Змея и птичка

       Солнце стояло в зените над Субтропиками. Обжигающий воздух, как на гриле, поджаривал тушки всех тех, кто не успел заблаговременно спрятаться в какое-нибудь сырое дупло, пахнущее древесной гнилью или тёмную норку, доверху заваленную сухими экскрементами. Всё вокруг плавилось и усыхало, нагревалось и cкукоживалось, румянилось и подгорало, поджаривалось и обугливалось, как будто весёлые Боги готовились к жаркому банкету.

       По горячей, растрескавшейся, жёлтой земле, как по раскалённой сковородке, одиноко ползла Змея. Вернее, она не ползла, а тащилась. Потому, что сначала чешуйчатая с трудом поднимала и выбрасывала вперёд свою хайтеко-ромбическую голову, потом делала усталое, волнообразное движение туловищем, ставшим вдруг неродным, тяжёлым и непослушным. И в конце этого процесса телодвижения с последним усилием подтягивала свой потрёпанный жизнью и дорогами, облупленный хвост, тормозя при этом подбородком о землю.

       И по обмену веществ, и по образу мыслей, и по своей душевной организации Змея любила тепло, но и она была сегодня не в духе от этой жары, и ещё, в добавок, её желудок почему-то совсем расстроился. А расстроился он потому, что в него с утра не зашвырнули ни одной крошки: хотя бы какого-нибудь паршивого мышонка или дохлого птенчика. Змея была банально голодна. Жара распугала и утомила всё тутошнее зверьё, и вся птичья мелочь и сопливые грызуны-суслики спрятались во всевозможные щели, закопались под землю, залегли в норках, прекратили на время всю свою мышиную возню, замерли и не дышали, подперев благоразумно-предусмотрительно камушком двери.

       И Змея осталась голодной, гордой и неприкасаемой, как королева без свиты, потерявшая привилегии, и, как живой портновский сантиметр, с утра мерила своим измученным телом горячую материю почвы, чтобы потом, якобы удачно её раскроить, чего она делать, естественно, и не собиралась.

       Вдруг своей головой, не обременённой ушными раковинами, которые непременно бы цеплялись за траву и ветки, Змея уловила какие-то необычные, новые для неё вибрации, напоминающие песенно-ноющие звуки:

        - О-о, ла-ла, о-о, ла-ла...
          О-о, ла-ла, о-о, ла-ла...

       Змея на несколько минут прекратила изматывающие душу движения, легла на землю, приложила к ней голову и прислушалась, как-будто по гудению рельсов определяла приближение поезда:

          На небе солнышко взошло,
          И роза расцвела,
          И всё вокруг так хорошо,
          И только я грустна...

       Кажется, звуки раздавались из ветвей того огромного (несколько удавов в обхвате!) дерева, что росло направо от большого термитника. Чтобы лучше было ориентироваться, Змея подняла голову, застыла  столбиком, раскачивающимся в такт воздушным потокам, включила свои термолокаторы и высунула наружу раздвоенный, улавливающий запахи и тепло язык, который глупые люди почему-то называли "жалом", и повибрировала им в воздухе... Язык учуял чьё-то слабенькое живое тепло, исходящее откуда-то сверху. Змея проползла ещё пару метров и опять подняла голову, анализируя, и замерла... Действительно, на ветвях старого большого дерева сидела какая-то грустная, тщедушная пичужка и пела свою печальную песенку:

          Прекрасен весь цветущий мир,
          И травы и цветы,
          Похож весь Свет на жизни пир,
          Когда сбылись мечты.

          Но если вам не повезло,
          И счастья в жизни нет,
          То вам нет дела до того,
          Прекрасен ли весь Свет.

          Но если есть ещё мечта -
          Надежда к вам придёт!
          А к ней хоть капельку тепла -
          И счастье оживёт!


