Революция

Царь-батюшка пошел в народ. Рога полотенцем обмотал, чтобы в глаза не бросались, хвост вокруг пояса обернул, глаза вниз опустил, и – на улицу. Сам вроде на дорогу смотрит, а ушки на макушке, все слышит, даже о чем не сказали, а только собирались сказать. Чтобы никто не удерживал, своих спутников не стал посвящать в задуманные планы. В конце концов, у Ивана свои дела, а воевода, небось, к пассии побежит. Ишь, как глаза горят, когда он о ней говорит. Ну и пусть. Обведет эта особа его вокруг пальца, тогда-то он горько пожалеет. А она обведет, не бывает такого, чтобы царских кровей – и без задней мысли.
В столице царь-батюшке нравилось. Хотя, как и воевода, отметил, вроде все то же, а в то же время все не так, как дома. Народ какой-то пуганый – на явного чужестранца даже внимания не обращают, свои дела у всех. На каждом углу перешептываются. Иные даже руками азартно машут, или кулачками сучат.
«Недоволен народ внутренней политикой государства-то, – державно вздохнул про себя царь-батюшка. – Но ничего, вернется настоящая власть, еще вспомнят нас добрым словом, да поздно будет».
Его чуть было не сшиб с ног какой-то мальчишка, под хохот толпы смешно вышагивавший с прижатыми к голове кулаками, из которых задорно торчали указательные пальцы, изображавшие рога.
– Баб! Баб ихних покажи! – потребовали из толпы.
Мальчишка оперся локтями о свою грудь и смешно зашевелил пальцами выставленных вперед рук.
Хохот стал еще больше.
– А теперь на будущее погадай, – не унималась толпа.
Мальчишка безвольно опустил руки и высунул язык, изображая повешенного.
– Не так!
Тогда он лихо сделал кувырок по мостовой и на несколько секунд замер, лежа животом на холодном камне, а потом смешно задрыгал конечностями.
– Вот! Так с ними и будет, придет время! – зашлась в хохоте толпа.
Царь-батюшка поежился и пошел дальше, внутренне удивляясь, что на него никто не обращает внимания. Впрочем, этому было свое объяснение – люди на улицах гудели как встревоженный улей, им недосуг было всматриваться в лица прохожих.
Свернув за угол, государь столкнулся с оживленно беседовавшей компанией. Поскольку в пылу спора никто на него не обратил внимания, а зевак вокруг хватало, царь-батюшка деликатно пристроился рядом и прислушался, о чем говорят. Он уже не боялся быть узнанным.
– У Горьки нашей уже вот такие сиськи, – убежденно доказывал какой-то мужичок с сизым от патриотизма носом, и тут же получил по рукам.
– На себе не показывай! – строго указали ему.
– Да мне даже рога такие не светят, – беззаботно махнул сизый нос рукой. – Дружки мои видали новую власть нашу. У того, что постарше, они уж поветвистее оленя, а у молодого, который власть узурпировал, только пробиваются, о какие…
Мужичок продемонстрировал пол-указательного пальца.
– Тоже, скажете, на себе не показывать? – язвительно прокомментировал он.
Мужики оценили размер и махнули рукой:
– Такой можно.
– Ну зачем молодому рога – мы понимаем, – тем не менее попытались допытываться окружающие. – Они там у себя совсем чокнулись, мозги у них, вишь, в голове не помещаются. Чтобы против воли народа пойти – мозгов хватает, а народу послабление дать – это уже рога не позволяют…
– Мне баба похмелиться так и не дала, – стараясь перекричать всех, возмущался некто с сиплым голосом. – Сказала, из такой посуды это не похмел, а пьянка. А какая ж это пьянка, если по утрам положен один опохмел, когда солнышко встанет, тогда и пьянку можно себе позволить… Что бабы могут понимать в наших делах?
