Первый день

   Ах, как болит голова! Пегий лежал, не открывая глаз, на чём-то твёрдом и ровном. Но это не было вагонной полкой с её монотонным укачиванием под ритмичный перестук колёс. Вокруг было тихо… подозрительно тихо. В отряде, где по утрам он не спешил слезать с верхнего этажа своей двухъярусной шконки, в это время уже базарила братва, пахло табачным дымом.
   Вспомнил, нечего сказать! Пегий, несмотря на похмелье (почти забытое ощущение за долгих три года!), почувствовал прилив счастья – наконец-то он на СВОБОДЕ! Вчера закончился его «трояк», от звонка до звонка. Вчера хмурый капитан, начальник спецчасти, выдал ему справку об освобождении и деньги на дорогу. И он в последний раз прошёл по скрипучему дощатому тротуарчику к КПП вдоль высоченного, почерневшего от дождя забора, разделявшего промзону и жилзону. Его не провожали кореша, ими Пегий так и не обзавёлся, отбыв свой срок тихо, не подмазываясь ни к блатным, ни к «активу». К простым мужикам он тоже не прибился, поскольку работать не любил. Да и менты на работу не гнали, не те времена. А пайку начальник всё равно подаст, никуда не денется!
   Пегий открыл глаза. Перед ним красовалась мрачная серая стена, оштукатуренная «под шубу». Пегий вскочил, огляделся: так и есть, опять камера! Он попытался прокрутить в голове вчерашние события, но что-то не склеивалось, не связывалось… В десять или около одиннадцати утра он вышел из зоны и направился к вокзалу через широко раскинувшийся своими деревянными домишками и огородами лесной посёлок. Его поезд проходил вечером, поэтому, не особо мучаясь ожиданием, он нырнул в ближайший магазин, взял пол-литра и чего-то закусить… На этом цепь воспоминаний обрывалась.
     «Значит, - решил Пегий, - я вчера на радостях перебрал и меня, пьяного, забрали менты. Ничего, скоро отпустят, уеду отсюда поскорее перекладными, пригородными. Только бы опохмелиться вначале!»


   Загремел запор, и тяжёлая, окованная железом дверь камеры приоткрылась.
     - Серёгин, на выход! – скомандовал рослый сержант. Слезая с низких широких нар, Пегий подумал, что теперь никто больше не назовёт его по кличке. Такое «погоняло» дали ему в отряде за то, что на тёмной ершистой голове его красовалась здоровенная плешина – след от перенесённого в детстве стригущего лишая. Сопровождаемый сержантом, Пегий вышел в дежурку и после полумрака камеры зажмурился от яркого света. Сидящий за пультом пожилой майор с интересом посмотрел на него:
     - Ну, ты, паря, артист!
   Пегий не понял, с восхищением или осуждением произнес эту реплику дежурный, поскольку не мог вспомнить, что же такое он вчера отчебучил. Но и дальше всё пошло не по обычному сценарию. Дежурный не подсунул ему на подпись протокол, не отдал справку об освобождении и шнурки от ботинок, изъятые при водворении в камеру. Дежурный просто сказал молодому чернявому мужику в штатском:
     - Забирай его, Николаич, вот Володя проводит.
   И пошёл Пегий вслед за чернявым по длинному коридору, чувствуя на затылке строгий взгляд здоровенного сержанта. Входя вслед за чернявым в кабинет, Пегий вдруг заметил возле двери табличку «следователь»… Фамилии в вырезе на фанерной табличке не было.
Под ложечкой нехорошо засосало. «Неужели я вчера крупно начудил?» - подумал Пегий. Чернявый по-хозяйски расположился за письменным столом, открыл тоненькую папку. Пегий присел на скрипучий стул у стены.
     - Серёгин Павел Анатольевич, восьмидесятого года рождения? - поинтересовался чернявый, рассматривая справку об освобождении Пегого.
     - Там написано, и фото есть, - хмуро ответил Пегий.
     - Я не слепой, - повысил голос следователь, - а ты будешь отвечать на вопросы. И от того, насколько честно и полно ты будешь отвечать, зависит, через сколько лет ты доедешь до дома!
     - Да я ничего… спрашивайте! – сразу сник Пегий.
     - Расскажите подробно, гражданин Серёгин, как вы провели вчерашний день.
     - Так что рассказывать? Утром вышел за зону, пошёл на вокзал. Поезд только вечером, ну я в магазин, взял пузырь. Давно не пил, приморило…
   Пегий замялся, он не утаивал, он просто не помнил, что было потом.
     - Так-так, вот с этого места поподробнее, - чернявый вскочил из-за стола, прошёлся по кабинету, - с кем пил, один?
   Пегий напрягся, пытаясь сосредоточиться:
     - Вроде нет, из стакана гранёного пил, а стакан я в магазине не покупал, точно помню, ещё при памяти был. Помню, селёдку нарезанную покупал в капроновой банке. Открывается хорошо, без ножа. Хлеба полбуханки опять же, курево… А вот с кем пил – не помню, замкнуло. Вчера я один освобождался, значит, знакомых у меня на вокзале и быть не должно. А выпить на халяву любители на любом вокзале найдутся… Погодите! - Пегий энергично потёр жёсткую щетину на голове, - какая-то рыжая морда возле меня крутилась, точно припоминаю!
     - Так, уже теплее! - обрадовался чернявый. - А что за морда – старая, молодая?
     - Да пацан совсем, лет семнадцать.
     - Поищем? – предложил следователь и хлопнул перед Пегим на стол тяжёлый замызганный фотоальбом.
   Пегий не спеша пролистал альбом, каждая страница которого была уклеена фотографиями с лицами всех возрастов и мастей:
     - Нет, здесь не узнаю никого. Вживую, может быть, и вспомнил бы. А что же случилось-то, гражданин следователь?
     - А сам так-таки ничего и не помнишь? Может, темнишь просто?
     - Зуб даю, гражданин начальник! Убей – ничего не помню!
     - Магазин ты бомбанул, гражданин Серёгин, - чернявый серьёзно и внимательно смотрел в испуганные глаза Пегого.
     - Д-дайте закурить…
  У Пегого тряслись руки, он ломал, так и не добыв огня, спичку за спичкой из предложенного ему коробка спичек, пока следователь не щёлкнул своей зажигалкой. Понимая его состояние, чернявый не торопился задавать ему следующие вопросы, сам закурил, наблюдал.
   Пегий сидел ошарашенный, ещё не веря услышанному. Это что же – опять к «хозяину»?! А как же «заочница», подруга по переписке? Получать новый срок, так и не переспав с женщиной ни одной ночи? У него же судимость за кражу была, теперь намотают по полной! А может, шутит следак или на понт берёт?
     - А это точно, что я бомбанул, гражданин следователь, может, ошибочка вышла? Может, вы на меня, зэка бывшего, а теперь – честного человека, своего глухаря повесить хотите? Мол, напился в умат, всё равно ничего не помнит, да и судимый за кражу. Нет, гражданин следователь, вы меня на понт не берите, я вам не фраер дешевый!
     - Серёгин, кончай блатовать, - строго прикрикнул на него чернявый, - тебя же в магазине ночью взяли, спящего! Фотографии показать? И рыжий парень в соседней камере отдыхает. Желаешь повидаться? Устрою, но попозднее, до очной ставки дело ещё не дошло.
     - Да как же так, - помертвевшими белыми губами шептал Пегий, - первый день на свободе – и новый срок! Взяли в магазине, значит, даже и украсть-то ещё ничего не успел. Только срок новый поднять успел.
     - А на дело тебя рыжий пацан сблатовал, -  словно издеваясь, излагал подробности чернявый. - Тебя, судимого, жизнь повидавшего, как барана за рога пацан к магазину привел!
      - А-а-а! – почти по-волчьи взвыл в безысходной душевной боли Пегий, колотя себя сжатыми кулаками по лбу.
      - Погоди мозги выбивать, - усмехнулся следователь, - сначала явку с повинной напиши, меньше дадут.
   Он подвинул Пегому лист бумаги и ручку. Тот спешно ухватил трясущимися пальцами ручку:
     - А как писать?
     - Пиши на имя начальника РОВД…