       Птичка была такая маленькая и такая жалкая, как, собственно, и её жалостливая песенка, что Змея поначалу совсем не захотела останавливаться и прекращать своё  поступательно-динамическое движение, начатое ещё с рассвета и по энерции не прекращающееся ни на минуту из-за энтропии сознания во время жары. И она поползла дальше, сердито бурча в сердцах своих: "Нужна мне эта мошка!" Но вдруг снова остановилась, потому что снова подумала: а ведь ей сейчас стоит-таки закусить хотя бы кем-нибудь, пусть даже этой мелкой пичужкой, раз достойный завтракобедужин в скором времени не предвидется. И вообще, нужно передохнуть чуток от жары, ведь так недолго вообще свалиться поджаренной сосиской где-нибудь под баобабом!.. И Змея остановилась под этим огромным деревом, свернулась большим колечком и, подтянув хвост, положила на него свою голову - и стала слушать:

          Но если ты живёшь средь змей
          И страшно одинок,
          С тобою нет твоих друзей -
          Ты словно уголёк.

          Который тлеет, не горит
          И тухнет с каждым днём.
          И тут, что хочешь говори,
          Но счастья мало в том.

       Слова песни Змее сразу не понравились своей пессимистичностью, и она решила не задерживаться подолгу и сразу съесть Птичку, которая поёт такие унылые песенки, но, напоследок, Пресмыкающаяся Гадюка захотела посмотреть певице прямо в глаза. Иногда это  помогало, потому что взгляд у Змеи был таким обворожительным (как яд кураре), что не обязательно прилагать лишние усилия, чтобы уговорить жертву на увлекательную прогулку по гадюкиному длинному пищеводу, как по Диснейленду, с обязательной остановкой в желудке. Но для того, чтобы начать эту незабываемую экскурсию, необходимо было сократить расстояние между опытным экскурсоводом и потенциальным посетителем, которое оказалось неоправданно большим, и расчётливая Змея решила подползти к певунье как можно ближе.

       - Шшшалом Алейкум! - прошипела Змея.

       Ответа не последовало. Пернатая продолжала что-то цвиринькать, и Змее пришлось повторить:

       - Шшшалом Алейкум, нещщщасное создание! ("Щщщас я тебя ощщщасливлю! Шшшагай ко мне, щщщастье моё!")

       - А-а-а?- глупой маленькой Птичке пришлось оторваться на минуту от своей грустной песенки. - Чиво-чиво? Я ничиво не слышу. Чётче, чище, чаще. Чё ты сказала?

       Змея начала терять терпение.

       - Шшшалом, говорю! Шшшто случилось, крошшшечка? Почему ты такая нещщщастная?

       - А-а-а! - поняла, наконец, Птичка и в ответ снова запела:

          Была я раньше просто человечком,
          Природы обожала красоту.
          И вот однажды летним вечерочком
          Вдруг заблудилась бедная в лесу.

          Как это сталось - никогда не позабуду:
          Цветочки на полянке я рвала.
          Вдруг слышу голосочек ниоткуда,
          Под пенье птички дальше в чащу забрела.

          Она меня всё больше увлекала,
          Но так чудесен был её мотив,
          И вот саму я птичку увидала,
          И рот открыла и лишилась сразу сил.

          Когда очнулась - место я не узнавала:
          Всё посерело, даже солнышко зашло.
          И долго путь домой потом искала,
          И плакала, что мне не повезло.

          И в тёмной чаще так жила я долго,
          Орешки собирала и плоды,
          И холодно мне было и голОдно,
          Я ела то, что приносили мне ежи.

          Тогда меня лишь птичка навещала
          И пела мне на языке своём.
          Всё больше сленг я этот понимала
          И стала тоже петь, как на родном.

          Мои одежды вскоре изменились,
          И перья выросли и стал длиннее нос,
          И превратились руки мои в крылья,
          А сзади на беду мне хвост отрос.

          И плачу я и днями, и ночами,
          Мне страшно птицей целый век прожить.
          И я пою в страданьях, в отчаяньи,
          Как человеком я была - не позабыть.

       - Шшшалостливая история! - прошамкала Змея, растрогавшись, и с её беспристрастной морды скатилась капелька слезы. Но вполне возможно, что это была и капелька яда. - Но люди такие гадкие и невкусные, что лучше бы тебе, мне так кашшшется, побыть некоторое время птичкой. Во всяком случае пока... (гадюка поколебалась секунд пять, стоит ли деликатничать с нервной пичужкой, но потом решила, что правда всегда лучше) пока я или кто-другой тебя не съел. Хотя, с другой стороны, люди зато не летают,- рассуждала Змея, которая явно не питала симпатии к людям.

