Бегство

Собирались спешно. Королевский дворец уже осаждали толпы желающих либо самому сесть на трон, либо посадить на него ближайшего товарища. В ходе ночных баталий сторонники Гортензии и Гортензия успели вступить в союз, однако решили, что женщин на царстве они не хотят, а потому им достаточно одного Гортензия. Мстительное величество, припомнив супруге все ее штучки, с энтузиазмом принял народный выбор и стал во главе бунтующей массы. Поскольку Иван-дурак со своей партией так и не пожелал встретиться, они переметнулись к тем, кто поддерживал новую силу, о которой говорил царь-батюшка. Но поскольку лидер из-за границы пока еще не прибыл, его временно представлял сизый нос, в душе надеявшийся, что таинственного лидера по дороге хватит кондрашка, и он сам так и останется единоличным представителем неизвестно кого. Что же касается сторонников Стеллы, то они метались в сомнениях – то перебегая к конкурентам, то возвращаясь назад. Но поскольку сомнения – неизменная составляющая человеческой натуры, то временами войско Стеллы в несколько раз превышало общее количество сторонников всех остальных противоборствующих сторон, после чего сомнения вели в сторону, и она оставалась практически в единственном числе, после чего вновь численность ее партии резко увеличивалось.
– Неблагодарные, неблагодарные подданные… – то и дело повторяла Гортензия, шедшая рядом с Иваном.
– Да будет тебе, – успокаивал ее тот, – поколбасятся еще недельку, и вспомнят тебя, назад попросят…
– Думаешь? – недоверчиво смотрела на него Гортензия, и тут же отворачивалась в сторону. На глаза наворачивались слезы.
– Ну хватит, – утешал ее Иван, – это что, последнее государство в мире? Найдем тебе королевство еще получше этого.
– Ну да, там своих правителей хватает.
– А нет, так с нами пойдешь, у меня печка широкая, всем места хватит…
– Точно, что-то у них было, – толкнул царь-батюшка воеводу локтем. – А строил из себя…
Иван оглянулся.
– Ты бы лучше за собой следил. Это ж надо было так учудить – народный бунт поднять.
– Учудить или отчебучить? – с надеждой переспросил царь-батюшка.
– Да какая разница, – с плохо скрываемой неприязнью, даже не обернувшись, буркнула Гортензия.
– Не скажи… – попробовал было возразить государь, но тут его уже Иван перебил:
– А ты рог почеши, и поймешь, что действительно никакой.
– Вот как раз поэтому можно все-таки констатировать, что между учудить и отчебучить имеется некоторая разница, – привычно пошел философствовать воевода. – А значит, эти слова не совсем синонимы, или даже вовсе не синонимы.
– Вернемся домой, будешь мне законы писать, – одобрил эту тираду царь-батюшка. – Ты, оказывается, не только кулаками махать здоров.
Воевода мечтательно вздохнул.
– Хоть попрощаться-то с ней успел? – сочувственно спросил Иван.
– С кем? – сделал вид, что не понимает, воевода.
– Со Стеллкой, с кем.
Воевода помолчал, а потом признался:
– Я ей… поцеловал…
Гортензия с любопытством оглянулась на воеводу.
– …знамя, – окончил фразу воевода.
Гортензия с ухмылкой опять отвернулась.
– Ну тогда можешь за нее не беспокоиться, – совершенно серьезно заключил Иван-дурак. – С таким благословением с ней ничего не случиться. Еще в гости будем ездить, с официальными визитами… Все вместе ее знамя облобызаем.
Утренняя прохлада уже почти уступала место теплу, которое грозило жарким днем. Гортензия болезненно поморщилась.
– Сейчас бы в тенек.
– У Ивана на печке будет тебе тенек, а пока надо наутек, – не очень удачно сострил царь-батюшка. – Победившая сторона первым делом начинает сводить счеты с проигравшей. А уж более проигравших, чем мы, здесь нет. С нами и те, кто не выиграет ничего при этой дележке, с удовольствием посчитаются – за свои разочарования.
Наконец вдали заиграла на солнце водная поверхность.
– Вот и река, – обрадовался воевода. – Выдержали мы запланированный темп, нашли средство спасения. Форсировать водную преграду не будем, сейчас найдем плавательное средство и отправимся в плавание.
