Призраки

– А если вы их найдете, заберете с собой? – наконец спросила нежить.
– С собой? – наконец среагировал и царь-батюшка.
– Ну конечно. Если обещаете, то и мы вам поможем. И не мы одни.
– Обещать-то, конечно, можно… – задумчиво произнес воевода.
– А в чем препятствие? 
– В том, что они нужны нам на один раз – только спросить.
– Ну так забирайте их к себе на землю, там и спрашивайте сколько угодно. И раз, и не раз. Лишь бы подальше от нас.
Нежить хохотнула.
– Стихами из-за вас заговорил. Вы, дорогие, хоть понимаете, что это ваша единственная возможность вернуться в свой мир? И не просто возможность – вам еще и помогать все будут.
– Неужели так допекли? – слегка усмехнулся Иван-дурак.
– А что ты смеешься? Еще как допекли. На них же никакой управы. У нас здесь свои законы, а они пришли собственные порядки устанавливать. Добро бы сами сдохли, а то ведь как были живыми, так живыми и бегают. А уж что с нами, нежитями, вытворяют, и пересказывать страшно. Мы ведь и так настрадались – сначала из живых стали мертвыми, а потом из мертвых полуживыми. Трудно без души-то… Пока были живыми – не понимали этого.
– А что вы чувствуете без души? – совершенно заинтересованно спросил Иван-дурак.
– Вот ты сейчас, дорогой, гладишь руку своей девке и летаешь где-то высоко-высоко… Такого нам уже точно не дано больше испытать… – бесцеремонно ответила нежить. – Вот тебе и душа человеческая.
– Мог бы и помолчать об этом, – недовольно проворчала Гортензия.
– Вы нас, дорогие, не стесняетесь, можно сказать, на наших глазах милуетесь, а мы молчать?
– По-вашему, если не любить, то и душа, что ли, не нужна? – перебил всех царь-батюшка.
– А по-вашему по другому? Ну а для чего тогда душа, дорогой?
– Да мало ли… Просто есть она, и есть.
– Он имел в виду, что душой можно заботиться о своих подданных, о государстве, дружить, работать, мечтать, – пояснил Иван.
– А без души это можно делать, дорогой?
– Но это будет уже не то… – осторожно возразил государь. – Что ж я, не понимаю?
– Но ведь можно?
– К чему ты это? – недовольно проворчал царь-батюшка. – Под землю попали, и тут бабские разговорчики про любовь…
– Это, дорогой, ты пока живешь, думаешь, что это не важно, а когда станешь нежитью на многое смотришь совсем по другому. Это если ты настоящая нежить. Но бывает, что человек при жизни становится нежитью, душа ему не нужна. Таких, конечно, трудно в чем-то переубедить.
– Ты на меня, что ли, намекаешь? – еще более недовольно проворчал царь-батюшка.
– Нет, всего лишь хотел тебе напомнить, что душа может летать только в любви. И я вашему Ивану с его колючей девкой даже завидую…
– Ничего я не колючая, – совершенно беззлобно возразила Гортензия. – Ты ко мне не приставай, и я к тебе не буду.
– А мне, стало быть, не завидуешь? – ревниво продолжал ворчать государь.
– Как можно завидовать рогоносцу?
– Что ты понимаешь? Я рогоносец – не потому что рогоносец. А потому что у меня рога. Это разные вещи совершенно. Но пока у меня рога, душа мне не нужна – это совершенно точно, а потому что ты там говорил об уговоре-то? Мы согласные!
– Тогда нечего рассиживаться, мы уже у цели.
– Так они где-то рядом? – прокряхтел, с готовностью поднимаясь, царь-батюшка.
– Кто, дорогой?
– Ну как кто? Колдуны эти.
– Слишком легко жить хочешь. Ты еще поймай их, да не одного, а обоих сразу. Нет, нам сначала нужно доложиться кому надо по инстанции, получить разрешение на то, чтобы вы могли беспрепятственно перемещаться по нашему миру. А потом уж в поиски.