       - О! Вот! Наконец! - возопила Птичка неожиданно, так что Змея даже попятилась  и чуть не свалилась с ветки на землю. - Спасибо тебе, мудрая Змея!

       - За что? - удивилась, радостно карабкаясь назад, и польщённая комплиментом о своей мудрости, если сказать честно, не такая уж и мудрая Змея. И хвост её приобрёл форму сначала восклицательного, а потом вопросительного знака.

       - Ты подсказала мне выход из моего положения. Мне надо умереть, чтобы перестать слагать стихи. Только как это сделать?

       - У меня есть для тебя один подходящщщий вариант, -  сразу же нашлась, не упускающая свой шанс "мудрая" Змея, - но тебе он, наверняка, не понравится.

       - Мне понравятся сейчас любые варианты. Говори!
 
       - Вариант называется "маленький принц"- слыхала о таком?

       - А, я знаю, знаю, вспоминаю, догоняю и внимаю!

       Змея удивилась и поморщилась:
 
       - Откуда? Ах, да, уже забыла...

       - Не забывай, не забывай, как попадают прямо в Рай... - ляпнула не думая Птичка.

       "И может быть в следующей жизни..."- Змея на минуту загрустила, но потом опомнилась и продолжила:

       - Ну, так как думаешшшь? - вкрадчиво прошептала она, всё ближе-ближе подползая к Птичке и испытывающе заглядывая ей в глаза. - Я, конечно, не маленькая жёлтая змейка, но...
       - А ты сможешь это сделать? - нерешительно отстранилась от морды услужливого пресмыкающегося маленькая Птичка.

       - Ато! Ещё никто не жаловался! - гордо подняла хвост гадюка.

       - Ладно, ладно! Не сложно, не складно, неприглядно,... но пути другого нет.
 
       - Ну и ладушшшки! - прошепелявила Змея, хотя зубы у неё были в полном порядке,  особенно передние, ядовитые. (А иначе как бы она вообще выжила в этих диких джунглях?) Просто у неё была плохая дикция.

       - Укуси меня! - вдруг обречённо призвала птичка с навязчивой суицидальной манией. - Съешь меня!

       Змея сначала обрадовалась такому приглашению и даже облизнулась, но потом почему-то попридержала своё рвение, засомневавшись: "Штранная она какая-то. А вдруг пернатая какая-нибудь заразная?"

       - Нет, постой! Сразу не хочу. А вдруг ты чем-нибудь больна?  И я тоже заражусь от тебя и буду как ты...

       - Птичкой?

       - Ну, типа того. Стихами петь. Нужно выдержать карантин.

       - Это мука! Это мука!

       - Скука! Скука! И разлука! - выкрикнула Змея в рифму неожиданно для самой себя и опешила. - Я кажется уже...

       - Заразилась, заразилась, будто снова народилась, - стала дразниться Пташка.

       - Фу! Фу! Я не хочу, я не хочу. Мне стоит поползти к врачу.- "Пора уносить ноги!" - лихорадочно мелькнуло в голове Змеи и она стала потихоньку сползать с дерева.

       - Не уходи! Не уходи! Ты на меня лишь погляди!

       "Это ужасно, конечно, но лучше питаться мышатами, как встарь."- думала Змея, поспешно плюхаясь на землю всем пузом.

       - Выполни долг! Ты обещала. Яд предлагала. Наш уговор...



       - Я тут поразмышляла на досуге, - сказала Змея через несколько минут, выглядывая из кустов какого-то суккулента. - Я дам тебе яду, и ты сама его выпьешь. А я потом тебя съем. Когда все твои вирусы и микробы погибнут от жары.

       - Яду! Яду! Как награду. Я так рада, то что надо...

       - Ну вот и ладненько, - ласково заговорила лукавая Змея, как врач-психиатр. (Потому что в родственниках у неё был - сами знаете кто. А кто не знает, пусть прочитает в библии о Змее-искуссителе, Аспиде.) А сама подумала: " Пациент созрел, пора действовать." - Нуссс, начнём шшштоли?