– Вот я и говорю, – продолжил речь сизый нос. – Как в естество наше вторгаться, в самую, можно сказать, суть, это они вот, а Горьке-то сиськи такие зачем пристраивать? У нее и без сисек мозгов нет, и не было…
– Ты, милый, чего это тут стоишь-то? – вдруг покосился на царя-батюшку один из собеседников, не принимавший участие в общей дискуссии. – Уж не доносить ли ты, чай, собрался?
– На кого? – растерялся тот.
– Известно на кого, на нас и донесешь сейчас, мы тут много чего лишнего наговорили.
– Да я и не слышал ничего такого… – пошел оправдываться государь.
– Нам больше интересно кому ты сейчас понесешься докладывать, – задумчиво произнес конопатый смутьян, также еще несколько мгновениями ранее шумно выражавший свое презрение узурпаторам.
Толпа нашла новый объект для выражения недовольства и все взгляды устремились в сторону царь-батюшки. 
– А к кому ни побежит, все одно нам не сдобровать, – схватил государя за грудки сизый нос.
– В речку его, – посоветовал из-за спины сиплый.
За свою царскую жизнь государь, конечно, много чего повидал. Раз, бывало, чуть войной не пришлось идти – воевали бы, конечно, другие, он только командовал, но все равно… А вот чтобы так, по простому, получить в морду за одно только подозрение – этого у него еще не случалось… Да что там в морду, ведь вполне могли и исполнить угрозу – утопить в реке, и крышка, никаких следов не останется.
Царь-батюшка растерянно сморгнул. Душа уже готова была уйти в пятки, да не успела. Ситуация изменилась в худшую сторону. Предательский платок слетел вниз, и обнажилась украшенная полновесными рогами лысая голова.
– Вот это номер, – место вокруг царя-батюшки моментально расчистилось.
Тот деланно отряхнул костюм и с укоризной посмотрел на своих обидчиков.
Те растерянно молчали. Да, собственно, что тут скажешь. Подозрительному типу и не надо было никуда бежать доносить, он сам оказался одним из ненавистных узурпаторов.
– Я вас прощаю, – великодушно при общем гробовом молчании сказал царь-батюшка, поднимая платок.
– За что это ты нас прощаешь-то? – приходя уже в себя, спросил конопатый.
– Было бы за что, вы бы уж на виселице болтались. Настроение хорошее, вот и прощаю, – последовал абсолютно царский ответ.
– Не за что, значит… – не зная, как продолжить разговор, сказал конопатый.
– Вы ж мелите, о чем не знаете, какой с вас спрос. Хотя речь идет о судьбах страны.
– Какой страны? – теперь уже прямо перед государем собственной персоной стоял, подбоченясь, сизый нос.
– У вас их две? – внутренне усмехнувшись про себя, ответил царь-батюшка, и развернулся, намереваясь идти дальше.
– Погодь, – схватил его за рукав сизый нос, – начал говорить, говори.
– Ты на кого руку поднимаешь? – неподдельно изумился государь. – На-к вот лучче помоги.
И он подал сизому носу платок. Тот послушно заботливо укутал оба рога и даже аккуратно завязал потуже узелок.
– Не спадет? – строго спросил царь-батюшка, поправляя платок.
– Не должен.
– Смотри у меня, с тебя первый спрос будет если что, – собрался было двигаться по своим делам дальше царь-батюшка, но его опять остановили.
– Скажи… те, а что вы имели в виду, когда говорили про страну? – наконец сформулировал общий интерес сиплый.
– Так вы державники? – поощрительно спросил царь-батюшка, приходя в отменное расположение духа. Сразу не побили – это уже был добрый знак.
– В душе, – скромно ответил за всех сизый нос.
– Это хорошо, – похвалил царь-батюшка. – Такие люди нам нужны.
– Кому – нам? – сглотнул сиплый. – Мы против государства не попрем. И Гортензиев в глубине души очень уважаем. Они хоть и не мед, а свои.