– Ну и чем вы тогда отличаетесь от нас? – привычно ворчал царь-батюшка, вышагивая вместе с остальными. – Такая же бюрократия, на все нужны справки и допуски…
Странное дело, вроде бы они давно уже ходили по подземному миру, настолько давно, что пора было кончится силам даже у самых выносливых, однако все по-прежнему были достаточно бодры и свежи, насколько можно было оставаться свежим после нескольких часов блужданий в кромешной тьме под землей.
– А что это твой спутник все время молчит? – чтобы хоть чем-то развлечь себя во время бесконечной дороги спросил Иван-дурак.
– Это не он, а она, дорогой, – строго поправила нежить.
– Да все равно.
– Это тебе все равно, а мне – нет, я и в той жизни любил женские компании. Молчит, потому что нежити и не положено разговаривать.
– А что ж ты говоришь?
– Всякие бывают исключения. Это как в мире живых, всем полагается говорить, но есть те, кому это не суждено. Вы их называете немыми. Вот и я такой же немой, только наоборот.
– А почему не положено разговаривать? – не сдавался Иван.
– Потому что мы нежить. Это вокруг мертвеца еще может летать его бесхозная душа, а у нас внутри полная пустота. О чем с нами говорить? Пустота – она и есть пустота.
– Нытик ты, а не нежить, – в сердцах бросил царь-батюшка. – О чем не спроси, все на душу переводит.
– Нет ее – души-то, – рассудительно заметил воевода, – рефлексы одни, это на лягушках тыщу раз доказано.
Неожиданно впереди замерцал огонек. Это было настолько удивительно, что шедший первым после нежитей воевода даже слегка зажмурился.
– Есть все-таки свет в конце туннеля! – обрадовался он.
– Рано ликуете, дорогие. Нам еще через царство призраков идти. А там даже нам, нежити, и то несладко. Пока не получено высшее благословение, мы все здесь абсолютно беззащитны. А вы так и просто покойники. Призраки сроду в этих местах живых душ не видели, позабавятся вами сейчас. Готовы?
И они вышли наконец туда, где был хоть какой-то свет. Не то, чтобы света было очень много, но он присутствовал, и манил к себе. Очень манил. Голубовато-зеленый, у него не было устойчивого цвета, слегка мерцающий и даже, казалось, имеющий свой дурманящий запах. От него кружилась голова и холодело где-то внутри – там, где, должно быть, у нежитей, была когда-то душа. А у них она и вовсе еще присутствовала, и сейчас, под этим напором из мира призраков, она словно свернулась в клубочек и боязливо напряглась, ожидая, что с ней будет дальше. Их проводники при этом мерцающем освещении оказались похожими на обычных людей, только совсем голых. Впрочем, они совершенно не стеснялись своей наготы. Слегка помявшись перед тем как ступить в мир призраков, путешественники сделали первый шаг.
– Вас, дорогие, будут щекотать и дергать за волосы, но вы, главное, не показывайте вида, что испугались. Иначе этот призрак будет преследовать вас до самой смерти, а она в таком случае совсем рядом.
– Как же их не бояться? – тихо спросила Гортензия, которую начал бить легкий озноб.
– Тебе, дорогая, это проще всего. Ты просто держись за своего Ивана, а он не испугается потому, что ты рядом, ему перед тобой будет стыдно. Тебя, рогоносец, совсем другие мысли сейчас одолевают…
– Я не рогоносец, – вяло возразил царь-батюшка, но нежить даже слушать его не стала.
– …Ну а тебе, солдату, и вовсе не к лицу страх. Стало быть, это испытание должны пройти с честью.
– Холодно, – пожаловалась Гортензия через некоторое время.
– Первый признак того, что здесь призраки, – заверил всех воевода. – Я слышал есть такой корабль-призрак, так тот всегда в инее весь является… Еще серой сейчас запахнет.
– Книжек надо меньше читать, – возразила нежить. – Какой тебе под землей запах серы? Мы здесь все равны. А призраки хоть и лишены тела, но не настолько безмозглы, чтобы показываться вам на глаза. Они везде и нигде, дорогие. Вам надо это понять.
Никаких следов призраков вокруг действительно не наблюдалось, однако с каждым шагом становилось все холоднее и холоднее. Вскоре сзади послышалось легкое покашливание.