       - Давай, давай! Кусай, кусай!  Я так давно мечтаю в Рай!

       - Тссс!!! - просвистела Змея и стала оглядываться по сторонам. - Это дело криминально-наказуемое. Статья. Щассс! - и выбрав сучок поудобнее, суетясь, приложилась к нему сначала справа, потом погрызла слева, а потом опять справа пожевала древесину. По коре потекла струйка яда.

       - Шлизывай, пока не засохло. Щщщас-же!  Шевелись, нещщщастье моё!

       Птичка подпрыгнула на ветку, где Змея только что занималась донорством и была живым прототипом эмблемы минздрава, и принялась клевать кору дерева с ядом, но жидкость через щели просочилась вглубь древесины, а вскоре вообще высохла и ожидаемого эффекта не получилось.

       - Ну шшшо? Как ощщущщения? - заволновалась Змея.

       - Ничччиво!

       Змея посмотрела с разочарованием и подозрением:

       -  Ты плохо шшшлизывала! Шшшетельнее надо было шлизывать, ше-тель-не-е!

       - А я вообще этого делать не умею. Я - птица! - У пичужки вдруг проснулась забытая птичья гордость.

       - Шшшто ты говоришшшь! Ну штошшш, пощщитаем до шшшести, - настаивала жадная и голодная гадюка.

       - Почему до шести? Прости.

       - До трёх рано. До десяти поздно. До шшшести значить.

       - А почему не пять? Не семь?

       - Вопросы  задаёшшшь опять? Сейчас тебя я съем! Тьфу! Точно заразилась. Ты, мелкая, окасссывается вредная вирусоносительница. Вот говорила мне мама, Гремучая Змея: "Не связывайся со всякой мелочью!..."

       - Как мало мне осталось жить. И через шесть разов почить, - закрыла глаза Птаха.
       - Мочить! Мочить! Мочить!.. Тоесть я хотела, конешно, сказать: Молчи, молчи! Щщастье моё. Шитай! - вывернулась из щекотливой ситуации скользкая гадюка.

       - Раз! - Я больше не увижу вас!

       - Два! - О, как кружится голова!
                Наверно смерть всегда права.

       - Три! -  На небо, звёзды посмотри!
                Вдохни поглубже и замри!
 
       - Четыре! - Как всё прекрасно в этом мире!

       - Пять! - Вам не понять, вам не понять.
                О, как всё-же грустно умирать!

       - Шесть! - Меня не надо сразу есть!

       Прошло ещё минут пять, но маленькая Птичка почему-то не падала, а оставалась стоять, как и раньше, до счёта, живая и невридимая. Мало того, ей вдруг приспичило почистить свои пёрышки, и она это с удовольствием, на огорчение Змеи, делала.

       - Шшшо? Ты ещщщё шевелишшшсся, щасте моё?- поинтересовалась чешуйчатая.

       - Я не хочччу! - заныла Птичка.

       - А кто хочет? Ты шшш сама просила. Укуси её, понимаешшшь. Ишшш, шаловница.

       -  Чё-то уже расхотелось...

       - Ну, и дела! Ну, и дела! Ты думала, что смерть - игра?
         Тебе ведь надоело петь? Ты мне ответь, ты мне ответь.

       - Да. - растерялась и почти плакала бедная Пташка. - Я была уверена, что лучше не жить, чем эта... стихожизнь, но сейчас я передумала.

       - Шалишшш, пернатая! "Стихожисть". Щаже умирай!

       - Я не хочу, я не могу! Я лучше дальше побегу!

       - Штой! Куда ты? Штоять! Я те "побегу". А што я буду сегодня кушшшать? А уговор?

       Птица остановилась, насупясь:
 
       - Чево ты пристала ко мне, гадюка?
 
       - Фу, как грубо! - обиделась Змея, потому что "гадюкой" её называли только враги и близкие родственники, а друзей у неё отродясь не было. И демонстративно скользя вправо-влево своим телом, скрылась в траве под деревом.


       - Шлышь, пернатая,.. - послышалось через пару минут, - Могу предложить тебе другой вариант. План Б, тасазать. Называется: "Комната страха". Ты в Диснейленде была? Нет? Ну, вот, посетишь. Может это тебя как-то взбодрит, развлечёт, тасазать. Попробуем? Ради интереса? Щастье моё...

