В путь

Марфа даже всплакнула перед дорогой. Обняла, потом крепко расцеловала – в щеки, в губы и в оба рога. Помолчала и добавила:
– Идиот рогатый.
После того, что он наслушался за последнее время, это было свидетельством того, что Марфа будет за него переживать.
Конечно, ни в какую дорогу государь поначалу не собирался. Рога рогами, но ведь и державу на кого-то надо оставить. Первый министр в Шамахании, воеводу хоть за компанию, а с собой возьми, больше из верховного руководства и не было никого – государь бюрократию не поощрял. Однако после очередного скандала с Марфой по поводу новых образований на царском теле, понял, что есть кому государство доверить. Пусть попробует вкус царского-то хлеба – сладок он иль нет. Единственное, сомневался еще – откуда знать, что колдовство непременно вдали от дома снимается. Можно ведь было где-нибудь в спальне отлежаться, потом, глядишь, и само бы отвалилось. Но тут уж Иван-дурак был категоричен:
– Хочешь бунт у себя в державе устроить? Узнают, что ими рогатый черт правит, на клочки раздерут. А потом сядут и обмоют это дело…
– Какой я те черт, – попробовал было возразить царь-государь.
– А это ты им потом доказывай, когда твои клочки по закоулочкам разлетятся. А то не знаешь, что у нас сначала делают, потом думают.
– С тобой спорить… – неприязненно махнул рукой государь. – Вот куда мы пойдем, ты хочь енто можешь мне сказать?
– Дык, дорога известная – куда глаза глядят.
– А ежели они у нас в разные стороны глядят? У меня на север, а у тебя, скажем, в женскую баню? Куды деваться?
– Тож, нашел загадку, – ухмыльнулся Иван. – В женской бане делов-то на пять минут – в шшелку заглянуть, как там бабы моются, и какими местами перед тобой крутятся, а потом и на Север можно. Жар-то в жилах останется.
– Тьфу! – разозлился государь, – Тебе для примера сказали, а ты сразу о срамоте! Век бы мне эти бабы не сдались, одной дома хватает выше царской крыши.
– Ну не скажи, – мечтательно сказал Иван-дурак. – Когда баба голая, она ж уже почти на все согласная. Тока руки протяни…
– И по рукам получи! – совсем обозлился государь. – С ума ты, в самом деле, спятил? Вот действительно – дурак, он дурак и есть. К кому ты руки протягивать собрался? К целой женской бане? Ты хучь догадываисси, скока их там в бане может быть?
– Догадываюсь… – все так же сладострастно вздохнул Иван. – Тока это ж ты такие примеры придумываешь, а не я…
– Я тебе примеры для примера даю, а не для жизни! Еще хочь слово о женской бане или чем подобном услышу, лишу тебя всех царских милостей, какие тока на будущее замышлял. Так и не узнаешь, чем одарить хотел.
– Погодь! – вдруг обрадовался Иван-дурак. – Иттить-то никуда не надо! Все на месте сей момент обстряпаем!
– Эт чой-то ты обстряпать собрался? – забеспокоился государь.
– Как чо?! Нам што сказано – ты должен отчебучить то, што от тебя никто не ждет?!
– Ну? – еще больше забеспокоился государь.
– Баранки гну! Кто из нас дурак – я или ты? Запустим тебя в женскую баню, и там ты отчебучишь то, што от тебя точно никто не ждет. Ну хочь раза два.
– Будет ахинею нести! – разозлился государь. – Я уж отчебучил – вон, во дворце пищат. Больше на это царских нервов не хватит. А может, ты мне державу бастардами хочешь заполонить? С заговорщиками связался? Иль палача пожалел – а то он последнее время без заработка, на одной государственной дотации.
– Да палач твой без заработка не останется, не тушуйся, – от души захохотал Иван-дурак. – Эт только ты думаешь, что он на одну пенсию концы с концами сводит.
– А на самом деле?
– А на самом деле он давно уж ходит по садам груши околачивать.
– И чем околачивает? – опешил государь. – Почему без доклада моему царскому величеству?
– Как чем? Дубиной. Удар-то што надо. По стволу хрясь – с одного раза весь урожай на земле, тока собирать успевай.
– Почему груши только? А яблоки? Вот што за народ у нас в государстве такой – вечно с червоточиной.
– А яблоками, твоя правда, гнушается. Говорит, ён специалист высокой квалификации – иноземным шпиёнам бошки рубил, а потому на яблоки разменивацца не согласен. А докладать о своем промысле не хочет – боицца ты его пенсиона из казны лишишь.
– А ты, стало быть, не боисси на друзей доносить… – задумался о чем-то своем государь.
– С какого боку мы друзья-то? – удивился Иван-дурак. – Палач по чужим садам, а я на печи, разницу чуешь?