– Ты что, думаешь, у нас тут плавательные средства по берегам валяются? – удивилась Гортензия. – Да будет тебе известно, я еще год назад издала указ – если по берегам реки или иного какого водного объекта будет валяться бесхозной лодка, а пуще того фрегат или крейсер, хозяина даже четвертовать мало.
– Хороший закон, – одобрил воевода. – Значит, точно сейчас что-нибудь найдем. Надеюсь только, не фрегат и тем более не крейсер, они для нас слишком велики.
– С чего это ты взял, что мои законы не выполняются? – ревниво переспросила Гортензия.
– С того. Ты много за последнее время народу четвертовала за бесхозные лодки?
– Что я, считала? Может, никого, а может и сотню. Для того и подданные, чтобы казнить и миловать.
– Так я тебе скажу, что никого. Нечего придумывать такие законы, которые только для взяток и нужны, а выполнять никто не собирается. А раз не собирается, то значит вот она – вполне пристойная для нас лодочка. Видишь, лежит в прибрежных кустиках, нас дожидается. Погрести только тебе, милочка, придется, – поддел Гортензию воевода, придерживая лодку, пока его спутники усаживались.
– Мне? – сморщила носик Гортензия.
– Само собой. А у меня дело в это время есть.
– Это какое же? – еще не веря, что ее избалованным ручкам придется поработать веслами, спросила Гортензия.
– Думу думать буду, куда нам дальше плыть, – хохотнул воевода, отталкивая лодку от берега и запрыгивая внутрь.
Весла, тем не менее, он взял сам и принялся энергично грести к центру реки.
– Охрана-то у вас на водных рубежах такая же надежная, как законы? – спросил воевода. И, не дожидаясь, ответил сам. – Если придерутся, скажем, что рыбаки.
– Мы ведь не похожи на рыбаков совсем, – удивился царь-батюшка. – Кто нам поверит? Надо что-то еще придумать.
– Да что ни придумывай. Захотят поверить, так и согласятся, что мы из подземного царства на небеса гребем, а не захотят, тогда и правда ломаного гроша не будет стоить.
Пока воевода, доверив лодку течению реки, лишь слегка подправлял веслами курс, чтобы их не относило к берегу, путники разложились позавтракать.
– Пирожные где? – недовольно поинтересовалась Гортензия. – Небось, о даме в голову не пришло позаботиться?
– Да вот твои пирожные, – сказал Иван, доставая из дорожной котомки коробочку. – Что я, не знаю, что ты нормальной пищи не ешь? Профитроли подавай.
– Темнота ты деревенская, понимал бы, что такое профитроли, – с некоторой нежностью даже в голосе сказала Гортензия, уписывая за обе щеки пирожные со взбитыми сливками.
– У него, между прочим, печка не в какой-нибудь деревне, а в самом центре столицы, – обиделся за Ивана царь-батюшка. – Так что я на вашем месте присмотрелся бы к молодому человеку.
– Да уж насмотрелась, – фыркнула та.
– Гляньте, какая цаца, – усмехнулся государь. – Королева без трона, да еще в изгнании.
– На вашем месте я бы попридержала язычок. Во-первых, шутить над женщиной – это вообще моветон.
– А во-вторых?
– А во-вторых, как будто не знаете, из-за чего, точнее из-за кого все произошло.
– Конечно, знаю. Из-за тебя самой. Кто придумал всю эту глупость с заменой на троне?
– Не такая это была и глупость. Просто кое-кто спутал все карты.
– А кое-кто – это кто? Стелла? Или мы? Или еще кто?
– А чего это вы о себе во множественном числе – мы… – язвительно заметила Гортензия.
– Царям так положено, если ты еще не забыла. За ними ж народ стоит, который верит  в своего государя и уповает на него, ибо он опора и надежа всем чистым помыслам нашим.
– Да за тобой сейчас ровно столько же народу, сколько и за мной. А то я не знаю, что ты тоже в изгнании. Только я, может, без трона, зато ты с рогами. Верно, Ваня? – неожиданно милым голосом спросила она, и прижалась к Ивану-дураку.
– Я… это… – смутился тот.