– Родина прикажет, пойдешь куда нужно, – насупился государь. – А родина прикажет, даже просить не будет.
– Как же она прикажет, если у нее языка нет? – растерянно спросил сизый нос.
– Вот знаешь, чем родина отличается от тебя? – царь-батюшка неожиданно пришел в отменное расположение духа. Угроза уйти с побитой физиономией окончательно миновала, ну а поболтать он всегда был мастак.
– И чем? – спросил за сизого носа конопатый.
– А тем, что если у родины нет языка, то и отрезать нечего. И наоборот.
– Не понял, – совсем опешил сизый нос. – Как так может быть? У Родины языка нет, но она что-то приказывает. Рук нет, но она что-то там отрезает. Как можно отрезать тем, чего нет, то, что есть?
– Это как раз дело нехитрое. На это у родины имеются верные слуги. В данном случае твоей родине служу я, а значит, я от ее имени сначала прикажу, а потом решу, что с тобой делать.
– Вы уже приказываете от лица моей родины? – несказанно удивился сизый нос. И толпа взволнованно загудела.
– Только об этом никому нельзя пока говорить. Думаете, мы просто так сюда прибыли?
– А как? – перешли на шепот его собеседники.
Царь-батюшка неожиданно обнаружил, что с момента начала разговора количество слушателей явно прибавилось. Значит, незаметно улизнуть уже было невозможно, надо было ломать комедию дальше.
– Кто у вас настоящий правитель? – спросил он толпу.
– Иван I Справедливый, – послушно ответили ему.
– Нет, я о настоящем правителе.
– Гортензия IV Успешная вместе с Гортензием III гордым, – с не меньшей готовностью доложили все в один голос.
– Но вы ведь знаете, что помимо них право на престол имеет и еще одна особа…
– Стеллка, что ль? – ухмыльнулся конопатый и выжидательно посмотрел на окружающих.
– Кому Стеллка, а кому Стелла VII Велеречивая.
– Да как не назови. Стеллка-то где? А мы тут.
Царь-батюшка ничего не сказал, только с легкой ехидцей посмотрел на сиплого, а потом обвел взглядом окружавшую его толпу. Медленно, один за другим, все опустили глаза к земле. Даже самый смутьянистый – сизый нос, и тот потупился.
– То есть вы считаете, что Стеллы VII Велеречивой сейчас в городе нет, и она не мечтает о возвращении себе власти?
– А вы бы не мечтали? – вопросом на вопрос, не отрывая глаз от земли, ответил сизый нос.
Толпа согласно загудела.
– А чего мне мечтать, я не из той породы. Привык дело делать.
– И какое же ты, дорогой, приехал дело к нам делать с такими рогами? И чему нашу молодежь собираешься учить, когда у самого на голове неприличное для мужчины украшение? – бесцеремонно переходя на ты, и гордо оторвав взгляд от земли, спросил сизый нос.
– Начну со второго вопроса. Это не украшение, а символ. Поезжайте в любую приличную державу и спросите – как теперь модно сидеть на троне – с рогами или без? И если ваше государство выбилось из общей струи, не хочет идти в ногу со временем, то это уже ваша беда здесь. А теперь о главном.
Лица окружающих застыли в ожидании.
– Вы что думаете, если у вас есть три претендента на престол, то это все?!
– В каком смысле? – даже сизый нос поразился такой постановке вопроса.
Впрочем, государю тоже было бы интересно услышать, что именно он имел в виду.
– А в том и смысле…
Царь-батюшка собирался с мыслями…
– А в том и смысле, – повторил еще раз он, – что кроме тех, кого вы перечислили, есть и другие претенденты, имя которых я вам пока не имею права называть. Но они есть.
– И что? – выдохнули окружающие, и кольцо вокруг государя стало быстро сужаться. Все боялись пропустить хоть  слово из сказанного.
– И то. Они хотят, чтобы все было по справедливости.