В общем, слово за слово, так и вышли. Впереди Иван с царем, позади них – воевода идет, охает. Уж больно ему ноги бить незнамо куда не хотелось, а попробуй возрази. Сам ведь итицкую силу из-под замка упустил, теперь и слова не скажи. Предложил было лошадей запрячь, да куда там. Иван заупрямился – я тогда на печке поеду, самоходом. А государь ему поддакивает – мол, рядом сяду и буду поццолнухи с тобой по дороге шшелкать. Одного Ивана-то еще можно было на печке стерпеть, а с царем – это ж совсем другое дело, что по заграницам скажут, когда вот такой веселый экипаж на городскую площадь притарахтит. Да еще шелухой от семечек все вокруг усыпят.
– Шо ж они, у себя в заграницах, поццолнухов, што ли, не видали? – возмутился тут государь.
– Видали, а только как мы – не мусорят, – стоял на своем воевода.
– Куда ж они шелуху девают? Едят, што ли? – не сдавался государь, и подтолкнул Ивана, – Скажи што-нибудь.
– Я по заграницам не бывал, судить не берусь, – отрезал Иван. – Мож и едят. А только так скажу: где поццолнухи, там и шелуха. Ежели у них в заграницах есть поццолнухи, то и шелухи завались, надо только поискать.
– Значицца… – хотел было воевода воспользоваться ситуацией и вернуть разговор к упряжке, однако Иван его перебил.
– Значицца так, – заявил он, – печка действительно отменяется. Ишшо развалится по дороге, где я вам кирпич на новую возьму? Своим ходом пойдем. Ножками. Не отсохнут, поди. Один демон итти куда глаза глядят, так пусть хоть человечьи глаза будут, а не лошадиные.
Вот теперь шли и слушали, как воевода демонстративно кряхтит сзади.
– Ща за ногу схватицца, начнет причитать, что подвернул, – со смешком сказал Иван. – Вот тока не пойму за какую именно – левую ай правую.
– Да за обои, – весело захохотал государь. Его вообще с начала пути не покидало хорошее настроение. Да и чего печалиться, если заботы о державе скинул на надежные марфины плечи, изображать супружеское почтение ни к чему, так же, как и постоянно думать о пополнении государственной казны. Еще бы ентот вот вернулся наконец… Хоть с Шамаханкой своей, хоть без нее…
– От министера твоего совсем никаких вестей? – поинтересовался Иван, словно прочитав царские мысли.
– Да где там, – вздохнул государь, – пропал совсем, – шоб его шамаханские упыри задрали. Ужель трудно правителю своему единственному весточку черкнуть, никак в толк не возьму.
– Мож не дают? – робко предположил Иван.
– Шамаханка-то евойная? Та враз. От той никакого покою. И даст, и еще добавит… От ведь зараза-баба, а могла мне достаться… Шоб тогда вы без своего государя делали? Таскался бы с ней по Шамахани, а то и похуже чего. Хотя куда уж хуже-то…
Сзади раздалось какое-то особо жалостливое кряхтение, и они оба оглянулись. Воевода с выражением страдания на лице показывал, как невыносимо нести ему свое упитанное тело по лесным тропкам, да не нашел понимания.
– У меня вон тоже правый рог чой-то с утра жмет, я и то ничего, – сочувственно сказал государь.
– То рог, а то нога, – жалостливо прокряхтел сзади воевода, – мне ей ходить…
– Зато не есть, – цинично хохотнул государь, и, в свою очередь, пожаловался Ивану, – вот к чему рога жмут, никак не пойму. Скажем нос чешется – к драке, ухо – к дню рождения, левый глаз – к приватному разговору, правый – к хорошему настроению, ладонь – к деньгам, подмышками – к бане, пузо – к удовольствию, обед скоро, пониже спины – жди неприятностей, а вот рога-то к чему?
– Мож, отсохнут скоро? – предположил Иван.
– Рога?
– Ну да.
– Накось выкуси – отсохнут… Скорей у этого лешего мозги совсем отсохнут, какие ишшо не отбили. Я думаю, если чешется – то это к хорошей погоде, а ежели свербит – к дожжу. Сейчас вот чешутся, значит, привал ишшо не скоро, будем шагать пока шагается…
Погода действительно стояла замечательная – ни жарко, ни холодно, птички поют, иди не хочу. Еще бы воевода сзади не кряхтел – совсем хорошо. С другой стороны, чем больше он кряхтел, тем больше сил прибывало Ивану с государем. Долго ли коротко ли длился их путь, а только дошли они до камня. А на камне том надпись: «Направо пойдешь – коня потеряешь, налево пойдешь – сам конем станешь, прямо пойдешь – с пути собьешься, назад повернешь – туда и вовсе дороги нет.