   Спустя двадцать минут чистосердечное признание Пегого было оформлено документально и засвидетельствовано его подписью. Чернявый внимательно прочёл написанное, надписал в верхнем углу какую-то резолюцию, сложил бумагу вчетверо и поднялся из-за стола:
     - Пойдёмте, гражданин Серёгин!
   Пегий тяжело поднялся, не поднимая головы, привычно заложил руки за спину и шагнул к двери. В коридоре он, повернувшись лицом к стене, подождал, пока следователь закроет на ключ кабинет, затем послушно двинулся к дежурной части. Там по-прежнему восседал за пультом пожилой майор. Чернявый весело доложил ему что-то совершенно непонятное для Пегого:
     - Товарищ майор, профбеседа проведена!
     - Спасибо, Николаич!
   Чернявый подал ему написанную Пегим явку с повинной. Майор прочёл её, даже не пытаясь спрятать улыбку в жёлтых прокуренных усах.
     "Ещё издеваются, волки!" – обречённо мелькнуло в голове Пегого.
   А майор вдруг выложил ему из ящичка шнурки, смятый комок денег, справку об освобождении. Затем подвинул бумаги – протокол об административном правонарушении и протокол задержания:
     - Распишитесь, гражданин Серёгин.
   Пегий машинально царапнул ручкой там, куда указывал начальственный палец, затем совершенно обалдевшим взглядом посмотрел на чернявого, на дежурного, затем снова на чернявого…
     - Меньше пить надо, Серёгин! - внес ясность майор. - Тебя вчера вечером с вокзала принесли. Наши ребята с тобой как люди обошлись, а ты повёл себя как скотина, обложил тут всех десятиэтажным... Мы к этому не привыкли, поэтому сегодня по моей просьбе Николаич, наш опер, провёл с тобой беседу воспитательно-профилактического характера.
   Пегий слушал его, не веря своим ушам, раскрыв глаза и рот.
     - Так ты понял ли, Серёгин, что пить надо в меру, даже если ты три года не пил? – назидательно спросил майор. - И что может быть, если ты об этом забудешь?
   Пегий молча кивнул головой, сунул в карман справку об освобождении, комок денег и присел, вдёргивая шнурки в казённые тяжёлые ботинки. Уже в дверях его остановил чернявый и сунул ему в карман фуфайки сложенную вчетверо «явку с повинной». На улице Пегий хотел выбросить бумагу, но вспомнил, что чернявый что-то там написал, раскрыл и прочёл резолюцию: «Серёгину П.А. Помнить вечно!» Он сложил бумагу, аккуратно спрятал в нагрудный карман и радостно зашагал к вокзалу.