– Совсем все? – осторожно переспросил сизый нос. Постепенно именно он после государя становился главным в этой толпе, и царь-батюшка с удовольствием ему в этом потакал. – И даже кому сколько пить решалось бы по справедливости, а не по тому – вторник сегодня или суббота? – недоверчиво добавил сизый нос.
– А вы как думаете? Справедливость – она во всем!
– Вот это правильно! – загалдели все разом. – Мы как раз за справедливость. А то что это – вторник одно, суббота – другое. Так никакого здоровья не хватит….
– Но только скажи, мил человек, а как этот некто собирается справедливость в наших краях устанавливать, если ее здесь сроду не бывало? – задал, перекрикивая толпу, провокационный вопрос сизый нос.
Его слова моментально пошли гулять эхом, и на площади опять стало тихо так, что было слышно, как где-то на краю города противно мяукает зажравшаяся кошка, требуя у хозяина кусок послаще.
– А вот скажи, если бы тебя сейчас за такие разговорчики повесили на центральной площади, и народ стоял и веселился, это было бы справедливо или нет? – немедленно парировал царь-батюшка.
– Скорее да, чем нет, – после некоторой паузы согласился сизый нос.
– Ну так ты тогда за справедливость или за тех, кто уполномочил меня вести переговоры? – моментально добил своего собеседника царь-батюшка.
– Можете на меня рассчитывать, – твердо заверил тот.
– А на вас? – строго посмотрел на остальных царь-батюшка.
– И на нас! На нас тоже! – шумно загалдела толпа, которая с каждой минутой все более увеличивалась.
– Но, может, вы теперь откроете нам имя нашего лидера? – осторожно поинтересовался сизый нос. Хорошо еще в общем шуме всенародного ликования его вопрос практически никто не расслышал.
– Вам не все равно? Когда придет время, объявят, за кого горой стоит народ.
– А до этого?
– А до этого не терять бдительности! Внутренний враг не дремлет. Назначаешься старшим, – похлопал царь-батюшка по плечу сизого носа.
Тот приосанился и гордо окинул взором остальных.
– Ты его первый товарищ, – пошел раздавать регалии царь-батюшка, похлопав по плечу уже сиплого. – Ты сотник, ты десятник, ты уполномоченный, товарищ уполномоченного, по особым поручениям, свадебный генерал, посаженный жених, посол, полномочный представитель, почетный гражданин, просто хороший человек…
Народу вокруг стояло много, но и должностей хватало. Главное, что все, кажется, остались довольны.
– Ну что, все при командовании или кого пропустил? – зычно крикнул наконец царь-батюшка.
Народ благодарно зашумел. Кажется, царская милость не обошла никого.
Пока полномочные представители и десятники обсуждали планы на будущее и строили предположения, государь незаметно улизнул. Впрочем, кураж в груди не позволил ему просто так вернуться во дворец. Хотелось действовать, пока есть хорошее настроение.
В тот день он успел сформировать еще несколько партий сторонников – тех, кто был за Гортензию IV Успешную, Гортензия III Гордого, Ивана I Справедливого и Стеллу VII Велеречивую. Не говоря уже о нескольких сепаратистских партиях, что хотели править сами – хотя бы в своей семье, пока жена спит. Но чтобы самыми главными. Сторонники были искренние, поскольку справедливости быть повешенным на центральной площади не хотел никто. Хотя в целом справедливость народу нравилась, и они ее одобряли.
К вечеру стал грабить первые лавки – во имя будущей справедливости. К ночи мять друг другу бока, а к утру уже и не разобрать было кто за кого стоит горой, и какой именно справедливости хочется. В ознаменование чего без царских приговоров, а просто чтобы закрепить желание жить в мире и согласии, на центральной площади произвели несколько показательных казней из числа тех, кто сидел в яме без крокодилов.
Народ ликовал.
Впереди всем виделись перемены к лучшему.

Дальше http://www.proza.ru/2011/09/11/321


Рецензии