– У него температура, – осуждающе посмотрев на спутников, сказала Гортензия.
– Это же надо, – прокряхтел царь-батюшка, – каких опасностей избежать, под землей побывать, а загнуться от обычной простуды… Даже русалкин хвост толком не общупав…
– Вот верно про тебя говорят – бездушный, – осуждающе сказала Гортензия. – Никакого сочувствия к заболевшему товарищу.
– Про любовь мне еще что-нибудь задвинь, – заворчал царь-батюшка. – У нас аспирину с собой все равно нет, и костер мы тут не разведем, так что терпите там вдвоем. Смотри сама от него не заразись… А то своим кашлем на пару всех мертвецов вокруг перебудите.
Послышался легкий раскатистый смех, моментально забегавший по всей округе тысячами, десятками тысяч голосов.
– Видишь, – даже призракам смешно такие слова слышать, – злобно прокомментировала Гортензия.
Однако смех не стихал, он перерастал в хохот, потом журчал колокольчиками, и снова нарастал. Смех был совершенно невыносимым, он проникал в каждую клеточку тела, ощущался всем существом, и от этого страшно раскалывалась голова, а ноги отказывались идти дальше. Даже нежити чувствовали себя несладко, а что уж говорить о людях. Выручало то, на что и указали нежити перед тем, как войти в царство призраков. Воевода чувствовал себя воином, которому не к лицу страх. Царь-батюшка думал о том моменте, когда с него спадут рога и отвалится хвост, и больше его в настоящий момент не интересовало ничего. Гортензия, несмотря на то, что Иван чувствовал себя все хуже, ничего не боялась рядом с ним, ну а Иван-дурак вовсю хорохорился, поскольку рядом с ним была очаровательная молодая девушка.
Задул ветер. Ледяной, совершенно ледяной ветер, который сбивал с ног и не давал идти. Хохот вокруг становился все сильнее и просто сводил с ума. Вдобавок ко всему – руки. Голые, склизкие, противные руки забирались под одежды и аккуратно щекотали кончиками пальцев. Или не пальцев… Ведь вокруг по-прежнему не было никого, кроме двух нежитей и пришельцев из живого мира.
Первым начал сдаваться царь-батюшка. Ноги его подкашивались, и он стал засыпать на ходу.
– Нельзя, – пхнула его кулаком в бок нежить, – ни в коем случае не спать, иначе живыми вы уже не проснетесь. Станете такими же призраками – на проклятие всем, кто остался на земле.
– Я только чуть-чуть, – умоляюще прошептал царь-батюшка, – и тут же проснусь. Просто немного побуду с закрытыми глазами…
– Не спать, – еще сильнее врезала ему нежить, но в это время начал валиться с ног воевода.
Царь-батюшку все же удалось встряхнуть и поставить на ноги, и тут рухнула как подкошенная Гортензия.
– Сейчас уйдем, – безразличным тоном объявила нежить.
Однако подействовали слова только на Ивана. Он бережно, несмотря на душивший его кашель и раскалывавшуюся от внутреннего жара голову, поднял Гортензию на руки и пошел с ней дальше. Правда, шаг был нетвердый – видно, что каждое движение давалось с большим трудом.
Смех, однако, усилился, перерос в хохот, а ветер неожиданно было стих, и потом налетел с новой силой. Однако сбить Ивана с ног ему было не под силу, ведь у него на руках была самая драгоценная ноша.
Нежити стояли, и растерянно смотрели на засыпающих у их ног воеводу и царя-батюшку. Казалось, нет силы, которая могла бы поднять эту парочку на ноги.
Завывал ветер, хохот призраков, сделавших свое дело, улетел дальше, он кружился и рассыпался во все стороны вокруг Ивана, спасавшего сейчас Гортензию. А воевода с государем уже спали сладким сном.
Нежити с сожалением посмотрели на них, и обернулись, чтобы идти дальше. Никого из них спасти уже не представлялось возможным. Да и, в конце концов, и тому и другому все равно суждено было оказаться в подземном мире.