– Тебе кто, в конце концов, ближе – я или они? – с укоризной спросила Гортензия.
Иван еще более растерянно посмотрел на своих спутников.
– Ты, дорогая, разлад в наши дружные ряды не вноси, – пришел на выручку Ивану воевода. – Наш Иван хоть и дурак, а поумнее многих. И на штучки эти ни его, ни нас не проведешь.
– Больно надо, – отправила последний кусок пирожного в рот Гортензия и совсем не по-королевски облизнула пальцы. – Вкусно, – похвалила она Ивана, – спасибо тебе большое.
– Да ладно, – засмущался он, – кому-то надо ведь было о тебе позаботиться…
Река бежала и бежала, и день подходил к концу. Вечером они рискнули выбраться заночевать на берег. Иван-дурак и воевода быстро соорудили пару уютных шалашей – отдельно для себя и Гортензии. Иван-дурак, несмотря на все двусмысленные намеки, полез спать вместе со всеми.
– А что у вас за соседи по ту сторону границы? – спросил царь-батюшка, когда они с утра вновь тронулись в плавание. – Доверять им можно?
– Доверять всем можно, – пожала плечами Гортензия, – до поры до времени. Мы, вон, тоже своему народу доверяли, а сейчас, поди, весь газон вокруг дворца истоптали.
– Я даже в том смысле, нельзя ли там, у ваших соседей, чего-нибудь отчебучить, – с надеждой добавил государь.
– Тебе того, что у нас было, мало, что ли? – удивилась Гортензия. – А вообще отчебучить где угодно можно, но если будем просить политического убежища, как-то неудобно.
– Это тебе надо убежище, а у нас совсем другие цели, – туманно ответил царь-батюшка.
– Не знаю уж какие у вас цели, но только точно говорю, что вряд ли. В геополитическом смысле нам повезло с соседями, все сплошь миролюбивые державы, даже нотами под настроение обменяться не с кем. Но убежище у них просить – дохлый номер, переночевать и то не пустят.
– Что, настолько миролюбивые? – понимающе усмехнулся царь-батюшка.
– Ну да, ссориться ни с кем не хотят. Жизнь налажена, уверенность даже в послезавтрашнем дне присутствует, и чужие внутренние дела к себе поэтому не допускают ни в каком виде.
– Вы что, и не выпили ни разу по-соседски? – удивился Иван.
– Ну да, муженек мой, как выходной от царского правления день, так сразу несется с неофициальным дружеским визитом. Уж от этой лосятины и кабанятины не знали куда деваться. Лавку собственную пришлось открывать.  Хотя я точно знала, что ни на какой охоте он не был, а если и стрелял с дружками, то только глазами по юбкам местных шалав.
– Откуда это ты знала? – немедленно среагировал Иван.
– Знала, и все, – отрезала Гортензия.
Странным образом ни на одном из кордонов их даже не пытались остановить. А потом путешественникам до того понравилось плавание, что они сходили на берег лишь для того, чтобы пополнить запасы ключевой воды и настрелять дичи. Воевода с Иваном проявили недюжинные способности на охоте, а Гортензия вынуждена была освоить искусство приготовления обедов и ужинов. Завтракать она демонстративно отказывалась под предлогом того, что утром у нее нет аппетита, и спала до тех пор, пока опять не складывали пожитки в лодку, чтобы пуститься в плавание.
– Пирожных ей подавай, вот и выделывается, – прокомментировал вполголоса ее поведение Иван.
Этим же вечером он вышел вроде бы прогуляться по лесу, а вернулся только под утро, когда котелок с чаем вовсю кипел на костре. Первым делом растормошил Гортензию, и заставил присоединиться к остальной компании, вручив, под удивленными взглядами товарищей, коробочку с пирожными.
– Да здесь недалеко, – пояснил он неожиданное появление коробочки. – Только у них по ночам лавки не работают, заразы, пока хозяина нашел, пока то да се…
Воевода с государем даже аппетита лишились, глядя, как Гортензия с плохо скрываемым наслаждением уписывает пирожные одно за другим.
– Неплохо, хотя у нас, конечно, в такие вот штучки миндальные орехи еще кладут, – с королевской сдержанностью похвалила нежданно-негаданно появившееся лакомство Гортензия.