– И што это значит? – недоуменно посмотрел государь на Ивана.
– Эт тебя надо спросить, твое ж государство, – пожал плечами Иван-дурак. – По мне, так хулиганит кто-то. Поймать бы, да высечь как следует, шоб не писал чего не надо. Получается, зря шли, што ли? Куда ни поверни, все плохо.
– Не, не хулиганит, – уверенно возразил государь. – Хулиганил б, так хочь какая дорога была, а тут – погляди, какая и была тропка, так и та в камень ентот уперлась. А енто что значит?
– И што? – почесал в затылке Иван-дурак.
– А то, что тот, кто писал – знал, што в нашей державе для того, шоб итить куды хочецца, дороги не нужны. Наши люди идут не туда, где дороги проложены, а туда, куда их душа зовет. Души у людей разные, потому и натоптано везде.
– Ерунда какая-то, как они могут царю такие вещи писать? – послышался из-за спины воевода. – Угрожают еще…
– Думаю, нам направо дорога, – предложил Иван-дурак.
– Эт почему направо? –  из духа противоречия пошел спорить государь, который и сам уже давно пришел к такому выводу.
– Это же коню понятно, – если обешшают отнять коня, а его у нас нет, то самое большое что можем потерять – енто воевода. А такого добра ты у себя в державе и еще сыщешь.
Государь оглянулся и придирчиво осмотрел воеводу с головы до пят.
– Будешь нам заместо коня? – призывно спросил он. – Державе нужны герои и жертвы, и ты станешь тем и другим одновременно, за што наследникам твоим двойная награда может привалить от моего царского величества.
– Ваш-ш-ство… – сглотнул воевода.
– Я бы на твоем месте тоже не посмел отказаться, – поощряющее похлопал его по плечу государь.
– Мож нам все-таки прямо двинуться? – вдруг засомневался Иван-дурак. – Один кляп не знаем, куды идем, так что с дороги никак не собьемся… И воеводу сохраним.
– От ведь во всем ты голова, а таких простых вещей в толк не возьмешь… – царь, когда говорил о государственных делах даже позу принимал иную. Вот и сейчас – приосанился весь, взгляд куда-то вдаль вперил, словно произносил речь не для Ивана, а ко всему честному народу обращался. – У нас ведь как? Ежели чего пообешшали – непременно исполнят. Потому как слово наше – кремень. Обешшали морду начистить – куды ни прячься, а сделают. Иначе никакого уважения не будет. Да я и сам, как правитель, такой народ уважать не буду. А потому ежели сейчас обешшают запутать по самое не балуйся – будь уверен, запутают. Уже запутали – вот нужон нам конь, ай нет? В какой бок поворачивать-то? Кто у нас дурак? Давай, советуй!
– Я уж сказал.
– Ну сказал. Тока совет твой негодный, я на него вето наложил. Потому как направо повертывать не будем, и прямо тоже не пойдем – не хочу потому что. Только налево, и никаких гвоздей. Это мой первый дорожный царский указ будет. И звучит он так: когда есть выбор, поворачивай налево! Запиши! Вернемся домой – подпишу и печать поставлю.
И царь, по государственному насупив брови, почесал за правым рогом, а потом решительно сделал шаг в сторону и довольно зашагал прямо по траве куда глаза глядят. Вскоре его догнали Иван и воевода. Иван пошел по правую руку, воевода по левую.
– Ну и правильно, – сказал Иван-дурак, стараясь шагать не в ногу – в отличие от воеводы. – Ты, как государственный человек, принял самое верное решение. Тебе ж сказано было отчебучить, вот ты и начинаешь отчебучивать. Ща кто-то из нас конем станет, на нем и поедем.
– Так я вам свою спину подставил, ежели што, – покосился в его сторону государь.
– Да ты-то им зачем нужон? – удивился Иван. – У тебя ужо рога есть и хвост – не жеребячий. А коней с рогами не бывает, тока с крыльями, и то как-то по другому называются, забыл только как. Но вообще, если превращать кого – так это воеводу, он мерин здоровый, двоих нас за мое-мое доташшит куда угодно.
– Че молчишь-то все? Доташшишь, ай нет? – сурово посмотрел на воеводу государь.
– Ежели родина прикажет – и в телегу впрягусь, а так – охоты нету, – честно ответил воевода.
– Ну значицца, доташшишь. Родина твоя – это ж я, а я чо угодно могу приказать, мне все можно, особенно теперь, с рогами!
Однако дальнейший путь они продолжили молча, с опаской вглядываясь в каждый кустик – никто ведь не знал, какие опасности их ждут впереди. Да еще кому-то из троих в ближайшее время предстояло стать конем. 

Дальше http://www.proza.ru/2011/09/10/388