– От ить зараза-баба, – встрепенулся неожиданно царь-батюшка. – И здесь достала…
Сонно потер глаза, а потом посмотрел вокруг.
– Где это я? – растерянно спросил он.
Однако ответа так и не дождался.
Неожиданно его взгляд уперся в сладко спящего воеводу.
– Это еще что такое? – искренне возмутился государь. – Война на пороге, а военачальник дрыхнет беспробудно?
И что есть силы шмякнул того ладонью по заднице.
– Вставай, тревогу проспишь!
Воеводе словно именно этого и надо было. Вскочил и даже честь отдал, несмотря на непокрытую голову.
– Ты что же это, стервец, воинскую присягу нарушаешь? – напустился на него царь-батюшка. – Тебе коронованную особу доверили охранять, а ты на боковую? Знаешь, чем это пахнет? Государственной изменой это пахнет! Трибуналом это пахнет! Разжалованием в рядовые это пахнет! Пойдешь пушку стеречь, какую давно свистнули, и за пропажу ответишь головой, вот чем это пахнет!
Воевода изо всех сил вытянулся во фрунт, зажмурил глаза и подкарауливал тот момент, когда царский гнев будет постепенно сходить на милость. Именно так обычно и случалось с государем. Бывало, чем сильнее нагоняй, тем тяжелее потом медалька, которая доставалась в награду за страдания перед царем и отечеством.
Призраки, почуявшие оживших жертв, бросили Ивана-дурака вместе с Гортензией, которые уже выбирались из их вотчины, и с новой силой накинулись на воеводу и государя.
Поздно!
Царь-батюшка уже вошел в раж, и до всего остального уже просто не было дела. Ну а воевода не слышал в этот момент ничего, кроме начальственного разгоняя. Он сладко зажмурился, привычно пропускал мимо ушей царственную брань и бдил за изменением тембра голоса.
Наконец пыл верховного главнокомандующего стал угасать, и царь-батюшка вспомнил о том, где они находятся и что в ближайшее время надо делать.
– Я иду первым, ты замыкаешь, – коротко приказал он воеводе и широким шагом двинулся вперед. Воевода послушно пристроился сзади и зашагал в ногу, больше всего на свете опасаясь сейчас сбиться с ритма и ступить правой в то время, как непосредственное начальство сделает шаг левой.
– Марфа моя, и здесь явилась, – перекрикивая шум ледяного ветра, рассказывал царь-батюшка. – Пришла ко мне и говорит, чой-то пока она мне там верность блюдет, я здеся за русалками бегаю. Главное, я ей отвечаю – даже на ошшупь не знаю, что это за русалки, и какой у них такой хвост – склизкий, ай нет. А она, зараза, не верит. Ты уж, когда вернемся, смотри не выдавай нашего антиресу к ентим особам.  А я тебе за енто – медальку, или даже орден. Не поскуплюсь.
Хохот был нестерпимым, ветер такой, что мог сдвинуть горы с места, однако царь-батюшка рассказывал о Марфе, а это упоминание было потверже любой скалы. Что же до воеводы, то пропустить хоть слово из этого монолога, особенно после того, как явно проштрафился, было совершенно невозможно. Тут уж не до призраков.
Вскоре ветер стал стихать, царь-батюшке все меньше приходилось напрягать голосовые связки, чтобы перекричать доносившийся со всех сторон хохот, и со словами «Марфе моей армиями командовать, а не дома детям сопли подтирать» они ступили на твердую землю, где их уже дожидались нежити и Иван с Гортензией.
– Чего это с ней? – деловито кивнул царь-батюшка на девушку.
– Устала, не видишь? Сейчас передохнет немного, и дальше двинемся. Хочешь, тоже ложись передохни, мы с воеводой постережем.
– Не-не-не... – протестующе замахал руками царь-батюшка. – Выспался уж, больше не хочу пока, а девушка пусть поспит, ей надо. Ишь, тоже за меня, венценосную особу, страдает. И за мученичество енто обязательно воздастся.
Царь-батюшка величественно сложил на груди руки и задумался о чем-то своем.

Дальше http://www.proza.ru/2011/09/11/332