая услышанное. Но, видно, решил сменить тему.
   - У нас через неделю состоится встреча поэтов. Здесь же, на Пушкинской. Каждый почитает свое. Я тоже буду читать. Приходи, послушаешь. Потом останемся, и про твои стихи поговорим. А пока я их  почитаю, обмозгую.
     Через неделю на Пушкинской слушал как непризнанные поэты Ленинграда читают друг другу, друзьям и родственникам свои стихи. Читал и Алексей. Мне показалось, - что-то очень философское...
     Потом остались. Он достал мои листки, ткнул пальцем в один и сказал.
   - В основном все откровенно слабое. По моему мнению. Но вот это единственное стихотворение говорит о том, что потенциал у тебя есть. Ты можешь заниматься стихотворным ремеслом.
     Взглянул на «это единственное». Четверостишие.

     Твое прощание - прошение пощады,
     Мечтам любви. Моление конца.
     Слезою-камнем, янтарем сердчатым,
     Мне течь - не пасть (!) из памяти кольца.

     Алексей продолжал.
  -  Мы, несколько человек таких, как я, хотим организовать самиздат. Приходи. Приноси. Но, предупреждаю, отбор будет жесткий.
     И на этом мы расстались. Обещать ничего не стал. Знал – не приду. Доминантой в моей жизни была наука. А литература так и осталась увлечением.
     Петербург, известно, город маленький. Интеллигентская среда тем паче - небольшая. Время от времени, разумеется, слышал об Алексее. И «Топка», и «Нить», и кое-что из прозы, конечно, мне известны. Все тешил себя мыслью однажды выбрать время, найти его, встретиться. Пригубить чего-нибудь, вспомнить прошлое. Причем, с годами вспоминал все чаще. Может быть потому, что сам стал кое-что публиковать. Может быть потому, что с годами нас, знакомых с молодых лет, остается  все меньше...
     И вот… Не успел!  «…сорок деней, как не стало…»
     В июне восемьдесят второго, когда мы познакомились, ему только что исполнилось тридцать. До его кончины оставалось почти столько же – двадцать девять лет.
     В сущности, его творческий путь только начинался.

  - Присутствую и на стихи.ру