Иван довольно улыбнулся и налил себе полную кружку ароматного чая, настоянного на лесных травах.
– Ну и как там, в деревне? – поинтересовался царь-батюшка. – Нет ли смысла остановиться в этих местах, отчебучить чего-нибудь?
– Бесполезно, – сказал Иван. – Скучно живут, все есть, ничего не надо, законы жить не мешают. Таких не расшевелишь.
– Сколько же нам еще плыть? – вроде бы как всегда недовольным голосом, но с радостным блеском в глазах спросила Гортензия.
– Пока плывется, – решительно ответил царь-батюшка. – Нам, знаешь, тоже без дела веслами махать неинтересно, но и время нельзя терять, дома ждут. Дружок у меня есть, ну как дружок – министер, вот-вот уже из заграничного турне вернется. А меня нет. Представляешь, что будет?
– Переворот? – как о само собой разумеющемся спросила Гортензия.
– Типун тебе на язык. На это у него ума не хватит. А вот стащить полцарства к себе домой – это он враз. И не отнимешь потом, скажет – мое…
– Стащить? – переспросила Гортензия.
– По-вашему украсть, – согласно кивнул головой царь-батюшка.
– А по-нашему стырить, – добавил Иван.
– Как? – удивилась Гортензия. – И чем это отличается от украсть? Или своровать?
– Мы, конечно, ваших консерваториев не кончали, – важно заявил Иван, – но только разница существенная, как между украсть и своровать. Украл – это значит виновник какой-никакой, да есть.
– А стырил?
– А стырил – это значит пропало само.
– Как это само?
– Вам, чужакам, не понять. То и значит. Было, а потом нету. Куда делось? Стырили. А это значит, что ищи – не ищи, а уже вещь потеряна. Потому мы не дикари какие, а цивилизованная нация и понимаем, что никакое дознание по этому поводу затевать смысла нет. Легче ветер в чистом поле поймать, чем того, кто стырил. А все думаешь почему?
– Почему? – растерянно хлопнув ресницами переспросила Гортензия.
– Потому что души наши непредсказуемые, вольные и непредсказуемые. Сегодня мы стырили, а завтра последним поделились, а то и за так отдали. Это ни в каком законе не опишешь, но всем и без законов все ясно.
Гортензия ошарашено посмотрела на Ивана, но ничего не ответила, а потом, погрузившись в раздумья, стала молча смотреть на убегающую куда-то вдаль гладь реки.
И опять они плыли, плыли… Когда тихо, чтобы не нарушать окрестную благодать, беседовали, а когда и просто молчали в восхищении перед величественной природой, какой ни Гортензия, ни ее спутники не видали никогда. Вековые деревья настолько величественно взметались в небеса, что душа невольно замирала, и становилось немного не по себе.
– Не хотела бы я в таких вот местах жить, – передернула плечами Гортензия. – Всю жизнь будешь бояться лишний шаг ступить, чтобы не порушить этакую благодать. Здесь даже не покапризничаешь в удовольствие, потому что гармонии не будет между окружающим великолепием и своими капризами.
Вдруг из самой чащи выбежал бурундук. Смешно встал на задние лапки и принялся приветливо махать им передними. Или только показалось, что он приветливо машет? Зверек-то маленький, поди разбери, что он на самом деле вытворяет.
Но нет, вслед за бурундуком из лесу появился медведь, и пустился плясать вприсядку, явно рассчитывая на зрительский успех. Потом белые волки танцевали вальс, белки парами и тройками одновременно прыгали с одной ветки на другую, и, в конце концов, кто-то прямо с ветки дерева бултыхнулся в воду и стремительно поплыл прямо к ним.
Сколь путешественники ни приглядывались, понять, кто с такой скоростью приближается, и не несет ли это какой угрозы, было невозможно.
– Ой, мамочки… – все же не выдержала Гортензия.
– Спокойно! – взял ее за руку Иван-дурак, напряженно вглядываясь под воду.
Если бы он, так же, как и все остальные, не видел, что это существо упало в реку прямо с дерева, он бы сказал, что это рыба.
Но это была не рыба.

Дальше http://www.proza.ru/2011/09/11/322