       Птичка была неопытной по жизни и ещё не знала ( потому что не сталкивалась раньше), что если какая гадюка к тебе прицепится, то отцепиться крайне трудно, практически невозможно. И поэтому согласилась выслушать:

       - Ну?

       - Ну шлушай сюда... Я открою пасть... рот по-вашему,.. широко раскрою, очень широко... А ты сама, типа добровольно, в неё войдёшь. - Змея лукаво улыбнулась.- Посмотришшшь, как там всё. Механизмы интересные, в движении тасать: язык, зубы, щелюсть. А потом глотка... Там указателей нету, поэтому я так подробно и рассказываю, инструктирую, тасать, тщательно... Потом с горки покатисся, по пищеводу... Прям в шелудок! Класс!  Там темно и жутко, но тепло. Чуть-чуть пощиплет (тыш буш неразжёванная, щасте моё), но это ничего. Потом кишечник...

       - Хватит! Хватит! Я поняла. Чему быть - тому не миновать. Я не глупая.

          Пусть будет так!
          Хоть ты мой враг,
          Но я к тебе иду.
          Имей хоть такт:
          Не надо врак.
          Я н`ужна на еду.

       - Шовсем штоли?! "Враг", "врак", "на еду" - передразнила гадюка. - Щаже перестань! Расшалобить хочешь? Шама захотела, шама, - зашелестела Змея, смахивая с глаз неприсущую ей слезу.

        -  Да, да, сама, сама, сама.
           И чтобы не сойти с ума,
           Давай раздумья завершим
           И то что нужно совершим.

       Открывай свой Диснейлэнд!

       - Щас, шас!  Щастье моё! - И Змея открыла свою широкоформатную пасть так широко, что у неё даже что-то щелкнула в мозгу, как щелкает фиксатор, когда раскладываешь диван.

       Птичка подошла ближе, зажмурилась и ступила на край челюсти. Но на краю она подскальзнулась, зашаталась, и чтобы не упасть разжмурилась...

       - Ой!!!
       - Што с тобой? - зашипела Змея, не закрывая рта.- Штрашно? А мне так шщекотно!

       Птичка увидела такое... отчего вздрогнула и затряслась всем бедным своим тельцем. Внутри огромной пасти, красно-чёрной, похожей на большую пещеру, тёмную и жуткую, всё шевелилось и двигалось. При входе, с двух сторон по бокам его, как каменные загнутые клинки, сверху нависали желтоватые ядовитые змеиные зубы, из которых выливался яд. В глубине пещеры, где зияло что-то похожее на грот, жила змея, похожая на саму Змею, только с двумя головами. Эта змея никогда не спала, а всё время проверяла, обследовала и сторожила свою пещеру, вилась возле каждого зуба, и часто выползала наружу. Вот и сейчас, будто-бы увидев Птичку, она вылезла к ней навстречу...

       - А-а-а! - Птичка закричала от ужаса, и побежала, что есть прыти, прочь от этой ужасной пещеры. Она хотела взлететь, но так как всё её тело сковал страх и мышцы не слушались, то взлететь ей не удалось... Да и бег получился какой-то жалкий и смешной: она просто запрыгала, как потревоженная кем-то курица.  - Помоги-и-те-е!

       - Штой! Куда, ты, шастье моё? Я те побегу! Штрейбрехерша, шулерша, обманщица. Штоять, я сказала! - И Змея попыталась ухватить Птичку за хвост (только для того, чтобы остановить, конечно), но не рассчитала и чуть-чуть укусила её одним своим чудо-зубом,  ненамеренно, ненарочно. К тому же весь яд (как она думала), уже выцедился для благой цели избавления Птички от пут стихосложения. А на самом деле, всё-таки капелька яда, один грамм его, нет миллиграмм, нет - один микрон яда всё-же остался, и этого оказалось достаточно для маленького тельца бедной Пташки.

       Змее сначала показалось, что ей показалось, что пичужка замедлила прыжки и стала как-то прихрамывать. Но это, увы, было правдой. Потом Птичку почему-то стало клонить то в одну, то в другую сторону. А затем, она вообще стала заваливаться на бок. И наконец, как невеста в "Бесприданнице", она упала в жухлую траву кверху лапками и простонала:

       - Благодарю!

       - Шмякнулась, шастье моё? Вштавай, шутница! Вштавай, говорю! - не веря ещё в печальный исход, хлопатала вокруг птички Змея.

       Но Птичка и не думала вставать. Она уже не шевелилась. Глазки её по-прежнему смотрели в небо, но стали какие-то мутные и равнодушные. Лапки судорожно сжались в маленькие кулачки, как-будто схватившие на память по капельке воздуха. Пёрышки как-то сразу потеряли свой цвет и потускнели. И вся она почему-то сразу уменьшилась в объёме и стала ещё меньше, чем раньше, когда была ещё живой. Кроме того, а это могла почувствовать только Змея своим раздвоенным языком, от её маленького тельца уже не шло то, хоть небольшое, но живое тепло, которое исходило раньше.
 
       - Шастье моё! - зарыдала Змея. - Я ш не хотела... Я ш ненарошно...

       Она приподняла Птичку своим хвостом и положила на веточку  большого дерева, и не стала есть. И не потому что брезговала, а потому что за это время привязалась к Пташке, и она стала для неё уже не пищей, а чем-то совсем другим, чем-то таким, что трудно понять и объяснить, тем более нам, людям.

       Но за рыданиями Змея не увидела, что в тот самый миг, когда Птичка перестала дышать, от её тела отделилось небольшое полупрозрачное облачко и поплыло вверх. Облачко было удивительно похоже на молодую и красивую девушку в белом кружевном платье. Длинные распущенные волосы были увиты тонкими веточками и вьющимися травинками, а голова украшена венком из самых красивых цветов со всего Света. Девушка улыбалась и, кажется, говорила: "Спасибо,  тебе Змея! Я снова стала девушкой. И я, наконец-то, стала счастлива! Прощай!" Но ничего этого Змея не заметила, и не слышала, а продолжала, содрагаясь всем своим длинным телом, рыдать. Вдруг на её голову неожиданно упала капля дождя. Сначала Змея не поняла, что это дождь, но когда упала вторая, а за ней третья, она так обрадовалась, что даже заговорила стихами, почти запела:

          На землю капелька дождя
          Прохладная упала.
          Как всех давно уже жара
          Противная достала.
          Теперь всё будет хорошо -
          Мы будем веселиться
          И можно будет вдоволь всем
          Воды теперь напиться.

       А потом на землю пролился такой тёплый и мягкий грибной дождик, что все звери выглянули из своих домиков и укрытий, радовались и смеялись, потому что жара, наконец-то, закончилась. Но потом они снова спрятались обратно потому, что пошёл ливень (в субтропиках так бывает), а когда он прекратился, всё вокруг снова расцвело, и мир покрылся новыми цветами и травами. А Змея с тех пор умеет сочинять стихи, и ей не страшны длинные переходы, потому что она всегда по дороге что-нибудь напевает. А ещё Змея помолодела и стала гладкая и упитанная. Потому что теперь ей не приходится даже останавливаться, чтобы поесть: звери увидев поющую Змею, сами застывают на месте, как завороженные, а потом идут к ней прямо в её открытую пасть...  Да и походка у неё изменилась: она стала без выкрутасов, жеманства и лишних перегибов, маршевой и бравой.

       Вот и теперь она марширует по лесу. Слышите?:

          А я Змея, Змея, Змея!
          Я добрая гадюка.
          Иду по жизни я смеясь,
          И вовсе я не злюка.

          Ко мне поближе подойди -
          Ты не узнаешь скуки.
          В глаза, не бойся, загляни!
          Не откушу я руку.

          Со мной сроднишься ты тогда,
          Мир внутренний узнаешь,
          И вспыхнет новая звезда,
          В Раю ты побываешь.

          Так что-же медлишь ты, дружок?
          Такое ведь везенье!
          Смелее делай в пасть прыжок!-
          Вот будет наслажденье!

       С тех пор именно эту Змею все называют Шумящей гадюкой.